Земная жизнь с пропиской в небе. Книга первая

Сигнал тревоги для Андрея и всего летного состава прозвучал неожиданно, после ночных полетов никогда учебных тревог не было, значит, тревога боевая, подумали многие. Сбор экипажей, подготовка техники шли в каком– то особом, тревожном режиме, что способствовало порядку и слаженности. Андрей прибежал на площадку сбора одним из первых. Транспорта не было, батальон обеспечения проспал. Он бегом, через поле подбежал к самолету, три члена экипажа уже стягивали чехлы, Андрей вскочил в кабину и запросил запуск, его разрешили. Не было двоих членов экипажа. Убедившись в их оповещении, командир, получив от руководителя полетов подтверждение, начал запуск двигателей. Правый летчик первым увидел бегущего по полю штурмана. Подберем по ходу, размышлял Старов, начиная руление. Короткая остановка на бетонной магистрали, и штурман пролазит через аварийный люк, прокричав в кабину:

– СРО (код ответчика ПВО) «пятерка», секретчика долго не было, – оправдался он за опоздание.

– 329-й, взлет разрешаю, зона ожидания, эшелон 6000 метров, – прошла команда руководителя полетов.

Самолет Старова пробил облака и вышел в яркое солнечное освещение, воздух был плотный, самолет набирал высоту, как орел, раскинувший крылья для наслаждения полетом. Теперь вся нагрузка ложилась на радиста, начавшего быстро стучать на ключе и передавать команды по закрытой связи. В радисте Андрей не сомневался, он считался одним из лучших в полку.

Командира дивизии разбудил телефонный звонок. Докладывал его начальник штаба:

– Полк приведен к боевой готовности согласно вашему распоряжению, взлет ретранслятора зафиксирован в 6.44, передовые команды остановлены, готовы к выруливанию, ждем дальнейших указаний.

– Передовые команды остановить на предварительном старте. Пошлите своих офицеров, пусть проверят документы и состав, вывернут все наизнанку. Отключить всю телефонную связь, последнюю вводную по решению командира передать через ретранслятор по кодовой связи. Газик к гостинице – через 10 минут, заслушивание командира в 9.00, – быстро отдал распоряжения генерал.

Командный пункт гудел, как переполненный улей. Небольшой подземный бетонный бункер, скрытый на окраине аэродрома, не вмещал такого количества людей – кроме своих офицеров, было много проверяющих. Подготовлена карта полета с нанесенной боевой обстановкой и маршрутом, на нее продолжалось внесение некоторых пропущенных деталей, шло поочередное заслушивание начальников служб по обеспечению боевых действий. В этот момент на аэродроме объявлен режим химической тревоги, подготовка самолетов продолжалась в средствах защиты. Самолеты готовились к выходу из-под удара всем составом полка, с вылетом на запасной аэродром. Генерал вошел на командный пункт, выгнал всех посторонних и начал заслушивание. Комполка держался уверенно, докладывал точно, казалось, что прошедшая бессонная ночь и баня на нем не сказались. Молодец, подумал генерал, держится уверенно. Он оглядел остальных офицеров. По их уставшим лицам, отсутствующим взглядам и полуопущенным глаза, он понял, что нужно делать.

– Достаточно, товарищ полковник, – остановил он командира.

– Объявляю вводную: командир полка выведен из строя, заместитель, продолжайте доклад.

Вводная задача оказалась неожиданной, в детали боевой задачи новый заместитель комполка не вникал. Вчера после полетов они с инженером выпили немного спирту, расслабились, пока генерал парился. Сейчас ему было очень тяжело, начальники служб помогали, как могли, но всем было видно, что по основной задаче он плывет, деталей не знает. 20 минут на подготовку, коротко объявил генерал – позорить нового заместителя, прибывшего из Академии, в его планы не входило. Комдив прошел в отдельную комнату и поднял телефон закрытой связи. Он коротко доложил командующему военно-транспортной авиации о результатах своей работы в полку, но тот прервал его коротким вопросом:

– Сколько можешь поднять самолетов на перевозку войск от дивизии?

– Больше 40 не смогу, у меня Витебский полк на переучивании ИЛ-76, часть экипажей на специальных заданиях.

– Прекращай проверку, к обеду возвращайся в Витебск, задачу получишь в ближайший час, этот полк готовь к вылету на завтра, – коротко дал команду командующий.

