Ночи в шкуре первобытного льва

Медленно вернувшись за край ямы, старший охотник рассказал и пояснил всё им увиденное своим соплеменникам. Скорее всего, тигру удалось оттеснить молодого носорога от одного или двух родителей и, преследуя в пылу азарта свою добычу, влекомый только одним его запахом, он так же, как и носорог, со всего маху, на полном ходу угодил в охотничью яму-западню. Без труда добравшись в ней до своей добычи и утолив голод, саблезуб устроился здесь на ночлег, особенно не задумываясь о том, как он будет выбираться из западни буквально в ближайшее время. Голод ослепил все чувства хищника, в том числе и врождённую осторожность. Люди давно не наведывались к ловушке, и их запах до времени не беспокоил ещё недавно дремавшего сытого тигра.

Охотники без особых усилий могли лишить жизни крупную хищную кошку, оказавшуюся в западне ими же сооружённой. Но для этого им пришлось бы изрядно потрудиться. Кроме всего прочего, их явно было слишком мало, чтобы доставить столь громоздкую добычу и охотничий трофей к родному очагу. Поэтому они приняли другое решение, показавшееся им более верным, а именно, отправились вновь к месту стоянки своих соплеменников, чтобы в большем составе вернуться к ловушке, без особого труда и риска убить могучего хищника и совместными усилиями поднять на поверхность охотничий трофей и крупную добычу носорога-подростка. Пройдя несколько сотен локтей, первобытные люди различили сквозь падающие снежные хлопья неясную фигуру какого-то большого зверя, который явно двигался им навстречу. Люди приостановили своё продвижение, настороженно вглядываясь в быстро приближающийся живой предмет. Когда расстояние между ними и двигающейся живой массой составило чуть больше трёх сотен локтей, охотники узнали в большом звере длинношёрстного носорога. Животное полностью оправдывало свое название, так как всё его огромное тело и внушительных размеров голова были покрыты густой тёмной шерстью. Только низ его столбообразных ног, маленькие свирепые глаза, да два огромные рога на морде, особенно передний, были свободны от волосяного покрова. Определив своим слеповатым зрением наличие живых предметов, возникших перед ним, животное решило узнать, какую пищу употребляют двуногие существа. Для этого носорог задрал вверх свою увесистую морду и с шумом мощно втянул в себя ноздрями поток холодного снежного воздуха, исходящий ему навстречу от трёх незнакомых фигурок двуногих существ… Во время всего этого действия со стороны крупного травоядного люди пребывали в состоянии короткого оцепенения, не зная, что они должны были предпринять в сложившейся ситуации. Перед охотниками, по их разумению, был ограниченный выбор решений: принять бой, если огромный пожиратель ягеля и жухлой травы бросится на них, броситься сразу же врассыпную, или поступить иначе ещё каким-то образом. Наспех посоветовавшись, первобытные охотники приняли решение дружно бежать в обратном направлении, в сторону охотничьей ямы-ловушки. По их общему мнению это было единственно правильным решением, дающим надежду остаться в живых, не принимая тяжёлого, почти безнадёжного боя с волосатым гигантом и не подставляя оголённые спины свои под его здоровенные ноги-столбы при бегстве врассыпную… Животное уже почти настигло людей, когда они, не сбавляя скорости бега, под самым носом у носорога резко ретировались в разные стороны. Травоядный гигант, увлекаемый массой своего грузного тела, словно подрубленное дерево, со всего разгоряченного хода рухнул на дно ямы-ловушки, провалив под собой оставшееся нетронутым до поры остальное перекрытие западни. Падение травоядного колоса сопровождалось хрустом ломаемых костей его могучего тела и хриплым, прерывистым дыханием зверя, пораженного острыми кольями-убийцами. Свалившийся в охотничью западню, носорог практически закрыл всё еёе пространство своим телом, не оставив тем самым ни единого шанса на выживание остававшемуся до сих пор живым в ней саблезубому тигру. Последний не успел даже зарычать, когда огромная туша травоядного неожиданно рухнула на него сверху, ломая хищную кошку, беспощадно выдавливая ей внутренности…

Когда всё было кончено, люди, не торопясь, собрались у края западни. Их разгоряченные тела и неровное дыхание, суровые сосредоточенные лица выдавали то нервное напряжение, в котором находились первобытные охотники. Твёрдо сжимая копья обветренными мозолистыми руками, люди молча смотрели на дно охотничьей ловушки, где покоились три бездыханных тела – саблезубого тигра и двух носорогов, старший и крупнейший из которых был особью женского пола и являлся матерью своему молодому отпрыску.

