Слепцы

Читать чужие мысли, конечно, нехорошо. Но если бы девушка-медиум не умела читать мысли, плачевна была бы моя участь. Ведь ее слова – единственное доказательство того, что я не миротворец. Съесть – не съели бы, но убили бы точно. На всякий случай.

Итак, я жив. К тому же жизнь моя вне опасности. Уже это одно – повод для радости. Кроме того, я наелся и выспался. Пенять на судьбу глупо.

Есть ли какие-то варианты того, кто я такой? Есть.

Пещерные считают меня космонавтом. Или водолазом. Или спасателем. Но первый вариант – вероятнее.

Космонавт.

Кос. Мо. Навт.

Когда это слово прозвучало из уст вождя в первый раз, у меня не возникло никаких ассоциаций. Потом на периферии сознания начали мелькать нестройные, обрывочные образы. Что-то связанное с полетами. Полетами куда-то очень высоко и очень далеко. Я видел золотистые искорки на иссиня-черном фоне. Видел огненные струи, их извергало странное сооружение в форме конуса. Что-то похожее нарисовано на моей одежде.

Мой костюм – главное доказательство того, что их догадка верна. Там есть загадочная надпись: «Проект “Пеликан”». Смысл этих слов не ясен ни мне, ни местным жителям. А вот буквы «Р.К.А» с нашивки вождь расшифровал. По его мнению, это значит: «Российское космическое агентство». Правда, его супруга, женщина удивительной красоты и, судя по всему, неглупая, заметила на это:

– Перевод может быть и другой. Например… Ну, не знаю… «Региональная кавказская армия».

Остальные члены племени покосились с подозрением. Многие все еще подозревают, что я отношусь к тем самым миротворцам.

– Какая, на фиг, региональная армия?! Не говори ерунды, – осадил Афанасий жену. – А как же эмблема с ракетой? И трубки подачи кислорода? И приборы? Он – космонавт! – решительно поставил вождь точку в споре. – Вопрос лишь, как он сюда попал. И зачем.

С этими словами он повернулся в мою сторону. Племя последовало его примеру. Все взгляды сосредоточились на мне.

Неприятный был момент.

Меня несколько раз спрашивали, чем кончилась война. Спрашивали, глядя в глаза, не скрывая волнения, с надеждой: «Ну как война-то? Кончилась? Кто победил? Кто проиграл?»

Спрашивали, как там, снаружи; что изменилось на земле за последние годы.

Много было вопросов.

Что я мог сказать в ответ? Ничего.

Я ничего и не сказал. Решил, что лучше помалкивать. И они оставили меня в покое. Разошлись, тяжко вздыхая. Кто-то даже украдкой вытирал слезы. Разочарование – очень неприятная вещь.

Я же понял главное: эти люди полностью изолированы от внешнего мира. Заперты в этих пещерах, как в огромной темнице.

Как, почему?

На эти вопросы должна ответить девушка, которую приставил ко мне вождь. Вон она, сидит рядом. Тоже проснулась уже и ждет, когда я вылезу из спальной ямки. Как, он сказал, ее зовут? Маша, кажется.

Полежу еще пару минут, соберусь с силами… И начнем. Вопросов накопилось слишком много. Их столько, что мой мозг, чувствую, скоро взорвется. Пора найти ответы хотя бы на некоторые.

* * *

– Так вы не едите людей? Вообще не едите? – в который раз спрашиваю я Марию.

– Нет-нет, – отвечает она устало, – вообще не едим. Ни по праздникам, ни по выходным.

А в глазах девушки читаю: «Еще раз спросишь про это – точно съем!»

Да, я веду себя глупо. Но никакого другого способа выяснить, в чем они лгут, а в чем нет, просто не пришло в голову. Поэтому я снова и снова задаю одни и те же вопросы разным людям, стараясь подловить их на мелких ошибках.

Пока безрезультатно.

Эта скромная, молчаливая девушка, не красавица, но и не сказать, чтоб дурнушка, обладает ангельским терпением. Она каждый раз отвечает вежливо, спокойно, хотя уже без прежнего энтузиазма. Видно, что Марии этот допрос с пристрастием ужасно надоел. Но у меня в голове до сих пор не укладывается, как могут люди нормально существовать в таких адских условиях.

Да, возможностей убить меня и пустить на жаркое у дикарей было предостаточно. Особенно когда я, избавившись от осточертевшего костюма и тщательно вымывшись, спал сном младенца. Если по-честному, то я понимаю: желай они мне зла, я бы давно отправился на тот свет.

Все это я понимаю. Но ничего не могу с собой поделать. Перестраховываюсь.