Генерал подозвал свого начальника штаба и отдал короткие распоряжения:

– Закончить заслушивание самому, учебную задачу снять после заслушивания решения, летный состав в класс на подготовку, самолеты на предварительную подготовку к вылету на завтра. Управление дивизии вылетает в 14.00, разбор тревоги проведем позже, к 12.00 соберите офицеров управления дивизии.

Учебная тревога плавно перерастала в реальную задачу. В штабе полка под перевозку войск уже формировали очередность, пошли первые команды по новой задаче и оборудованию самолетов, а полк по инерции продолжал отрабатывать учебные вводные. Заместитель комполка по инженерной службе не выдержал, ворвался в кабинет командира и, увидев генерала, не смущаясь, произнес:

– Товарищ генерал, невозможно готовить самолеты по двум вариантам, инженеры дивизии требуют одно, с командного пункта идут другие команды. Нельзя же так, люди и так вторые сутки на ногах.

Комдив понял, что оповестить всех офицеров дивизии по всему периметру аэродрома сложно, поэтому поблагодарил инженера за смелость, дал команду сообщить открытым текстом по всем телефонам о прекращении тревоги. Летный состав уже прибыл в учебные классы на подготовку, когда генерал вспомнил о Старове:

– Где этот камикадзе, который меня чуть не убил на посадке? Он думает нести летную книжку или без класса хочет остаться?

Послали посыльного, тот пришел ни с чем, найти Старова не могут, никто его не видел. Только руководитель полетов, вошедший в штаб, остановил эту суету. Он сообщил, что ретранслятор произвел посадку только 10 минут назад. Андрея привезли в штаб на командирском газике. Генерал, глядя на бодро вошедшего командира корабля, ехидно выговорил:

– Что! Отоспался в воздухе, пока мы тут трудились? Какая оценка в объективном контроле стоит за вторую вчерашнюю посадку?

– Хорошо, – сообщил, потупившись, Андрей и быстро добавил:

– Им ночью, в дождь, с КДП ничего было не видно.

Комдив ставил оценки в летной книжке Старова быстро, по каждому расписанному элементу, его ручка задержалась на слове «посадка», где он медленно, жирно поставил «отлично». Удивлен был даже командир полка: таких оценок от комдива не получал никто, во всяком случае, он не видел.

– А где полетные листы? – спросил генерал Старова.

– Я не подготовил, товарищ генерал, вчера после полетов хронометраж уже был закрыт, а сегодня – 30 минут, как приземлился.

– Хорошо Старов, иди на подготовку, полетные листы привезешь к разбору на следующей неделе, – спокойно сказал генерал, уже обращаясь к комполка.

В реальной задаче Андрея не задействовали, ему предстояло в течение двух дней оформить представление на класс и сходить в наряд. В воскресенье он почувствовал, как груз служебных проблем спал, взял удочку и направился на ту сторону реки к заводи, в надежде наловить первой весенней плотвы и отдать соседке. По пути прошел двух рыбаков, остановился, активного клева не было. Парень в бушлате, которого он видел с той стороны, стоял на своем привычном месте. Место было идеальное, течение, огибая заводь, создавало водовороты и обратный ток воды. На вопрос об уловах парень даже не обернулся, Андрей не обиделся, у каждого рыбака свои заскоки в голове, мешать ему он не собирался. Забросил удочку в 10 метрах от него и сразу поймал хорошую плотвичку. Насадил два красных вертящихся червяка, и снова поклевка не заставила себя ждать. Он вытащил еще пять, пока обратил внимание на соседа, у которого ничего не ловилось. В момент заброса успел заметить на крючке парня кусочек белого земляного червя, насаженного поперек и подумал: на такую наживку он ничего не поймает.

– Возьми пучок красных червей, на белых червей клевать не будет, – просто сказал он парню.

Тот обернулся, из-под глубокой шапочки на него смотрели злые зеленые глаза школьницы.

– Смотри лучше за своим поплавком, понаберут тут всяких сверхсрочников с советами, – буркнула она.

