Быстрее империй

Глава четвёртая. Новый след

Привычно пропустив зиму и большую часть весны, я, прежде чем пускаться в торговую круговерть, посетил Арзамас. Легализовавшись в Охотске, я мог забыть про «родной» город. Но одна голова хорошо, а две головы при двух документах лучше, и потому раз в пять лет – на больший срок паспортов людям власти не выдавали – я заскакивал на историческую родину.

Урегулировав дела, связанные с городскими службами, податями и прочими гражданскими и сословными обязательствами, я пришёл выправлять паспорт.

– Что у тебя там, в Сибири? Говорят нелады? – добродушно спросил чиновник, имя которого я, получив паспорт, каждый раз благополучно забывал.

Мои нелады с камчатскими или охотскими властями вряд ли его волновали. Главное чтобы я здесь все повинности исправно нёс, а если что там учинил – пусть у тамошних начальников и голова болит. Спросил он так, разговор поддержать или скорее продемонстрировать собственную осведомлённость. Получая всякий раз песца или лисичку в подарок, мелкая бюрократия заискивала до омерзения.

– Кто говорит? – слегка удивился я.

– В прошлом году приезжал один, про Сибирь рассказывал, – охотно пояснил собеседник. – Говорил, мол, вы купцы там друг друга режете почём зря. От мехов совсем головы потеряли. А про тебя, говорил, что петля, мол, плачет.

Упоминание неизвестным гостем моей скромной личности насторожило. Во-первых, я избегал рекламы, а, во-вторых, в Сибири меня принимали за местного купца и про «арзамасские корни» знали единицы. Кто-то определённо взялся за следствие. Но кто? На конкурентов мало похоже, не те у них возможности, да и чего они забыли в Арзамасе? Мафия в восемнадцатом веке имела не тот масштаб, что в двадцатом. С властью я покуда не ссорился, если не считать иркутской эпопеи, причастность к коей, как я надеялся, до сих пор оставалась тайной. А не тот ли это знакомец Брагина, что рыскал в прошлом году по Нижнему Новгороду и обещал появиться на ярмарке? И не он ли, побывав инкогнито на Кадьяке, обронил там монетку?

Значит, неуловимый засланец из будущего вновь появился на горизонте. Ожидать, что он ищет меня, чтобы передать весточку от знакомых, не приходилось. Скорее всего встреча не сулила мне ничего доброго, а значит стоило знать о человеке побольше. И вот в моих руках оказался вдруг кончик ниточки. Ну что ж, попробуем этот клубок размотать. Стараясь выглядеть невозмутимым, я поинтересовался, как тот человек выглядел и кем представился?

– Я с ним чай не пил. Сущая лиса, – чиновник кивнул на шкуру чернобурки, словно это могло подтвердить правоту его слов. – Всё больше возле Фёдорыча крутился.

Фёдорыч был начальством. Слишком крупным, чтобы простому купцу, вроде меня, так запросто расспрашивать его о прошлогоднем собутыльнике. Но если этот тип тот, о ком я подумал, одним только чиновничеством он не ограничился. Наверняка попытался выведать что-нибудь у здешних купцов.

К ним я и отправился. Следует заметить, что купцы центральных губерний были не столь свободны в словах и поступках, как их собратья с фронтира. В парадоксальном сочетании с наглостью, осторожность была ведущим жизненным принципом сословия. Но здесь, в центральных губерниях, осторожность относилась к иному роду – была она не звериная, как на фронтире, где ожидаешь честной схватки пусть и с лживыми людьми, а человеческая, заимствованная у царедворцев и вообще людей подневольных.

С трудом удалось распутать узелки интриги. По намекам, отговоркам, неохотным кивкам складывалась картина. Интересующий меня человек беседовал, как выяснилось, со многими, и с каждым говорил о разных вещах, а моё имя всплывало, как бы между прочим, в перечне ли купцов, которые промышляют на стороне, среди ли городских богатеев, жертвующих на храмы или торговцев, что закупают ружья у Павловских мастеров. А всплыв, тут же погружалось, затираемое в памяти пустым разговором, о том и о сем. Так что не всякий из собеседников сразу и вспоминал о такой мелочи, как моя персона, а все больше напирал на выходку, какую учинил чиновник перед уходом. Не иначе мой оппонент насмотрелся кино про Штирлица, а как завещал нам товарищ штандартенфюрер – запоминается последняя фраза.

– Егором Никитиным он назвался, – всплыло в разговоре имя.

