Несущий огонь

– Они уже давно заключили тайный договор! Скотты забирают Беббанбург, а Церковь западных саксов – Линдисфарену. – Я был уверен в правильности своей догадки. – Это означает новый монастырь, реликвии, паломников, серебро. Скотты получают землю, Церковь – богатства.

Как позже выяснилось, кое в чем я ошибся, но в конце концов это оказалось не важно.

Олла и мой сын ошарашенно молчали. Потом Утред пожал плечами:

– И что мы будем делать?

– Поразвлечемся, – с холодной яростью сообщил я.

На следующий день мы отправились дальше на юг.

– Никакой резни, – твердо заявила моя дочь.

Я заворчал.

Сигтригра в Линдкольне не было. Оставив большую часть войска оборонять стены, он с пятью десятками воинов поскакал в Ледекестр – бург, что он уступил Мерсии, – с просьбой к Этельфлэд. Он хотел, чтобы она повлияла на брата, короля Уэссекса, и тот отозвал бы свой отряд из Хорнкастра.

– Западные саксы мечтают, чтобы мы развязали войну, – продолжала дочь.

Она осталась в Линдкольне за главную, командуя гарнизоном из почти четырех сотен мужчин. С такой армией у нее имелась возможность дать бой Брунульфу, но Стиорра настаивала, что западных саксов следует оставить в покое.

– У тебя людей наверняка больше, чем этих ублюдков в Хорнкастре, – убеждал я.

– А может, и нет, – терпеливо возразила она. – И с другой стороны границы их еще сотни – только и ждут предлога, чтобы напасть на нас.

Вот это было правдой. Саксам в Южной Британии не один лишь предлог требовался. Им требовалось все. Когда-то мне довелось наблюдать, как почти вся земля, которую мы теперь называем Инглаландом, оказалась в руках у датчан. Длинные корабли поднимались по рекам, а воины завоевали Нортумбрию, Мерсию и Восточную Англию. Армии северян наводнили Уэссекс, и эта страна неизбежно уже должна была называться Данеландом. Но судьба распорядилась иначе, и теперь западные саксы и мерсийцы прокладывали путь на север, с боем и жестокими потерями. На их пути стояла только Нортумбрия Сигтригра. Когда она падет – а рано или поздно это случится, – то весь говорящий на английском языке народ окажется в пределах одного королевства. Инглаланда.

Ирония заключалась в том, что я, будучи язычником, прошел вместе с саксами-христианами от южного побережья до края Нортумбрии. Теперь, благодаря браку моей дочери с норманном, оказался в другом военном лагере. А сейчас моя дочь указывала мне, как вести себя с саксами. Вот такой поворот судьбы!

– Отец, только не задевай саксов! – приказным тоном заявила она. – Мы не атакуем их, не ведем переговоров, не угрожаем! Мы не хотим давать им повод!

Я посмотрел на ее брата, который играл с племянником и племянницей. Мы находились в большом римском доме, построенном на самой вершине Линдкольнского холма, и с восточного края расположенного при нем сада залитая солнцем местность просматривалась на многие мили. Брунульф и его воины стояли слишком близко. Мой сын, подумалось мне, не придумает ничего лучшего, как напасть на них. Утред прямой, жизнерадостный и упрямый, тогда как Стиорра – настоящая смуглянка по сравнению со светлокожим братом – всегда отличалась уклончивостью и скрытностью. И еще умом – в мать. Впрочем, это не было доказательством ее правоты.

– Ты боишься западных саксов, – сказал я.

– Я уважаю их силу.

– Они просто запугивают нас, – настаивал я, надеясь, что не обманываюсь.

– Запугивают?

– Это не вторжение, – сердито отрезал я. – Это уловка! Они хотят оттянуть наши войска на юг, чтобы Константин смог напасть на Беббанбург. Брунульф не намерен атаковать здесь! У него слишком мало воинов. Его задача – просто держать вас на юге, пока Константин осаждает Беббанбург. Они в сговоре, разве ты не понимаешь? – Я ударил кулаком по каменному парапету ограждений сада. – Нечего мне здесь делать.

Стиорра поняла, что мое место, по моему мнению, должно быть под Беббанбургом, и коснулась моей руки как бы в намерении утешить.

– Ты полагаешь, что способен сражаться против своего кузена и скоттов?

– А что мне остается?

– Отец, у тебя не получится без поддержки нашей армии.