Было видно, что все в Андрее раздражало ее – старый заношенный комбинезон, порванная в нескольких местах старая летная куртка, а главное, наличие клева. Выпалив все это, девушка отвернулась и со всей силы махнула удилищем. Андрея хоть и удивило такое поведение, но не шокировало, хорошая защитная реакция, подумал он. 9-й класс, решил Андрей, не красавица с обыкновенным русским лицом и грозным взглядом. Груди под плотной одеждой почти не просматривалось. Не то, чтобы Андрей обиделся, он и сам понимал, что похож на сверхсрочника, ему просто хотелось спокойствия, поэтому он отошел от девчонки еще метров на 20. Место оказалось хуже предыдущего, но изредка клевало. Прошло не менее получаса, пока Андрей услышал крик о помощи. Он увидел ее растерянное лицо и прогнувшееся удилище в руках. Андрей положил свою удочку и бросился на помощь:

– Не тяни, сейчас оторвешь, – кричал он на ходу, – отходи назад.

Он увидел плавник крупного леща:

– Голову ему подними из воды, чтобы воздуху глотнул, – продолжал кричать он, подбегая по берегу к кромке воды.

Рыбачка, пятясь задом от воды, поскользнулась и упала в грязь. Удочку она не выпустила, а натянула леску со всей яростью. Лещ медленно начал выходить из воды на мелководье. Девушка, пытаясь подняться, упала во второй раз, леска лопнула. Андрея охватил азарт, он прыгнул в воду, преграждая путь отступления лещу и, подхватив обеими руками, с силой выбросил его на берег. Вода залила все сапоги, с рукавов куртки Андрея стекала вода, а успевшая вскочить на ноги девушка прижала к земле леща обеими руками. Лещ был небольшой, на 1,5 кг, но чувствовалось, что девушка нечего подобного раньше не ловила. Андрей подошел к рыбачке, отбросил подальше от берега пойманного леща и стал помогать ей очищать грязь с одежды. Потом сам сел на корень большого дерева, выброшенного половодьем, вылил из сапог воду.

– Кажется, мы оба сегодня отловились, меня Надя зовут, а Вас?

– Андрей. Что это ты со сверхсрочником на Вы перешла? – ответил он вопросом на вопрос.

– Извините меня, Андрей, ко мне тут приставали с разговорами всякие. Вы не такой, в воду бросились, не задумываясь, заберите себе этого леща, мне его все равно не донести до дома, в бидончик не поместится, он по праву Ваш.

Андрей ответил, что он сейчас один и рыбу ловит для соседей, поэтому лещ ему не нужен. С этими словами он срезал тонкую ветку с сучком на конце, продел через жабры рыбу. Ноша на кукане была готова. Половину пути они прошли в одном направлении. За это время она рассказала Андрею про себя почти все: как папа мечтал о сыне, а пришлось ходить на свою любимую рыбалку с дочерью, едва ей исполнилось пять лет. Сейчас у него болят ноги, сказались фронтовые раны, поэтому последний год Надя на рыбалку ходит одна. Такую большую рыбу поймала впервые и теперь представляет, как отец обрадуется. Учится она на пятом курсе института, будет преподавать иностранный язык. Сверхсрочников ненавидит, потому что они все хамы и наглецы, но к Андрею это не относится.

– Вы, наверное, радистом летаете в экипаже?– спросила она невзначай.

Андрей не стал отрицать и ничего о себе рассказывать. Он вообще не воспринимал Надю, как девушку: ребенок, которому было приятно помочь. На развилке он попрощался, неловко сунул ей кукан с лещом и своими плотвицами и пошел в гарнизон.

Через неделю состоялось подведение итогов в дивизии. Генерал сделал разбор проведенных учений, результат был разгромным для полка. Досталось всем от командира полка до начальников служб, ничего положительного сказано не было. Лишь в конце генерал добавил, что единственное, что увидел хорошее – это методика подготовки молодых командиров кораблей. Время требует быстрого и качественного становления молодых экипажей, текучесть кадров растет, международная обстановка легче не становится. Через год полку переучиваться на новую авиационную технику, стариков же переучивать на ИЛ-76

неперспективно, и остается мало времени. Полковник Ефимов в перерыве подошел к генералу вручить полетные листы за прошедшие полеты и попросить за командира отряда Бокова, которого комдив отстранил от полетов.

– Поймите, товарищ генерал, он опытный пилот, летал во всех условиях, если не простить ошибку, спишется, а заменить его будет некем – убеждал Ефимов.