Пещера, в которой располагается поселение местных жителей, в первый момент показалась огромной. Не видно было ни дальнего конца, ни потолка, да и стены едва угадывались в полумраке. Лишь спустя какое-то время я понял, что дело в особенности освещения. Столбики, облепленные светлячками, освещают только небольшое пространство вокруг себя. На потолке же и на стенах светлячков нет, поэтому они и теряются во тьме. Необъятные размеры подземного зала оказались иллюзией. Но здесь и так есть, чему подивиться.

Шагая следом за Машей через пещеру, я не устаю восхищаться, встречая на каждом шагу следы многолетней кропотливой работы. Не одно поколение пещерных людей, видимо, потрудилось, чтобы сделать свою жизнь тут более-менее комфортной.

– Пещера называется зал Апсны, – рассказывает Мария. – Это единственное место, где можно жить. В пещере три озера: Голубое, Анатолия и Купель. Первые два – холодные, иногда выходят из берегов. На озеро Анатолия мы ходим рыбачить. Нашу рыбу ты уже имел возможность оценить.

Я молчу. Да, что-то я такое вкусное ел, но ничего не запомнил. Так, запихнул в рот. Еще непонятно, почему озеро названо в честь какого-то Анатолия. Надо будет уточнить.

– Третье – горячее. В центре – почти кипяток. Его здесь до Катаклизма не было, а потом вдруг взяло – и появилось. Если бы не озера, мы бы вымерли, не продержавшись и месяца.

Услышав это, я мрачнею. Озера, которые то появляются, то исчезают, не внушают доверия.

– В озере Голубое мы ловим рачков. Их там несметные полчища. Еще протеев. Ну, это такие пещерные слепые тритоны.

– Да, это многое объясняет, – кривлюсь я. Для меня что тритон, что протей – один черт.

– Скоро будем обедать – полюбуешься, – сухо отвечает она. – Вон там собираем улиток, а вот здесь растут мох и грибы.

– А одежда ваша из чего? Или из кого? – с любопытством спрашиваю я.

На Марии, как и на всех прочих пещерных обитателях, накидка, перетянутая у пояса веревкой, а также юбка ниже колен. На ногах девушки сапожки. Все из одного и того же странного материала, напоминающего шкуры животных.

– Мо-скви-чи, – отвечает Мария, вздрогнув. – Летучие мыши из зала Москва. На них мы время от времени охотимся. Опасные твари.

– Летучие мыши?! – не верю я своим ушам. Как ни странно, про летучих мышей я кое-что сумел вспомнить. Если не ошибаюсь, это маленькие существа, шкура которых уж точно не годится для пошива одежды.

– Сколько же их надо на одну такую куртку…

– О! Ты не видел наших мышек. Но я отвлеклась. Так вот, зал Апсны – единственное место, где, по не вполне понятным причинам, уровень влажности и температура позволяют жить. Все остальные пещеры непригодны для обитания.

– А много их тут, пещер?

– Известных девять.

– А неизвестных?

Маша пожимает плечами:

– Это не удалось выяснить даже исследователям, которые работали в пещерах до Катаклизма. Куда уж нам. Но вообще, – она хитро щурится, – на эту тему лучше к Алексу обратиться. Он у нас специалист по Большим Пещерам.

И хохочет во все горло. Не понял юмора. Да и не тянет меня смеяться. Ситуация выглядит абсурдной. Обитая на краю пещерного мира, в его прихожей, эти люди ничего не знают об этом месте. И не стремятся узнать.

– Там же черт-те что может скрываться, – решаю я поделиться с девушкой своим беспокойством. С опаской оглядываюсь на мрачные тени, что клубятся в дальних закоулках этого самого обжитого из залов. А ведь в соседних пещерах еще страшнее. И темнее. И холоднее. Бр-р!

– Может, – простодушно улыбается Маша.

Все с ними ясно. Они настолько смирились с опасностью, грозящей из мрака, что перестали бояться. Так сказать, перебоялись.

Я сплевываю сквозь зубы и следую за Марией дальше.

И все же должен признать: труд, вложенный племенем в каждый метр зала Апсны, внушает уважение. Вот заботливо выкопанные в глине личные спальные ямки, выложенные мхом и снабженные водоотводами. Вот выдолбленные в скале ступени, ведущие к озеру. Сильное впечатление производит огромный крест, высеченный в скале у входа в пещеру. Это говорит о том, что местные жители исповедуют христианский культ, и еще больше располагает меня к ним. А уж сколько пришлось пещерным людям промучиться, чтобы приручить светлячков, сложно даже представить.

В самом дальнем конце пещеры, там, где обитаемый зал Апсны соединяется с другой пещерой, имеющей странное название «Грузинских Спелеологов», мы видим остатки дороги. Раскрошившиеся бетонные плиты уложены прямо на камни. Во многих местах тропа полностью рассыпалась. Судя по всему, племя за этой дорогой не следит.