– Всю свою жизнь я мечтал о Беббанбурге, – с горечью проворчал я. – Мечтал отбить его. Мечтал умереть в нем. И чем занимался вместо этого? Помогал саксам отвоевывать страну. Помогал христианам! И как они мне отплатили? Вступили в союз с моим врагом. – Я обернулся к дочери и воскликнул яростно: – Ты ошибаешься!

– Ошибаюсь?

– Западные саксы не вторгнутся, если мы нападем на Брунульфа. Они не готовы. Однажды это произойдет, но не сейчас. – Я понятия не имел, правду ли говорю, просто убеждал себя, что это так и есть. – Их следует вздуть, наказать, перебить. Их нужно напугать.

– Нет, отец. – Теперь ее тон стал просительным. – Давай подождем и узнаем, о чем договорится Сигтригр с мерсийцами. Пожалуйста!

– Вторглись к нам не мерсийцы, – возразил я.

Стиорра повернулась и устремила взгляд к затянутым туманом горам.

– Тебе известно, – сказала она тихо, – что иные из западных саксов утверждают, что мир с нами не следовало заключать. Половина их витана[1] говорит, что Этельфлэд предала саксов, потому что любит тебя. Другая половина считает, что мир надо соблюдать лишь до тех пор, пока саксы не окрепли настолько, чтобы сломить наше сопротивление.

– И что?

– То, что жаждущие войны ждут только повода. Хотят напасть на нас. Они рассчитывают на сильную руку короля Эдуарда, и даже твоя Этельфлэд может не устоять перед зовом битвы. Отец, нам нужно время. Прошу тебя, оставь людей Брунульфа в покое. Они уйдут. Езжай в Ледекестр. Помоги там Сигтригру. К тебе Этельфлэд прислушается.

Я поразмыслил о ее словах и решил, что в них есть доля правды. Западные саксы, опьяненные недавней победой в Восточной Англии, жаждали войны, мне же эта война была не нужна. Я хотел прогнать скоттов из беббанбургских владений, но мне требовалась нортумбрийская армия, а выступить в поход на север Сигтригр сможет, только будучи уверен в мире с саксами на юге. Зять отправился в Ледекестр с просьбой к Этельфлэд в надежде, что ее влияние на брата обеспечит мир. Только вопреки настойчивым уговорам дочери инстинкт подсказывал, что дорога в Беббанбург проходит через Хорнкастр, а не Ледекестр. Это убеждение могло противоречить разуму и здравому смыслу, инстинкт – это как бегущие по загривку мурашки, которые указывают на близкую опасность. Поэтому я доверился инстинкту.

И на следующий день втайне от дочери поехал в Хорнкастр.

Хорнкастр оказался унылым местечком, хотя римляне дорожили им достаточно, чтобы выстроить чуть южнее от реки Бейна обнесенный каменными стенами форт. Дорог к нему не проложили, из чего я сделал вывод, что крепость контролировала идущие вверх по течению суда. Корабли эти должны были принадлежать нашим предкам, первым саксам. Когда-то они пересекли море и заняли новую землю. А земля была добрая, по меньшей мере на севере, где низкие горы изобиловали богатыми пастбищами. Не зря в окрестностях городка поселились два семейства данов со своими рабами. Впрочем, заняв древний форт, западные саксы тут же повелели им убраться.

– Почему даны не обосновались в форте? – поинтересовался я у Эгила.

Эгил был трезвомыслящим воином средних лет, с длинными обвислыми усами. Он родился неподалеку от Хорнкастра, но служил в гарнизоне Линдкольна командиром ночной стражи. Когда саксы только-только захватили Хорнкастр, его послали с небольшим отрядом следить за фортом. Что он и делал с безопасного расстояния, пока Сигтригр из осторожности не отозвал его обратно в Линдкольн. Я настоял, чтобы Эгил поехал вместе со мной в Хорнкастр.

– Если дойдет дело до осады, – объяснил я ему, – мне понадобится человек, который знает форт. Я не знаю. Ты – да.

– В форте когда-то жил Торстейн, – ответил Эгил. – Но он уехал.

– Почему?

– Форт затапливает река, господин. Два сына Торстейна утонули во время наводнения, и он решил, что саксы прокляли это место. Вот и уехал. По эту сторону форта течет поток многоводный, и еще река с другой стороны. Да и стены там, сзади, осыпались. Не здесь, – мы смотрели с севера, – а на южном и восточном направлениях.