– Александр Григорьевич! Я лучше стал относиться к Вам и вашей деятельности после этой проверки. Запомните, генерал своих решений не меняет. То, что Боков слетал плохо, это полбеды, но он озлоблен, с генералом ведет себя, как алкаш после пьянки. Я не увидел коллектива, действия членов экипажа не направлены на помощь командиру, такое впечатление, что он потерял авторитет даже у них, потом у него партийное взыскание за командировку. Ему 42 года, пенсия есть, пусть лучше списывается, чем принесет нам очередную аварию. Кем заменить? Не мне Вас учить, Александр Григорьевич, но если Вы хотите знать мое мнение, то извольте: отзовите из отпуска подготовленный экипаж, чтоб не сорвать задачу, Бокова завтра же в госпиталь, задачу врачу дивизии, я уже поставил. Старова вместе с представлением на класс отправите в отпуск. Через два месяца придет первый класс, и ставьте его командиром отряда, я приказ подпишу.

– Но он и года командиром корабля не ходит, – пытался в последний раз возразить комполка.

– И последнее, что я хотел Вам сказать – продолжал генерал. – Наводите порядок в гарнизоне, если не устраните недостатки проверки к осени, я не пожалею и Вас. Обстановка не позволит – поправился он.

В понедельник на построении объявили, что экипаж Старова в отпуске с сегодняшнего дня. Для всех это было полной неожиданностью, члены экипажа строили планы по распределенному графику отпусков осенью, планировали отпуск жен, а все сломалось мгновенно. Андрей обратился к командиру эскадрильи за разъяснениями, тот сам ничего не понимал, лишь напомнил, что приказы командиров не обсуждают, идти же к командиру полка не советовал. Андрей никуда не пошел, решил, что это судьба. Задержался на два дня, чтобы заполнить все полетные документы и убедился, что документы на класс оформлены правильно, дивизионное звено прошли. В четверг поезд нес его в родное Балашовское училище. Мысли его были уже там, помириться с женой, обнять тестя с тещей, погулять с друзьями, оставшимися в училище, сообщить, что сдал на первый класс. Будет шок, через 4 года после выпуска еще никто 1200 часов налета не набирал, в училище однокурсники Старова только подходят к рубежу 2-го класса. Андрей ехал с одной сумкой, выстоял огромные очереди в Москве, накупил всем родственникам подарки. Балашов встретил его теплой весенней погодой, о приезде он не предупреждал, чтоб радость от встречи была ярче. Светило яркое солнце, хотелось жить и радоваться. Андрей летел к дому тестя, как на крыльях. На пороге его встретил Иван Степанович, он заметно постарел за эти годы, но дух фронтовой закалки, прозорливый ум не позволял расслабиться телу. Обнялись, время было обеденное, поэтому теща быстро накрыла на стол, засуетилась, но оставила мужиков допивать армянский коньяк вдвоем. Андрей продолжал рассказывать тестю о службе, интересных командировках, о трудностях сдачи на 1-й класс, пока не остановился на полуслове и спросил:

– А Ирина-то где?

Иван Степанович поднялся со стула, его лицо стало жестким.

– Андрей, ты меня знаешь, врать тебе я не могу. Ирина живет с другим мужчиной. Она оказалась такой же безмозглой сучкой, как и ее мать. Это я виноват. Со многими парнями она шашни водила, но никто мне не нравился. Ты один, кто мог сделать мою единственную дочь счастливой и скрасить мою старость умными внуками. Если можешь, прости меня.

– С кем она сейчас? – как-то глупо спросил Андрей.

– С таким же «дерьмом» из торговли, как и все ее предыдущие ухажеры. Давай выпьем, Андрей, – продолжал тесть, наливая зятю полный фужер коньяка.

– Сегодня ее не будет, они по выходным ездят в дом отдыха расслабиться.

В душе Андрея все кипело, коньяк он проглотил, не заметив выпитого и того, что тесть наполнил его снова. Променять боевого летчика на торгаша – как она могла? Неужели он совсем ее не понимал? Сколько хороших, счастливых дней вместе прожито! Появилось желание немедленно хлопнуть дверью и бежать из дома, но количество выпитого брало свое. Он еле дошел до их с Ирой комнаты и рухнул в приготовленную для него постель.

