Легенда о трех мартышках

С новорожденной мать не сюсюкала, она молча кормила дочь, не улыбалась, не тетешкала девочку.

Спустя некоторое время Аню перевели в психиатрическую клинику на принудительное лечение.

Суд над похитителями музейных экспонатов не состоялся. Игорь покончил с собой, формально он умер незапятнанным человеком, Анечку, как сумасшедшую, призвать к ответу было невозможно.

Внучку отдали Афанасии Константиновне. Чтобы избавить девочку от неприятностей и избежать огласки, дедушка с бабушкой поменяли квартиру, переезжали они несколько раз и в конце концов очутились в коммуналке на улице Кирова. Ребенку раздобыли новую метрику, куда вписали мифических Елену Ивановну и Ивана Петровича. Вероятно, эти люди существовали на свете, но они не имели никакого отношения к маленькой Даше.

– Прочитала? – заглянул в комнату Сергей Петрович. – Забавно?

– Не совсем подходящее слово, – прошептала я. – Значит, моя память таки сохранила встречу с родной матерью. Та женщина в сером халате, в пустой комнате… Меня приводили в психиатрическую клинику!

– Да, – подтвердил Водоносов, – снимок, который я показал в начале нашей встречи, был сделан охраной в тот момент, когда Афанасия с ребенком миновала центральный вход лечебницы.

– Не знала, что в лохматые года были технические возможности для видеонаблюдения, – очнулась я.

– Имелись разные возможности, – сказал Водоносов, – но, конечно, они несравнимы с сегодняшними. Это просто фото, а не видеозапись. Преступникам в те годы было проще, камеры в СИЗО прослушивались, но не просматривались.

– Как же бабуля ухитрилась пробраться на строго охраняемую территорию? Зачем потащила внучку в сумасшедший дом? Это противоречит всякой логике, Афанасия рассказывала ребенку сказку о родителях-альпинистах, неразумно показывать девочке родную мать, – удивилась я.

Водоносов поднял руки.

– Спокойно. Старуха выполняла условие сделки.

– Какой?

Сергей Петрович сел в кресло.

– «Дети за родителей не отвечают», – так говорили в советские времена. Но на самом деле судьба малыша, чьи мать и отец оказывались за решеткой, да еще в КГБ, была крайне незавидна. Впереди крошку ждали детдом и клеймо «сын убийцы» или «дочь предателя», не важно, какой ярлык навешивали на ребенка, главное, что потом он практически не мог получить высшего образования, устроиться на престижную работу, поехать за границу и получить приличную квартиру. Афанасия Константиновна и Михаил Андреевич великолепно это понимали, потому и договорились с комитетчиками. Девочка получала новые документы и оставалась у деда с бабкой, взамен Афанасия согласилась навещать невестку, не из любви к Анне, а с целью разузнать, где спрятаны ценности. Несмотря на то что врачи официально признали Королькову безумной, у следователя Панина были сомнения в правильности диагноза. Афанасия регулярно приходила к невестке, но та никак не реагировала на свекровь. И тогда Панин велел привести к Ане дочь.

– Бабушка согласилась на такой шаг? – возмутилась я.

– А куда ей было деваться, – пожал плечами Сергей Петрович. – Ты была мала, Афанасия надеялась, что ребенок скоро забудет о встрече. Думаю, она очень хотела добиться от Ани откровенности, покажи невестка тайник, бабушку с внучкой оставили бы в покое. Но ничего не вышло, Королькова даже не приблизилась к дочери, не проявила никакого интереса к малышке. И тогда Панин сдался, оставил Анну в покое, но за Афанасией и Дашей приглядывал до своей смерти.

– За нами следили? – поразилась я.

– Хвост не ходил, и топтун у подъезда не маячил, – улыбнулся Сергей Петрович, – но если бы Афанасия вдруг сделала крупную покупку, приобрела, например, дачу, машину, нужные люди мигом бы узнали о невесть откуда взявшихся у стоматолога деньгах.

Я ринулась в бой:

– Следователь надеялся, что Игорь еще до ареста рассказал матери о тайнике? Вы не знали Афанасию Константиновну! Бабушка отличалась необыкновенной честностью, она была не из тех людей, кто продает краденое.

Сергей Петрович пожал плечами:

– Вором может стать любой, исключений нет, вопрос лишь в размере добычи. Один стащит сто рублей, а другой дрогнет только при виде миллионов.