– Отсюда крепость смотрится довольно внушительно, – заметил я.

Я глядел на форт и видел каменные укрепления, вырастающие над обширными зарослями камыша. На северной стороне висели на древках два стяга, и ленивый ветер разворачивал время от времени один из них, показывая дракона Уэссекса. Второй был явно пошит из более тяжелой ткани и не колыхался на ветру.

– Что изображено на штандарте слева? – спросил я у Эгила.

– Мы так и не выяснили, господин.

Я недовольно хмыкнул, подозревая, что Эгил и не пытался подобраться достаточно близко, чтобы рассмотреть второе знамя. Дым очагов поднимался над стенами и с полей к югу от нас, где, очевидно, встала лагерем часть отряда Брунульфа.

– Сколько всего там народу?

– Сотни две или три, – ответил Эгил расплывчато.

– Все воины?

– С ними еще колдуны, господин. – Он имел в виду священников.

Мы находились довольно далеко от форта, хотя дозорные со стен наверняка видели нас, наблюдающих за крепостью с невысокого холма. Большая часть моих людей расположилась в тенистом овражке позади.

– Есть тут еще строения, кроме форта?

– Пара-тройка домов, – пренебрежительно бросил Эгил.

– И саксы не пробовали пробраться дальше на север?

– Нет, господин. С первой недели, как пришли, просто сидят тут. – Эгил почесал бороду, пытаясь выскрести вошь. – Может, они и рыщут вокруг, да мы об этом не знаем. Нам приказано держаться подальше и не тревожить их.

– Возможно, это мудрое решение, – заявил я, поймав себя на мысли, что сам собираюсь предпринять нечто прямо противоположное.

– Чего же они хотят? – спросил Эгил озабоченным тоном.

– Чтобы мы на них напали.

Однако если Эгил прав и за каменными стенами укрылось две или три сотни западных саксов, то на приступ надо идти, имея по меньшей мере четыреста воинов. И зачем? Чтобы овладеть развалинами старого форта, который давно уже ничего не обороняет? Брунульф, командир западных саксов, прекрасно это понимает. Тогда чего ради торчит тут?

– Как саксы добрались сюда? – спросил я. – На кораблях?

– На конях, господин.

– И находятся за много миль от ближайших войск своих соплеменников, – произнес я, обращаясь скорее сам к себе, чем к Эгилу.

– Самые близкие в Стэнфорде.

– Далеко до него?

– Полдня верхом, господин. Приблизительно, – ответил он неуверенно.

В тот день я ехал на Тинтреге и погнал его вниз по пологому склону, миновав полосу кустов, ров и небольшое возвышение за ним. С собой я взял Финана и около дюжины дружинников, оставив прочих в укрытии. Вздумай западные саксы погнаться за нами, у нас не было бы иного выбора, как удирать в сторону севера, но они только наблюдали за нашим приближением. Один из попов присоединился к воинам на парапете. Я видел, как он поднял крест и направил его на нас.

– Проклинает, – хмыкнул я.

Эдрик, разведчик-сакс, прикоснулся к висящему на шее кресту, но промолчал. Я смотрел на полосу травы, лежащую прямо к северу от форта.

– Похоже на пастбище по эту сторону потока, – сказал я. – Вы на нем что-нибудь видите?

Зоркостью Эдрик не уступал Финану, и теперь, приподнявшись в стременах и козырьком приставив ко лбу ладонь, стал вглядываться в даль.

– Могилы? – озадаченно предположил он.

– Саксы роют что-то, – пробормотал Финан.

Мы разглядели несколько недавно насыпанных земляных холмиков.

– Хочешь я проверю, господин? – предложил Эдрик.

– Вместе проверим, – сказал я.

Мы неспешно направлялись к форту, держа щиты закинутыми за спину – знак мирных намерений. Некоторое время западные саксы довольствовались тем, что просто наблюдали, как мы обследуем пастбище, где я заметил загадочные кучи. Подъехав ближе, я увидел, что землю извлекли, копая не могилы, но канавы.

– Они тут что, новый форт сооружают? – спросил я, сбитый с толку.

– Что-то да строят, – буркнул Финан.

– Господин! – воскликнул Эдрик, но я уже увидел, как примерно дюжина всадников выехала из крепости и устремилась к броду через поток.

