Полная версия
Легенда о трех мартышках
– От кого сбежали тараканы?
Парень скорчил страдальческую гримасу.
– Она не умывалась… ну… из маминой спальни выходит типа кран…
– Мойдодыр! – озарило меня.
– О! – обрадовался собеседник. – В точку.
– И какое отношение он имеет к Анне Карениной? – обалдела я.
– Так у жены имя, как у той, с тараканами, – заулыбался Костя, – ща, из головы вылетело. У меня сынишка, ему жена недавно вслух читала!
– Анну Каренину? – изумилась я. – Маленькому ребенку? Конечно, нужно приучать отпрыска к классической литературе, но роман о даме, изменившей своему мужу, не лучший выбор для ребенка. И, простите, вы запамятовали, как зовут вашу супругу?
– Я че, идиот? – нахмурился Костя. – Наташка! За фигом вам про нее знать?
– Сами сказали «имя у жены заковыристое», – я попыталась превратить идиотскую беседу в разговор разумных людей.
– Так я не о Натке балакал, – засмеялся продавец, – во, про него! Мужик, Лев Толстой, снял кинушку, дюдик с любовью, а его жена на телевидении светится! Имя у бабы, как у стиха про тараканов! А моя Наташка Мишке читала! Понятно?
Я откашлялась.
– Супругу Льва Николаевича Толстого звали Софья Андреевна, она, на мой взгляд, была очень несчастлива в семейной жизни, граф вел себя некрасиво по отношению к ней. Но госпожа Толстая скончалась задолго до изобретения телевизора!
– Она померла, а он второй раз женился на молоденькой, – не сдался Костя, – обычное дело.
– Писатель Лев Толстой умер в тысяча девятьсот десятом году.
– Этта вы путаете, – отрезал продавец, – я сам видел его бабу! Ниче, хорошенькая! Черт! Ну и имя у нее! Про посуду!
– Про посуду? – в полнейшем недоумении повторила я. – Телеведущую зовут, как кухонную утварь?
– Ага, – кивнул парень.
– Сковородка?
– Неа.
– Кастрюля?
– Да вы че!
– Вилка? Хлебопечка? Плита? – тупо перечисляла я.
– Ну, е-мое, – Костя хлопнул рукой по прилавку, – знаете вы расчудесно и девку, и книжку! Просто забыли! От нее все ушли… по полям, по лугам.
– Федорино горе! – воскликнула я.
– Федора! – подпрыгнул Костя. – Вау! Точно!
– Детские стихи про плохую хозяйку написал Корней Иванович Чуковский, – менторски произнесла я. – Он не имеет никакого отношения к Льву Николаевичу Толстому!
– Вы ваще без понятия, – заявил Костя, – Федорой зовут телеведущую, которая жена Толстого. Ясно?
Я оперлась о прилавок:
– Не Федора, а Фекла, Фекла Толстая, очень симпатичная и умная девушка, она хорошо образована и прочитала горы книг. Вот только супругой Льва Николаевича Фекла никогда не была.
– Как же она на телик попала? – хитро прищурился Костя. – Туда только своих берут.
– А писательница Татьяна Толстая, которая тоже работает в «Останкино»? – засмеялась я. – По-вашему, и она жена нашего классика? Толстых в русской литературе было много. Несмотря на одинаковые фамилии, Фекла и Татьяна не родственницы. Первая имеет прямое отношение к Льву Толстому, а вторая к Алексею, тоже замечательному писателю.
– Они там все в родстве. Простому человеку не пролезть, – уверенно заявил Костя. – Меня, например, не приглашали на телевидение. А почему? Ясно ж, кому нужен парень с улицы. Так берете дюдик про Каренину?
– Спасибо, не надо, – отказалась я, – пойду дальше.
– Во народ, – разочарованно забубнил Костя, – сами не знают, чего хотят! Возьмите документальный фильм «Подвалы Лубянки»[7]. Его снял журналист, которого убили за то, что он кучу тайн понараскрывал. Шоколадное кино получилось, все правда! Забирайте последний диск, недорого отдам, со скидкой.