Маша про дорогу почти ничего не знает. Плиты эти уложили тут в незапамятные времена для туристов. Живущие в подземелье люди прямиком через пещеры стараются не ходить и тропой не пользуются.

– Опасно, – пояснила Мария, – расщелины, обвалы, камни шаткие. Москвичи опять же. Да и зачем, если есть метро?

Это самое метро – пробитые в толще скалы туннели и станции – поражает меня сильнее всего.

«Сколько труда, сколько усилий нужно, чтобы это построить! – восхищался я первое время. – Просто немыслимо!»

Но чем больше я размышляю, кому и зачем могло понадобиться строить эту железную дорогу, точнее, метро, тем сильнее становятся мои опасения. Объяснения Маши лишь укрепляют уверенность: что-то тут нечисто.

– Разумеется, это не наша работа! – мое предположение вызывает у Маши смех. – Это метро давным-давно тут построили.

– Зачем?

– А просто так.

– Просто так?

– Просто так. Туристов развлекать. И когда все случилось, большая группа посетителей как раз находилась в пещерах с экскурсией… Но об этом я как-нибудь потом расскажу, сейчас предлагаю пойти взглянуть на нашу мастерскую.

А мне уже все равно. Хоть куда. Мне не нравится это место.

И эти люди тоже. Надо уносить отсюда ноги, вот что. Решить бы еще, куда…

Кто бы мог подумать, что «мастерской» окажется та самая станция, залитая кровью и заваленная костями!

На узкой платформе сидит уже знакомый мне молчаливый парень, седой как лунь, на строгом лице которого я ни разу не видел улыбки. Около него кучками сложены кости. С помощью заостренных камней парень проделывает с костями какие-то странные манипуляции: задумчиво вертит в руке, потом обтачивает, сверлит, шлифует, снова вертит…

Меня слегка замутило.

– Что он делает? – шепотом спрашиваю Машу, с трудом унимая тошноту.

Девушка улыбается, берет в руки какой-то странный предмет, подносит к губам.

И, как бы противно мне ни было еще секунду назад, сейчас я застываю на месте, очарованный…

* * *

Мария Острикова выделялась на фоне остальных пещерных жителей в первую очередь тем, что вообще ничем не выделялась. Не блистала она ни яркой внешностью, ни цепким умом, ни какими-то особыми дарованиями. О многом говорила и прилипшая к Маше кличка – Мышка. Кличка меткая, это признавала и сама Маша. Обижаться девушка и не думала: из всех вариантов кличек, которыми награждали ее в племени много лет, Мышка была самой нейтральной. Называли ее и по-другому…

Одно лишь обстоятельство делало Машу особенной. Она была одинока.

У всех членов крохотного племени кто-то был. У вождя племени – полноценная семья: красавица жена Наталья и мудрый не по годам сын Федька. Кондрату, духовному наставнику и учителю племени, скрашивала старость спутница всей жизни Ханифа. Сестры-близняшки, хохотушка Рада и молчунья Лада, которых в шутку называли «Инь и Янь», связали свои жизни с Алексом и Прохой. Даша и Арс, хотя и казались полными друг другу противоположностями, тоже жили вместе счастливо.

Одна Мышка была одна, сама по себе. Словно кошка из сказки Киплинга, которую любил пересказывать племени перед сном Кондрат Филиппович.

Не явились бы сюда пятнадцать лет назад миротворцы, да не выкосил бы племя зловещий Зов, заставлявший людей уходить в темноту, да не будь в ее жизни одного обстоятельства, отталкивающего от Марии всех людей, возможно, судьба девушки сложилась бы иначе.

Жизнь Мышки скрашивала только маленькая рыжая кошка, оставшаяся от веселого доброго старичка Николая Степановича. Прабабушку этой кошки взял с собой на экскурсию в пещеры кто-то из туристов. И уже после того, как люди оказались в заточении, кошка окотилась. Из того выводка выжило два котенка – остальных съели каннибалы, эти же оказались проворнее. Они и дали начало новой «семье». Но вида «кошка пещерная» не возникло. В живых остался один-единственный котенок. Николай Степанович вырастил его (потом оказалось – все же ее), назвал Рыжкой. Ну а после смерти старичка Рыжка перешла к Маше. Кошка тоже попалась Мышке с характером. То трется, ласкается, вертится вокруг, мяукает, а то вдруг убежит и бродит где-то по своим делам.

– Совсем как я, – говорила Маша, глядя на кошку.

