Трёхочковый в сердце

…

Нику было почти шесть, когда Майкл Джордан, вернувшись в баскетбол, шёл за своим четвёртым титулом. Он был ещё слишком мал, и мама редко брала его с собой на тренировки, а отец категорически запрещал смотреть финальную серию, которую впервые транслировали в прямом эфире по отечественным каналам. Но уже тогда для Ника это было слабым препятствием. По ночам он пробирался в родительскую комнату, их старой двухкомнатной квартиры, которая одновременно служила и гостиной, а по вечерам спальней. Разворачивал дефицитный на то время, цветной импортный телевизор в сторону, что бы свечением экрана не разбудить старших, выключал звук и смотрел. Ник любовался игрой Его Воздушества, жадно впитывая каждое движение и финт. Он восхищался атмосферой, которую великий баскетболист создавал на площадке, будто умелый престидижитатор, вытаскивающий очередной козырной туз из своего рукава. Джордан подчинял себе партнёров, как однополярные магниты они обтекали его, подстраиваясь под его движение, беспрекословно передавая ему отрицательно заряженный мяч. И тот идеально ложился в его руку, словно подогнанные сочленения безукоризненного механизма, являясь продолжением друг друга. Восторгу Ника не было предела, наверное, поэтому, всегда просыпавшаяся от непонятных шорохов мама, видя всепоглощающее счастье на лице ребёнка, переворачивалась на другой бок, блаженно засыпая. Со временем смирился и папа.

Именно в тот год Ник уговорил маму, наконец, взять его с собой на тренировку. Она работала детским тренером при профессиональном клубе, набирала перспективных малышей, обучала основам техники ведения, броска, защиты, прививала стойкие моральные принципы и – передавала дальше, когда ученики «перерастали» учительницу. Только спустя годы Ник понял, насколько его мама была талантливым специалистом, возможно, стала бы даже величайшим из всех, с кем ему приходилось работать. Если бы не амбиции, точнее их отсутствие. Ещё точнее – неуверенность в способности их реализовать. Он и она это прекрасно понимали, и довольно часто обсуждали, позже, когда Ник стал постарше, и научился ведению без зрительного контроля. Мама не любила конфликтовать, была слишком воспитана для кулуарных разговоров, прямолинейна до жестокости и терпеть не могла прогибаться перед начальством. Она была добросовестным, честным, прекрасным работником, только такие редко когда забирались высоко вверх по карьерной лестнице. Ник считал её тренером от Бога, и не из-за кровного родства, жаль, что у неё так поздно получилось в это поверить. Но в тот год он впервые пошёл с ней на тренировку.

Тогда мама не мыслила взрастить из своего чада новую звезду современного баскетбола и в её группе тренировались ребята на три-четыре года старше самого Ника. Она просила его потерпеть, уже в следующем году у неё забрали бы эту группу и дали набрать ровесников сына, но как это можно было объяснить ему? Ребёнку, который, прибежал на тренировку за два часа до её начала, потому что отец приходил с работы раньше, чем Ник должен был бы уйти, и мог увидеть, что сын утащил с собой его дорогущие, и совсем не подходящие тому по размеру, кроссовки. И все только потому, что они идеально подходили под чёрные шорты и зелёную майку с Майклом Джорданом на груди, и такими же, в цвет футболки, носками. Ника совсем не смущало несоответствие размеров обуви. Он взял свои старые детские кроссовки, а отцовские обул поверх, для «лучшей фиксации голеностопа», так всегда говорили комментаторы, характеризуя именные «спортивные ботинки» баскетболистов НБА. Естественно это было полным провалом. Столько смеха и недоумения Ник ещё не вызывал в своей жизни, а это были ребята постарше, но все равно дети, которые бывают очень жестоки. Вакханалия с «улучшенной фиксацией» и двумя парами обуви на ногах закончилась с приходом мамы, которая не церемонилась с задирами, но ещё меньше – с собственным сыном. Потом началась тренировка.