Окончательно переведя дух и внимательно, в который уже раз, оглядев всю ближайшую заснеженную окрестность, первобытные люди всё так же аккуратно, из чего только было можно, закрыли ловушку и неторопливо, держа в руках свои копья и дубовые комели, отправились в сторону родного становища. Путь не должен быть долгим, но и не будет лёгким. Людям надо было во что бы то ни стало добраться до родного племени до наступления сумерек. Убойного мяса в охотничьей западне-ловушке было более, чем предостаточно, и надо было только своевременно забрать его оттуда, пока другие хищные звери не обнаружили это место и не позаботились о содержимом ямы. Сейчас шансов урвать безнаказанно кусок-другой мяса было в избытке, так как яма из трёх тел стала значительно мельче. Выбраться из неё для крупного зверя было теперь делом не самым сложным. Вред же, в случае обнаружения западни хищными зверями – тиграми, медведями и львами, мог быть для племени охотников невосполнимым. Именно поэтому первобытные люди торопились назад, в родное стойбище, к очагу изо всех сил, чтобы успеть, пусть даже в ночь, большими силами с живительной искрой огня и хвороста вернуться к яме, наполовину набитой свежим носорожьим мясом. Кроме всего прочего, там, в ловушке, их ждал превосходный охотничий трофей – шкура, когти и клыки практически давно вымершего вида крупных хищных кошек – саблезубого тигра.

Ночи в шкуре первобытного льва

Довольно часто, закрывая по ночам глаза и погружаясь в состояние сна, я оказывался в совершенно другом измерении, не имеющем ничего общего с реалиями современной жизни. Эти сны, сформированные из отдельных и непродолжительных видений, и навели меня на мысль собрать и соединить воедино всё то, что происходило со мной, и кем я становился во временной прострации и часто повторяющимися по содержанию и духу снами.

Ночь первая:

Я лежу на краю утёса, под которым простирается бескрайняя равнина, едва озарённая лунным светом. Равнина спит. Лишь изредка она вздыхает и вздрагивает во сне, когда где-то на ней раздаются отдельные голоса тех, кому по природе своей суждено бодрствовать в ночные часы, чтобы выжить до следующего восхода солнца или же, наоборот, чтобы утолить свой голод под покровом ночи.

Бледно-серебристой извивающейся струйкой по равнине медленно сочится полноводная река, подобная вскрытой артерии травоядного. С обеих сторон этой артерии, как правило, и происходят все важнейшие события, связанные с жизнью и смертью живых существ нашей равнины. Ведь всё живое тянется к воде, что, впрочем, и не удивительно само по себе. Основным источником опасности для животных здесь, на воде, является жестокий и беспощадный большой и скользкий Крок. От его коварных и незаметных движений в реке и последующих выпадов огромной, усеянной зубами пасти, мощных ударов шиповатого хвоста не всегда спасаются даже умные и крупные хищники, начиная с медведей и заканчивая тиграми и львами, не говоря уже о туповатых, хоть и больших травоядных – бизонах, оленях и более мелкой живности. Но я не боюсь Крока. Он мне не конкурент, несмотря на свои потрясающие размеры. Однажды Крок сам пострадал от меня. Правда это произошло не напрямую в схватке между нами, а косвенно, когда будучи чёртовски голодным, я прогуливался прохладным вечером вдоль берега реки. Поравнявшись с плёсом песчаной косы, я увидел беззаботно дремавшего на ней соплеменника большого Крока – Крока поменьше, и сразу же бросился к нему… О цели своей столь бурной спешки к последнему, я полагаю, Вы догадались сами. Пока бедняга приходил в себя от дрёмы и пытался сообразить, что происходит, я уже был на расстоянии среднего прыжка. Крок-младший только и успел всего-навсего сделать то, что повернул на бок свою уродливую, полуоткрытую пасть в мою сторону и просеменил два, три шага на коротких смешных лапах, волоча брюхом песок в сторону реки, когда я мощно оттолкнувшись от грунта, взмыл вверх и приземлился за его спиной. Остальное, как говорят современные двуногие существа, было делом техники. Перевернув противника, а точнее жертву, мощными лапами на спину брюхом вверх, я легко погрузил в его незащищенное место свою истосковавшуюся от голода по чужой плоти, с Вашего позволения сказать, клыкастую морду. Мой извечный враг и соперник по ночной охоте был ещё жив, когда я бесцеремонно рвал его внутренности и жадно поглощал их. Так закончилась моя первая стычка с одним из большого семейства Кроков.