Нас было четырнадцать, и Брунульф, во избежание неприятностей, должен был вывести такое же число, что он и сделал. Но когда всадники достигли середины потока, где безмятежно текущая вода доходила лошадям почти до брюха, они остановились. Саксы сгрудились там, не обращая на нас внимания, и, похоже, что-то обсуждали. Затем двое вдруг развернули коней и погнали их назад к форту. Мы к тому времени находились уже на краю пастбища, покрытом сочной после недавнего дождя травой. Направив Тинтрега дальше, я понял, что саксы не могилы копают и не строят форт. Они возводят церковь. Канавы были выкопаны в форме креста. Им предстояло стать фундаментом здания – со временем их наполовину заполнят камнями, чтобы колонны получили опору.

– Большая! – воскликнул я под впечатлением.

– Не меньше храма в Винтанкестере! – согласился не менее пораженный Финан.

Двенадцать оставшихся посланцев из форта уже выбирались из реки. Восемь были воинами, как и мы, остальные церковниками: два попа в черных рясах и пара монахов в коричневых сутанах. Воины были без шлемов, без щитов и, если не считать вложенных в ножны мечей, без оружия. Их предводитель, верхом на великолепном сером скакуне, который высоко вскидывал ноги, перешагивая через траву, был облачен в отороченную мехом темную накидку, поверх кожаного нагрудника висел серебряный крест. То был молодой человек с серьезным лицом, короткой бородкой и высоким лбом под шерстяной шапочкой. Он натянул поводья, останавливая горячего скакуна, потом воззрился на меня в молчании, будто ожидал, что я заговорю первым. А я не стал.

– Я Брунульф Торкельсон из Уэссекса, – произнес он наконец. – А ты кто такой?

– Так ты сын Торкеля Брунульфсона? – спросил я.

Вопрос сначала удивил его, затем порадовал.

– Да, лорд. – Он кивнул.

– Твой отец сражался рядом со мной при Этандуне, – объявил я. – И сражался хорошо! Много данов срубил в тот день. Он еще жив?

– Жив.

– Передай ему сердечный привет.

Молодой человек помялся. Я чувствовал, что ему хочется поблагодарить меня, но амбиции тут выходили на первое место.

– И от кого этот привет? – осведомился он.

Я чуть улыбнулся и обвел взглядом линию его спутников:

– Брунульф, ты знаешь от кого. Ты обратился ко мне «лорд», так что не притворяйся, будто не узнал меня.

Я указал на старейшего из его воинов, седого мужчину со шрамом поперек лба.

– Ты дрался вместе со мной при Фернхамме. Так?

Седой ухмыльнулся:

– Так, лорд.

– Служил у Стеапы, верно?

– Да, лорд.

– Ну так скажи Брунульфу, кто я такой.

– Это…

– Мне известно, кто это такой, – перебил его Брунульф. Потом слегка кивнул мне. – Лорд, для меня честь познакомиться с тобой.

Эти слова, пусть и высказанные сдержанным тоном, побудили старшего из двух попов сплюнуть на траву. Брунульф это оскорбление оставил без внимания.

– Могу я осведомиться, что привело Утреда Беббанбургского в столь захудалое местечко?

– Хотел задать тебе тот же самый вопрос, – бросил я.

– Тебе тут нечего делать! – взял слово плюющийся поп.

То был крепкого сложения мужчина, широкий в плечах, старше Брунульфа лет на десять или пятнадцать, со злым лицом и коротко подстриженными черными волосами. От него буквально исходила властность. Его черная ряса была из лучшей шерстяной пряжи, а крест на груди горел золотом. Второй священник был намного моложе, не столь внушительный. Он явно тушевался в нашем присутствии.

Я посмотрел на старшего попа.

– И кто ты такой? – вопросил я у него.

– Человек, творящий Божье дело.

– Тебе известно мое имя, – ласково продолжил я, – а еще ты наверняка знаешь и как меня прозвали.

– Сатанинским отродьем, – процедил он.

– Может, и так, – согласился я. – Но еще меня кличут убийцей священников. Впрочем, много лет минуло с тех пор, как мне в последний раз довелось выпотрошить дерзкого попа. Не мешает поупражняться.

Я улыбнулся ему.

Брунульф вскинул руку, обрывая неизбежные препирательства.

– Лорд Утред, отец Херефрит опасается твоего вторжения.

Молодой предводитель саксов явно не желал схватки. Говорил он вежливо.

– Как можно вторгнуться на земли своего короля? – осведомился я.