Большего разочарования с унижением Ник не испытывал. Все упражнения он заканчивал последний, если, конечно, успевал. Когда остальные ребята легко вели мяч, у него он вечно убегал, попадая в ногу и укатываясь за пределы площадки. Нику ни разу не удалось забить его в кольцо, даже докинуть было проблематично. Все складывалось не так, как представлялось в начале: мальчишки, которые были явно слабее Джордана, и соответственно, слабее него (потому что ему удалось изучить все игры и движения лучшего баскетболиста всех времён и уже почти его превзойти), с лёгкостью его обыгрывали, обходили в два счёта и забивали, так уверенно и просто. В какой-то момент Нику показалось, что он просто смотрит плохой фильм. Там все бегали быстрее, прыгали выше, и водили мяч лучше, в то время как ему оставалось лишь провожать взглядом мелькающих мимо игроков, которые были состоявшимися баскетболистами в большей степени, чем он. Когда в конце тренировки начались игры в пятёрках, все стало только хуже. Нику ни разу не дали в руки мяч. Он открывался и подбегал к игрокам, жестикулируя, как его кумир, что бы партнёры обратили на него внимание. Но те лишь снисходительно смотрели на мелкую выскочку, и убегали в противоположную сторону. В те редкие моменты, когда ему удавалось дотронуться или выхватить неожиданно скачущий мяч, кто-нибудь неизменно подбегал, отбирал его, отталкивал мелюзгу в сторону и уходил в атаку. Ник падал на пол, крича о нарушении правил: «Фол! Фол!», а затем бежал к маме.

– Он толкнул меня, ты видела?! Это же фол! Почему ты не свистнула?!

– Фол на игроке собственной команды не считается за нарушение. – она даже не смотрела на него, держа свисток наготове и внимательно следя за игрой, которая без участия Ника не терпела существенных изменений.

– Но это не честно, мама, скажи им! – он был по-детски возмущён, и расстроен, его мечты о баскетбольном величии рушились на глазах.

– Здесь нет мамы, называй меня либо по имени отчеству, либо «Тренер», ты играешь, или идёшь домой?

– Да, ма.., простите, Тренер, играю.

На глазах наворачивались слёзы, где-то в глубине разрасталось не бессилие или отчаяние, а нечто новое, звучащее отголоском неслыханных страданий. Тогда он не знал, что так стучит разбитое сердце. Ник вернулся на площадку, где по-прежнему бегали мальчишки в тёмных и светлых майках, отбирая друг у друга мяч и пытаясь забить его в кольцо. В одном они с Джорданом все-таки были похожи. Вот только партнёры по команде обтекали Майкла, когда тот был с мячом, не мешая ему завершать атаки, а Ника они просто оббегали, как навязчивую стойку, оказывающуюся под ногами, даже не думая доверить ему главный баскетбольный инструмент.

Тренировка подходила к концу. Игра близилась к своему логическому завершению. Ник устал, в основном от бессмысленных перебеганий, с одной стороны площадки на другую, и дешёвой имитации собственной защиты и нападения. Тренер дала свисток об окончании игрового времени, но счёт был ничейный и ребята наперебой просили доиграть до «последнего забитого», чтобы выявить победителя. Они снова заняли место у центрального круга, мяч подбросили, разыгрывая первого владельца атаки. Он вяло побрел в защиту. Кто-то из мальчишек оттолкнул Ника в сторону, когда его игрок получил мяч для решающего прохода под кольцо. Соперник вычленил самое слабое звено в защите противника и бил именно туда. Почти наверняка Ник не справился бы со старшим и более сильным оппонентом. Но он упал и пока, другой парень защищался вместо него, старался увернуться от мелькающих над его головой ног и подняться с пола. Время на атаку истекало, и игрок команды соперника пошёл под кольцо, не рассчитав, или не заметив маленького сопляка, барахтающегося на паркете. На Ника налетели на полном ходу, в раз вышибив весь воздух из лёгких, теперь они уже упали вдвоём, в то время как подхватившие потерянный мяч, однополчане уже неслись в атаку. Он подорвался с пола и, опередив своего паркетного визави, побежал следом за всеми в нападение. Парень из его пятёрки закончил ведение и сейчас не знал, кому отдать мяч, защитники накинулись со всех сторон, отрезая ему возможные линии передач партнёрам. Только на Ника никто не обращал внимания, словно и не рассчитывая, будто он может представлять угрозу, уверенные, что тот даже не поднялся с пола. Ему и возразить было нечего. Он стоял в стороне, только войдя в трёхочковую зону, и пытался привлечь к себе внимание, махая руками и крича: «Пас! Пас!», но тщетно. Ник уже был готов прекратить собственные потуги, как вдруг, товарищ по команде повернулся к нему, и с немыслимым испугом на лице выкинул мяч в его сторону. Это даже передачей нельзя было назвать. Мяч просто отшвырнули «в ту степь», в надежде, что он лучше выйдет в аут, чем попадет в руки к этому недоделку. Но Нику было всё равно. Он сместился и выхватил уходящий мяч, а затем, пока опешившие защитники и все остальные провожали его взглядом, сделал удар по направлению к кольцу и со всей силы выпустил его в ту сторону, под громогласное: «Только не бросай!». Спалдинг ТФ-1000, а это был именно он, и с тех пор Ник ещё никого так сильно не любил, взмыл вверх, словно пушечное ядро, набирая высоту, но не вращение. Короткий полёт, как миг, когда проносится вся наша жизнь, секунда длинною в вечность. И попадание точно в цель. Звучит свисток, Тренер поднимает руку, подтверждая окончание матча. Мальчишки срываются со своих мест, даже те, кто сидел и не участвовал в игре, все подбегают, поздравляя Ника. Расстроенный соперник молча провожает эту процессию взглядом.