С именем стало проще. Теперь можно было попытать удачи и в Нижнем Новгороде.

Перескочив на Волгу, я вдруг оказался среди громадной флотилии лодок, корабликов, галер. Суда, пристани, постройки на набережных и спусках украшали флажки и ленты, а люди, стоящие на берегу, вырядились в праздничные одежды. Без устали гремели колокола, шумели толпы, где-то в Кремле палили из пушек и ружей.

Как-то неудобно, даже, пожалуй, опасно, спрашивать о том, что знают все, но из обрывков разговоров, криков причина торжеств объяснилась – в Нижний Новгород прибыла императрица. Прибыла с верховий на эскадре из галер и лодок, с огромной свитой знати, послов и сонмом прислуги.

Как ни странно, но особых мер безопасности власти не приняли. Никаких гренадеров или казаков, проверяющих паспорта на улицах, никаких патрулей, блокпостов, никаких зачисток или высылки ненадёжного элемента. Люди самых различных званий и сословий шатались свободно по набережным и спускам. Они от души веселились, кричали патриотические лозунги, с любопытством обступали вельмож. Многие, как я заметил, пребывали уже под хмельком.

Не застав Брагина дома, я отправился на почтовую станцию, которая располагалась в двух шагах от Кремля. Её двор сейчас напоминал штрафную стоянку. Клиенты, побросав кибитки, отправились смотреть на самодержицу и её пышную свиту. Ямщики пост не покинули. Используя высочайший визит как удобный повод, они вместе с комиссаром устроились в избе и выпивали за «многие лета» государыни.

Меня гнать не стали, приняв за клиента. Усадили за стол, угостили. Выставленная фляга с литром водки подпольной сибирской выгонки окончательно открыла мне сердца тружеников вожжей и хлыста.

После третьего тоста во здравие Ея Императорского Величества, я осторожно начал расспросы. Сперва, как водится, про лошадей, овёс и провозные деньги, потом о дураках и дорогах. Наконец, подвёл дело к «странному человеку», с которым якобы встретился недавно в Арзамасе.

Клюнуло!

Этот самый Егор Никитин, или как утверждали извозчики Егор Никитич, прибыл в Нижний Новгород из Мурома прошлым летом, а в начале зимы уже по санному пути отправился в Козьмодемьянск, имея подорожную аж до Тобольска.

По поводу его чина ямщики заспорили. Один утверждал, что привёз в Нижний Новгород коллежского асессора, а второй настаивал, что увозил уже коллежского советника. Что любопытно – пьяный почтовый комиссар соглашался с обоими подчинёнными.

– Кто-то из вас ошибается, – предположил я, инсценируя сильное опьянение. – Немудрено эти чины перепутать. Асессоры, компрессоры, агрессоры.

– Врёшь! – взревел комиссар. – Вот этой вот ик!.. рукой! – Он показал ладонь, а затем сжал её в кулак и грохнул по столу. – Сам записывал!

Слегка покачиваясь, чиновник отправился в свою комнатушку, вернулся и, сдвинув рыбные шкурки, хлопнул об стол книгой. Старательно слюнявя палец после каждой перевёрнутой страницы, иногда отвлекаясь на короткую реплику, комиссар, наконец, добрался до нужной записи. Бумага подтвердила стремительную, прямо-таки гагаринскую карьеру заезжего чиновника и лишний раз намекнула, что я имею дело с резидентом неизвестной конторы.

– А в Арзамас кто его возил? – спросил я.

– В Арзамас? – удивился комиссар. – Из наших ик!.. никто не возил. Может из городских кого нанял, или на базаре тамошних повстречал.

Итак, дело сделано, можно и откланяться, но мы тоже кино про Штирлица смотрели и про последнюю фразу помнили. Раз играть, то до конца. Путая следы, я расспросил ямщиков о дороге на Лысково, выпил ещё разок за монаршие здоровье, и только тогда распрощался с хозяевами, обещая зайти через пару дней.

Проследить дальнейший путь Егора Никитина не удалось. В Казани его след обрывался. Расспросов он там не вёл и вообще будто в воду канул. То ли сменил имя, то ли ушёл через дыру в пространстве. Тамошний почтовый комиссар отличался редким слабоумием, а большинство ямщиков оказались в разъезде.

Дело пришлось закрыть.

***

Неудачу в Казани компенсировала находка на островах.

– Есть один паренёк, который говорит иной раз больно уж кудряво, – доложил Комков. – Не то чтобы у него совсем уж мозги заплетаются, но многим порой непонятны его слова.