– Эта земля принадлежит Эдуарду Уэссекскому! – изрек Брунульф.

Я расхохотался. Это было дурацкое заявление, столь же возмутительное, как претензии скоттов на земли к северу от стены.

– Эта земля лежит в половине дневного конного перехода к северу от границы, – напомнил я.

– Для наших притязаний есть основание, – заявил отец Херефрит.

Голос у него был густой, враждебный, а взгляд еще менее дружественный. Я предположил, что прежде он был воином: на одной щеке шрам, а в глазах только вызов, не страх. Был он крупный, но всё сплошь мускулы, причем такие, какие развиваются за годы упражнений с мечом. Я подметил, что Херефрит остановил лошадь поодаль от спутников Брунульфа, даже от своего собрата-попа, как будто презирал их общество.

– Основание, значит, – отозвался я пренебрежительно.

– Именно, – отрезал он в ответ. – Только тебе мы ничего предъявлять не станем. Ты помет дьявола, незаконно пришедший на землю короля Эдуарда.

– Отец Херефрит – духовник короля Эдуарда, – пояснил Брунульф, явно обеспокоенный воинственностью священника.

– Отец Херефрит, – произнес я негромко, – родился у свиньи из задницы.

Херефрит уставился на меня. Мне говорили, что есть где-то далеко за морями племя, люди из которого способны убивать взглядом. Похоже, здоровяк-поп решил уподобиться им. Я отвернулся прежде, чем это стало поединком взглядов, и заметил, что второе знамя – то, которое не развевалось на ветру, – исчезло со стены форта. Мне подумалось, не собирается ли сейчас под ним военный отряд, готовясь смести нас?

– Твой королевский духовник, рожденный от свиноматки, утверждает, что у него есть некое основание. – Я обращался к Брунульфу, но смотрел по-прежнему на форт. – Что за основание?

– Отец Степан! – Брунульф переадресовал мой вопрос нервничающему молодому священнику.

– В лето Господа нашего восемьсот семьдесят пятое, – начал тот высоким срывающимся голосом, – король Нортумбрийский Элла передал эту землю в бессрочное пользование королю Восточной Англии Освальду. Король Эдуард является ныне правителем Восточной Англии, а посему истинным и законным наследником сего дара.

Я посмотрел на Брунульфа и решил, что передо мной честный человек, который не выглядит убежденным доводами попа.

– В лето Тора восемьсот семьдесят пятое, – сказал я, – Элла был осажден своим соперником, а Освальд был не королем Восточной Англии, а игрушкой Уббы.

– И тем не менее… – начал было старший из попов, но осекся, когда я его прервал.

– Уббы Ужасного, – произнес я, глядя прямо ему в глаза. – Которого я убил на берегу моря.

– Тем не менее… – заявил Херефрит громко, как бы подбивая меня перебить его снова. – Дар был совершен, грамота подписана, скреплена печатью, и земля, таким образом, была передана. – Он посмотрел на отца Степана. – Разве не так?

– Так, – пискнул отец Степан.

Херефрит продолжал испепелять меня взглядом:

– Ты вторгся во владения короля Эдуарда, эрслинг[2].

От этого оскорбления Брунульф поморщился, но я и бровью не повел.

– Можете предъявить свою так называемую грамоту? – спросил я.

Некоторое время никто не отвечал, затем Брунульф посмотрел на младшего из попов:

– Отец Степан?

– С чего нам доказывать что-то этому грешнику? – сердито вопросил Херефрит. Он провел коня на шаг вперед. – Это ведь убийца священников, ненавистный Богу, женатый на саксонской шлюхе, изрыгающий сатанинское дерьмо.

Я почувствовал, как мои люди завозились у меня за спиной и вскинул руку, успокаивая их. Подчеркнуто не замечая отца Херефрита, я посмотрел на молодого священника.

– Грамоту легко подделать, – заявил я. – Так что позабавь меня и расскажи, почему эта земля была передана.

Отец Степан посмотрел на Херефрита, как бы спрашивая разрешения говорить, но тот не удостоил его вниманием.

– Рассказывай! – настаивал я.

– В лето Господа нашего шестьсот тридцать второе, – нервно забубнил отец Степан, – святой Эрпенвальд из Вуффингаса пришел к этой реке. Был разлив, и перебраться на другую сторону было нельзя. Тогда святой помолился Богу, ударил посохом по реке, и воды расступились.

– То было чудо, – пояснил Брунульф, стыдливо потупив глаза.