Смею Вас уверить, что я не так кровожаден, как кажется. Чужой свежей крови и плоти я так же, как и Вы, хочу лишь в крайних случаях, когда этого требует мой желудок, одолеваемый чувством голода… Ну да ладно, хватит, что это я всё о Кроке и его соплеменниках? Пора познакомить Вас и с самим собой.

Я – молодая особь кошачьей породы мужского пола, значительно, почти вдвое крупнее обычного льва или тигра. У меня большие, круглые глаза изумрудного янтаря, тёмно-коричневая, широкая мочка носа и на этом же самом лице, возможно с Вашей точки зрения – морде, на обеих челюстях превосходные огромные, белые клыки и острые резцы внушительных размеров, не уступающие по величине и аналогам моего врага – саблезубого тигра. Кроме всего прочего я имею пышные усы белесого цвета, подобно нитям капрона, и что самое главное, густую, буро-красную, переходящую в чёрно-синий цвет возле холки, гриву. Окрас туловища – жёлто-бежевый. Обладаю отличным зрением, исключительным обонянием, слухом, а главное, врождённой осторожностью, особенно ко всему новому и неизвестному, свойственной хищникам. Своей главной боевой мощью считаю клыки, упругий, гибкий торс с четырьмя большими и смертельно вооруженными лапами с втягивающимися когтями… Собратья поменьше – львы, тигры, леопарды и даже гиганты здешних мест – пещерные медведи, поглядывая на мой короткий с кисточкой хвост и тёмное подбрюшье, считают меня первобытным львом-великаном. Мне, конечно, льстит их мнение. Но сам я об этом, правда, ничего не могу сказать. Таков вкратце мой автопортрет.

На исходе сегодняшнего дня я подкараулил и убил крупное животное – длиннорогого бизона. Его горячая кровь и плоть подкрепили мои силы, наполнив тело новой энергией. Широко открыв пасть, я несколько раз умиротворенно зевнул и, довольно рыкнув, отправился отдыхать в свою пещеру, чёрная брешь которой, словно опознавательный знак, зияла за моей спиной в разломе горной породы, пока я для Вас предавался первым воспоминаниям и описанию своей легко запоминающейся внешности. Пройдёт какое-то время и, возможно, я познакомлю Вас с моим нехитрым жилищем. Многие до меня имели, да и имеют сейчас на него виды… Сытый и умиротворенный, я дремал рядом с тушей поверженного мною бизона, согревающей своим присутствием мою звериную душу и сердце перед предстоящим рождением нового дня…

Ночь вторая:

Я проснулся под сводами своей пещеры, которая до меня кому только не принадлежала. В своё время, когда я обнаружил её, к собственному удивлению, пустой и, стало быть, не требующей от меня кровавой схватки за право обладать ею с любым другим зверем, в её тёмном лоне в беспорядке валялись кости, черепа и полуистлевшие останки бывших её хозяев и их добычи. При более детальном знакомстве со своим нынешним жилищем среди останков травоядных мною были отрыты из общего завала костей и прочей падали несколько черепов пещерных и серых медведей, пещерных львов и один, раздавленный скалой и временем, череп саблезуба, спутать который, пожалуй, как и всё остальное, найденное в пещере, я не мог ни с чем. Если медведи и пещерные львы были в нашу эпоху извечными соперниками за право пальмы первенства на подобное жильё и не вызывали по этому поводу в моём зверином сознании никаких эмоций, то саблезубый тигр, напротив, здесь стоял особняком… Ох уж мне этот саблезуб… При одном только воспоминании о нём лицо моё, извините – морда, искажалось яростным оскалом и гримасой врожденной ненависти и злобы. Сегодня, когда мы – первобытные львы, являясь самыми крупными представителями своего кошачьего семейства, доживаем отведённую нам недолгую эпоху, эти рыжие чудовища ещё встречаются на просторах нашей, в том числе и моей равнины. Вот и в настоящее время один из них, судя по отпечаткам лап – матёрый самец, постоянно кружится возле моего логова. Несколько раз он пытался совершить одну из своих попыток – накрыть меня своим прыжком сверху, с крыши моего логова, но всякий раз его старания были тщетными. Я с моим врожденным инстинктом осторожности всегда предугадывал моменты возможного нападения, резко выпрыгивая из-под сводов пещеры на открытое пространство, упреждая тем самым коварный прыжок тигра сзади на спину. Часто присутствие саблезуба рядом с моим жилищем выдавал резкий порыв ветра, менявшего своё направление. Заходить в пещеру в моём присутствии саблезуб не решался. Видимо, несмотря на свою мощь и дерзость, он не был до конца уверен в своей победе. Тигр прекрасно сознавал, что я тоже являюсь хищником родственной ему породы, что я крупнее его и не хуже вооружён. Также прекрасно осознавал я, что рано или поздно наступит тот день и час, когда наши могучие первобытные тела сшибутся на встречных прыжках и сольются единым кровавым клубком, из которого выйти живым суждено будет только одному. Уцелевший и будет обладать пещерой. Один, а это – я, будет отстаивать своё право, а другой – это он, пытаться у меня это право отобрать. Пощады в этой схватке проигравшему не будет. При одной только мысли об этом мой загривок встал дыбом, пасть полуоткрылась, глаза налились кровью, по могучему телу пробежала лёгкая нервная дрожь.