Чтобы не разочаровывать парня, я протянула ему деньги, сунула покупку в сумку, вышла на улицу и услышала недовольный звон мобильного.
– Дашунчик, ты где? – зачирикала Галя Мысина. – Мы с Александром Михайловичем уже приехали! Он очень нервничает, даже от ужина отказался, бедняжка!
– Если Дегтярев пропустит прием пищи, ему от этого станет только лучше, – ответила я, садясь в машину. – У нашего борца с преступностью десять лишних килограммов веса.
– При чем тут полковник? – удивилась Галка. – Ты забыла про мою просьбу?
– Нет, – возразила я, тщетно пытаясь вспомнить, по какой причине Мысина решила посетить Ложкино, – у меня с памятью полнейший порядок. И что вы там поделываете с Александром Михайловичем?
– Он весь на нервах, – затараторила Галка, – сначала носился по лестницам с первого этажа до мансарды: вверх-вниз и обратно. Я оторопела от его скорости, прямо в глазах зарябило!
Я чуть не врезалась во впереди идущую машину, но, слава богу, успела вовремя крутануть рулем и, краем уха слушая раздавшиеся недовольные гудки, спросила:
– Бегал по лестнице? Александр Михайлович?
– Ага, – подтвердила Галя, – четверть часа гонял. Наверное, от стресса.
Я опешила, полковник терпеть не может физические упражнения. В свое время мы с Машей пытались заставить его посещать спортзал, даже подарили абонемент в фитнес-клуб, но толстяк заглянул туда всего один раз. Больше всего он уважает два вида упражнений: плотный ужин и крепкий сон. Никакие рассказы о гиподинамии, необходимости движения и грозящих тучному человеку болезнях не пугают приятеля. Он, правда, периодически садится на диету и стоически выдерживает ее в промежутке между завтраком и обедом. Скакать по лестницам совершенно не в духе Дегтярева, он ходит по ступенькам медленно, осторожно, со скоростью беременного бегемота. Что происходит у нас дома?
– И где ты? – вопрошала тем временем Галка. – Далеко до Ложкина?
– Может, за час доберусь, – оптимистично пообещала я, – хотя ничего гарантировать не могу.
– Боюсь, я не смогу тебя дождаться, – огорчилась Мысина.
Я испытала радость, но постаралась скрыть ее и лицемерно воскликнула:
– Вот жалость!
На самом деле у меня не было ни малейшего желания общаться с Галкой и выслушивать сплетни, которыми ей не терпелось поделиться, но неприлично же сообщать об этом Мысиной. Мы с ней явно договорились встретиться, Галка не из тех людей, которые сваливаются на голову без предупреждения. Я просто начисто забыла о запланированном приезде гостьи, и это неудивительно, учитывая мое потрясение после известия о живой матери.
– Я могу опоздать на самолет, – объясняла ничего не подозревавшая о моих мыслях подруга, – поэтому оставляю тебе Александра Михайловича и сматываюсь. Пожалуйста, присмотри за ним, бедная Нинка с ума сойдет, если любимчик захворает.
В моей голове словно включился свет. Ну конечно же! Утром Галка попросила меня пригреть на недельку некоего Александра Михайловича, тезку нашего Дегтярева, кавалера Галкиной сестры Нины. Значит, это он, а не полковник со скоростью звука носился по лестнице. Похоже, дядечка не совсем нормален, он не способен находиться один дома, Мысина побоялась отпустить сего джентльмена к нам без сопровождения, а, прибыв в гости, этот тип стал использовать лестницу в качестве тренажера. Хотя Галя упоминала о том, что Александр Михайлович спортсмен, чемпион, вероятно, он боится потерять форму и использует каждую возможность для тренировки. Ну что ж, такое поведение похвально, надеюсь, Дегтярев вдохновится его примером и тоже будет изредка шевелить ластами!
