Леди Феникс

Его слова о моей репутации, признаться, удивили. Я-то думала, что меня считают в худшем случае алкоголичкой, а в лучшем – дурновоспитанной особой. Еще более странным показалось то, что Дед заговорил об этом, да еще в таком тоне, будто нимало не сомневался в том, что общественность на сей счет права.

– Спасибо на добром слове, – не зная, что ответить, сказала я и растянула рот в улыбке. Дед опять нахмурился.

– Не юродствуй.

– Не буду.

– Так что Луганский?

– В каком смысле?

Взгляд Деда посуровел еще больше, но тут он, должно быть, вспомнил о моем интересном положении и вздохнул.

– Он был у меня сегодня. Говорил дельные вещи. Правда, кое-что показалось мне преждевременным и даже неуместным.

– Ничего не могу сказать по этому поводу, – продолжая улыбаться, заметила я. – Мы выпили в баре чаю, но мне он ничего заслуживающего внимания не сказал.

Вряд ли Дед мне поверил, несмотря на то что взгляд мой был открытым, а улыбка максимально искренней, и, между прочим, зря не поверил: с моей точки зрения, Луганский действительно не сказал ничего толкового.

– Бог с ним, – легко отмахнулся Дед, то ли Луганский мало его заботил, то ли он понял, что разговор со мной ничего не даст. – У меня к тебе просьба, личная, – он вздохнул и сделал паузу, а я продемонстрировала сильнейшую заинтересованность. – Ко мне обратилась моя знакомая, ты ее должна помнить, Максимова Ирина Николаевна.

– Константиновна, – поправила я.

– Да, конечно.

Максимова Ирина Константиновна работала в фирме Деда в те времена, когда он еще не был «нашим всем», а являлся успешным бизнесменом. Высокая красивая брюнетка была умна и обаятельна, разумеется, Дед не мог не обратить на нее внимания, а она не могла ему отказать в большой любви. Дед действовал на женщин всегда одинаково, независимо от того, брюнетки они или блондинки, дуры или умные. Все, как одна, готовы были любить его всю жизнь, но он от подобных идей в восторг не приходил, им надлежало довольствоваться его весьма непродолжительным вниманием, однако, как я уже говорила, Дед умудрялся с каждой расстаться дружески, хотя это зачастую и стоило ему больших нервов. Максимова, помнится, развелась с мужем, после отставки пыталась отравиться и до сих пор живет одна, чем и запомнилась мне, в отличие от двух десятков других возлюбленных Деда, которые начисто стерлись из памяти.

Я взглянула на Деда: время идет, а он как будто не меняется. Спина прямая, плечи расправлены, подтянутый, бодрый, морщинки вокруг глаз выглядят очень сексуально, а седая шевелюра придает его облику благородство. Следует признать, Дед, несмотря на то что свое шестидесятилетие уже отпраздновал, до сих пор завидный жених.

– Так вот, – продолжал он. – Там какая-то странная история с сестрой. Был бы тебе очень признателен, разберись ты, в чем дело. – Дед выдал свою предвыборную улыбку, и стало ясно, что мне от задания не отвертеться.

– Хорошо, – без энтузиазма согласилась я. – А в чем, собственно, дело?

– Да я и сам толком не знаю. Вот ее телефон, встреться и разберись.

С этими словами он поднялся, еще раз поцеловал меня в лоб и удалился. А я задумалась. Дед никогда не отказывал бывшим пассиям в помощи и поддержке, но у меня закралось подозрение, что в данном случае мне злостно пудрят мозги. Дело наверняка яйца выеденного не стоит, но я буду занята, и мысли мои тоже. Тут я вспомнила о Луганском и загрустила. Но бумагу с номером телефона Максимовой сунула в карман. В принципе, я могла позвонить ей прямо сейчас, однако решила, что это подождет. Для начала я хотела разобраться с Ванькой, точнее, с роллерами, потому и отправилась через полчаса в салон Кати Самохиной. Он располагался в самом центре на бойком месте между двумя торговыми центрами. Золотые буквы на фасаде, в огромной витрине четыре манекена, выкрашенные в зелено-золотой цвет, представляли последнюю коллекцию. Я задержалась перед витриной, удовлетворенно кивнула и вошла в салон.

Две девушки бросились ко мне с приветствиями, за неимением других посетителей, всю свою любовь излив на меня. Надо сказать, меня здесь хорошо знали. Я не только покупала у Кати сумки, ремни и прочие мелочи, в нарядах от Самохиной я неоднократно появлялась в обществе: одни считали это большим личным мужеством, другие – белой горячкой.