Первые солнечные лучи робко проникли в моё жилище, возвестив о том, что ночь, а затем и рассвет, сменились началом нового дня. Мрачные мысли ушли прочь и, зевнув, я с удовольствием вытянулся всем своим телом, разминая ещё не проснувшиеся его члены. Сделав несколько ленивых шагов в сторону выхода из пещеры, я оказался ослеплённым солнечными лучами и оглушительным радостным щебетаньем птиц. Летний ветерок легко и нежно раздувал в разные стороны мою слежавшуюся за ночь гриву. Я, задрав, если так можно выразиться, морду вверх, издал зычный рык, что было силы, оповестив окружающих травоядных и всех остальных живых существ, что хозяин пещеры и утёса уже бодрствует. Опустив голову вниз и сделав пару шагов к вчерашней добыче, я, к своей досаде, вновь обнаружил у туши бизона следы четы леопардов, а также отпечатки их лап и клыков на теле бизона. Эта парочка уже порядком мне поднадоела. Когда их дневная или ночная охота была неудачной, то оба леопарда украдкой, с подветренной стороны подбиралась к моему жилищу с надеждой поиметь здесь хоть какой-то кусок мяса. Зачастую их вылазки оканчивались успешно, и они уносили с собой куски лосятины, кабана, оленя, лани, а иногда и мясо бурого лесного медведя. Но сегодня я решил положить конец их нахальным воровским бесчинствам и наказать наглецов за назойливость. Мне достаточно было одного опасного врага – саблезубого тигра. Я считал непрошеные вылазки леопардов к моей пещере неоправданным вызовом с их стороны и твёрдо решил наказать их обоих. Пусть этот урок послужит примером всем остальным моим собратьям, пожелавшим самовольно полакомиться у моего стола. Таковых, правда, не было, за исключением этой пары, поскольку ни тигры, ни львы не имели особого удовольствия посещать помеченную мной территорию, а тем более, самого логова. Обе группы этих кошек относились ко мне с почтением, лишь изредка сопровождая меня по маршрутам следования на охоту и обратно, при этом никогда они не ставили свои лапы в отпечатки лап моих, боясь моего царственного гнева.

Спустившись вальяжной походкой со своего утёса, я направился по следам пятнистых воришек сквозь ряды кустарников и отдельные группы деревьев в сторону цветущей долины. Леопардов могло спасти только большое ветвистое дерево, укрывшись в зелёной кроне которого от посторонних глаз, им довелось бы провести достаточное время, пока само ожидание расплаты с ними не утомило бы меня.

