Пендервики на улице Гардем

– Привет, Утёс, – сказала она, добравшись до места. – Это я, Джейн.

Она с удовлетворением оглядела круглую поляну, сплошь заросшую мелкими астрами и розами. Наверно, когда-то эти розы и астры были высажены Квиглями на клумбе перед домом, но потом дом разрушился, а розы и астры одичали, измельчали и разбрелись во все стороны. Но даже сияющие звёздочки одичалых астр меркли рядом с Волшебным утёсом, что высился в центре поляны. В ширину утёс был примерно такой же, как в высоту. А в высоту – как Джейн, даже выше. Такой огромный камень, и к нему привалена целая груда камней поменьше. Джейн не сомневалась, что у такого камня должна быть своя удивительная история. Может, это и не камень даже, а метеорит – свалился в Квиглин лес прямо из космоса. Насчёт каменной мелочи у его основания Джейн не была уверена – но, возможно, метеорит потом каким-то чудесным образом притянул к себе все эти осколки и обломки, чтобы они вечно пылились у его подножия и вечно перед ним преклонялись.

– Я принесла тебе подношение, о Волшебный утёс!

Забравшись на каменную россыпь, она опустилась на колени и провела ладонью по большому камню сверху вниз. Давным-давно, много лет назад, она обнаружила в боку своего утёса трещину как раз подходящей ширины, чтобы туда вошла рука, и подходящей глубины, чтобы можно было что-то спрятать внутри. Но Джейн никогда не совала в эту трещину что попало, а приносила только самые ценные свои сокровища, подходящие для волшебных целей. Например, ракушки, собранные на Кейп-Коде в последнее лето, когда мама была жива; бедную куклу по имени Анжела, которой Скай нечаянно отбила полголовы; ручку, которой она, Джейн, написала свою первую книжку про Сабрину Старр; клюшку с эмблемой «Бостон Брюинз»[8], которую Томми забыл перед гаражом Пендервиков прошлой зимой. Джейн всё ждала, когда же он спохватится и спросит: эй, где моя клюшка? И тогда она ему скажет: не волнуйся, Томми, твоя клюшка в надёжном месте, я её для тебя сберегла.

Она наконец отыскала знакомую трещину. Так, теперь само подношение. Вытащив из кармана несколько листков бумаги, она затолкала их в трещину. Как можно глубже.

– О Волшебный утёс, хранитель моих сокровищ! Пожалуйста, прими эти жалкие, позорные листки и помоги мне избавиться от их власти!

С такими словами Джейн вверила утёсу своё довольно помятое и потрёпанное сочинение про знаменитых женщин штата Массачусетс. То самое, за которое ей влепили тройку. Хотя папа её потом успокаивал и говорил что-то про Толстого и про «Войну и мир», Джейн всё равно чувствовала, как эта жирная красная тройка отравляет ей жизнь. А ей ведь придётся потом писать другие сочинения для мисс Бунды – и как их писать, когда над ней висит эта проклятая тройка? Оставалось надеяться на Волшебный утёс. Только он способен снять проклятие. Так уже было однажды: когда Эмили, подруга Джейн, очень сильно заболела, Джейн принесла утёсу её фотографию – и уже на следующий день Эмили почувствовала себя гораздо лучше.

С утёсом, правда, не всегда угадаешь, как он себя поведёт. Например, совсем недавно Джеффри заезжал в Камерон по пути в свою бостонскую школу-интернат, и Джейн привела его сюда. Они вместе нарисовали на листке бумаги портрет Декстера и затолкали его в трещину. Они рассчитывали, что благодаря утёсу Декстер или станет приличным человеком, или, ещё лучше, куда-нибудь денется, исчезнет. Однако через неделю Джеффри позвонил из Бостона и сообщил, что его мама с Декстером только что поженились и собираются ехать в свадебное путешествие в Европу.