Пока девушки щебетали, из-за стеклянной двери показалась Кати, так как я числилась в клиентах, которыми занималась сама хозяйка.

– Рада вас видеть, – сказала она, протягивая мне руку, которую я пожала. Самохина произносила свое имя с ударением на последний слог и вообще тяготела к экзотике. Глаза подведены и зрительно вытянуты к вискам, черные волосы, прямые и жесткие, падали на плечи, делая ее похожей на египтянку и женщину-кошку одновременно. Повадки у нее тоже кошачьи. Она была невысокой, полноватой, но, благодаря неустанной работе над собой выглядела интригующе и, безусловно, элегантно.

– Кофе, чай? – предложила хозяйка.

– Чай, – кивнула я, и мы прошли в небольшой кабинет рядом с залом, где Кати любила беседовать с клиентами. Девушка принесла нам чай, Кати сделала несколько глотков и только после этого поинтересовалась, не хотела бы я посмотреть ее коллекцию?

– Разумеется, – улыбнулась я. – За этим и приехала.

Следующие полчаса прошли с несомненной пользой. Как все женщины, я обожала тряпки и время, потраченное на них, никогда потерянным не считала. Кати вдруг улыбнулась и спросила:

– Я не ошибаюсь, вы в положении?

– Очень заметно? – поинтересовалась я.

– Ну… – она пожала плечами. – Скоро скрыть это точно будет затруднительно. Впрочем, я не считаю, что это надо скрывать.

– Я тоже, – согласилась я и внезапно подумала о Тагаеве. Он-то как отнесется к моему интересному положению, когда узнает?

Мы прошли в зал и занялись коллекцией. Наконец я решила, что могу задать интересующий меня вопрос, и спросила:

– У вас были симпатичные рюкзачки, осталось что-нибудь?

– Да. Вот, пожалуйста.

Мы прошли к витрине с рюкзаками, я указала на тот, что с портретом Мао, и вновь спросила:

– Хорошо расходятся?

– Не очень, – улыбнулась Кати. – Предпочитают Че Гевару.

– Но кто-то все-таки купил?

– Если честно, мы продали всего два рюкзака.

– Кому? – Я улыбнулась, а Кати настороженно замерла.

– Вы ведь не просто так спрашиваете? – через некоторое время, в продолжение которого я увлеченно разглядывала рюкзак, спросила она.

– Не просто, – еще шире улыбнулась я, поворачиваясь к ней.

– А можно узнать, в чем дело?

– В городе появилась компания подростков на роликовых коньках, забавляются тем, что выхватывают из рук прохожих мобильные.

– А при чем здесь рюкзак с Мао?

– У одного из парней был такой рюкзак.

– Этого не может быть, – возмущенно воскликнула она, а я пожала плечами.

– Почему же? – и внимательно посмотрела на нее. Мой взгляд ее смутил, она поспешно отступила на пару шагов, отвернулась и далее продолжала разговор, стоя практически ко мне спиной.

– Я уже сказала, что таких рюкзаков продали только два, и оба купили не наши постоянные клиенты. Так что ни я, ни мои девочки их не знают.

Я видела, что она лжет. Особой наблюдательности и знания психологии здесь не требовалось. Врать она не умела, к тому же сильно нервничала, так что все последующее не явилось для меня неожиданностью. А произошло вот что: дверь, ведущая в небольшое офисное помещение, распахнулась, и в зал вошел молодой человек, он был без рюкзака и бейсболки, зато все в том же свитере. С интересом взглянул на меня и улыбнулся. Вне всякого сомнения, он меня не узнал, потому что просто не видел в толпе на площади. Я широко улыбнулась в ответ, взгляд Кати метнулся от меня к парню, и она вроде бы успокоилась.

– Мама, ты занята? – спросил парень.

– Да, подожди в кабинете, – кивнула она. Он вновь улыбнулся мне и ушел, а я спросила:

– Сын?

– Да.

– Как зовут?

– Влад. – Она все-таки забеспокоилась, но мой открытый взгляд особой настороженности у нее не вызвал, и она заговорила охотнее. – Учится в колледже. Собирается стать дизайнером.

– Неудивительно, – пожала я плечами. – Что ж, спасибо. Мне, пожалуй, пора.