Ночь третья:

… Точно не вспомню, как быстро я оказался на равнине, но твёрдо знал одно – я ищу молодую чету назойливых леопардов, бесцеремонно позволяющих себе втихаря воровать мясо от моей добычи. Во время неторопливого и тщательного обследования я, как можно легче ступая на траву и оголённую почву, осторожно заглядывая под каждый куст, обследовал острым обонянием каждое густое дерево, исследовал каждую расселину в нагромождении больших гранитных валунов. Но удача не благоволила мне. В ходе поисков я несколько раз пересекал охотничьи тропы больших и малых хищных кошек и чуть было не столкнулся лицом к лицу с пещерным медведем, который завидев меня первым, поспешил в срочном порядке ретироваться в противоположном направлении. О моём присутствии травоядные узнавали заранее, оповещаемые встревоженным криком различных пернатых, да едким специфическим запахом, характерным для большой, хищной кошки. В мои планы не входила охота, ведь запаса пищи, оставленной у входа в пещеру, должно было хватить ещё не на одну ночь и день. Правда, место у моего логова в моё отсутствие мог навестить рыжий саблезуб. Но сейчас я гнал прочь от себя эти мысли. Уже играючи занимаясь поисками парочки пятнистых кошек, я продолжал царственно продвигаться всё дальше в благоухающую жизнью долину. Свежий ветер ласкал моё могучее четверолапое тело, прятался в распушённой им лёгкой гриве, внезапно исчезал и вновь так же внезапно и весело возвращался. Я был молод, упругие мышцы мои были полны чудовищной силы. Осознание этого наполняло меня неподдельной гордостью, и я, что было силы, направлял в долину свой всем хорошо известный рык. По обе стороны от меня стада оленей, косуль, бизонов, оставляя примятую траву и шлейф пыли от ударов копыт на голых участках земли, спешили удалиться прочь, исчезая в редколесье. И только встречаемые небольшими группами тупорылые крупные двурогие носороги с их маленькими и вечно злобными невыразительными глазами были безучастны к моему шествию по равнине. Редкая трубная перекличка истинных исполинов равнины – бежево-серых слонов также оповещала меня об их безразличии к моему присутствию. Легко и быстро добравшись до реки, я спустился к ней в самом пологом месте, чтобы напиться. Жадно лакая языком тёмную, прохладную воду реки, я неожиданно подсознательно вспомнил, что совсем недавно, где-то здесь я разорвал в клочья младшего брата ужасного Крока. Как оказалось впоследствии, вспомнил я об этом эпизоде, как нельзя вовремя. Утолив жажду и едва приподняв голову над водной гладью, я увидел, как с огромной скоростью на меня движется узко направленный столб воды, управляемый здоровенным бревном. То, что этим бревном был не кто иной, как сам Крок, не вызывало никаких сомнений. Резко отскочив в сторону на почтительное расстояние, я напрягся и беззвучно оскалился, нервно подергивая кисточкой хвоста. Крок протаранил приводную границу песка своей безобразной длинной зубастой мордой и застыл на отмели недвижимый. Его крупные ядовито-жёлтые глаза с нескрываемой злобой смотрели на меня. Длиннохвостое чудовище было откровенно раздосадовано тем, что слишком поздно заметило меня и опоздало с подводным броском, позволившим бы ему в случае удачи утащить меня в тёмные глубины реки и там посчитаться со мной за своего младшего братца.

И Крок, и я оба знали, что первый из нас был неуязвим только в водной стихии, и что на суше у него взять надо мной верх не было никаких шансов. Здесь ему мог помочь только удачный случай. Но такой случай ему не представился. После непродолжительного знакомства я, сделав пол-оборота головы в сторону от реки, по пологому берегу направился к равнине, совершенно не заботясь о том, что мой кровный враг попытается догнать меня и атаковать на суше. Крок был достаточно умён и не стал заниматься тем, что было ему не свойственно по своей природе и в чём, естественно, он был не совершенен.

Возвращение к родной пещере проходило без каких-либо приключений. Не найдя леопардов и отложив до следующего случая их неотвратимое наказание, я был несказанно доволен тем, что память и быстрая кошачья реакция позволили мне избежать гибели у реки. День понемногу клонился к закату, животные уже попрятались по своим схронам, а двуногих существ, племенная эволюция которых ещё только начинала утверждаться, я живьём никогда и в глаза не видел, хотя слухи о их сосуществовании и желании господствовать в нашем обетованном мире уже дошли до долины, принесённые на устах пришлых медведей, львов, тигров и других хищников. Эти двуногие с их языком были самыми кровожадными хищниками. Перед ними пасовали и обращались в бегство даже сами слоны. Пусть это так. Но для меня сегодня всё это ещё далёкое будущее. Сейчас я просто возвращаюсь к себе домой, в родное логово.