Но Джейн не имела претензий к утёсу. В конце концов, они с Джеффри сами виноваты: не хотели, чтобы миссис Тифтон с Декстером поженились, – надо было так прямо и говорить. А они ведь про женитьбу ни словечком не обмолвились. Это во-первых. И во-вторых, они хоть и просили, чтобы утёс превратил Декстера в приличного человека, но сроков-то не называли. Так что Декстер, может, и исправится – лет этак через десять. Когда это уже будет никому не интересно.

На сей раз, обращаясь к утёсу, Джейн постаралась изложить свою просьбу как можно доходчивее.

– И, пожалуйста, дорогой утёс, сделай так, чтобы я никогда больше не получала тройки за сочинения. Спасибо. Ах да! И двоек тоже не надо. И единиц. Вот! Ещё раз спасибо.

Теперь с главным делом было покончено, но оставался ещё один важный ритуал – Джейн обязательно его совершала, если приходила сюда одна. Пока, правда, её усилия ничем не увенчались – ну и что, пытаться-то всё равно надо. Поэтому она вскарабкалась на большой камень и уселась на его вершине, скрестив ноги по-турецки.

– О Аслан! – Она простёрла руки перед собой. – Приди ко мне![9]

Она посмотрела налево, потом направо, и, не увидев золотого льва из Нарнии, снова протянула руки вперёд.

– О Саммиэд, приди ко мне![10]

Но на зов опять никто не откликнулся. Джейн сделала ещё одну попытку:

– О черепаха, приди ко мне!

Черепахе[11] Джейн всегда старалась дать побольше времени – она хоть и умеет исполнять желания, но всё-таки ползает как черепаха. Поэтому Джейн начала считать до ста:

– Раз, два, три…

– Привет!

От неожиданности Джейн чуть не свалилась, еле успела ухватиться за край утёса. Так, значит, всё написанное прекрасным писателем Эдвардом Игером – правда? Раз говорящая черепаха к ней явилась? Но явилась, как тут же выяснилось, вовсе не черепаха, а Томми Гейгер – как всегда, в шлеме и в наплечниках, с мячом под мышкой.

Ладно, пусть будет Томми, решила она про себя, а вслух ответила:

– Приветствую тебя, герой очковой зоны![12]

– Ну вот, опять ты несёшь какую-то белиберду. Говори нормально, как человек.

– Почему белиберду? Я просто сказала, что ты герой.

– Всё равно, говори нормально. – Он подбросил мяч вертикально вверх и, подпрыгнув, поймал его одной рукой.

– Хорошо. Тогда скажи что-нибудь по-русски.

– Одьин, тва, трьи, чьетире.

– Ух ты, как красиво! Русский – это же язык царей, царский язык! Что ты сказал?

– Посчитал до четырёх. А Розалинды тут нет?

– Ты же видишь, никого тут нет. Одна я, Джейн.

– А я вот решил побегать по пересечённой местности. Ну и подумал: может, Розалинда тоже захочет побегать?

– Давай я с тобой побегаю, если надо.

– Да нет, это пробежка для тех, кто постарше… Ладно, начну пока сам, а Розалинду потом позову. – Он снова подкинул мяч в воздух, ещё выше, чем в первый раз.

– Потом она будет занята, – заметила Джейн не без ехидства в голосе, но тут же устыдилась, потому что Томми замешкался и овальный мяч обрушился ему прямо на голову. Шлем, конечно, смягчил удар, но, кажется, не совсем. Чтобы загладить вину, Джейн принялась объяснять, чем Розалинда будет занята, – и в итоге выложила всё-всё: и про тётю Клер, и про то, что у папы сегодня первое свидание с какой-то мисс Мунц.

Когда она закончила, Томми даже присвистнул.

– Свидание? У мистера Пена? Ого! Бедная Розалинда.

– Вообще-то мы все бедные… – Это Джейн опять попыталась съехидничать, но Томми даже не заметил: махнув на прощание рукой, он уже убежал по пересечённой местности.