Я сперва отмахнулся. Мало ли, мол, в Бразилии Педро. Подозревать всех и каждого последнее дело. Мы ещё в прошлом году проверили дюжину людей со схожими приметами, и всякий раз вытягивали пустой билет. Заподозрить в странностях можно было почти каждого: хоть Расстригу с его расспросами, хоть Анчо с его извращённой философией, а большинство кандидатов в шпионы просто-напросто употребляли словечки из говоров незнакомых приказчику. Местных диалектов и профессиональных жаргонов в России обнаружилось, хоть диссертацию пиши.

– Ты послушай, – не отставал Комков. – Раз уж сам просил присмотреть, то и слушай.

– Слушаю, – сдался я.

– Он много чудит и слова путает часто, будто точно не знает, что они означают. А то как загнёт, не сразу и поймёшь, что хочет сказать? Давеча вот про атмосферу говорил.

– В каком контексте? – заинтересовался я.

– Вот-вот, – хмыкнул приказчик. – Ком в тесте.

– По какому случаю? – внёс я поправку. – Ну атмосфера что – плотная, дружелюбная, богемная?

– Не знаю. Что-то о воздухе говорили, влажный, мол, гнилой. Ерунда какая-то, воздух как воздух. Он бы в Якутском подышал в жару.

– О воздухе, это нормально. Обычное греческое слово, – отмахнулся я. – А может латинское. Уж и не упомню. Наверняка прочитал в какой-нибудь книге. «О прохождении Венеры через диск Солнца», например. Хотя одно это уже должно вызывать подозрение.

– Да уж, – согласился Комков. – Из наших парней мало кто с буквами ладит. Слушай дальше. Я как парня на заметку взял, так прислушиваться стал. И одно за другим из него полезло. Однажды он по ошибке назвал Голландскую гавань Датской. Что за оказия?

– Вот это уже теплее, – встрепенулся я. – Гораздо теплее.

– И подбивал народ двигать дальше. Ставить крепость во имя Нового Архангела. Чудной какой-то. Что за Новый Архангел? Может из староверов он из каких редких?

– Кто такой? – я уже почти не сомневался, что Комков нашёл кого нужно.

– Лёшка Тропинин, – сообщил приказчик. – Правда, не баловал, не вынюхивал особенно, разговоров воровских не вёл. Точно не из трапезниковских. Парень как парень.

– Хм. Тропинин, что-то не припомню такого.

– Он не из наших, не из охотских. Да и на Камчатке вроде как случайно оказался. Не знает его никто из тамошних. Поговаривают, в гавани Петра и Павла к «Захарию» пристал, а потом сюда ушёл вместе с ними.

– Случайно оказался? Ну-ну. А знаешь, может ты и угадал. Пригласи-ка его на чаёк.

– Никак невозможно, – ответил Комков. – Неделю назад он на Афон с артелью ушёл.

– На Афогнак, – машинально поправил я.

Эти промышленники, как дети, всё переиначивали на свой лад.

***

Прибытие Окунева и Яшки отвлекли от следствия. Небольшая гавань заполнилась до отказа, поднялась суета, люди и грузы требовали внимания, а на горизонте замаячил долгожданный бросок на юг. Окунев тут же взялся латать «Онисима», утверждая, что тот выдержит хоть кругосветку. Я даже забыл на время о прочих проблемах, пока однажды Комков не прислал за мной человека.

Приказчик подвёл меня к единственному оконцу конторы, прозванному в народе бычьим глазом за мутное пятно посреди стекла. Свет такое окно пропускало, но с «изображением» были проблемы и чтобы разглядеть детали, приходилось смотреть ближе к краю.

– Вон тот молодой и есть Тропинин. Алёшка. А как по батюшке не знаю. Мал он еще для «по батюшки».

– Понял.

Парень лет двадцати ничем не отличался от прочей братии. Обычная для фронтира одежда, грязные спутанные волосы, медвежья качающаяся походка, свойственная большинству зверобоев. Может, я видел его в крепости и раньше да внимания не обратил.

– Позови его, а сам погуляй пока, – попросил я товарища.

Комков не обиделся. Я наблюдал, как он подошёл к пареньку и передал приглашение. Тот, пожав плечами, направился к избе, а приказчик тут же нашёл себе занятие. Люди перераспределялись, корабли чинились. Пополнялись запасы рыбы, добивался калан. Все ожидали рывка на Архипелаг. А мне теперь предстояло разобраться с прошлыми неприятностями и обезопасить перед походом тылы.

