Джек

Что творилось в голове Вити, никто не смог бы объяснить. Фиолетовые круги сменялись красными квадратами, которые пронизывала радуга, искрящаяся от дождя. С неё стекал бурный ручей, в нём Витя нёсся на маленькой лодке без вёсел. Вдалеке стояла волчица и разговаривала с белым слонёнком о чём-то, а на голове у него был венок из цветов. И вдруг волчица со слонёнком исчезли, а вместо них появились большие ворота, украшенные разноцветными шарами и колокольчиками. Поток нёс Витю прямо к этим воротам, они открылись под весёлый звон и поток понёс его дальше, к яркому солнечному свету. Глаза стало резать и захотелось их прищурить, но он никак не мог с ними справиться.

Витя открыл глаза и в полумраке комнаты увидел маму, улыбнулся ей чуть заметной улыбкой и снова закрыл. Жар спал, когда небо уже начинало светлеть. Марина благодарила бога за его снисхождение к сыну, положила руки на стол и уронила на них голову. Опасность миновала, наступило утро следующего дня, первого летнего дня 2000 года.

Павел решил выйти из дома немного пораньше, чтобы заскочить к соседке Оле и вызвать врача на дом. Ближайший телефон был только у неё. Доктор пришёл ближе к полудню, это была женщина, худая и высокая. Её слегка седые волосы были стянуты в тугой узел, отчего глаза немного растянулись к вискам.

– Обычное переохлаждение. Стоило ли гонять врача? – проворчала женщина.

– Я просто испугалась, он бредил всю ночь, высокая температура, жар. А вдруг воспаление? – с дрожью в голосе сказала Марина.

Женщина послушала дыхание мальчика и вынесла такой вердикт.

– Воспаления нет, но небольшой бронхит возможен. Горло красное. Полоскать горло, много пить, постельный режим неделю. И… вот что – я попрошу Клавдию Ивановну, она живёт недалеко, чтобы она зашла к вам вечером. Хоть она и не детский врач, но посмотрит мальчика, чтобы всё было хорошо.

Марина вспомнила неприятности, которые причинил их семье муж Клавдии Ивановны, но решила промолчать. Будь что будет, ребёнок не виноват в разногласиях между взрослыми. Закрыв за доктором двери, она подошла к волчонку и опустилась перед ним на коленки. Тот лежал, положив мордашку на лапы и поглядывая на Марину.

– Привет, зверь лесной. Ну и устроили вы мне весёлую жизнь, просто госпиталь какой-то.

Щенок с пониманием смотрел на женщину и поскуливал.

– Голодный, знаю. Чем же тебя кормить? Что вы там едите, в своём лесу? Зайцев у меня нет, давай попробуем молоко?

Марина налила в блюдце немного молока и накидала в него кусочки хлеба, но волчонок даже не попробовал предложенное угощение. Он повёл своим мокрым носом поверх миски и снова положил мордашку на лапы.

– Давай начнём с воды, хорошо?– пыталась хоть как-то успокоиться Марина, разговаривая со зверем. Она поставила перед ним ещё одно блюдце, и случилось чудо. Он приподнялся на трясущихся лапах и принялся лакать воду. Марина выдохнула с облегчением и подлила ещё воды.

– Сколько же тебе, несколько недель, наверное?

Ей казалось, что диалог со щенком поможет ему привыкнуть к человеку. Теперь, при свете дня можно было разглядеть некоторые особенности, которые не были видны в темноте. Оказалось, что глаза у волчонка не полностью чёрные. Когда зрачки сузились, то показалась голубая радужка удивительной чистоты, а шерсть чёрная, не как у большинства волков. Марина протянула руку и погладила малыша – под чёрной шерстью скрывался серый подшерсток. Волчонок немного встрепенулся от прикосновения к нему, но тут же успокоился и лизнул Марине руку.