Это было самое лучшее ощущение, как будто он хирург, держащий в своих руках трепещущее сердце. Словно жизнь и смерть, подвластные его движению. И только ему – Нику было дано решать. Эмоции, которые он испытывал, переполняли и разрывали на части. Все неудачи, прошлые и настоящие, ссадины и синяки, все стёрлось, оставив лишь чистые страницы на которых будет запечатлена история успеха. Треснувшее сердце исцелилось, стоило только мячу пересечь контур кольца, затянулась каждая щель, заполненная и раздуваемая изнутри «монтажной пеной» счастья. Больше не саднила разбитая губа, теперь на ней остался лишь вкус победы. Такие моменты навсегда оставляют след в душе ребёнка, и уже завтра, Ник хотел натоптать там полные сени. Он рвался в бой, словно не было всех этих сомнений и разочарований.

Они шли домой, уставшие и счастливые, мама и сын. Ник прыгал вокруг неё, в стотысячный раз, рассказывая историю, которую она видела уже не единожды, но впервые, преисполненная гордости и воодушевления за собственного ребёнка.

– И он такой смотрит на меня, а я на него и кричу: «Пааас!». – Ник не утихал, стараясь, что бы вся улица прониклась его успехом, – Клянусь, он испугался, ему казалось я ругаюсь на него или типа того. А потом эта передача, ну кто так дает? Но я выловил, обработал мяч, обыграл защитника, бросок в отклонении и три очка с сиреной. Вооооууу!!! Это было супер круто!!! Да, Тренер?

Что-то кольнуло, только теперь её, где-то в чувствительном материнском сердце. Она перегнула палку с собственным ребёнком, забыла переключиться, и теперь родной сын будет видеть в ней только авторитетного наставника, а не любящую и оберегающую маму. Но эта мысль ютилась в подсознании, скрываясь под толщей многолетнего опыта и вышколенного профессионализма.

– Во-первых, там было не три, а два очка, ты бросал практически в трёх метрах от кольца. И тебе некого было обыгрывать, вокруг не было ни души, все стояли как истуканы и глазели, что же ты предпримешь. – всю дорогу она пыталась остудить бурлящие волны энергии своего сына, которые в купе с фантазией просто перекраивали реальность на ходу.

– Не правда! Как ты могла видеть, ты же стояла на другом конце поля! – Ник в своём мальчишеском бессилии не хотел мериться с правдой.

– Я стояла в самом центре, и все прекрасно рассмотрела, слава Богу ни зрение, ни память мне пока не изменяют. Успокойся! Ты молодец, что забил решающий бросок, но не приписывай своим заслугам больше, чем было.

– Почему ты мне не веришь?! Вот как тогда, у меня не получалось ведение, они меня толкали и забирали мяч, ты стояла и ничего не видела, а когда я тебе сказал – ты меня отправила, сказав, что фол не считается! – Он уже почти плакал, мгновенно перейдя из состояния безудержного счастья в беспросветное отчаяние. Её сердце разрывалось от желания одновременно его пожалеть, и понимания, почему этого делать нельзя. С девочкой в этом плане было бы проще.