Чем бы таким заняться, размышляла Джейн, сидя в одиночестве на вершине утёса. Продолжить ритуал с волшебными существами? В конце концов она решила, что в десять лет человек уже взрослый (даже если некоторые так не считают) и хватит уже забивать себе голову всякими глупостями. Поэтому она просто сгрызла прихваченное из дома яблоко, раскрыла тетрадку и приготовила ручку, чтобы писать следующее сочинение для мисс Бунды.

Двадцать минут спустя Джейн сидела на том же месте, в той же позе, а её взгляд был направлен на те же деревья. Проблема была в том, что тема нового сочинения – «Как наука изменила нашу жизнь» – казалась Джейн ещё скучнее и нуднее, чем «Знаменитые женщины в истории штата Массачусетс». Если уж тема про науку, думала она, то почему нельзя написать, как Сабрина Старр изобрела специальный приборчик, чтобы обезвреживать ядерные боеголовки на большом расстоянии? Разве это не интересно? Ещё как интересно! Вот только мисс Бунда за такой приборчик обязательно вкатит трояк. Или ещё чего похуже.

Вздохнув, Джейн откинулась на спину и закрыла глаза. Может, если полежать на утёсе с закрытыми глазами, подходящая идея сама придёт в голову? Но солнце так приятно пригревало, а Джейн так устала после футбола – перевоплощение в Мика Харта всегда забирало у неё много сил, – что очень скоро утёс под ней закачался, как на волнах, и она поплыла в прекрасный мир… в котором всем нужна Джейн… а не её старшие сёстры… А потом, совершенно неожиданно, на утёсе появилась Скай.

– Джейн! Ты что тут делаешь?

Джейн подобрала откатившуюся в сторону ручку.

– Сочинение пишу.

– Оно и видно. Пошли домой! Папе уже пора на свидание, а он грозится, что никуда не поедет, пока я тебя не отыщу. Хорошо хоть Томми мне сказал, что ты здесь, а то бегаю-бегаю, уже с ног сбилась. – Скай сползла с большого камня на маленький, а с него спрыгнула на землю.

– Что ещё Томми говорил? – Джейн тоже спустилась вниз.

– А я помню, что ли? Идём скорее.

Они бегом проскочили расстояние от поляны до главных ворот и, не останавливаясь, домчались по улице Гардем до своего дома. Перед самой дверью Скай притормозила.

– Значит, так, – озабоченно сказала она. – Папа немного не в себе. Тётя Клер предупредила, чтобы мы его не дёргали. Можно только помогать ему собираться, и всё. Ясно?

Джейн пожала плечами.

– Ясно.

Но по-настоящему ей стало ясно, только когда они со Скай вошли в гостиную. Последний раз у папы было примерно такое лицо в тот день, когда он шёл к зубному удалять сразу два зуба. И то, что тётя Клер и Бетти сейчас кружили вокруг него с одёжными щётками, пытаясь отчистить его брюки от собачьей шерсти, кажется, не очень помогало делу.

– Джейн, ну наконец-то! – воскликнул он. – Я уж думал, ты совсем потерялась. Кстати, если бы ты не находилась слишком долго, у меня был бы отличный повод отменить это окаянное свидание.

– Извини, пап, – сказала она. – Если хочешь, я тоже могу тебя почистить. А щётки у нас ещё есть?

– Нет уж, хватит с меня щёток! – Он замахал руками, отгоняя чистильщиц. – Лучше скажите, кто-нибудь видит мои очки?

– Я вижу. – Дежурившая поодаль Розалинда взяла очки с камина и аккуратно водрузила их на папин нос. Но Джейн всё равно почему-то показалось, что Розалинда ещё больше «не в себе», чем папа.

– Хорошо, теперь хоть меню смогу разглядеть, – проворчал мистер Пендервик, поправляя дужку.

Тётя Клер снова попыталась подобраться к нему со щёткой.

– Мартин, давай и свитер заодно почистим – смотри, он же весь в шерсти!