Проснулся он от яркого солнца, слепившего в окно, медленно вернулась память вчерашнего разговора. Яркий свет не радовал, комната казалась чужой, и лишь тяжелое, красное лицо уже опохмелившегося тестя заставило его сосредоточиться. Семьи у него практически не стало, развод непременно приведет к партийному взысканию и концу карьеры, не рассказывать же офицерам об изменах жены, позору не оберешься. Андрей отогнал от себя плохие мысли, он молод, ему 26 лет, сдал на первый класс, от штурвала его теперь никто оторвать не сможет. От коньяка Андрей отказался, давно определив себе правило: алкоголь не раньше 14.00. Он не курил, хорошо собой владел. По его спокойному лицу не было видно и следов вчерашней пьянки – ни волнения, ни чувств. Он настойчиво попросил тестя помочь с оформлением развода. Иван Степанович молчал, он уже жалел, что все рассказал Андрею, потому что позвонила Ира. Она узнала о приезде мужа от матери и срочно выехала домой. Может, все бы и наладилось, подумал тесть. Ира впорхнула в квартиру яркая накрашенная, модная и бросилась обнимать мужа. Андрей стоял спокойно, не отстранился, но твердо сказал:

– Не надо Ира, я все знаю.

Ему казалось, что через плотный запах духов он слышит пот чужого мужика. Брезгливость – ничего другого он не чувствовал. Ира расплакалась, объясняла, что когда вернулась к родителям, попала в окружение своих бывших поклонников и долго устоять не смогла. Она утверждала, что продолжает любить Андрея, что готова прямо сейчас ехать с ним в полк, наконец, завела его в комнату, повернула ключ и стала раздеваться. Андрей молча взял уже собранную сумку и вышел из квартиры. Он направился к своему товарищу по училищу, где провел бессонную ночь в разговорах и воспоминаниях курсантской жизни.

Развод Андрей оформил тихо и мирно. В ЗАГСе их ждали, молча, без особых вопросов, поставили штампы. Прощание с Ириной прошло тяжело. На глазах бывшей жены стояли слезы, Андрей еле сдерживался, эмоции переполняли, хотелось обнять эту женщину и все простить. Скорее, скорее уйти отсюда и больше в этот город никогда не возвращаться, думал Старов. Тесть обещал решить вопрос по партийной линии, направив в партийную комиссию определенную бумагу, не затрагивающую чести Андрея. В этот же день поезд увозил Андрея в другую часть страны, к своим родителям. Кампания в купе попалась веселая, молодежная. Андрей выпивал осторожно, можно сказать, мало, но в компании был своим парнем. Под ночь, когда все изрядно набрались, одна из девчонок затащила его в туалет. Было страшно неудобно, кончилось быстро, но девушка не обиделась, на прощание сунула ему в карман свой адрес незнакомого ему города. Во вторую ночь уже другого поезда он ехал в купе с маленьким плачущим ребенком. Не спалось, так он оказался в купе проводницы, к которой пришел за стаканом чая после полуночи да и остался. Он с такой силой и яростью терзал ее тело, как будто испытывал ненависть ко всему женскому роду. По поведению проводницы он понял, что эта злость и дала положительный результат. Андрею пришлось самому глубокой ночью открывать дверь вагона на остановке, проводница встать не могла, сказала, что у нее болит позвоночник. Этот блуд добром не кончится, подумал Андрей про себя, что собственно и произошло позже.

Город детства встретил его пасмурной дождливой погодой. Андрей очень любил своих родителей. Они воспитали его в любви, никогда не наказывали физически за проступки. Мать, бывало, разозлится, пошлет с глаз долой в свою комнату до самого вечера, но через 15 минут уже ласковым голосом зовет:

– Андрейка! Иди кушать, что ты там засел!

Отца знали и любили во всем районе. Он работал в управлении города и считался лучшим хозяйственником. Жили они без особых привилегий в квартире, которую ему выделил еще завод. Отец старался помогать людям, по возможности решал их проблемы и давал грамотные советы. Своих заводских товарищей часто принимал дома, никому не отказывал, но был справедлив и старался держать на дистанции людей, недостаточно умных, по его мнению.

– Андрейка, сыночек, как ты вовремя, я уже и телеграмму тебе в часть отправила!

– Что случилась, мама? – спросил сын, отпуская мать из своих объятий.

– Папа в больнице, врачи хотят делать операцию.