Иногда, очень редко, когда на душе у Мышки становилось совсем тяжко, она уходила далеко-далеко, в Храм. Так называли еще до Катастрофы часть зала Москва, очертаниями напоминающая церковь. Там она падала на колени и долго-долго молилась, глотая слезы. Это приносило Маше утешение. В остальные же дни одно спасение было у нее: работа, работа и еще раз работа. Ей и отдавала Маша всю себя.

А уж обязанностей в пещерах хватало на всех. Вождь буквально не давал им ни минуты отдыха: спорт – учеба – труд. Повторить сто раз. В праздники: танцы, спектакли, музыка, песни. Одним словом, праздники без праздности. Никакой пощады ни мозгам, ни телам.

Остальные иногда ворчали, а Мышку все устраивало.

Проснувшись в то утро, как обычно, за несколько минут до общей побудки, Мария сразу поняла: сегодняшний день будет особенным.

Она отлично знала, что такое едва ли возможно в их племени. Каждый человек выполнял с десяток важных обязанностей – только успевай крутиться. Знала, что после утренней разминки, общей молитвы и завтрака ее и остальную молодежь ждет урок Кондрата Филипповича, во время которого Марии придется ломать язык и голову, выговаривая и запоминая ужасные слова типа «интернет» или «университет». Потом ей придется час, а то и два разучивать новые мелодии на костяной свирели. Перед обедом – заплыв, и попробуй только пикнуть, что не хочешь лезть в воду. Далее – утомительное, тупое и самое скучное на свете занятие – ловля рачков. Затем – снова занятия в «школе», и так – до самого вечера. После второй общей молитвы все отправятся спать.

Иначе быть не могло. Иначе не бывало. Поблажки давались лишь Наталье, чтобы могла больше времени уделять сыну, и Ладе, которая после экспедиций в потусторонний мир не могла иной раз пальцем пошевелить от усталости. Остальные должны были вкалывать весь день напролет.

Но сегодня Мышка чувствовала: что-то пойдет не так.

Она завтракала, уплетая за обе щеки душистый, аппетитный мох, старательно бормоча:

– Те-ле-граф. Те-ле-граф. Теле Граф. В теле граф… Тьфу.

Очередное ужасное слово, которое задал им учить Кондрат Филиппович. Что представлял собой этот загадочный «телеграф», Мария так и не поняла.

– Представьте, что я здесь, а вы – далеко-о-о! Например, у водопада, – объяснял Кондрат, – и вот я стучу камешком о камешек, и вы там все слышите. Представили?

Все дружно кивнули, и Острикова тоже, хотя так и не смогла себе представить, как можно на таком расстоянии услышать стук камешков.

И в тот момент, когда вождь уже открыл рот, чтобы объявить об окончании завтрака. Когда на сытых лицах людей играли умиротворенные улыбки. Когда ничто, казалось, не предвещало беды, случилось то, что Маша ждала и предчувствовала с самого утра.

Неожиданность.

Откуда-то сверху, из туннеля, донесся леденящий душу вопль. Прокатилось раскатистое эхо. Точно заправский жонглер, подземелье ловило звук, играло им, кидало от стены к стене, усиливало, искажало, унося все дальше и дальше, в бездонную пучину мрака.

Наконец страшный крик смолк, но люди так и сидели с недоеденной пищей в руках и в немом изумлении таращились друг на друга. Никто не мог осознать, что произошло. На всех без исключения лицах застыло изумление. Даже Кондрат Филиппович, даже Ханифа, многое повидавшие на своем веку, выглядели озадаченными.

Потом, когда первый шок прошел, все разом зашептались, наперебой обсуждая произошедшее, пытаясь найти какое-то объяснение. Маша в общем споре не участвовала, но внимательно прислушивалась к тому, что говорили другие.

Одни утверждали, что это – обвал, и их тут же поднимали на смех, ведь почти все хоть раз в жизни слышали звук падающих камней. Другие, что так якобы кричат раненые летучие мыши, и над ними тоже потешались. Третьи робко высказывали предположение, что в туннель могло проникнуть нечто извне. Над этой версией смеяться охотников уже не нашлось. Все знали, что за много лет ни одно живое существо не забредало в пещерный мир с поверхности. Если не считать миротворцев. А чем кончилось для племени их нашествие, люди помнили слишком хорошо.

Конец пререканиям положил вождь. Взяв с собой Проху, Алекса и Арса, а также Дашу, он отправился в туннель.

И Мышка воспользовалась неожиданным происшествием, нарушившим строгий распорядок дня, с максимальной пользой: залезла назад в свою спальную ямку и с наслаждением захрапела.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Из песни «Жаль, нет ружья» группы «Король и шут»

2

Сочи-2033 описан в рассказе Льва Рыжкова «Спрутобой», опубликованном в сборнике рассказов «Метро 2033: Последнее убежище» (Москва: Астрель, 2012).