– Глупости! – возмутилась я.

Водоносов потер затылок:

– Знаете, в какую сумму оценивается украденное вашими родителями?

– Нет, – сердито ответила я.

– На сегодняшний день примерно в сто миллионов долларов.

Я уставилась на Сергея Петровича.

– Сколько?!

– Вы не ослышались, – подтвердил Водоносов, – сто миллионов. Баксов.

– Ничего себе!

– Большой куш, – согласился Сергей Петрович. – Кое-кто пойдет на все, чтобы завладеть этими раритетами.

– Ценности небось давно проданы, они разбрелись по разным музеям и коллекционерам, – пролепетала я.

Водоносов со вкусом чихнул:

– Нет. Вещи где-то спрятаны! Хотя, когда твоя семья, приехав из Франции, внезапно построила особняк и стала жить на широкую ногу…

Кровь бросилась мне в лицо, я встала:

– Хватит. О том, что совершили незнакомые мне Игорь и Анна, я узнала сегодня от вас. Да, я подозревала, что бабушка скрывает некую семейную тайну, но не предполагала, что именно. Ни о каких музейных экспонатах я ничего не знаю. Советую вам проконсультироваться с банком, где наша семья абсолютно открыто держит свои средства, и внимательно изучить финансовые документы, тогда вы поймете, что неожиданное обогащение семьи Васильевых-Воронцовых связано с получением наследства барона Макмайера, который был женат на моей подруге Наташе[5]. А теперь до свидания.

– Тише, – поморщился Водоносов. – Экая, право, спичка. Никто не выдвигает против вас обвинений.

– Мне показалось иначе, – уперлась я. – И вообще, какой смысл в этой беседе? Я не имею никакого отношения к произошедшему!

– Вот здорово, – хлопнул себя по бокам Сергей Петрович. – Это же ваши родители!

– Почему я должна вам верить? – обозлилась я. – Бабушка говорила иное, в метрике указаны Елена Ивановна и Иван Петрович.

– Документы! – Водоносов ткнул пальцем в папку.

– При современных технологиях можно состряпать любую бумагу, я видела в одном журнале фотографию, где Ленин обнимает Юрия Гагарина! Зачем вы меня позвали? – спросила я.

– Неужели вам неинтересно узнать правду о ближайших родственниках? – округлил глаза Водоносов.

– А по какой причине вы не сообщили мне о них раньше? Почему говорите о случившемся именно сейчас? – я стойко держала оборону.

Водоносов опять вынул сигареты:

– Среди украденных экспонатов самыми ценными были два кубка из чистого золота с драгоценными камнями. Мало того что в них драгметалла и всяких бриллиантов полно, вещи являются исторически уникальными, они датируются не помню каким веком и являются свадебными. Из одного пил муж, из другого молодая жена. Да, извините, забыл сказать, бокальчики-то из Китая, с ними связана какая-то местная легенда, но мне это неинтересно. А вот то, что за сей набор можно получить, по самым скромным подсчетам, около двух миллионов долларов, впечатляет.

– Да уж, – согласилась я.

– Тридцать первого декабря за час до полуночи таможня задержала в Домодедово некоего Майкла Степли, он собирался вылететь домой в Америку. Наверное, Майкл рассчитывал, что в такую ночь таможенники расслабятся и не станут тщательно досматривать пассажиров. Но, несмотря на праздник, наши ребята не потеряли бдительности и обнаружили у Майкла в сумке золотой кубок. Степли совершенно спокойно отреагировал на происшествие. Сказал, что один его приятель увлекается собиранием копий произведений искусства. Узнав, что Майкл летит в Москву по делам, он попросил его зайти к ювелиру, который сделал для коллекционера дубликат раритета.

Степли просьба не показалась обременительной, он заехал по указанному адресу, получил бокал и специальную справку, подтверждающую, что изделие изготовлено недавно и не обладает исторической ценностью.

Но таможенника что-то насторожило, Майкла не впустили в самолет, золотишко убрали в сейф, вызвали эксперта, а Степли, потребовавшего позвонить в посольство, заперли в комнате с вполне комфортными условиями – с телевизором, кофемашиной и газетами. Специалист-оценщик прибыл раньше американского дипломата и с уверенностью воскликнул:

– Это подлинник, отведите меня к задержанному.

Когда таможенники и искусствовед переступили порог комнаты, Степли был мертв.

– И что с ним случилось? – перебила я Сергея Петровича.