– Не обидишься, если я сейчас уеду? – спросила Мысина.
– Нет, – не подумав, ляпнула я и тут же исправила оплошность. – Жаль, конечно, что мы не пообщались, но работа важнее.
– Я тебя обожаю! – ажиотированно воскликнула Мысина. – Сейчас чаю глотну и унесусь! Ирка испекла чудо-пирог! С ягодами.
– Она отлично готовит, – я решила не выдавать домработницу, которая абсолютно не умеет печь пироги.
Откуда взялась аппетитная выпечка? Ира просто разморозила готовое изделие и ничтоже сумняшеся выдала его за собственное творение.
Я нажала на газ и… домчалась до нашего дома за пятнадцать минут. Можете мне не верить, но Кутузовский проспект, МКАД и Ново-Рижское шоссе были практически пусты. В шесть часов вечера это казалось невероятным, и я на всякий случай включила радио, вдруг в Москве приземлились инопланетяне и все автолюбители ринулись к месту их посадки. Другая причина отсутствия пробок просто не пришла мне в голову.
Не успела я войти в дом, как в холл выскочила страшно довольная Галка.
– Дашута! Ты летела ракетой! – воскликнула она.
– Невероятное везение, – не скрыла я удивления, – по дорогам ехало три с половиной автомобиля.
– Отлично! – возликовала Мысина. – Сейчас познакомлю тебя с Александром Михайловичем. Он милашка! Душка! Очаровашка!
– Прекрасно, – кивала я, не понимая, почему наши собаки не выбежали, как обычно, в прихожую.
– Эй, эй, – закричала Галка, – Александр Михайлович! Иди сюда! Милый, поторопись!
Из столовой важно, словно авианосец, выплыл Дегтярев.
– Что случилось? – без особой радости спросил он. – Пожар? Зачем мне бежать во весь опор? Только сел попить чаю!
– Ты вернулся из командировки, – улыбнулась я, – как съездил?
– Отвратительно, – заявил полковник, – поэтому рассчитываю без эксцессов насладиться чаем вкупе со сливовым пирогом. Говорите, чего хотите, и оставьте меня в покое!
– Тебе нужен Дегтярев? – повернулась ко мне Мысина.
– Нет, – замотала я головой, – вернее, сейчас нет.
– Зачем тогда меня звали? – начал злиться полковник. – Орали: Александр Михайлович!
– Это не тебя, – засмеялась Галка.
Дегтярев покраснел.
– У нас завелся еще один Александр Михайлович?
– Точно! – подтвердила Мысина.
– Он здесь временно поживет, – быстро сказала я, – всего недельку.
Полковник закатил глаза, но удержался от комментариев, однако Мысина чутко уловила недовольство толстяка и зачастила:
– Никаких проблем не будет. Веселый, контактный, с чувством юмора, аппетит прекрасный, он очень аккуратный, вообще без недостатков! Сейчас вас познакомлю. Эй! Александр Михайлович! Сюда! Эй, фью, фью…
Вытянув губы трубочкой, Мысина засвистела, мне стало любопытно: как выглядит мужчина, которого подзывают таким оригинальным образом?
Сверху послышался быстрый дробный топот.
– Кто это скачет на втором этаже, в библиотеке? – задрал голову полковник.
– Увидишь, – загадочно ответила Галка и заорала еще отчаянней:
– Эгей! Александр Михайлович! Живо! Пст!
Дегтярев сделал было шаг по направлению к Галке и тут же побагровел, я прикусила губу, чтобы не рассмеяться. Топот переместился левее, стал приближаться, в конце концов на лестнице показалось маленькое бело-рыжее тельце, несущееся к нам со скоростью камня, выпущенного из пращи. Я попятилась и уперлась спиной в стену. Собака! Пес, размером меньше Хуча, но больше Жюли и, похоже, у него шестнадцать лап. Ни один из членов нашей стаи не способен передвигаться с такой безумной скоростью.