– Ну, раз мы с тобой подружились, то давай с тобой что-нибудь перекусим.

Открытый холодильник не дал ей подсказки. «Творог, сметану, молоко он не станет есть», – подумала она, – «сосиски… ммм… думаю, тоже не то. А что, если дать ему немного фаршу?»

Марина положила мешочек с фаршем под воду, чтобы тот немного оттаял.

Витя устал лежать в постели и вышел на веранду к маме.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она, приложив руку к Витиному лбу.

– Хорошо, мам,– виновато смотрел из под бровей сын.

– Закутайся в одеяло и садись, сейчас будешь чай с малиной пить у меня!

Витя не любил малиновое варенье, но не стал возражать маме и покорно сел на стул. Марина поставила перед ним огромную чашку чая и тарелку со вчерашними пирожками.

– Давай, ешь и поправляйся. Нам ещё с тобой нужно решить вопрос с твоим лесным зверем.

Витя посмотрел на пол и засмеялся, но тут же осёкся и потрогал себя за нос, который немного распух на переносице.

– Мам, а мы можем его оставить себе, когда он поправится?

– Я думаю, что это плохая идея. Он вырастет и станет настоящим зверем, которому нужна воля. Если он задержится у людей, то не сможет охотиться и жить на воле, он просто погибнет.

– Извини, мам, я не знал этого, – грустно промолвил Витя.

– Я думаю, что он скоро поправится, а впереди целое лето. Он ещё найдёт себе семью на воле. Пей чай, остынет.

Марина вытащила из-под воды мешочек с фаршем и отломила маленький кусочек. Размяв рукой, она положила его на блюдце, где была вода, и придвинула ближе к мордочке волчонка. Тот понюхал угощение, лизнул и съел, к великой радости Марины.

– Уфф…какой молодец. Давай, кушай, да я тебя перемотаю.

Послышалось ворчание Марти во дворе, кто-то открыл калитку и шёл к крылечку. Марина отодвинула шторку и приняла равнодушный вид.

– Вот и доктор по вашу душу пришёл…

Клавдия Ивановна скромно постучала в дверь и приоткрыла её.

– Добрый день, или даже вечер, – вежливо поздоровалась она. – Мне передали, что Витя болен. Ты, Марин, не серчай, что я решила к вам зайти.

– Что ты, Клавдия! Очень хорошо, что зашла, – постаралась разрядить ситуацию Марина. – Может быть, чаю?

– Нет, спасибо, Марин. Глянем Витю по-быстрому, да я побегу, – затараторила Клавдия Ивановна.

– Ну что, где же ты так простыл, да ещё и летом? – спросила она, рассматривая горло и слушая дыхание мальчишки. Не дождавшись ответа, который её и так мало интересовал, она заметила перевязанного волчонка.

– Ой, у вас тут щеночек поранился? Как же он так умудрился? Вы вторую собаку решили завести?

– Это…, – хотел было объяснить Витя, что это вовсе не собака, но мама резко прервала сына.

– Ничего, подлечим.

– Ну ладно, я побегу. Всего хорошего, Марина. Витя, поправляйся.

Клавдия Ивановна вышла и затворила за собой дверь. Марина с облегчением вздохнула и тихо сказала:

– Не будем пока никому говорить про волчонка. Пусть выздоравливает.

-17-

Стенька целый день отирался возле забора Савушкиных, заглядывая в щели между досками, даже бросал камни в огород, но так ничего и не смог выяснить. Только Марти не находил себе места – он то ворчал в будке, то срывался в затяжной лай, поднимая тревогу на весь посёлок. Марина несколько раз выходила на крыльцо, даже подходила к калитке, но так ничего и не заметила.

Стенька боялся не выполнить требование отца. Он должен узнать, что произошло на ручье, когда он с Митяем ушёл оттуда, получив синяк под глазом. Но как это сделать, он так и не смог придумать. Караулить возле дома Савушкиных в проулке на виду у всех соседей он больше не мог. Эту приметную рыжую голову знали все в округе и примечали её издалека. Ни о какой конспирации не могло быть и речи.