Ночь четвёртая:

…До долгожданного утёса с пещерой оставалось совсем немного пути, когда дорогу мне ленивой поступью перешёл дикобраз. Я чуть было не накололся на его острые шипы, растопыренные вокруг тела зверя во все стороны. Если бы это случилось, то судьба моя была бы предрешена не в лучшем смысле этого слова. Спустя ещё какое-то короткое время на пути к пещере я повстречал своего соседа – длиннотелого, пёстро окрашенного гигантского питона, жившего рядом со мной в одной из трещин базальтовых пород. Большой Змей как-то странно и сочувственно посмотрел на меня своими крохотными немигающими тёмными глазками, едва приподняв над почвой свою плоскую голову. После этого питон, обремененный своими заботами, поспешил удалиться, совершая при этом извивающиеся волнообразные движения. Смутное чувство тревоги закралось в львиное сердце. Внезапная встреча с дикобразом, с его арсеналом разящих острых игл всегда являлась для хищника любого размера дурным предзнаменованием, поскольку могла, в случае контакта с этим животным, привести к непоправимым последствиям. О, сколько я знал крупных кошек, медведей и многих других животных, которые навсегда остались инвалидами, так и не освободившись от обломков его игл, сколько их умерло от голода, утратив возможность полноценной самостоятельной охоты, и сколько поэтому стали жертвами других хищников и падальщиков – пернатых стервятников, гиен, диких собак, шакалов и им подобных… А тут ещё и питон-сосед с его подозрительным взглядом, не сулящим ничего хорошего. Надо бы поторопиться.

Добравшись до утёса, я прильнул всем телом к земле, очень медленно, предельно осторожно стал почти ползком продвигаться вперёд, наверх к основанию выступа этой моей любимой площадки для отдыха после полуденной и после обеденной дрёмы. Незаметно добравшись до основания выступа, я слегка приподнял свою массивную голову и увидел неизбежное, то, чего так не хотел видеть, но в чём никогда не сомневался.

У входа в пещеру, спиной ко мне, на туше бизона вальяжно, словно у себя дома, восседал саблезубый тигр и, неторопливо, кусок за куском поедал мою добычу. В его наглости я никогда не сомневался. С ней я впервые познакомился, когда тигр начал постоянно посещать не только сопредельные с моим охотничьим угодьем территории, но и подходить к самой пещере, часто подниматься на скальные породы, скрывавшие под собой моё жилище, карауля там, наверху, удобный момент для внезапного нападения на меня. И сейчас, глядя на то, как степенно и неторопливо он трудился над добытым мною бизоном, ублажая свою ненасытную утробу, я понял, что это будет последняя наша встреча. Либо он убьет меня, обеспечив себя долгожданным жилищем, либо его убью я и отстою своё, как считаю исконное право на пещеру.

Первобытный мир жесток и в его особенности не входит наделять населяющие его формы жизни благородными манерами… Глядя на своего заклятого врага, я твёрдо знал, что это мой первый, а может быть и последний, подобный смертельно опасный соперник.

Взвесив буквально всё и уяснив для себя, что тигр меня не видит, и что ветер дует от него на меня, я взгромоздился на утёс, но не так незаметно и бесшумно, как бы этого хотелось: небольшой камень от упора моих задних лап потерял равновесие и, предательски, будя всё на своём пути, шумно покатился вниз под откос. Тигр резко отпрянул от туши бизона и, повернувшись спиной к пещере, предстал передо мной во всей своей первозданной мощи. Его большие, нахальные глаза самодовольно улыбались, взъерошенная дыбом рыжая шерсть и полуоткрытая алая пасть с клыками, подобными клинкам, говорили о том, что он готов к битве со мной. Нас отделяло расстояние двух прыжков, но поскольку я находился ближе к обрыву, и моя позиция была менее предпочтительной, то первым, издав воинственный рык, пошёл в атаку я. … Два огромных упругих кошачьих тела сшиблись в воздухе над площадкой, пытаясь ещё над землей как можно больше нанести повреждений и увечий друг другу, вцепившись своими лапами-убийцами во врага и разрывая в клочья ненавистную плоть. При падении на землю наши тела разомкнулись, но спустя считанные мгновения вновь образовали единый разноцветный шерстяной клубок со всех сторон всё больше и больше сочащийся тёмно-бурой и алой кровью…