– Странно, – протянул я. – Никогда не слышал такой истории прежде. Я вырос в Нортумбрии, а парнишка-северянин вроде меня наверняка знал бы такую удивительную легенду. Мне вот известно, как тупики распевали псалмы, да и про младенца, исцелившего мать от хромоты тем, что он плюнул ей на левую сиську. Но человек, которому не требовался мост, чтобы перейти через реку, – никогда не слыхал про такого!

– Полгода тому назад, – продолжал Степан, будто и не слышал моих слов, – на дне реки был найден посох святого Эрпенвальда.

– Да с тех пор прошло двести лет!

– Намного больше! – вмешался один из монахов, за что удостоился свирепого взгляда отца Херефрита.

– И его не унесло течением? – спросил я, притворившись удивленным.

– Король Эдуард решил сделать тут место паломничества, – заявил отец Степан, снова не замечая моей насмешки.

– И поэтому послал сюда воинов, – с угрозой произнес я.

– Когда церковь будет построена, воины уйдут, – с жаром пообещал Брунульф. – Они здесь только для того, чтобы защищать святых отцов и помогать в постройке святилища.

– Это так. – Отец Степан рьяно закивал.

Они врали. Я подозревал, что их умысел – не выстроить церковь, а отвлечь Сигтригра, пока Константин прибирает к рукам северную часть Нортумбрии. А заодно развязать вторую войну, подбив Сигтригра напасть на форт. Но если это так, то почему саксы держатся так миролюбиво? Да, отец Херефрит проявляет враждебность, но я подозревал, что он из числа тех злобных и несдержанных попов, которые представления не имеют о любезности. Брунульф и прочие его спутники вели себя уважительно, стараясь не раздражать меня.

– Ты утверждаешь, что это поле – земля короля Эдуарда, – сказал я. – Но чтобы добраться до него, вам пришлось пройти через владения короля Сигтригра.

– Да, разумеется, – неохотно признал Брунульф.

– Значит, вы должны были уплатить ему пошлину, – напомнил я. – Вы ведь привезли с собой инструменты? – Я кивнул на перекрещивающиеся канавы. – Лопаты, кирки? Быть может, даже бревна, из которых будете возводить свое колдовское святилище?

Какой-то миг никто не брался ответить. Брунульф посмотрел на отца Херефрита, который едва заметно кивнул.

– Это не лишено смысла, – нервно воскликнул Брунульф. Для человека, замышляющего войну или пытающегося вызвать оную, это было удивительное признание.

– Мы обдумаем это, – жестко отрезал отец Херефрит. – И через два дня дадим тебе ответ.

Первый мой порыв – возразить, потребовать встречи на следующий день. Но было что-то странное во внезапной перемене поведения королевского капеллана. До этого момента он держался дерзко и враждебно, а теперь, оставаясь враждебным, стал вдруг подпевать Брунульфу. Херефрит дал знак, что Брунульфу следует изобразить согласие на уплату таможенной пошлины, и именно он настаивал на двух днях. Поэтому я подавил желание спорить.

– Встретимся здесь же через два дня, – согласился я. – И не забудьте прихватить с собой золото.

– Не здесь, – резко заявил отец Херефрит.

– Нет? – переспросил я мягко.

– Источаемая тобой вонь оскверняет святую землю, – процедил поп, затем указал на север. – Видишь тот лесок на горизонте? Прямо за ним есть камень. Языческий камень. – Последние два слова он буквально выплюнул. – Мы встретимся у того камня в середине утра в среду. Ты возьмешь с собой двенадцать человек. Не больше.

Снова я подавил в себе желание дать ему отпор и вместо этого кивнул.

– Нас будет двенадцать, – сказал я, – в середине утра, через два дня, у камня. Не забудьте прихватить с собой поддельную грамоту и золота побольше.

– Язычник, я дам тебе ответ, – буркнул Херефрит, потом развернул коня и поскакал прочь.

– Лорд, увидимся через два дня, – пробормотал Брунульф, явно смущенный злобой священника.

Я вновь кивнул, а потом смотрел, как все они едут по направлению к форту. Финан тоже провожал их взглядом.

– Этот желчный поп никогда не заплатит, – буркнул он. – Не заплатит даже за корку хлеба для умирающей от голода матери.

– Заплатит, – возразил я.

Только не золотом. Расплата, как я знал, будет произведена кровью. Через два дня.

Глава четвертая