Водоносов откинулся на спинку кресла.

– На первый взгляд ничего особенного, сердечный приступ. Никаких следов насилия, токсикология чистая. Но потом дотошный эксперт обнаружил, что в организме Степли нарушен баланс калия. Тело еще раз изучили и нашли крохотный след от укола. Мы решили, что убийца ввел Степли лекарство, которое резко повышает уровень калия в организме, что приводит к сердечному приступу…

– А калий не определяется токсикологией, потому что является естественным для организма веществом, – вмешалась я в плавный рассказ Водоносова.

– Верно, – согласился Сергей Петрович.

– Если Майкл находился в тщательно запертой комнате, да еще в той зоне аэропорта, куда строго-настрого запрещен вход посторонним, значит, преступника следует искать среди своих, – сделала я очевидный вывод.

– Точно, – согласился Водоносов, – но после тщательного изучения места происшествия был обнаружен желатиновый шприц. Это…

Мне захотелось показать свою осведомленность, и я вновь перебила Водоносова:

– Нечто, похожее на капсулу, в которую помещают лекарство. Только шприц чуть больше и имеет крохотную иголку, это идеальный вариант для тех, кто вынужден постоянно делать себе уколы и не хочет привлекать внимание окружающих. Нужно просто вынуть из коробочки шприц, удалить защитный колпачок и вонзить в тело иголку. Пустую капсулу можно выбросить в корзину для бумаг. Из-за микроскопического объема она практически не заметна в мусоре. В России пока нет таких средств, но в Европе ими уже вовсю пользуются, я видела желатиновый шприц у одной знакомой в Париже.

– На капсуле обнаружены отпечатки Степли и никаких других, – продолжал Водоносов. – Это было самоубийство.

– По какой причине он себя убил? – изумилась я.

Сергей Петрович развел руками:

– Справка о новоделе была фальшивой. Майкл сообщил адрес, где якобы проживает ювелир, сделавший кубок, но там оказался продуктовый магазин. Он нам соврал.

– Это не повод, чтобы покончить с собой!

Водоносов нахмурился:

– В деле много странностей. Одна из них в самом кубке, их было два, и ценится именно пара! Единственный экземпляр тоже стоит немалых денег, но воровать имеет смысл оба бокала.

– Грабитель ошибся, – выдвинула я свою версию.

– Такие вещи крадут на заказ, – не согласился Сергей Петрович, – а знаток, который хочет получить раритет, не совершит оплошности. Почему Майкл вез один бокал?

– Может, набор разъединили для безопасности? Если одну его часть конфискуют, то есть шанс найти вторую, – предположила я.

– Вещи, которые умыкнули твои родители, ни разу не всплыли на поверхность, – пробурчал Сергей Петрович. – Их не выставляли на продажу ни в России, ни за границей, даже в смутные девяностые годы ни на одном аукционе в Америке или в Европе не обнаружилось следов тех ценностей. Я был уверен, что они здесь, в России, лежат в тайнике. И вот кубок! Значит, я не ошибся!

– Рада за вас, но при чем тут я?

Сергей Петрович склонил голову:

– Я верю в карму!

Мне стало смешно.

– А в черную кошку и тринадцатое число?

– Понимаю, это звучит странно, – серьезно сказал Водоносов, – но я абсолютно убежден: если родители совершили преступление, расплачиваться за это придется детям. На них посыпятся болезни, несчастья, неудачи. Надо исправить чужие ошибки, и снова обретешь здоровье и счастье. Отец разрушил храм? Сын должен построить церковь!

Я ощутила давящую усталость.

– Что ты от меня хочешь? Говори прямо!

– Мы плавно перешли на «ты», – улыбнулся Водоносов, – это хороший признак.

– Я жду ответа!

– Экспонаты по сию пору лежат в тайнике.

– Я уже поняла.

– О его местонахождении знали лишь два человека: Игорь и Анна. Поговори с матерью, вероятно, она откроет дочери тайну. Столько лет прошло, думаю, Корольковой захочется наградить тебя за годы сиротства, – выдал Сергей.

Я оторопела, но потом ядовито сказала:

– Даже если твое ведомство может организовать мне командировку на тот свет, я не соглашусь отправиться в такое путешествие. Приходи с этим предложением лет через сто накануне моих похорон, вот тогда я попытаюсь выполнить твою просьбу, отыщу в райских садах Игоря с Анной и задам им ряд вопросов!