Шёл уже второй день, отец давал на всё Стеньке два дня. Мальчишка понял, что ремня ему всё равно не избежать, поэтому в отчаянии он опустил голову и побрёл вдоль чужих калиток. Однажды открылась калитка напротив и оттуда показалась бабка Марья, соседка Савушкиных.

– Стенька, ты чего тут околачиваешься второй день? К Витьке, что-ли?

– Ну…, буркнул под нос Стенька.

– Так болеет он, я слыхала, врач к ним приходит. Так что нечего тут околачиваться, собак всех растревожил, – ворчливо запричитала бабка Марья. – Давай, проваливай отсюда!

Вдоль дороги важно вышагивали два гуся. Стенька попробовал было пнуть одного из них, но тот увернулся и так громко гаркнул на него, что мальчишка прибавил шагу и пошел, не оборачиваясь, по дороге, но не в ту сторону, откуда пришёл, а в другую – к калитке Маслика. И тут ему в голову пришла мысль: «А что, если этот трус Володька что-то знает? Он ведь Витькин друг, как-никак?» Перед Стенькой мелькнул лучик надежды, что он всё-таки избежит ремня, но тут же погас. Володька всегда избегал встреч с ним, они никогда не предвещали ничего хорошего. Захочет ли он разговаривать в ним сейчас? Это вряд ли, но что же делать? Последняя ниточка обрывалась, ведь он даже прижать его к стенке не сможет, Володька струсит выйти из дома.

Так он дошёл до конца проулка и повернул направо, на главную улицу, соединяющую все проулки и закоулки в посёлке, как основание гребешка объединяет все свои иголочки. Навстречу ему на велосипеде проехала одноклассница Женя, даже не глянув на Стеньку. Она даже специально отвернулась в другую сторону, тем самым дав понять мальчишке, что не знает его и знать не хочет. Но какая-то искорка, какой-то укол иголкой заставил Стеньку резко повернуться вслед уезжающему велосипеду и крикнуть Жене:

– А ты знаешь, что Витька Савушкин заболел? Ему доктора вызывали!

После этого, не дожидаясь результата своего внезапного выпада, он отправился дальше по дороге. Митяй, пожалуй, единственный человек, который может его поддержать и выслушать. Хотя в отношении него у Стеньки сложилось мнение, что его товарищ – слюнтяй ещё тот.

Через пять минут он уже кричал Митяя через забор. Времени оставалось всё меньше, медлить уже нельзя. Наконец, товарищ вышел за калитку, почесал затылок и лениво спросил:

– Чего орёшь?

Медлительность и нерасторопность Митяя раздражала Стеньку. Длинный и худой, с чёрными волосами, подстриженный «под канадку», он был похож на вампира, который только что вылез из своего гроба. Тёмные круги под глазами дополняли этот и так мрачный портрет.

– Дело есть, пойдём, – самоуверенно сказал Стенька и повернулся было идти. Он был уверен, что Митяй, как послушная овечка, двинется за ним в любом направлении, куда ему укажут, но слова Митяя просто ошарашили его.

– Оно мне надо? – зевая спросил он.

Стенька встал, как вкопанный, не ожидая такого наглого заявления своего товарища.

– Ты чего, мы же вместе, – растерялся Стенька. Его щёки начали розоветь, но не от злости, скорее – от страха потерять единственного друга. Он не понимал, почему происходят такие изменения в их отношениях.

– Мы вместе… что? – вяло протянул Митяй, – деремся с одноклассниками? Я не хочу больше участвовать в этом. Со мной в классе никто не разговаривает, потому что ты – мой друг.