Внезапно собачка замерла.
– Дорогой, – пропела Галка, – иди сюда, познакомься!
Кобелек взвизгнул, подпрыгнул и кубарем скатился по ступенькам, по дороге он задел одну из напольных ваз, украшавших лестничную площадку. Она покачнулась, шлепнулась на бок и покатилась вниз. Песик добавил скорости и очутился у ног Дегтярева. Через секунду к домашним тапкам полковника добралась ваза и рассыпалась веером осколков.
– И-и-а-а, – визгливо заорала собачка, потом присела на задние лапы и взвилась в воздух.
Я много лет общаюсь с животными и считаю себя почти ветеринаром. Конечно, оперировать под общим наркозом я никогда не возьмусь, но постричь когти, почистить уши, сделать укол, обработать рану, короче говоря, оказать первую помощь могу легко и хорошо знаю, на что способны собаки. В Ложкино часто привозят на передержку представителей самых разных пород. Был у нас спаниель, самозабвенно плавающий в пруду, алабай, без проблем спавший по несколько часов в сугробе, пудель, игравший в футбол лучше Бэкхема, но, поверьте, мне никогда в жизни не встречался пес, способный с места допрыгнуть до лица взрослого человека, облизать его, а потом, не приземляясь на пол, перелететь ко второму гомо сапиенс и повторить сладкий поцелуй.
Глава 8
– Это Александр Михайлович? – ошарашенно спросил Дегтярев, вытирая рукой щеку.
– Да, – кивнула Галка.
– Он собака? – отмерла я.
– Ну конечно, – пожала плечами Мысина, – кто ж еще?
Действительно, я задала глупый вопрос. Ну кого, кроме безумного пса, можно назвать Александром Михайловичем? Не взрослого ведь мужчину! «Александр Михайлович» – самая распространенная кличка для четвероногих.
– Милашка, – умилилась Галка и попыталась погладить без устали скачущего песика.
– Ты вроде говорила, что он спортсмен, – съязвила я.
– Чемпион, – гордо ответила Мысина.
– По шахматам? – вырвалось у меня.
Подруга засмеялась, потом ухватила пса за хвост:
– Эй, Александр Михайлович, сядь!
Дегтярев вздрогнул.
– Куда? На пол? Тут же нет стульев.
– Я собаке говорю, – заржала Мысина.
Полковник стал медленно наливаться краской.
– А можно это чудовище именовать по-другому?
– Как? – поинтересовалась Галка. – Его кличка Александр Михайлович!
– Черт побери, – не вынес полковник, – нельзя звать пса, как человека!
Галка заморгала.
– Почему?
– Это не принято! – взревел Дегтярев, шумно вздохнул и чуть тише добавил: – У кобелей не бывает отчества!
– У дворовых и тех, кто живет без документов, да. Но он! – Галка попыталась удержать отчаянно вертящееся, покрытое короткой шерстью тело. – Он назван в честь Александра Македонского, отец у нашего чемпиона был Михаил Пятый Феликс Австрийский-Варшавский из Литл-Хамера на Эльбе. Следовательно, сын – Александр Михайлович Феликс Австрийский-Варшавский из Литл-Хамера на Эльбе с московским клеймом!
– Жесть, – выронил приятель.
– И в отличие от тебя, – ополчилась Мысина на несчастного полковника, – он знает своих родственников до восемнадцатого колена! А ну, немедленно отвечай, как звали твою прабабушку?
– Понятия не имею, – растерялся Дегтярев, – даже не уверен, что она у меня была!
– Здорово, – подпрыгнула Мысина и вытащила из сумки небольшую книжечку. – Это родословная песика! Читаем! Прабабушка: Элиза Эдуардовна фон Рок из замка Бец Бон в Шотландской Виргинии с киевским клеймом! Ты можешь похвастаться родственницей из Шотландской Виргинии с киевским клеймом?