– Ну и что? Если мисс Мунц собачья шерсть не устраивает – мы вряд ли сможем найти с ней общий язык.

– Мартин, а ты не хочешь надеть костюм?

– Папа терпеть не может костюмы, – напомнила Скай.

– Совершенно верно. Спасибо, Скай. Кстати, свидания я тоже терпеть не могу.

Красные часы на камине пробили пять – а в пять пятнадцать мистер Пендервик уже должен заехать за мисс Мунц. Пора. Он поцеловал по очереди всех своих дочерей, потом Пса (он никогда раньше не целовал Пса), потом подошёл к тёте Клер.

– Послушай, а что, если мы отложим это мероприятие на годик-другой? – спросил он.

– Неплохая мысль, – заметила Розалинда.

– Приятного тебе вечера, Мартин! – твёрдо сказала тётя Клер.

– А как же вы тут…

– У нас всё будет в порядке. – Тётя Клер обняла Розалинду одной рукой. – Правда, девочки?

– У меня да, – сказала Бетти. – На ужин же сегодня макароны с сыром.

– А у остальных? – спросил мистер Пендервик.

– У всех всё будет в порядке, – пообещала Скай, а Джейн бодро закивала. Розалинда тоже кивнула, хоть и не так бодро.

– Ну, тогда я готов. Идущий на смерть приветствует вас[13].

– Вот и славно, – сказала тётя Клер. Вытолкав брата из дома, она прислонилась к двери спиной, будто ждала, что он сейчас же начнёт ломиться обратно. – Ну, девочки, а теперь давайте развлекаться!

Но развлечения в этот вечер были какие-то не такие. То есть, конечно, макароны с сыром получились отлично – в холодильнике как раз нашлось три подходящих сыра, и ещё лук, и сельдерей, – а потом тётя Клер даже свозила девочек в кафе, где они ели мороженое с орешками и с сиропом. Но папы-то с ними не было. И забыть о том, что его нет, ни у кого не получалось. Вернувшись домой, сёстры выгребли из закромов целую кучу фильмов и долго выбирали, что бы такое посмотреть. Но так и не выбрали, потому что каждая хотела что-то своё, Бетти и Скай из-за этого чуть не подрались. В конце концов терпение у тёти Клер лопнуло, и в половине восьмого – Беттино время! – она прогнала всех спать.

– Ты спишь? – спросила Джейн.

– Нет, – откликнулась в темноте Скай. – Слушаю.

– Я тоже.

– Ага.

Обе продолжали прислушиваться, но внизу было тихо. Потом где-то совсем рядом скрипнула дверь.

– Это Розалинда, – прошептала Скай.

– Ага.

Обе тихонько встали и на цыпочках вышли из комнаты.

Розалинда стояла в конце коридора, перед лестницей, завернувшись в большое стёганое покрывало. Она развела руки в стороны и молча пустила сестёр к себе, и они завернулись в покрывало уже втроём. А через несколько минут послышался звук, которого все ждали: к гаражу подъехала папина машина.

Тут же снизу донеслись торопливые шаги – это из гостиной в прихожую выскочила тётя Клер. Наверно, она тоже ждала. Сёстры попятились в тень.

Наконец входная дверь отворилась, и вошёл папа.

– Ну что, Мартин? Как?

Он рассмеялся, но смех получился какой-то похожий на стон.

– Cruciatus.

– Переведи!

А потом взрослые ушли в гостиную. Если мистер Пендервик и перевёл свой ответ, то наверху этого никто не услышал. Скай и Джейн с надеждой обернулись к Розалинде, но та лишь пожала плечами.

– Откуда я знаю, что такое cruciatus? Мы этого ещё не проходили.

– Ты всё же учи эту латынь поскорее, – вздохнула Джейн. – Иначе мы никогда не будем знать, что у нас в доме происходит.

– Может, это и хорошо, – зевая, заметила Скай.