– Успокойся, уймись и послушай. Вытри слезы, взрослому парню не пристало плакать! – она остановилась глядя ему в глаза. – В жизни, как и баскетболе, всегда будут люди, которые выше, умнее, сильнее и талантливее тебя, они будут толкать, оскорблять, переступать через тебя и идти дальше. И только ты решаешь, держать удар, вставать и давать отпор или бежать к маме, прося защиты и помощи. Я не всегда буду рядом, даже скажу больше, в моменты когда ты будешь больше всего нуждаться в нас с папой, мы не сможем тебе помочь, и не потому что не захотим, просто есть вещи с которыми ты должен справиться сам. – она смотрела на своего, совсем ещё маленького мальчика, жалея, что ему пришлось знакомиться с этой стороной жизни так рано, ведь любая мать всегда старается уберечь ребёнка, от зла всего мира, как можно дольше. Но сейчас в ней говорил Тренер.

– Поэтому ты не свистишь на мне фолы, потому что не хочешь мне помочь. – Ник пытался понять, принимая сказанные слова на собственный лад.

– Нет, сынок, именно потому, что больше всего хочу тебе помочь, я не буду свистеть на тебе фолы.

Они оба замолчали. Она надеялась, что Ник поймёт хотя бы часть из всех этих запутанных взрослых нравоучений. И он понял, спустя много лет, понял и был благодарен ей, хотя так никогда об этом и не сказал.

– А я стану сильнее, тогда, и буду играть лучше всех, если ты не будешь свистеть фолы? – Ник смотрел на неё с надеждой мальчишки, нашедшего для себя выход из запутанного лабиринта.

– Будешь, только для этого нужно работать и стараться на тренировках больше всех, и во время ложиться спать и хорошо учиться! – она лукавила, как и любой родитель, нашедший способ мотивации для собственного чада.

– Ты бы ещё сказала, что кашу нужно есть и не смотреть телевизор после девяти вечера, мам, я же не маленький – уже.

– Уверена, папа с тобой не согласится, а вот меня он поддержит на сто процентов.

– Это только потому, что ты его жена!

Они смотрели друг на друга и улыбались, обиды были забыты, а пролитые слёзы давно высохли. Это было яркое детское воспоминание, которое должно было напоминать о том, за что Ник так полюбил эту игру, как пришёл в спорт и с чего начинался его путь. Но сейчас это играло с ним слишком злую шутку.

…

Каждый раз он просыпался в поту, как от кошмара, хотя на самом деле организм просто пытался вывести из себя всю ту дрянь, что переваривал накануне. Ник ненавидел этот сон, как ненавидел сейчас всё, что связывало его с приходом в большой спорт. И больше всего он бесился от того, что каждый раз, испытывая это невероятное чувство, после победного броска, ему приходилось просыпаться, осознавая, что такого с ним больше не будет.

Ник пытался встать, но свинцовая голова начинала бешено вращаться, стоило ему оторвать её от подушки. Нужно было опохмелиться. Он потянулся рукой, шаря вдоль дивана, и припоминая в какой из бутылок, оставалось вчера хоть немного выпивки. Нашёл остатки безымянной водки и тут же осушил чекушку. Натощак жидкость обжигала горло и пищевод, вкус был отвратительный, с примесью нечищеных зубов и остатков рвотных масс на губах. Реакция не заставила себя долго ждать, и организм отправил всю порцию яда обратно вперемешку с кусочками подобия вчерашнего ужина и желудочным соком.

«И плевать! Служанка уберёт!»:подумал Ник, сплёвывая на ковёр. В голове немного прояснялось, но не потому что он опохмелился. Ему не хотелось вставать, телевизор о чём-то шумел на заднем плане, всё тело ломило от постоянных попоек, виски пульсировали привычной болью, в конечностях наливался навязчивый зуд, успокоить который можно было лишь порцией обезболивающих. Ник закинул две таблетки медленно их пережёвывая, он даже не ходил за водой, чтобы запить. Становилось легче, но покалывание не исчезало, тогда добавив ещё столько же, ему подумалось, что надо намекнуть доктору поменять лекарства на более сильные или увеличить дозировку. Из тягостных наркоманских раздумий его вывел дверной звонок. Тот продолжал бренчать, разрывая испорченные динамики, но Ник не шелохнулся, да и зачем? Все кто мог к нему сейчас прийти имели свои ключи, а остальных он не желал видеть, да и вряд ли они настолько бы искали с ним встречи. Послышалось скрежетание в замке, кто бы там ни был, он входил в список, имевших доступ в его жилище. Дверь отворилась, в темноте коридора было не разглядеть лица, а фигуру скрывала дутая зимняя куртка. Только пакеты из супермаркета выдавали своё содержимое, разные полезные продукты, из которых можно настряпать таких же разных салатов, всевозможных гарниров, а потом выкинуть все это протухшее и сгнившее, как и сам Ник. В последнее время он практически не ел. Включился свет, освещая не только незваного гостя, но и притонский беспорядок, царивший в его квартире.