В дверь постучали. Я машинально оглядел комнату, отметил наличие на столе водки, закуски, и усмехнулся – ну, прямо девушку ожидаю на ужин. Проверив пистолет, предложил войти.

– Звали меня? – спросил парень. – Я Алексей Тропинин.

– Лёшка, значит?

– Можно и Лёшка, – согласился тот.

– Садись.

Он сел. Я не знал с чего начать разговор и размышлял, не налить ли водки? Но, подумав немного, решил не спешить.

– Мне сказали, ты до книг охотник, – взяв спокойный тон, я сделал паузу, чтобы подробнее изучить клиента. – Я чего спрашиваю, люблю учёных людей. Сам порой грешу чтением-то. Хоть и вредно оно для глаз. Особливо по ночам.

Он промолчал, но кивнул.

– А тут, видишь, и поговорить не с кем, – посетовал я. – Мужичьё одно безграмотное. Правда смелое, не отнять. Видно одно от другого зависимость имеет. Так что, значит читаешь?

– Ну, бывает, – промямлил паренёк.

– Чудесно. И Ломоносова читал, как говорят? Похвально. Российское могущество Сибирью прирастать будет. Так кажется?

– …и Северным океаном и достигнет до главных поселений европейских в Азии и в Америке, – закончил цитату парень.

– И ведь верно сказал. Будет, достигнет, – продолжил я и перешел к главному. – А вот скажи мне, Тропинин Алексей, знаком ли ты с учением сэра Дарвина? Можешь ли разъяснить, например, от кого, согласно учению этому, произошёл человек?

– От обезьяны, – ответил парень и быстро добавил. – Но это сущая ересь.

– Попов здесь нет, если не считать Расстригу, – буркнул я и, сделав морду кирпичом, прошипел. – Так, стало быть, и имя первого космонавта планеты назвать сможешь?

Молчание длилось минуты три. Я наблюдал, как глаза Тропинина сперва округлились, а затем превратились в щёлки. Щёки покраснели, на лице появился испуг. Это меня здорово успокоило. По крайней мере, парень явно прибыл не по мою душу и вряд ли представляет какую-нибудь спецслужбу. Сейчас он скорее опасался, как бы не прищучили его самого.

– Дарвин! – выкрикнул Тропинин, поскрипев извилинами. – Я прокололся на Дарвине!

– Это была лишь проверка. Ты прокололся гораздо раньше, назвав голландскую гавань датской. Типична ошибка тех, кто плохо знает английский. Проблема, однако, в том, что здесь его вообще никто не знает, ни хорошо, ни плохо. И уж тем более никто не знает о том, что гавань будут называть на английском.

– Датч-харбор.

– Вот именно. Впрочем, на сленге тихоокеанских моряков словом «датч», на сколько я знаю, будут называть всякого северного европейца, в том числе и датчанина. Лет эдак через сто. Откуда ты вообще знаешь такой пустяк, как название гавани?

– По каналу «Дискавери» смотрел сериал про краболовов, – ответил Тропинин. – Они как раз на Уналашку базировались.

– Про каких ещё краболовов? – озадачился я. – Впрочем, ладно, как-нибудь потом расскажешь. Канал Дискавери», ишь ты! Есть многое на свете друг Горацио… но это всё лирика. Никто твоих странностей и не заметил бы, здесь все, знаешь ли, не без них, кабы ты не обронил монетку в ручье.

– А я и не ронял, – как-то виновато улыбнулся парень.

На миг мне стало плохо. Неужели путешественников во времени набилось на остров как в автобус в час пик? Выходит все с начала начинать? А что же тогда делается на материке?

– Я её бросил на счастье, – добавил он после паузы.

– Уф! – я мысленно вытер испарину. За такие паузы к стенке ставят. – Зачем? Собирался вернуться сюда? Нет, Кадьяк – остров знатный. Но медведи и местные племена здесь не самые дружелюбные.

– Не сюда, конечно, домой. Сам не знаю, зачем бросил. Вроде и примета к другому случаю относится, но вдруг показалось, что вот брошу, и всё закончится. Или проснусь после кошмара, или ещё как-нибудь домой вернусь. А может, просто весточку отправил. В будущее.

– Домой ты не вернёшься, это я тебе могу гарантировать, строго заметил я.

Тропинин кивнул с такой обречённостью, словно за его спиной уже выросли люди в форме, а на запястьях сомкнулись наручники. Я вернул ему паузу, затем усмехнулся.