– Нет уж, ничего в этом нет хорошего! – Розалинда сердито сдёрнула с сестёр покрывало. – Всё, спать пора. И постарайтесь как следует выспаться, потому что завтра нам всем придётся кое о чём подумать.

Она развернулась и ушла к себе в комнату.

– О чём? – спросила Джейн.

– Не знаю, – Скай мотнула головой. – Но мне это думание уже заранее не нравится.

Глава шестая

План папоспасения

– Да нет, я точно привозила с собой тапочки, – сказала тётя Клер.

Воскресный день заканчивался, и тётя Клер уже готовилась к отъезду. Розалинда помогала ей собрать вещи.

– Вот эти? – послышался голос Розалинды откуда-то снизу.

Она вылезла из-под кровати, держа в руках красные шлёпанцы с опушкой. Опушка местами была влажная и слипшаяся, и у одного шлёпанца на самом видном месте красовалась большая рваная дыра.

– Ну, Пёс мне удружил…

– Надеюсь, это были не самые твои любимые тапочки?

– Нет, не самые. Просто любимые, – сказала тётя Клер, опуская шлёпанцы в мусорную корзину. – Он, наверно, рассердился на меня из-за этого свидания. Вот и решил в отместку загрызть мои шлёпанцы.

Конечно, Розалинда понимала, что тётя пытается её рассмешить. Но она не могла заставить себя смеяться. Всё, что прямо или косвенно связано с папиным свиданием, – всё это ни чуточки, ни капельки не смешно, считала она. Поэтому, не говоря ни слова, она просто свернула тётин купальный халат и положила его в раскрытый чемодан.

– Вижу, что и ты, моя милая племянница, сердишься на меня не меньше Пса. Ну хочешь, на, тоже погрызи. – Тётя Клер вручила Розалинде пару своих носков. – Вдруг поможет!

– Я не сержусь.

– Сердишься, сердишься.

– Ну хорошо, чуть-чуть.

– Уже теплее, – сказала тётя Клер. – Девочка моя, я понимаю: тебе и твоим сёстрам сейчас странно… или даже страшно думать о том, что папа с кем-то встречается. И ваша мама это предвидела – и очень за вас беспокоилась. Но она и за папу беспокоилась. Не хотела, чтобы он остался одиноким.

– Папа ни разу не жаловался на одиночество! – Розалинда бросила тётины носки в чемодан и захлопнула крышку.

– Знаю, что не жаловался. Но согласись, хорошо ведь, если он иногда будет встречаться с новыми людьми… я имею в виду, с женщинами. Это же очевидно?

Пока что Розалинде очевидно было одно: никакой радости вчерашняя встреча с новой женщиной папе не принесла. Она потом заглянула в латинский словарь и выяснила, что такое cruciatus. Оказалось, «пытка». Бедного папу пытали! Сначала за ужином, а потом ещё в кино. Вообще-то она была даже рада, что свидание папе не понравилось: значит, хотя бы на мисс Мунц он точно не женится.

Но всего этого словами не объяснишь. Поэтому, чтобы тётя Клер не обиделась, Розалинда просто прижалась на миг к её плечу и сказала:

– Я отнесу твой чемодан в машину.

Поставив чемодан в багажник, она уселась на траву и продолжила думать о том, о чём думала непрерывно вот уже полтора дня: как пресечь этот кошмар со свиданиями? Нужен был план. Но ничего путного в голову не приходило. Разве что название: «План папоспасения». Конечно, в глубине души – на самом её донышке – она понимала, что честнее было бы назвать его как-то по-другому, например «план Розалиндоспасения» или хотя бы «план сестроспасения». Но в этом Розалинда даже себе не готова была признаться. Да и, в конце концов, не она же придумала слово cruciatus, папа сам его сказал!

Неведомо откуда прилетевший овальный мяч стукнулся о траву и отскочил Розалинде прямо в руки.

– Томми! – вскрикнула Розалинда, потому что кто же ещё мог так нахально запустить в неё мячом?