Я направилась к двери, Кати меня проводила, осторожно косясь в мою сторону, должно быть, пыталась отгадать мои мысли. Я помахала ей рукой на прощание, демонстрируя дружелюбие. Сев в машину, проехала в ближайший переулок и оттуда пешком отправилась назад. Судя по всему, центральным входом Влад вряд ли воспользуется. Я свернула во двор, где был вход в салон для сотрудников, и устроилась на скамейке неподалеку.

Через полчаса дверь открылась и появился Влад. Я свистнула, привлекая его внимание, он повернул голову и, увидев меня, в первый момент хотел сорваться в бега. Я даже слегка приподнялась, готовясь последовать за ним, но здравый смысл у парня был, и он весьма неохотно направился ко мне, подавив недавнее желание в зародыше.

Он хмуро плюхнулся рядом. Чувствовалось, что эмоции его переполняют, наверняка разговор в матерью особо Влада не порадовал, а тут еще я.

– Это что-то вроде протеста? – проявила я любопытство. По большому счету, этот парень и его порывы вовсе меня не интересовали. Я просто хотела, чтобы Ванька получил назад свой мобильный.

– Что? – буркнул он. Стало ясно, Влад предпочитает валять дурака, а у меня на это не было ни времени, ни желания.

– Парню телефон надо вернуть.

– Какой еще телефон?

– Слушай, протестант хренов, – ласково сказала я. – Мать тебя наверняка просветила, что я способна реально испортить тебе жизнь? Так вот. Она меня недооценивает. Бытует мнение, что я редкая стерва, и в этом вопросе я людям склонна верить. Повторяю еще раз: телефон надо вернуть. Мне плевать, как ты это сделаешь, но вернуть следует уже сегодня.

Я поднялась с намерением покинуть двор, но тут Влад обрел голос.

– Он что, ваш родственник?

– Мы познакомились через пару минут после того, как ты совершил свой подвиг. – При слове «подвиг» Влад невольно поморщился, а я подумала, что он еще не безнадежен, и оттого добавила: – Просто мне не нравится, когда такие, как ты, грабят детей на улице.

– Мне этот телефон… – покраснев, взвился он.

– Тем более, – перебила я. – Тебе хотелось подурачиться, а для пацана это не просто мобильный, это память об отце, которого он лишился. Уверена, тебя такими вещами не разжалобить, оттого на чувства я давить не собираюсь, просто ставлю задачу: верни телефон сегодня. Если ты его выбросил, это ничего не меняет.

– Я могу купить ему мобильник покруче, – съязвил он.

– На мамашины деньги? Конечно, можешь, и я могу, причем на свои. Но парню нужен тот, что подарил ему отец. – Я направилась со двора, Влад поднялся со скамьи и крикнул вдогонку:

– А если нет?

Я выдала улыбку, припасенную специально для журналистов и вот таких случаев, и ускорила шаг.

На душе было скверно, и причину скверного настроения я не знала. Вряд ли встреча с этим маменькиным сынком так на меня подействовала. В жизни встречаются типы и похуже. Телефон он наверняка выбросил… и в самом деле, зачем он ему? Но в здравом смысле парня я не сомневалась, такие, как он, со здравым смыслом начинают дружить, лишь только речь заходит об их благополучии, так что придется ему порыскать по мусорным контейнерам или другим малоприятным местам. Конечно, он может купить телефон, но в этом случае ему придется убедить Ваньку, что он тот самый. А если Влад все же наплюет на мои слова? Неужто я в самом деле начну активно ему пакостить? Вот тут и выяснилась причина скверного настроения: пакостить не хотелось. У него мама талантливая, маму жалко, да и он, наверное, неплохой парень… Вот так всегда, то маму жалко, то зажравшегося мамиными деньгами оболтуса. А всякого дерьма в мире становится все больше и больше. В те времена, когда я любила читать книжки, на меня произвели впечатление слова одного умника. Кажется, Аристотель предлагал тех, кто во времена гражданской смуты соблюдает нейтралитет, считать худшими из преступников и казнить. Тогда это показалось мне неоправданно жестоким и даже лишенным смысла. А вот теперь я склонна согласиться с древним греком. Больше всего зла исходит от тех, кто не принимает ничью сторону. Мир катится себе к чертям собачьим, а мы тешим себя иллюзией, что мы тут ни при чем. Очень даже при чем. Если Влад не вернет телефон сегодня, я схвачу его за руку на очередном развлечении, пусть даже мне придется с утра до ночи болтаться за ним по городу, а схватив за руку, наплюю на добрые отношения с матерью и приложу максимум усилий, чтобы отправить его в тюрьму, что, безусловно, позволит моим злопыхателям к словам «редкая стерва» добавить еще что-нибудь нелицеприятное, и это будет моим малым вкладом в мировую гармонию.