– Я не из полиции времени. Впрочем, и не из службы спасения. Не думаю, что последняя вообще существует. Однако монетку ты бросил не зря. Помогла она тебе. Всё же нашёл я тебя и не одному теперь тебе куковать в этой дикости.

Я задумался и кстати вспомнил о попутных обстоятельствах дела.

– И в Арзамасе ты в прошлом году не появлялся?

– Я там вообще не появлялся, – пожал плечами Тропинин.

Ответ был ожидаем. Да и имя с возрастом не совпадают. Какой из парнишки коллежский советник? Стало быть, я охотился за двумя зайцами, или вернее один из этих зайцев всё ещё охотился за мной. А сколько их вообще? Открытие, что и сказать, неприятное.

Я прошёлся по комнате. Появление соплеменника… или как там можно назвать человека из одного со мною времени? Современником? Звучит как-то нелепо. Так вот, появление парня из родной эпохи смутило меня ничуть не меньше чем его. Когда опасения прошли, возникла даже надежда, что гоблины приврали, утверждая, будто сумели ликвидировать кризис, вызванный моей диверсией в Интернет. Возможно, Тропинин из тех, кто уловил суть метода и пробил пространство, а затем каким-то образом додумался и до путешествий во времени, или же гоблины выперли его тем же способом, что и меня. Но столь наивная магия, как брошенная в ручей монетка, означала, что Тропинин не обладал какими-то осознанными методами путешествия во времени. Следовательно и попал он в прошлое отнюдь не посредством моих шалостей в сети. Что ж, самолюбие малость пострадало. Однако как же он пробил время? Загадка. Но почему бы не спросить его самого?

Я вновь уселся за стол, разлил по кружкам водку, выдвинул на середину миску с копчёной рыбёшкой.

– Ну, рассказывай, как же ты сюда попал? За каким бесом полез в тёмное наше прошлое?

– Не лез я никуда, – буркнул Тропинин.

Я улыбнулся и кивнул, поощряя к откровенности.

– Чёрт его знает! – прорвало паренька. – Случайно попал. На корабле.

– На корабле? – я поднял кружку и кивком предложил ему поступить также. – За знакомство.

Мы чокнулись, выпили, закусили.

– Сам я из Иркутска, – начал рассказывать он. – Вернее родился в Ангарске, но родители переехали в Иркутск. Школу закончил, в армию собрался, а в Петропавловск отправился на лето с товарищами из клуба исторической реконструкции. Строили там реплику дальневосточного коча.

Тут я немного поморщился. Историка-любителя мне для полного счастья тут только и не хватало. Как начнёт лезть с советами…

– Построить построили, – продолжал между тем Тропинин. – Но разрешения на выход в море нам никто не давал, даже испытания не разрешили. У нас и капитанской лицензии ни у кого не оказалось. Как-то не подумали заранее об этом. Договорились, в конце концов, с одним местным, он на яхте когда-то помощником подвизался, а потом на сейнере мотористом… Но вот с корабликом совсем беда получилась. Чтобы зарегистрировать его как судно от нас потребовали кучу всякой ерунды на него установить. Ребята привезли откуда-то движок дизельный. Огни поставили, помпу, огнетушитель, спасательные жилеты достали. Какая-то яхта получалась со всеми наворотами. А регистрации всё нет и нет. Так наш корабль на берегу и простоял почти весь сезон. Одни караулили, другие по инстанциям бегали, по журналистам, пытались пробить дозволение на эксперимент, хотя бы на пробный выход в бухте только.

– Да, Хейердалу пришлось бы туго с нашими бюрократами, – заметил я. – Попробуй, поставь движок на бальсовый плот или тростниковую лодку.

– Так, ему и пришлось туго, – улыбнулся Тропинин. – Читал я его книги. Ну вот, как раз, когда моё дежурство выпало, поднялся шторм. Бухта хорошо защищена от ветра, но бывают порывы, которые пробиваются. Таким шквалом кораблик и сорвало со швартовых, и понесло. Сам я справиться с ним не смог. А его ведь даже не испытали. Хорошо ялик на палубе уцелел. Перепугался я и решил добраться на нём до берега. Пока спускал, а это та еще задачка, пока перебирался в него, огни вовсе исчезли. А когда вернулся к берегу, Петропавловска уже на месте не оказалось. Вернее оказался, но нынешний… не город и не деревня даже, так, несколько домиков, да и те в стороне.

Он вздохнул.

– Вообще-то я всегда мечтал попасть куда-нибудь, где можно себя проверить, посмотреть, на что годен.

– Вот и хлебнул романтики, – буркнул я.