– Нет, – честно признался полковник.
– Вот и молчи, – фыркнула Галя.
– И в каком же виде спорта он чемпион? – спросила тихо стоявшая до сих пор Ирка.
– Предполагаю, что по фигурному катанию, – не утерпел приятель, – или по стрельбе из лука!
– Боже! – закатила глаза Мысина. – Вы невероятные люди!
Галка вновь залезла в сумку, вытащила оттуда довольно большую кожаную коробку и протянула мне.
– Смотри!
Я открыла крышку и увидела странные ярко-желтые зажимы.
– Заколки для галстуков? Зачем столько?
Мысина посмотрела на меня с превосходством.
– Чукча! Это ежедневные медали! Неужели никогда не видела?
– Если эти железки, как ты выразилась, ежедневные медали, значит, есть еще и праздничные знаки отличия? – предположил полковник.
Мысина повертела пальцем у виска:
– Вы беспросветная темнота! Разве военные таскают на мундирах ордена? У них есть такие разноцветные полосочки!
– Планки, – уточнил Дегтярев.
– Французы называют их «фруктовый салат», – я не упустила момента продемонстрировать глубину своих знаний.
Галка потрясла коробкой.
– Это собачьи планки, их цепляют на попону или пальтишко! Александр Михайлович без знаков отличия гулять не пойдет, а медали только на выставках демонстрируют. Он трехкратный чемпион мира по доставанию бобров из нор.
– Ох и ни фига себе, – воскликнула Ирка, – охотник, значит.
– Ужасно! – возмутилась я. – Несчастные бобры! Какое право имеет собака выгонять их из собственных квартир?
– А шубки? – алчно воскликнула Мысина. – Манто из бобра шикарная вещь.
Мне захотелось стукнуть Галку, носить пальто из шкуры животного бесчеловечно!
Послышался тихий скрип, я машинально посмотрела в сторону лестницы. Из-за балясин выглядывал Хучик, мопс прятался на площадке между первым и вторым этажом, там где лестница делает поворот. Поведение Хуча меня удивило, как правило, он весело встречает хозяйку у входной двери, бежит впереди стаи, а сейчас опасливо высовывается из укрытия.
– Милый, иди сюда, – позвала я.
Мопс деликатно кашлянул, чемпион вздрогнул, взвизгнул и стрелой полетел вверх по ступенькам, походя спихнув вторую напольную вазу, которая тоже скатилась к ногам Дегтярева и превратилась в фарфоровую пыль.
– Слава богу, – всплеснула руками Ирка, – до чего мне надоело с этих дур пыль вытирать!
– Куда он так ринулся? – спросил Дегтярев.
Я открыла рот, и тут же услышала яростное рычание и визг Хуча.
– Убивают! – завопила Ирка.
– Сейчас же отцепись, – раздался Машин крик, – откуда ты взялся!
Я ринулась в библиотеку и застала там душераздирающую картину. Хуч лежал на спине, задрав все четыре лапы, у него на животе гордо восседал Александр Михайлович (надеюсь, вы понимаете, что речь идет не о полковнике) и пытался укусить бедолагу за толстую шею.
С быстротой кошки я схватила чемпиона за хвост и сдернула на пол, Хуч, проявив невероятную резвость, испарился в мгновение ока.
– Он хотел сожрать мопса! – ожила Маша.
– Перепутал его с бобром, – подал голос появившийся Дегтярев.
– Убийца, – припечатала запыхавшаяся Ирка, – ну, Дарь Иванна, и зачем вы только согласились его передержать!
– Полагала, что Александр Михайлович мужчина, – промямлила я.
– А теперь возникли сомнения? – начал злиться полковник.
– Я имею в виду собаку, – уточнила я. – Галка ничего не сказала про нее и…
– Надо немедленно вернуть ей пса! – встрепенулась Маша и побежала вниз.