– С Корольковой можно пообщаться сегодня, – хмыкнул Водоносов, – она жива и, надеюсь, поймет, что лучше открыть секрет дочери. Не потащит же она с собой ценности в могилу.

Глава 6

– Жива? – переспросила я.

– Да, – кивнул Водоносов.

– Мама?

– Верно.

На меня напал судорожный кашель, Водоносов сгонял на кухню и принес полный стакан воды.

– Выпей, – заботливо предложил он.

Я послушно сделала пару глотков и зашипела:

– Почему ты сразу не сказал основную новость? Приберег сообщение под занавес?

Сергей отвел глаза.

– Я решил сначала ввести тебя в курс дела.

– Где живет Анна?

– Так ты к ней поедешь?

– Да, – заорала я, – прямо сейчас! Назови улицу, номер дома, квартиру. Она замужем? Дети есть?

Водоносов вытащил из портфеля листок.

– Тут все данные. Меня интересует только тайник! Кстати, сегодня за кражу ее никто не посадит!

– Анна здорова? – спросила я.

– Из психлечебницы она давно вышла, – ответил Сергей.

– И ни разу мне не позвонила, – протянула я.

– Не хотела портить дочери биографию.

– А после перестройки? – возмутилась я.

– Вот и задай ей этот вопрос, – быстро сказал Сергей. – Наверное, у Корольковой были свои причины не видеть тебя.

В обморочном состоянии я вышла во двор и села в машину, было от чего лишиться чувств. Мои родители, оказывается, воры! А я предполагала, что отец просто бросил маму, и та попала в психушку. Кстати, насчет клиники я не ошиблась, мать провела в сумасшедшем доме не один год! Значит, я Игоревна? Мой дедушка – не мой дедушка, он отчим папы и второй муж Афанасии. Елена Ивановна и Иван Петрович Васильевы фантомы. Что еще скрыла от меня Афанасия? И как я покажусь на глаза Анне Корольковой, кстати, если верить бумажке, которую всучил мне Водоносов, моя мать еще не совсем древняя старуха.

Я повернула ключ в зажигании и медленно выехала на проспект. Что я скажу Корольковой при встрече?

– Здравствуйте, меня зовут Даша. Я ваша дочь.

Интересно, как она отреагирует на это? Захлопнет дверь? Бросится меня обнимать? Или потребует метрику.

Как будет развиваться наш разговор дальше? Мне напрямик спросить:

– Где тайник? Верни украденное, нехорошо воровать экспонаты из музея!

Глупее и не придумать. И у меня нет никаких бумаг, доказывающих, что я родная дочь Корольковой. Хотя можно показать ей фото Афанасии! Надо сейчас зарулить в Ложкино и прихватить снимок. Надеюсь, Анна вспомнит свою свекровь. Черт возьми, я не могу назвать Королькову мамой! С другой стороны, разве она может на это претендовать? Сколько раз, когда меня обижали разные люди, мне в голову приходила горькая мысль: «Эх, будь рядом со мной мама и папа, наверное, они пожалели бы доченьку. Ну почему мне приходится всего добиваться самой? Отчего нет никаких близких родственников, кроме бабушки?» Конечно, я никогда не показывала ни отчаянья, ни боли, всегда старалась улыбаться, но порой мне становилось очень горько.

На глаза навернулись слезы, руки затряслись, я с трудом припарковалась у тротуара. В памяти неожиданно ожили давние обиды.

Андрей Малеев, которого я любила со всей страстью первокурсницы, после бурного трехмесячного романа меня бросил. На прощание он сказал:

– Ты хорошая, но мать против наших отношений.

– Почему? – пролепетала я.

– Мы не пара, – серьезно ответил Малеев. – Мой отец занимает высокий пост, мать работает в министерстве, а дед генерал. Наша семья приличная, а ты сирота с неизвестным прошлым. Что ты знаешь о своих родителях?

– Они погибли в горах, – прошептала я, – увлекались альпинизмом.

Малеев хмыкнул:

– Мама думает, что твои предки загнулись от пьянства. Можешь доказать обратное?

Я пережила предательство любимого и даже сделала вид, что сама послала Андрея по известному адресу, но с тех пор решила никогда никому не говорить о своем сиротстве.