И она не ошиблась – с той стороны улицы к ней вприпрыжку бежал Томми Гейгер, в шлеме и в наплечниках.

– Я на тренировку. Не побегаешь со мной?

– Нет. – Точным броском она вернула ему мяч.

– Тогда, может, позже? – Томми, с мячом под мышкой, плюхнулся рядом с ней.

– Нет, – сказала Розалинда и вернулась к своему плану. Присутствие Томми ей ничуть не мешало: для неё он был частью улицы Гардем – как клёны у домов или парковка в конце улицы.

– Джейн мне сказала, что у мистера Пена вчера было свидание. – Томми несколько раз подряд подбросил мяч вертикально вверх. – Как прошло?

– Кажется, прекрасно.

– М-м-м… То есть ему эта мисс понравилась?

– Наоборот! Она ему не понравилась, и это как раз прекрасно. Знаешь, когда я обо всём этом думаю, мне вспоминается Аннин папа… И ещё один наш друг, с которым мы познакомились летом.

– Кегни, что ли? – спросил Томми.

– А? – Розалинда имела в виду не Кегни, но дело было не в этом. Просто она вдруг поняла, что она ведь так ничего и не рассказала тёте Клер: как она думала, что влюбилась, и как у неё колотилось сердце…

– Ну, Кегни, садовник. Который уже почти взрослый и вообще такой весь из себя, тыры-пыры.

– Что значит «тыры-пыры»? Да что ты о нём знаешь? Я же тебе даже ничего не рассказывала! Хотя это не важно, сейчас-то речь не о нём, а о Джеффри. А Джеффри – ровесник Скай, никакой не взрослый.

– А-а. Ну, значит, я не так тебя понял.

Розалинда только покачала головой. Томми иногда глупеет прямо на глазах – что с ним такое?

– Так вот, мама этого Джеффри…

– Но ты всё же вспомни, ты мне кучу всего нарассказывала про своего Кегни. Хочешь, докажу? Он болеет за «Ред Сокс», так? В школе играл в баскетбольной команде, так? Мечтает стать учителем истории, потому что помешан на Гражданской войне. А на прощание он подарил тебе розу, и ты её посадила у себя под окном, разве не так? Ещё у него была подружка по имени Катлин…

Розалинда досадливо взмахнула рукой.

– Всё ясно. Замечательно. Про Кегни ты больше не услышишь от меня ни слова. Но я же тебе объясняю: сейчас я говорю о другом. Мама Джеффри встречалась с Декстером, а он…

– Вот и хорошо, что о другом. А то мне неинтересно выслушивать, какой этот Кегни хороший-расхороший.

– Знаешь что, Томми? А мне… мне вообще неинтересно с тобой разговаривать.

– А мне – с тобой! – Он вскочил. – Пойду лучше тренироваться.

– Вот-вот, иди, тренируйся. Кстати, тебе не кажется, что ходить всё время в футбольном шлеме – глупо?

– Я… Ты… – Но тут в горле у него будто что-то булькнуло, и он ушёл, топая бутсами.

Всё это было как-то странно: Томми обычно не булькал и не топал. Но Розалинде сейчас некогда было разбираться, с чего он так взвился, – все её мысли были о папиных свиданиях. А к тому моменту, когда в дверях появилась тётя Клер, Розалинда уже и думать забыла про Томми.

Сёстры не любили провожать тётю Клер. Точнее, они не любили, когда она уезжала. Но сейчас все испытывали невольное облегчение от того, что выходные наконец закончились и с ними вместе закончился кошмарный ужас (именно так они будут называть его всегда, до конца жизни) первого папиного свидания.

Впрочем, в очередь – обниматься с тётей Клер – выстроились, как обычно, все Пендервики.

– Спасибо за подарки, – сказала Розалинда: её очередь была первой.

– Только в следующий раз приезжай, пожалуйста, без них, – добавила Скай, вторая в очереди.