– Ну, не сказать, что я представлял себе приключения именно так. Кругом грязь, болезни, голод, а главное никому нет до тебя дела. Ну, то есть, словно пустое место. Сунулся к одному, к другому, как на идиота смотрят. Только что по шее не дают.

– И тогда ты решил перекроить историю? – ухмыльнулся я. – Героически выйти с «Шилкой» навстречу орде?

– Да уж… с «Шилкой» – его глаза мечтательно закатились, но быстро погасли. – Ничего я не решил. Документа у меня никакого нет, соваться к властям опасно. Да и где они эти власти? А тут корабль из Охотска в гавань пришёл, на зимовку встал. Я и пристал к ребятам, чтобы от голода не околеть. Они даже спрашивать не стали, кто такой и откуда?

– Да уж, на Камчатке люди в цене.

– Ну вот. Пообтёрся немного среди них, тут-то меня и понесло. Как узнал, что за год на дворе, вспомнились фильмы, статьи, книги. Попытался с хозяином переговорить, дескать, надо бы в Америку двигать, пока не поздно. Ну, мол, пока европейцы не прибрали её к рукам. Он-то сперва собирался на Ближних островах промышлять, наорал на меня, за блаженного принял. А потом, как из Нижнекамчатска вернулся, планы вдруг поменялись.

– Ха! – воскликнул я. – Ещё бы им не поменяться. Сколько крови и денег мне это стоило.

– Ну, а я за зиму в долги влез. Он и сказал: «хотел, мол, в Америку, все уши прожужжал, вот и пойдёшь с нами харч отрабатывать». Так меня в артель и поставили.

– Славно. Сколько должен-то?

– Да уже ничего и не должен, – улыбнулся Тропинин. – Только и пая мне не положено. Словно холоп тружусь, за одну еду.

Радоваться такой оказии или огорчатся? Сколько их ещё тут обитает, современников? И не только современников, вот чёрт! Эти, кто позже выпал наверняка и знаний больше имеют. И каждый, небось, ведёт собственную игру с историей? То-то «тяни-толкай» у нас в сумме получится.

Но все же, большинство любителей авантюры, видимо, отправилось в Питер окучивать верховную власть, и гниют они теперь в тюрьмах да равелинах, если только сразу не получили по шее. Топором. Хотя кто-то из моих сверстников с соответствующим мировоззрением мог и к Пугачёву податься. Революцию мутить, то да сё. Полагаю, результат у них вышел тот же, разве что вместо топора там кол подобрали занозистый.

Чего же с ним делать? Бросать соплеменника на произвол местных упырей мне, конечно, не позволит ни совесть, ни здравый смысл. Куда бы вот только его приспособить? На знания двадцать первого века здесь невелик спрос. Правда раз реплику смог построить, пусть и с друзьями, значит, в кораблях разбирается. Уже хлеб. Если бы вовремя сориентировался, то и долгов бы не наделал – плотники судовые сейчас в цене.

– А ты сам-то как тут очутился? – воспользовался молчанием Тропинин.

– Хм. Меня сюда сослали, – я решил не врать в мелочах.

– Сослали? Кто сослал? Как? И почему сюда?

– Что б я знал! Какие-то изверги. Я им, видишь ли, перешёл дорогу в неположенном месте. Дали пинка под зад и вот я здесь. Как и почему именно сюда, лучше не спрашивай. Хорошо хоть не к динозаврам.

Лёшка задумался. Возможно, не поверил. Ответы наверняка показалась ему малоправдоподобными. Но тут уж мне было чем крыть – его собственная история выглядела не менее фантастической.

Я едва успел задать пару вопросов про его возраст и время, когда он попал сюда, как наш разговор прервали. За окном поднялась шумиха, раздался выстрел, в дверь вломился Комков.

– Коняги! – крикнул он. – На крепость идут! На городок! Будут корабли жечь!

Глава пятая. Ссора

Мы умудрились разругаться уже на следующий день после знакомства.

Давешняя тревога оказалась ложной. Конягмиуты лишь проверили нас на вшивость. Увидев быструю мобилизацию, суету, услышав выстрелы, они сразу же отступили в горы. Но, как часто бывает в таких случаях, раз уж сорвались с мест, и чтобы энергия зря не пропадала, многие взялись за отложенные дела. Кто корабль чинить, кто оснастку править. Мне пришлось разбираться с завезенным накануне товаром, нашлись какие-то проблемы и в артели «Захария», так что Тропинина почти сразу же отозвали.