А на работе? Пять лет Даша Васильева ждала ставки старшего преподавателя, а когда вакансия наконец появилась, на нее оформили Нину Терентьеву, двадцатидвухлетнюю пигалицу, только-только получившую диплом. Я возмутилась и задала завкафедрой вопрос:

– Почему она, а не я?

– Так решил ректор, – попыталась увильнуть от ответа дама, но я загнала ее в угол и услышала горькую правду:

– У Нины отец заведует отделом в НИИ, где работает сын ректора.

И подобных оплеух жизнь мне отвешивала много! Ладно, я выбивалась в люди сама, набила многочисленные шишки, но в конце концов стала на ноги и сейчас не только материально благополучна, но и счастлива. Не все родители могут помочь детям сделать карьеру и ссудить их деньгами. Но я была лишена возможности пожаловаться маме, уткнуться в ее плечо, рассказать о своих проблемах, желаниях, надеждах и мечтах. Около меня не было близкого по духу человека! Бабуля очень любила внучку, но мне не хватало родителей, в первую очередь мамы! И пусть вам это не кажется странным, но знание, что мать умерла, меня успокаивало. Да, я понимала: она не придет, потому что с того света не возвращаются. А если человека нет, то на его помощь не надеешься и можешь придумать любой, самый лучший образ матери.

Но она оказалась жива! Ходит по тем же улицам, что и я, вероятно, мы сталкивались в метро или в магазинах и расходились в разные стороны, не зная, что являемся самыми близкими людьми на свете. Почему она так со мной поступила? За что?

Я стукнула кулаком по рулю и тут же услышала писк телефона.

– Эй, ты ревешь? – спросил Пузиков.

– В моей машине установлена видеокамера? – огрызнулась я.

– Нет, – растерялся Фима, – просто голос такой… странный… Что случилось?

Я хотела привычно ответить:

«Все супер», – но тут в груди словно что-то лопнуло.

Воздух со свистом вырвался из горла, потом полились слова, впервые в жизни со мной приключилась истерика. Слава богу, длилось это не так уж долго, минут через пять я опомнилась, вытерла лицо рукавом и прошептала:

– Извини.

– Ерунда, – ответил Фима, – перестань размазывать рукавом сопли по морде.

– Откуда ты знаешь, что я делаю?

– У тебя никогда нет в сумке носового платка, – ответил Ефим.

– Верно, – слабо улыбнулась я, – постоянно забываю положить в бардачок упаковку.

– Это ерунда, – воскликнул Пузиков, – ты ведь знакома с Алиной Карякиной?

– Естественно, – подтвердила я.

– Алинка посмотрела фильм про то, как одна американка сгорела при автомобильной аварии, потому что не смогла открыть дверь машины и разбить лобовое стекло.

Я шмыгнула носом.

– Печально.

– Вот-вот, – сказал Фима, – Карякина решила, что с ней подобное произойти не должно, и теперь всегда возит с собой молоток. Если ее заклинит в салоне, Алина живо долбанет по стеклу и вылезет наружу.

– Предусмотрительно, – одобрила я.

– Погоди, ты не дослушала. Молоток Карякина держит в багажнике.

Мне стало смешно.

– Интересно, каким образом она собирается при аварии достать инструмент?

– Женская логика, – заржал Ефим, – главное, что кувалда есть, а как ее в нужный момент вытащить, уже неинтересно! Хочешь мой совет?

– Ну?

– Выпей кофе, приведи себя в порядок, поезжай в магазин и накупи барахла. Шопинг-терапия лучшее средство от стресса.

– Я собралась к Корольковой!

– Лучше поезжай завтра!

– Нет! Сейчас!

– Ты не в форме.

– Я уже спокойна.

– А то я не слышу твой дрожащий голос.

– Глупости!

– Ярость и обида плохие помощники при непростом разговоре, – заметил Фима.

– С чего ты взял, что я гневаюсь?

Ефим протяжно вздохнул:

– Представил себя на твоем месте и испытал весьма негативные эмоции. Езжай, развейся!

– Наверное, ты прав, – согласилась я. – Почему-то я чувствую себя невероятно усталой, словно таскала на плечах бетонные блоки.

– Стресс, – повторил Фима, – в кровь поступает адреналин, он начинает будоражить человека, и происходит сосудистый спазм. Я был не прав, лучше не пей кофе, а тяпни коньячку.

– За рулем?

– Ладно, я мальчик-идиот, выпей валерьянки.

– Лучше поеду в книжный за детективами, а потом на «Горбушку» за сериалами.