Стенька багровел, ему вдруг стало страшно. В эту минуту он мог остаться совсем один, потеряв единственного друга. Ещё не до конца осознав всё это, он уже чувствовал, как что-то внутри накатывает и давит, выступает на щеках и шее.

– Митяй…, – потупив взгляд сказал Стенька и выдержал небольшую паузу. – Меня отец сегодня изобьёт, нужна твоя помощь. Мне больше некого просить, слышишь, Мить?

– Ладно, выкладывай, что там у тебя?

Митяй повернулся к товарищу, его сонный вид вдруг куда-то улетучился. Что-то изменилось, но сразу определить – что, он пока не мог. Он посмотрел на Стеньку как-то по-другому, теперь ему делать это было намного проще, чем раньше. Он уже не считал себя «номером два», Стенькиным хвостиком. Он стал ему равным, если даже не выше, но какое-то чувство вины за это обдало Митю лёгким ветерком.

– Отец дал мне два дня, чтобы я выяснил, что произошло там, на ручье после нашего с тобой ухода…

– Ну и что там могло произойти? – в недоумении спросил Митяй. – Один получил сполна, а второй в штаны наделал и сбежал.

– Мить, попробуй узнать у этого ботана Володьки, он может знать, ты же понимаешь – к Витьке мне нельзя сунуться. Тот щенок был живой, мне отец шею чуть не свернул, когда узнал, что я так его и не прикончил.

– Можно попробовать, конечно, но почему ты сам не спросишь? – поинтересовался Митяй

– Он боится меня и никогда не выйдет ко мне из дома, – с некоторым раздражением ответил Стенька. – Его отец, если узнает, что сынок общался со мной, убьёт его.

– Это почему же? – поинтересовался Митяй.

– Какая-то давняя история, батя мой вот тут держит его отца, – он поднял перед носом Митяя кулак и потряс им. Митяй взял руку друга за запястье и отодвинул от своего лица.

– Пошли, пока я не передумал.

Ребята направились к дому Маслика. На этот раз Митяй шёл впереди, а Стенька плёлся сзади, с трудом поспевая за товарищем. Час расплаты был уже близок, красный диск солнца коснулся крыш домов, растянувшихся до самого горизонта.

-18-

Ближе к вечеру у Вити снова поднялась температура. Марина была к этому готова, так всегда бывает в конце дня – организм ведет свою борьбу с болезнью до вечера, а потом недуг пытается отвоевать утраченные за день позиции. Она позволила сыну немного постоять на крылечке и встретить отца с работы, закутав его в одеяло. От этого Витя выглядел немного нелепо, он был похож на снеговика, который сохранился до самого лета и не растаял.

Отца пока не было, он снова задерживался, но вместо него Вите представилось удивительное зрелище. Над воротами в лучах заходящего солнца появилось лицо Жени. «Нет, этого не может быть!» – подумал Витя. «Так не бывает. Нет, только не со мной». Нежное и дорогое ему лицо улыбалось, над большими глазами ровной чертой лежала русая чёлка. «Нет, это не может быть Женя, ведь у неё другая причёска», – продолжал рассуждать Витя в своём костюме снеговика, – «да и что бы она тут делала, мы с ней даже не разговаривали никогда раньше»

– Привет, Вить! – сказало улыбающееся милое взору лицо.

Витя понял, что это не сон и не бред. До него, наконец, дошло, что это реальная Женя, и он видит её не в школе, не у доски, а около своей калитки! Он представил свой смешной вид и покраснел.

– П…привет, Женя…, – прошептал он, на всякий случай потрогав свой лоб и протерев глаза. Но лицо не исчезло.

– Мне сказали, что ты заболел? – продолжал петь нежный голос ангела.

Витя таял, ему вдруг захотелось растаять полностью и исчезнуть, только не отвечать на вопросы. Он забыл все слова и не мог составить в голове самой простой фразы. Он просто кивнул, за это он ненавидел сам себя в эту минуту. «Сейчас она уйдет и никогда больше не заговорит со мной!» – мысли сдвинулись с места в Витиной голове, помогая ему вспомнить хоть какие-нибудь слова.