– Здравствуйте, Тренер! – Ник саркастично улыбнулся, и отвернулся, дальше уставившись в телевизор.

– Не называй меня так, от тебя это звучит как оскорбление.

– Как скажешь, мам, мне всё равно.

Глупо было ожидать, что он ринется помогать ей с одеждой, или заберёт сумки с продуктами, как всегда делал это раньше. Она могла простить ему всё, но только не этот безразличный тон.

– Ты мог бы прибраться, хотя бы немного, твоя квартира выглядит как пристанище бездомных.

– Смысловой парадокс – у бездомных нет пристанища, иначе они бы не были бездомными, а значит и моя халупа не так уж и отвратна. – бессвязное бормотание и остекленевший взгляд, он даже не шевелился и вряд ли понимал, что несет.

– Не паясничай! Ты понял о чём я, хотя бы складывать мусор в одну кучу ты в состоянии. – она ещё пыталась до него достучаться, как и любая мать, правда держать руки поднятыми с каждым разом становилось всё сложнее.

– Зачем? Весь мир одна сплошная куча дерьма, рано или поздно мы все сольёмся с её общей протухшей массой.

– Ты что опять пережрал своих таблеток! – она смотрела в его глаза и больше не видела в них своего сына, – Чёрт! А ну ка, пойдем, умоемся!

Она с трудом оторвала его от дивана. Ник повис на ней как мешок, пытаясь хотя бы обхватить руками, ноги не слушали вовсе. В таком виде они доплелись до ванной комнаты. К её удивлению, та была практически идеально чистой, немного пыли на полках, но какой холостяк этим не грешит. Только потом она поняла, что он просто никогда сюда не заходит. И все осталось на тех же местах, как в день, когда у него убиралась служанка, две недели назад. Ник вонял, хуже некоторых бомжей. Весь в нестираной, загаженной не разбери чем, одежде. Следы засохшей еды, складывалось ощущение, что он её вовсе не ел, а просто втирал сразу в вещи. Пятна рвоты, и бог знает чего ещё, она не хотела разбираться. Ник с грохотом упал на дно белоснежной ванной, всё-таки мамины силы были не безграничны. Он не понимал, что она собирается делать, не раздевать же и купать его, как в детстве? Зашумела вода, первые капли попали ему на голову и лицо. Боже как холодно!

– Она же ледяная, выключи немедленно! – он барахтался, пытаясь выбраться из ванной, но непослушное тело противилось любым движением, даже под гнётом холодной воды.

– Ничего, потерпишь, зато в себя придёшь! До чего ты докатился, смердишь хуже свиньи! – она не пыталась его унизить, всего лишь хотела воззвать к остатком его благоразумия.

– Всё я понял, понял, я приведу себя в порядок, только прекрати!

– Сначала вымоешься, затем протрезвеешь под контрастным душем, оденешь чистые вещи, и без фокусов, я церемониться не буду, всё понял? – в её голосе звучала сталь закалённого клинка, которым она не раз рубила даже самых несгибаемых своих воспитанников.

– Да, Тренер, я все сделаю.

– Мне проверить? Или остаться здесь, чтобы убедиться?

– Нет, ни в коем случае, я сделаю, как ты сказала, только оставь меня. – он сдался и понурив голову уже начал стягивать с себя мокрую байку.

– Хорошо, я буду на кухне, приготовлю тебе что-нибудь, приведешь себя в порядок – приходи. – она вышла, оставив Ника в луже собственных разочарований и собравшейся воды.

Он сидел на кухне, вдыхая аромат свеже-сваренного борща. Что-что, а этот суп Ник любил с детского сада, когда перспективы казались заоблачными и сладкими как послеобеденный сон, а голова не трещала из-за не просыхающего запоя. Мама параллельно лепила котлеты, на плите, помимо супа, варилась картошка. Значит, быть пюре. Нику было паршиво, но в основном из-за не угасающего стыда, всё остальное сейчас ушло на второй план. Он хотел извиниться, слова только не мог подобрать. Мама не должна была его таким видеть, возможно, поэтому они с папой навещали его так редко, а может, потому что он сам старался минимизировать этот контакт, упиваясь собственным самоуничтожением в одиночестве.