Отец встретил сына в больнице бодро, настроение было хорошее:

– Вот сын правая рука и нога стали плохо слушаться, лег провериться. Врачи говорят, что под шишкой на лбу опухоль образовалась, надо удалить.

Андрей долго рассказывал отцу о полетах, о том, как стал первоклассным командиром корабля, что облетал весь Советский Союз и был за границей в трех странах. Рассказ слушала вся палата, подошли и соседи. Гордость за сына переполняла отца, глаза наполнились слезами, которые он еле сдерживал.

– Как же ты теперь без своего «Беломора», отец, тяжело теперь? – спросил Андрей.

– Месяц уже не курю, как прижало, так и бросил. Вспоминаю теперь, как ты ругал меня, что мать дымом отравляю, – оправдывался отец.

Старов пришел на беседу к главврачу, представился, попросил разъяснить степень опасности операции. Врач его успокоил, опухоль не злокачественная, хирурги опытные, риск есть, но он минимальный. Накануне операции Андрей еще раз зашел к отцу, о своей жене ничего ему не сказал, чтобы не волновать. Отец чувствовал себя бодро, лишь на прощанье обнял сына и тихо сказал:

– Береги мать, она у нас трудяга.

– Пап, мы еще вместе повоюем.

– Конечно, сын, иди.

По словам врачей, операция прошла блестяще, Андрей на радостях отвез всей бригаде набор коньяка. К отцу его не пустили, он находился в реанимации. Отец Старова умер на следующий день от обширного инфаркта, сердце не выдержало, хотя было ему всего 56 лет. На похороны пришел весь город. Андрей в организации похорон участия не принимал, все, включая поминки, взяли на себя городские власти. Тяжесть происшедшего накрыла его позже, когда все закончилось. Остаток отпуска он провел с матерью, поддерживая ее, как мог. Уезжать, чтобы жить с сыном, она категорически отказалась, каждый день ходила на могилу мужа.

– Я отсюда никуда, похоронишь меня рядом с отцом, когда Господь заберет. Дочь здесь недалеко живет, поможет в случае чего, да и ты, сынок, не забывай, навещай меня почаще.

48 суток летного отпуска прошли быстро. Правильно говорят – одна беда не приходит, жди пару. Андрей возвращался в полк в начале июня совсем другим человеком, разведенным и потерявшим отца. Служба должна была осложниться тем, что холостяков запрещено продвигать по службе, есть указание Главкома. Но его ждали неожиданные новости. Приехал он утром и сразу пошел на построение в свой экипаж. Но ему объяснили, что 1 июня зачитали новый боевой расчет, что теперь его место – в третьем отряде третьей эскадрильи. Сначала Андрей воспринял это как шутку, первая эскадрилья собиралась переучиваться на ИЛ-76 первой. Старов рассчитывал быть в первых рядах. Посмотрев в грустные глаза членов своего экипажа, он понял, что это не шутка, пошел в конец строя. На построении его вызвали из строя и зачитали приказ командира дивизии о назначении старшего лейтенанта Старова командиром отряда. Дали три дня на прием должности. Три командира корабля его отряда были значительно старше Андрея, завоевать авторитет этих людей можно было только за штурвалом. Вечером того же дня он пришел на прием к командиру полка по личному вопросу, высказал недоумение по поводу своего назначения и сообщил о разводе с женой. Александр Григорьевич встретил своего бывшего правого летчика радушно, но деталей и причин назначения не сказал. Поставил задачу в ближайшие 4 смены получить инструкторскую программу и серьезно заняться отрядом, после Бокова там много проблем, особенно с дисциплиной. Про развод посоветовал пока помалкивать, некоторым офицерам только палец в рот положи, по локоть откусят.

– Надеюсь, вечным холостяком ты не останешься – на прощанье сказал он.

Часть 2. Надежда

Надя заканчивала пятый курс института и шла на диплом с отличием. Много слез было пролито над учебниками, записями английских текстов и произношением. Даже мать, глядя на страдания дочери, не раз говорила на первом курсе:

– Уходи из института, нельзя издеваться над собой до такой степени. Иностранный язык преподавала старая дева, выжимавшая из девчонок все соки.

– Бездарности, – не раз воспитывала она группу, – произношения нет, запас слов мизерный, о чем вы думаете! После первой сессии половину группы выгоню с треском.