– Т…ты такая высокая, Женя? – еле слышно выдавил он.

– Прс…с…Ха…ха…, – не удержалась Женя и рассмеялась, – я на велосипеде, стою на педалях, поэтому тебе так показалось.

Витя немного успокоился и составил ещё несколько слов в фразу.

– Ты живёшь на другом конце посёлка, так далеко…

– Ничего, на велосипеде – пять минут, – сказала Женя, сделав серьёзное лицо. – Что говорят врачи? Когда поправишься?

– Лежать неделю, а так – я почти здоров! – с воодушевлением ответил Витя. Жар возвращался, он чувствовал это, хотя, он не смог бы сейчас отличить его от ледяного холода. Не вправе оторвать глаза от прекрасного видения над досками забора, он собрался с мыслями и спросил:

– А как твои дела, Женя?

– У меня всё хорошо, только скучно немного. Ты не против, если я и завтра приеду? – ласково спросила Женя.

– Н…нет, к…конечно, приезжай…, если тебе не сложно, – ответил, заикаясь, Витя. Он не мог поверить, что всё это происходит с ним.

Женя махнула рукой, ещё раз подарила улыбку, о которой он мечтал весь учебный год, и уехала. Витя на ватных ногах зашёл в дом и подошёл к маме, готовый к приёму чая с малиной.

– С кем это ты там разговаривал? – шутливым тоном спросила Марина, снимая почти мокрое одеяло с сына.

– Мама…, – словно во сне, который не собирался заканчиваться, проговорил Витя, – это Женя Богданова…

Марина стояла спиной к Вите и готовила чай, но даже не видя её лица можно было понять, что она улыбается.

А в это время Стенька с Митяем стояли возле калитки Володьки Маслика и думали, как же им выманить его из дома. Митя взял эту заботу на себя и крикнул через забор:

– Вовкааа!

Володя сидел дома один. Клавдия Ивановна ещё не вернулась с работы, а Козьма часто оставался в центре с ночёвкой, если подворачивалась какая-нибудь халтурка. Вовка отодвинул шторку, но тут же пожалел, что сделал это: он встретился взглядом с Митяем, теперь прятаться не было никакого смысла. Отворив дверь, он через узкую щелку спросил у Митьки, что тот хотел от него.

– Выйди на минутку, только спрошу кое-что, – спокойно сказал Митяй, стараясь быть воплощением самого душевного человека на свете.

Вовка не решился сразу выйти, он надеялся, что вот-вот появится мама и спугнёт гостя, но она вернётся только через пару часов. Рассчитывать на появление отца вообще не приходилось, поэтому он принял решение, для которого ему пришлось собрать всё мужество, оставшееся в нём в столь малом количестве. Он зашёл домой, закрыл за собой дверь на засов и принялся долго и тщательно одеваться. Наконец, он вышел наружу и сделал несколько шагов в сторону калитки, что он не решался делать в последние два дня, и остановился.

– Ну, говори, – пробормотал Володька, пиная пучок травы возле тротуара.

– Не совсем удобно так разговаривать, ты выйди сюда, – очень вежливо попросил Митяй. Вовка понял, что всё-таки придётся выйти. Он открыл калитку и сделал шаг навстречу Митяю, но тот резко отошёл в сторону, а вместо него перед ним оказался этот пугающий, противный Стенька. Володя хотел забежать обратно, но Митяй прикрыл калитку и встал перед ней., перекрыв дорогу к отступлению.

– Стень…? – пробубнил Володька. – А ты тоже тут?

– Как видишь! – слегка красноватые щёки дали понять Вовке, что это действительно, правда.

– Что вам надо от меня? – слегка дрожащим голосом спросил он.

– Ты должен знать, что случилось тогда, на ручье!