Странное дело, на душе полегчало и, подходя к машине, я уже не терзалась сомнениями, а смотрела на мир с симпатией, хотя и без особого оптимизма. Теперь можно встретиться и с бывшей пассией Деда. Я набрала номер телефона Максимовой и услышала ее голос.

– Слушаю.

– Ирина Константиновна, это Рязанцева.

– Здравствуйте, Оленька.

Я расплылась в улыбке, мало кому приходило в голову называть меня так, тем приятнее это оказалось.

– Игорь Николаевич просил встретиться с вами.

– Да-да, спасибо, что позвонили. Я очень беспокоюсь, речь идет о моей сестре, и я понятия не имею… Извините, моя извечная болтливость. Когда мы можем встретиться?

– Хоть сейчас.

– Отлично. Я нахожусь в магазине на углу Столетова и Герцена, здесь прекрасное кафе…

– Буду через пятнадцать минут.

Все столики в кафе были свободны, Максимова сидела неподалеку от стойки и курила, поглядывая на входную дверь. Увидев меня, улыбнулась и помахала рукой. Ей было около пятидесяти, и она не скрывала своего возраста, что не мешало ей отлично выглядеть. Высокая, с прекрасной фигурой и милым улыбчивым лицом, она неизменно вызывала симпатию, в том числе и у меня.

– Господи, Оленька, как роскошно вы выглядите, – всплеснула она руками, поднялась и меня поцеловала. – Просто расцвели. Счастье украшает женщину.

Только я собралась задаться вопросом, что за счастье такое меня постигло, как пришло озарение: Ирина Константиновна наверняка в курсе, что мы с Дедом живем теперь вместе, слились в экстазе, так сказать, а что это, если не счастье? Надо хмурить лоб, иначе вся женская часть города начнет мне завидовать чего доброго.

– Как ваши дела? – продолжала она, пожимая мне руку.

– Отлично. Я могла бы рассказывать о них часами, но боюсь вас утомить. Так что лучше поговорим о вашей сестре.

– Да, конечно. Конечно, – повторила она и, посерьезнев, замолчала. Должно быть, собиралась с мыслями или решала, с чего начать. Это позволило мне сделать заказ, после чего я со всем вниманием приготовилась слушать. – Даже не знаю, как объяснить, – пожала она плечами. – Моя сестра Зотова Нина Константиновна… Вы знакомы?

– Нет, – покачала я головой.

– Ее покойный муж был президентом банка.

– Григорий Петрович?

– Да-да. Вы знаете, он умер год назад. Он оставил Нине с дочкой очень неплохие деньги, поэтому я и решила… что, возможно, сестру шантажируют, – выпалила она, посмотрела на меня виновато и замолчала.

– Ирина Константиновна, давайте-ка поподробнее. Почему вы так решили, и кто, по-вашему, может ее шантажировать.

– Если честно, я и сама не знаю. Если бы у меня были какие-то конкретные подозрения… Но я чувствую, происходит что-то странное. Нина очень изменилась. К тому же девица, что появилась у них в доме, ведет себя нахально.

– Какая девица? – терпеливо спросила я.

– В этом-то все и дело. Она племянница Григория Петровича, но я о ней совершенно ничего не слышала до недавнего времени, и Нина, уверена, тоже. Григорий Петрович сирота, его родители погибли, когда ему было восемь лет, и воспитывала его бабушка. Она умерла много лет назад. Никаких других родственников у него не было. По крайней мере, мы ничего о них не знали. Ни на свадьбе Гриши и Нины, ни позднее, все двадцать три года их совместной жизни, никто из родственников никогда не появлялся. И вдруг через полгода после смерти Гриши приезжает эта девица. Якобы она дочь двоюродной Гришиной сестры.

– Она что, претендует на наследство?

– Вроде бы нет. Да это и невозможно. Все перешло жене и дочери, а двоюродная племянница – это не близкая родня, так что претендовать…

– Тогда что вас беспокоит?

– Я уверена, она – самозванка.

– Допустим. Но это нетрудно проверить.

– В том-то и дело, Нина ничего об этом слышать не хочет. Утверждает, что эта Юля Бокова – племянница Гриши, поселила ее в своем доме, помогла поступить в университет, теперь, судя по всему, Юля будет жить у нее как минимум пять лет.