Я, держа под мышкой успокоившегося чемпиона, пошла за ней. В холле было пусто, мы с Маней выглянули во двор и увидели, что машины Мысиной нет. Звонки на мобильный не дали результата, Галка не снимала трубку.
– Не знаю, как вы, а я, пока в доме охотится на бобров это чудовище, отказываюсь выходить из спальни, – гордо заявил Дегтярев и удалился.
– Неприятная ситуация, – констатировала Машка.
– Ума не приложу, что делать, – призналась я, – может, водить гостя по дому на поводке?
– Только на меня не рассчитывайте, – испугалась Ирка, – я боюсь таких злобных!
– Он просто хорошо выполняет свою работу, – защитила Александра Михайловича Маня, – думаю, ему надо объяснить наши порядки.
– Шикарная идея, – согласилась Ирка, – и как это сделать? Я не владею разговорным лаем.
Маня выхватила у меня чемпиона:
– Мы идем в гостиную, а вы зовите туда ребят.
Мы с Иркой отправились искать собак. Хуч был обнаружен в гардеробной, за коробкой с босоножками, Банди нашелся в бане, он тихо лежал в пустом джакузи, Черри спала в гостевой комнате под ковром, Снапа я выковырнула из-под буфета, а Жюли выудила из корзинки с картошкой. Наша стая никогда не проявляет агрессивности, вот и сейчас никто не щелкал зубами, не рычал с угрожающим видом, просто собаки не хотели общаться с наглым гостем.
Когда все очутились в гостиной, Маня стала по очереди подносить чемпиона к морде каждой собаки и говорить:
– Это не бобер, изволь с ним подружиться! Ты понял? Никакой охоты!
Потом она посадила хулигана на ковер и заявила:
– Ты будешь Чемп!
Охотник моргнул и покосился на Снапа.
– Мы не можем звать тебя Александр Михайлович, – продолжала Маруся, – ну как, скажи, ужин подавать? Позовем тебя, к миске прибежит Дегтярев. Чемп отличная кличка, все поймут, что ты настоящий чемпион.
– Так он тебя и понял, – засмеялась Ирка.
Чемп чихнул, потом упал на живот, подполз к Хучу и перевернулся на спину, продемонстрировав мопсу розовое брюхо.
– Один ноль в нашу пользу, – подпрыгнула Маруська, – нечеловеческого ума пес, с первого раза усек проблему, он просит у Хучика прощения.
– Притворяется, – отрезала Ирка, – при нас паинькой прикидывается, а ночью он мопса, как бобра, перекусит.
Чемп повернул голову, наградил домработницу презрительным взглядом, затем облизал морду Банди, который ранее с некоторой опаской наблюдал за братанием гостя и Хуча.
– Можно спокойно заниматься своими делами, – запрыгала в восторге Маня и убежала.
– Если услышишь звуки драки, – попросила я Ирку, – немедленно вылей на дерущихся воду и зови нас.
– Не хочу с ведром по дому рассекать, – мрачно ответила Ирка, – и пока вы добежите, этот, с позволения сказать, Чемп, меня сожрет.
– Он охотится на бобров, – напомнила я, – ты намного крупнее.
– По-вашему, я жутко жирная? – нахмурилась Ирка.
– Нет, конечно, но, согласись, человек больше бобра, – улыбнулась я.
– Значит, я толстая! – со слезами в голосе настаивала Ира.
– Ты мощнее бобра, и это естественно.
– Отвратительная корова!
– Речь идет о не очень больших млекопитающих!
– Свинья просто! – прошептала домработница.
– При чем здесь хрюшки? – не поняла я.
– Они безостановочно едят и носят халаты семьдесят шестого размера, – захлюпала носом Ирка.
– Ты меня не поняла!
– Расчудесно все слышала! У меня отличный слух!
– Пусть так, но услышать и слушать – разные глаголы.
– Я глухая, да? Жирная, да еще с больными ушами, – застонала домработница. – Взяли и обидели.