– Но я ушёл оттуда раньше вас, – оправдывался Володя.

– Ха…Ха! Или убежал? – вставил язвительную реплику Митяй.

– Ну…меня дома ждали, и ничего я не убежал…

– Короче, что ты знаешь о выжившем волчонке? – не выдержал Стенька и задал вопрос, который его интересовал в первую очередь.

– Я ничего не слышал ни о каком волчонке, я даже из дома не выходил, – с тревогой в голосе сказал Володя.

– Ты таскаешься с Витькой везде и не знаешь ничего? – с нарастающим гневом, уже шипя сквозь зубы, проговорил Стенька.

– Я не видел его с тех пор, правда…слышал, что он болеет. Мамка к нему вчера вечером заходила, сказала, что он простыл сильно…, – оправдывался, как мог, Володька.

– Что-нибудь ещё говорила? – не унимался с расспросами Стенька.

– Ничего, разве что, собаку они ещё одну завели, вроде…Щенок раненый почему-то, забинтованный…больше ничего. А, да – ещё у Витьки фингал и нос опух…

Стенька побледнел, медленно отвернулся от Володьки и процедил сквозь зубы:

– Да пошёл ты со своим фингалом, придурок!

– Ну, я пойду, а то мамка скоро придёт? – осторожно спросил Володя.

– Рискни, – буркнул Стенька, уже и сам сделавший несколько шагов по улице, напрочь забыв про Митяя. Он всерьёз задумался о том, что было бы неплохо сбежать из дома, но решил отложить побег на некоторое время. Почёсывая то место, куда ожидалось прикладывание ремня, он побрёл домой.

-19-

Стенька отворил коричневую, с облупившейся краской, калитку и зашёл в ограду. Поросший сорняками огород с изредка торчащими сухими дудками старых растений, узенькая тропинка к крыльцу, кривому и некрашеному, навевали тревогу и тоску. Стоящее посреди зарослей пугало с ржавым дырявым ведром вместо головы отпугивало своим видом не только ворон, которым и так незачем было залетать сюда. Даже кузнечики не прыгали тут, хотя опасности быть съеденными птицами никакой не было.

За углом дома, вдали от всех глаз, был разбит небольшой огородик в три грядки. Там Зоя Георгиевна выращивала немного моркови, свеклы и лука. На большее у неё не хватало сил, здоровье не радовало её в последнее время. Со смерти мужа она стала угасать, перестала улыбаться, а жизнь воспринимала, как божье наказание или что-то естественное, обычное, но затянувшееся. Когда Фёдор женился на Полине, у Зои Георгиевны появилась хоть какая-то отрада среди серых нескончаемых будней, но продлилась радость недолго. Фёдор быстро остыл к Полине, стал её бить и напиваться. Потом родился Стенька – ещё один лучик надежды для Зои Георгиевны, но со смертью Полины и он угас.

Фёдор не подпускал свою мать к Стеньке, не позволял «распускать сопли». Мальчик тянулся к ласке, ждал доброго слова, похвалы, поддержки, но получал лишь злобный взгляд отца, а позже и град пощёчин. Кожа на лице ребёнка от постоянных ударов стала настолько чувствительной, что краснела по любой причине. Стыдно ли было или он злился на что-то – лицо его становилось красным, а позже совсем багровело.

Зоя Георгиевна пыталась защитить Стеньку от тирании Фёдора, но получала такой поток брани в свой адрес, что потом долго сидела в своём уголке за занавеской и боялась шевельнуться.

Шум точильного камня разрывал вечернюю тишину и вызывал у Стеньки озноб по всему телу. Фёдор был в сарайчике, пристроенном к крылечку дома, и точил топор. Пройти незамеченным у мальчишки не получилось, отец заметил его. Он всегда всё замечал, иногда было такое впечатление, что у него на затылке под рыжими волосами есть ещё одна пара глаз, которые постоянно вращаются в своих орбитах.