– Если вашу сестру это устраивает…

– Оля, я же вижу, с сестрой что-то происходит. Она очень ласкова с этой девчонкой, иногда в ущерб родной дочери, но… Нина страдает. Меня не обманешь, я очень хорошо знаю свою сестру. Юля никакая не племянница, вообще неизвестно, откуда она взялась.

– Но ваша сестра утверждает, что она родственница ее мужа?

– Вот именно. Поэтому я и решила, что сестру кто-то шантажирует и девицу ей эту подсунули неспроста. Понимаете?

– Более или менее, – пожала я плечами.

– Разговаривать со мной на эту тему сестра отказывается, я беседовала с Леночкой, это ее дочь, она тоже ничего не понимает, но ее мать точно околдовали, она держит эту девицу в доме, хотя той ничего не мешает жить в общежитии. Накупила ей всяких тряпок, дает деньги… Вчера заговорила о покупке машины. Видите ли, Юле далеко ездить в университет. Просто невероятно.

– Да, любовь к племяннице покойного мужа действительно невероятная, – кивнула я.

– Вот-вот. А еще этот тип, – не дожидаясь моего вопроса, начала она объяснять. – Я встретила его в доме сестры примерно за неделю до того, как там появилась Юля. Приехала к сестре и в дверях столкнулась с мужчиной лет шестидесяти, физиономия… знаете, такая… скверная, одним словом. Он как-то заискивающе мне поклонился, а взгляд у него был… точно у этого типа камень за пазухой. Я тогда удивилась: кто это? Всех знакомых сестры я хорошо знаю, мы с ней очень дружны, так что… Я подумала, может, это какой-нибудь мастер, телевизор, к примеру, сломался… Я собиралась спросить у Нины, кто он такой, но она была в таком состоянии… С похорон мужа я не видела ничего подобного. Она была просто раздавлена, понимаете? И ничего не хотела объяснять. Твердила одно: все нормально. А потом появилась эта Юля. И поведение сестры стало очень странным, а ничего объяснять она по-прежнему не желает. Но ведь должна быть этому причина? Я не знала, к кому обратиться, и в конце концов позвонила Игорю… Николаевичу, – поспешно добавила она, быстро взглянув на меня. – А он сказал, что вы непременно поможете. Оленька, я очень на вас надеюсь, – вздохнула она и вновь пожала мою руку. – Вы же понимаете, в милицию с такой историей не пойдешь, они попросту отмахнутся, а потом… я боюсь. Поведению сестры я нашла лишь одно внятное объяснение: шантаж. И если я обращусь в милицию… не сделать бы еще хуже. Понимаете?

– Вы совершенно правы, в милиции вряд ли впечатлятся вашей историей. У них без того дел полно. Хорошо, попробуем что-нибудь узнать об этой девушке. Юлия Бокова? Сколько ей лет? Откуда она приехала?

– Из Екатеринбурга. Ей двадцать лет. Знаете, что я подумала? Может быть, вы сами оцените обстановку? Вдруг я… как бы это сказать… преувеличиваю? Если вы скажете, что ничего подозрительного не заметили… я буду только рада.

– Хорошо, – кивнула я. – Но как вы себе это представляете?

– Да очень просто. Мы сейчас поедем к моей сестре. – Ирина Константиновна взглянула на часы. – Вас я представлю своей знакомой. Сестра не будет задавать вопросов, гостям она всегда рада. Ну что? – улыбнулась она.

– Вы на машине?

– Нет, на такси приехала.

– Тогда прошу со мной. Как выглядел мужчина, с которым вы столкнулись в доме сестры? – спросила я уже по дороге. – Сможете его описать?

– Смогу, – кивнула она. – Лет шестидесяти, невысокий, полный, лицо одутловатое, брови… густые, смешно торчат, глаза светлые и взгляд… колючий. А рот маленький, совсем не подходит такому лицу, я еще подумала, рот у него бабий. Одет был просто, брюки, дешевый свитер и сверху куртка, поношенная. Так выглядят старички на пенсии, но для пенсионера у него был очень властный взгляд. И на дом сестры он смотрел так, точно думал: недолго вам тут жировать осталось. Вы можете решить, что я все выдумываю, но тогда мне казалось, что я читаю его мысли. Понимаете? Настолько откровенен был его взгляд.