Тётя Клер рассмеялась. Она прекрасно всё поняла.

Джейн тоже всё поняла. Обнимая тётю Клер, она прошептала:

– А по-моему, книжки всегда хороши, даже когда нет никаких неприятных известий.

Бетти решила обниматься, стоя во весь рост в своей красной тележке. Когда подошла её очередь, она гордо выпрямилась, но тут Пёс решил к ней присоединиться и от избытка чувств опрокинул тележку вместе с Бетти. Подхватив младшую дочь на руки и осмотрев её на предмет ушибов и повреждений – ни тех ни других не обнаружилось, – мистер Пендервик распахнул для тёти Клер дверцу машины.

– Ну, когда теперь тебя ждать?

– Недельки через две-три. Надеюсь, к тому времени ты уже сможешь мне рассказать, как прошло следующее свидание.

Мистер Пендервик закрыл дверцу, которая почему-то очень громко хлопнула.

– Где я тут найду, с кем ходить на свидания?

– А ты всё-таки попытайся. Не найдёшь – ну что ж, придётся мне тебе помочь. – И тётя Клер уехала, весело махнув на прощание рукой.

– Хорошо бы через две-три недельки у неё развилась избирательная потеря памяти, – проворчал мистер Пендервик. – Авось тогда обойдёмся без свиданий.

– Авось, – сказала Скай не очень уверенно.

– Пап, но у нас-то, у всех сразу, она не разовьётся, – возразила Джейн. – Мы ведь помним, что ты дал слово. И потом, всё равно после твоего первого свидания наш мирный семейный очаг уже лишился своей былой безмятежности. Так что ещё два-три свидания ничего не изменят.

– Гх-м-м. – Мистер Пендервик с надеждой перевёл взгляд на Розалинду, но ничего утешительного не услышал. А что она могла сказать? В самом деле, не объяснять же ему про план папоспасения, тем более что и плана пока толком нет. – Ну что ж. Тогда я пошёл проверять студенческие работы. Или кто-то что-то имеет добавить? Насчёт былой безмятежности?

– Нет, – ответила за всех Розалинда.

Когда папа развернулся и побрёл к дому, его спина выглядела такой непривычно сутулой и одинокой, что Розалинда преисполнилась новой решимости спасти его – и всех остальных тоже – от тяжкого бремени свиданий.

– Собираем совсеспен, – бросила она сёстрам.

Совсеспены, то есть совещания сестёр Пендервик, могли происходить где угодно, но сёстры предпочитали Квиглин лес – конечно, если было не слишком холодно или дождливо. А в Квиглином лесу они предпочитали один старый поваленный дуб. Он упал в сильную грозу много лет назад, и теперь его огромные узловатые вывороченные корни вздымались высоко над землёй. В своё время сёстры Пендервик укрывались за этими корнями от вражеских армий, мнимых или настоящих (в роли настоящих обычно выступали Томми и его брат Ник). Но Розалинда, Скай и Джейн уже вышли из того возраста, когда девочки играют в войну, а Бетти ещё не вошла в тот возраст, когда можно бегать по Квиглину лесу без старших. Поэтому дуб теперь чаще оказывался залом заседаний, чем крепостью.

Розалинда выбрала для себя удобное место повыше: выбирала всегда та из сестёр, которая созывала совсеспен. Остальные устроились на соседних корнях, пониже. Пёс улёгся рядом с Бетти, развернувшись на всякий случай носом к тропинке – мало ли какая оттуда может грозить опасность. Когда все расселись по местам, Розалинда приступила к обычной процедуре.

– Предлагаю начать совещание сестёр Пендервик.

– Поддерживаю предложение, – откликнулась Скай.

– Я тоже, – сказала Джейн.

– Я тоже. И Пёс тоже.

Скай закатила глаза.

– Бетти! Миллион раз тебе уже объясняли: Пёс не должен ничего поддерживать.

– А он хочет вместе со всеми. Правда, Пёс?

– Гав.