– Стой! – крикнул он сыну, одновременно выключив наждак. Звук падающего самолёта от тормозившего точильного камня был ещё громче, чем несколько секунд назад.

Фёдор вышел из сарая, синяя форменная рубаха, закатанная выше локтей в рукавах, старые форменные штаны мрачно предстали перед Стенькой. Вот он, исполнитель закона, власть с топором в руке и мальчишка, готовый принять свою участь.

– Я слушаю, говори! Что ты знаешь? – медленно, как учитель, читающий диктант ученикам, спросил Фёдор.

– Я…я…

Стенька не мог выговорить ни слова. Его челюсть сковал страх, зубы стучали, а язык налился свинцом.

– Сколько раз я тебе говорил, не мямлить? – всё так же спокойно и с расстановкой задал вопрос Фёдор. Для Стеньки это был самый пугающий тон – лучше бы отец орал, брызгая слюной.

– В…в…вол…волчёнок у…у…Саввушшкиных…, – выдохнул наконец Стенька, слёзы побежали по его раскалённым щекам, но их не было видно в вечернем мраке. Странно, что они не шипели, как капли воды на раскалённых углях.

Фёдор с силой воткнул топор в дверной косяк и посмотрел на него, словно собираясь с мыслями. Оцепенение длилось недолго, он тряхнул головой, оторвал взгляд от топора и принялся шарить рукой по стене сразу за дверным косяком сарая. Нащупав старую портупею, он подошёл к Стеньке и схватил его за предплечье. Словно тряпичную куклу он потащил его в сарай, почти приподнимая над землёй. Мальчишка заскулил, безысходность победила. Он вдруг вспомнил, что хотел убежать, эта мысль была такой свежей, она родилась всего полчаса назад, хотя вынашивалась уже очень давно. Почему он не убежал! Почему он не сделал этого хотя бы минуту назад? Как бы он сейчас бежал, ах, как легко он рассекал бы ладонями встречный воздух. Пусть бы он позже умер с голоду, но сейчас, сию минуту, он бы не боялся так сильно, он был бы просто счастлив!

– Отпусти мальчика, Фёдор! – раздался позади резкий окрик. Он был настолько неожиданным, что Фёдор просто встал, как вкопанный, продолжая держать свою добычу за предплечье.

Мать Фёдора стояла в трёх шагах от сарая и держала ружьё, направив его на сына. Два чёрных отверстия смотрели ему прямо в живот.

– Отпусти ребёнка, или я тебе кишки вышибу, ублюдок, – тихо сказала женщина. Она была спокойна, потому что всё для себя решила. Жизнь больше не имела никакого смысла, она закончилась уже давно, когда повесился её муж, отец Фёдора. Она не могла винить сына за ту смерть, но в глубине души носила этот груз до этого дня, и вот сегодня больше не смогла его поднять – он стал слишком тяжёл для неё.

– Я только сегодня поняла, какой ты ублюдок, сынок, – продолжала она, сжимая ружьё, свою исповедь.

– Ты из-за какого-то выжившего волчонка готов пришибить сына. Твоя гордыня, твой гнев, чёрная душа не дают тебе покоя. Это нельзя исправить. Пусть я умру, но Стенька будет счастлив, без тебя!

Ружьё медленно клонилось дулом к земле, но Зоя Георгиевна приподняла его выше и продолжала.

– Твой отец умер, потому что родился ты, рыжая бестия! Он мог бы смириться с тем, что ты не похож на него, но его нутро чувствовало отвращение к тебе. Ты отвергал его и сам, вы были чужими. Это ты убил его, сволочь!

– Убери ружьё! – прошипел Фёдор, но женщина только крепче сжала его в руках.

– Ты и Полину убил! – с дрожью в голосе и с горькой обидой продолжала мать. – Она не смогла бы покончить с собой, потому что любила сына!