Сестра Ирины Константиновны жила в фешенебельном районе у реки, правда, ее дом на фоне других, более напоминавших дворцы чокнутых правителей каких-нибудь африканских республик, выглядел скромно. Двухэтажный, с большой верандой, окруженный низким кованым заборчиком (соседи обнесли себя каменной стеной в два человеческих роста), ворота, калитка и кусты роз. Земля здесь была в дефиците, и дома жались друг к другу.

Я затормозила у ворот. Пока мы выбирались из машины, на крыльце появилась женщина. На первый взгляд никакого сходства с Ириной Константиновной, но когда она приблизилась, стало ясно: это и есть ее сестра, глаза были те же, а еще привычка улыбаться уголками губ.

– Здравствуй, – сказала она, целуя Ирину, и с любопытством посмотрела на меня.

– Ничего, что мы к тебе нагрянули? Это Оля, работает у Игоря Николаевича. Мы встретились в магазине, она присматривает себе дом. Вот я и подумала, может, для начала стоит поговорить с тобой?

– Что ж, район хороший, соседи солидные, если цены здесь вас не пугают, смело покупайте, – улыбнулась Нина. Мы успели подняться по лестнице и вошли в просторный холл. Я огляделась и подумала: что может заставить людей жить в таком доме? То есть дом-то, конечно, отличный, но для трех человек места явно многовато. В своей нелепой двухуровневой квартире я с трудом обжила лишь кухню и гостиную, ночевала по большей части тоже в гостиной, потому что спальная у меня на втором этаже, а мой пес ненавидит лестницы. В квартире Деда на второй этаж я тоже практически никогда не поднимаюсь.

Дурацкие мысли пришлось оставить, мы прошли в столовую, и Нина Константиновна поинтересовалась, что я буду пить, чай или кофе. Получив чашку чая, я принялась вяло врать о том, как жажду поселиться по соседству. Инициативу перехватила Ирина Константиновна, и я по большей части кивала.

Послышались шаги, и в столовой появилась девушка лет двадцати в едва различимой мини-юбке и топе, расшитом блестками. Она неуловимо напоминала цирковую наездницу. Короткая стрижка, вздернутый нос и удручающее количество косметики, которое не скрывало прыщи на щеках и лбу, взгляд одновременно нахальный и испуганный, точно девица в любой момент ожидает, что ее выставят отсюда без объяснений. По тому, как нахмурилась Ирина Константиновна, стало ясно – это и есть Юлия.

– Скоро будем ужинать, – с улыбкой взглянув на нее, сказала Нина и повернулась ко мне. – Это моя племянница, Юля. Учится в нашем университете. Это Ольга Сергеевна.

– Я ее вчера по телику видела, – неожиданно низким голосом сообщила девица. – Вы какая-то шишка в администрации?

– Совершенно незначительная, – кивнула я. – Так что и не шишка даже, просто небольшой прыщ.

При упоминании прыщей девицу перекосило, и я дала себе слово выбирать выражения.

– Я ужинать не буду, – буркнула Юля. – Прогуляюсь.

– Одна? – мягко спросила Нина, ее нежный взгляд, обращенный к девушке, вряд ли был притворством.

– Я что, должна отчитываться? – вздернув губу, спросила Юля.

– Разумеется, нет. Просто я беспокоюсь.

Презрительная улыбка на лице Юли стала еще явственнее. Она налила себе чаю, села в кресло, закинув ногу на ногу, и нахмурилась.

– А где Лена? – спросила хозяйка.

– Понятия не имею.

– Я думала, вы пойдете вместе.

– Она считает, что я не подхожу их компании.

– Чепуха.

– Не считайте меня дурой, – очень резко ответила девица. – Ее друзья нарочно начинают болтать по-английски, чтобы показать, что я полнейшее ничтожество. Конечно, они закончили спецшколу, а я, по их мнению, явилась сюда из дикой глуши.

– Не преувеличивай. Уверена, ничего подобного им в голову не приходит, – очень мягко возразила Нина.

– Все равно я их терпеть не могу. Строят из себя не пойми что… золотая молодежь, блин.

– Кажется, я тебя просила, – начала Нина, девушка поднялась и, вздернув подбородок, быстро покинула столовую. – Извините, – вздохнула хозяйка.

– Не понимаю, почему ты это терпишь, – не удержалась ее сестра.

– Перестань. Они все такие в этом возрасте. У нее умерла мать, она переживает… Чужой город, чужие люди…

– Вот именно, чужие. Не мешало бы вести себя по-человечески, раз уж она живет в твоем доме.

– Пройдет время, и все наладится. И с Леночкой они подружатся.