– Отличная идея, – обрадовался Пузиков, – накупи фильмов про пиф-паф и наслаждайся. Хочешь еще совет?

– Давай, – разрешила я.

– Не рассказывай пока домашним про Анну, не стоит!

– Предлагаешь скрыть от них информацию о внезапно обнаруженной матери?

Фима откашлялся.

– Королькова обвинялась в воровстве.

– Сто лет назад.

– Сумма ущерба, нанесенного твоими родителями государству, огромна!

– И что? Я не участвовала в ограблении.

– Аркадий адвокат, Дегтярев полковник милиции, у них на работе могут появиться проблемы. Клиенты не станут обращаться к законнику, чьи родственники совершили преступление, а Александр Михайлович вынужден будет доложить о произошедшем начальству, таков порядок.

Я молчала.

– Получается, ты обманывала всех, указывая в анкетах, что родители скончались.

– Так ведь я не знала правду!

– И кто тебе поверит? Лучше пока держать язык за зубами, – предостерег Фима, – завтра съездишь к матери, попробуешь с ней поговорить. Вероятно, она тебя выгонит. А может, Королькова в маразме. У нее есть дети?

– Дочь Марина, – сухо ответила я, – моя сводная сестра.

– Предполагаю, эта Марина не испытает эйфории при виде Дашутки, – заявил Фима. – Небось она считает себя единственной наследницей матери. А тут, бац, еще одна доченька! Делиться придется.

– Мне не нужны их материальные блага!

– Но сестричке это неизвестно! – перебил Пузиков. – Лучше отдохни, успокойся, завтра побеседуешь с ними, и тебе станет ясно: нужно ли своих домашних напрягать.

– Ладно, – согласилась я.

– И последнее. – Пузиков упорно не желал отсоединяться. – Бедным родственникам, внезапно возникшим из небытия, никто не рад. Ты оденься поприличнее, не в джинсы, прихвати торт, конфеты подороже. А то они решат, что ты хочешь им на шею сесть.

Я молча нажала на отбой, сил слушать поучения Фимы больше не было, хотя кое в чем он безусловно прав: не следует пороть горячку.

Глава 7

Приехав на «Горбушку», я подошла к одному из ларьков и спросила:

– Чего хорошее есть?

– Сериал «Дети любви», – зевнул продавец, на бейджике которого было написано «Костя», – все пять сезонов.[6]

– Детектив? – оживилась я.

– Не, романтическая драма.

– Фу! Хочу криминальное кино, – воскликнула я.

Парень порылся на стенде и бросил на прилавок пару коробок.

– Во! «Череп».

– А это о чем?

Торговец почесал бритую макушку.

– Американские криминалисты ищут маньяков, вскрывают трупы, изучают их. Классно!

– Ой, не надо!

– Вы ж хотели про убийства?

– Верно, но так, чтобы без трупов!

Ларечник сдвинул брови.

– Иди в третий павильон. Там Макс мультиками торгует!

– Издеваетесь?

– Неа, ты первая начала! «Дайте про убийства без трупов». Где найти такое кино?

– Не хочу смотреть репортаж из морга, – объяснила я. – Пусть кого-нибудь убьют, но тихо и не демонстрируют во весь экран окровавленное тело.

– Могу предложить советское кино про Анну Каренину, – оживился парень, – прямо для вас! Бабу убили! И ничего не показали! Один паровоз во весь экран!

Внезапно плохое настроение меня покинуло.

– Спасибо, про Анну Каренину не надо.

– А зря, – соблазнял покупательницу продавец, – лента на любой вкус! Там и любовь, и смерть, и скачки. Правда, не из современной жизни, про тысяча пятьсот тридцать седьмой год!

– Каренина бросилась под паровоз! – напомнила я.

– Ну? Вот и труп!

– В шестнадцатом веке никто про железную дорогу не знал, – я ввела его в курс дела. – Фильм снят по книге Льва Николаевича Толстого.

– Ага, – кивнул продавец, – его жена на телике программу ведет! У них там все родственники, баба в студии, мужик кинушки снимает, а ихние дети в сериале играют. Мафия!

Я потрясла головой.

– Чья жена телеведущая?

– Ну… эта… – защелкал пальцами «киновед», – забыл… имя странное! От нее еще тараканы убежали!

Я на всякий случай попятилась от прилавка, но любопытство всегда было сильнее меня, поэтому я решила уточнить, о ком говорит продавец.