– Ира, успокойся, – утешила ее я, – выпей чаю, посмотри телик.
– Ой, не к добру такая забота, – запричитала Ирка.
Я поспешила уйти из гостиной, иногда у нашей прислуги в мозгу происходит короткое замыкание. Скорей всего, Ирка здорово испугалась Александра Михайловича, то есть Чемпа, поэтому и впала в ступор.
Сейчас в доме царила полнейшая тишина. Многолетнее посещение кружка при Ветеринарной академии принесло свои плоды, Маруська замечательно разбирается в психологии собак, вон как быстро она приструнила Чемпа.
В ту же секунду из столовой донеслось тихое позвякивание, сопение и довольное урчание. Я тихо вошла в комнату, большую часть которой занимает длинный овальный стол с двенадцатью стульями, и онемела от негодования. На зеленой шелковой скатерти стоял Хучик и, обмирая от восторга, лопал из хрустальной «лодочки» мармелад. А по длинной столешнице туда-сюда с космической скоростью метался Чемп, ухитрявшийся одновременно воровать зефир, облизывать шоколад и грызть курабье.
– Хулиганье! – ошалело произнесла я.
Бело-рыжее тело со скоростью молнии сигануло вниз и пропало. Хуч растерялся, поднял морду и выпучил свои и без того огромные глаза.
– Приличные мопсы не тырят сладкое, даже если их подбивают на это отвязные охотники за бобрами, – укорила я Хучика, – сам бы ты ни за какие пряники не додумался сюда забраться. Дорогу к лакомствам тебе указал Чемп. Ну а теперь оцени нового приятеля по достоинству. Он сбежал, а тебя бросил, это красиво?
Хучик начал тихо выть, я взяла его на руки, поставила на пол и заявила:
– Сделай нужные выводы, не ходи с Александром Михайловичем в разведку. Кстати, тебе вреден сахар во всех его видах, живот заболит, уши зачешутся. На первый раз я тебя прощаю, но помни, ты взрослая собака, живи своим умом, не проказничай с Чемпом.
– Чего случилось? – заглянула в столовую Ирка.
– Хочу форточку закрыть, – я решила не выдавать Хуча, – дует.
На следующий день около полудня я, припарковав машину возле небольшого магазинчика, пошла к кирпичной пятиэтажке, серевшей в глубине двора. Сто восемьдесят третья квартира оказалась на четвертом этаже, лифт в доме отсутствовал, а на крохотной лестничной клетке, куда выходили еще три двери, было не повернуться. Тут стояли детская коляска, санки, ящик из-под бананов, набитый деревяшками, и два пакета с мусором.
Стараясь глубоко не дышать, я нажала на звонок.
– Чего надо? – прохрипело из квартиры.
Голос был слишком низким для женщины и слишком высоким, чтобы принадлежать мужчине.
– Анна Королькова здесь проживает? – ответила я вопросом на вопрос.
Послышался скрип, ободранная дверь приотворилась, мне в лицо пахнуло отвратительным «букетом» из кошачьей мочи, протухшей рыбы и чеснока. Толстая бабища в замызганном спортивном костюме и в массивных мужских ботинках глянула на меня из-под челки, «сосульками» падающей на лоб.
– И чего надо? – апатично повторила она.
– Позовите Анну Королькову, – попросила я.
– Бабку, штоль?
– Да, пожалуйста.
– Она уехала, – почесывая голову грязными пальцами, заявила тетка.
– Скоро вернется? – спросила я.
– Ну… может, через три месяца, – зевнула бабища.
– Куда же могла так надолго отправиться пожилая женщина? – удивилась я.
– Отдыхать. В деревню.
– Зимой?
– И че? Там хорошо, воздух свежий.
– Простите, как вас зовут? – решила я наладить контакт с непривлекательной особой.
– Марина, – прогудела хозяйка. – Слышь, одолжи сотняшку, трубы горят!