– Прости, я не хотел, чтобы ты это видела, не хотел, чтобы так получилось. – он смотрел в пол, выдавливая из себя слова.

– Я знаю, но так больше не может продолжаться. – ей тоже было сложно говорить с ним, поэтому она смотрела на очередной кругляшек котлеты, – Ты себя убиваешь, медленно и неотвратимо!

– Просто таблетки стали хуже действовать, приходиться увеличивать дозу, иначе я не могу заснуть. – как в детстве, он продолжал искать оправдание, отрицая очевидную правду.– Надо поговорить с врачами, пускай поменяют рецепт.

– Дело не в лекарствах. Я говорила с доктором. Он сказал, что на данном этапе твои боли носят фантомный характер. Все зажило, просто ты не можешь забыть про это, и оно тебя преследует.

– Но мне, правда, больно, я не должен оправдываться, только не после всего этого! – Ник поднял голову, ожидая поддержки. Он знал, что отчасти прав, хотя не был уверен в какой-именно.

– Тебя никто и не осуждает. Мы просто хотим, чтобы ты уже забыл про всё это и двигался дальше. – мама развернулась, глядя ему в глаза, – На баскетболе свет клином не сошёлся.

– И что вы все от меня хотите: найти работу, завести семью, ты смеёшься? Кому я такой нужен, я ничего, кроме как играть в баскетбол не умею! – этот разговор у них был не в первый раз, и с чего она взяла, что в этот, ей удастся до него достучаться.

– Ты просто не пробовал. Никто не говорит идти на завод и стоять у станка. Но хотя бы попробовать, посмотреть, что тебе больше по душе, и возможностям…

– Ключевое слово «возможностям», думаешь, мне предложения по трудоустройству на голову сыплются? Или, быть может, у тебя есть вакансия для не окончившего высшее образование недо-баскетболиста?

– Вообще-то есть. – она улыбаясь смотрела в его перекосившееся лицо. – Ничего сложного, простая должность уборщика спортивных помещений. Приходишь, садишься в специальную машину и катаешься на ней по залу, вымывая пол. Зарплата небольшая, но довольно гибкий график. Утром открываешь зал, моешь пол, уходишь, наследующий день повторяешь процедуру вечером, с людьми почти никакого контакта, все действие происходит до начала и после окончания тренировок.

– Ты издеваешься? Как мне, по-твоему, добираться до зала в такую рань, не говоря уже о том, что не став нормальным игроком, я буду просто убирать за теми, кто справился лучше меня? – он был готов задохнуться в бессильной злобе, как можно быть так близко с ним знакомым и настолько его не понимать?

– Мы с папой по очереди будем тебя возить.

– Вы с ума сошли!!!

– Твоя проблема не в том, что ты больше не играешь. Ты бы мог, есть огромная куча вариантов, даже у нас в стране, я не говорю об Америке, если бы ты там остался. Но ты слишком любил себя в баскетболе. Упивался тем, как выглядел на площадке, как двигался. Как на тебя смотрели фанаты, Кира и остальные. Тебе нравилось, как метался соперник в попытке тебя остановить, и как уходил с площадки оскорблённый твоим превосходством. И когда этого всего не стало, ты перестал жить, как коматозник, которому отключили аппарат жизнеобеспечения, будто никогда не умел дышать самостоятельно.

– Ну, простите, что я не правильно воспитался, хотя постойте – это же ваш промах. Или нет, лучше скажи, что мне нужно было делать, все пустить на самотёк и жить долго и счастливо? – они смотрели друг на друга совершенно по-разному. Ник хотел чтобы ей было так же больно, как и ему, пускай не физически, но может это даже и хуже, а она просто хотела ему помочь, как и любая другая мать, всегда.

– Нет, достаточно было любить баскетбол в себе. Как в детстве, когда ты приходил на тренировки, чтобы взять в руки мяч, сделать ведение, передачи и кучу бросков, просто потому что тебе это нравилось, а не в попытке кому-то что-то доказать. Возможно тогда, ты бы видел людей с их переживаниями и проблемами, взлётами и падениями, а не очередное средство для удовлетворения собственных амбиций. Даже эта девочка – Кира, вряд ли ты её любил…