Так Бывает

– Может, я сам съезжу, заберу все?

– Ты с вещами в автобусе трястись будешь, или, может, у тебя суперспособности бабушек, которые такие баулы в любое время года в любом транспорте таскают? Нет? Вот и я так думаю. На машине завезем все.

Он кивнул, но не сказать, что слишком был доволен. Подошел, коротко стиснул в объятиях, пробурчал что-то по поводу моего старения, потому как кости от такого стискивания громко хрустнули, а мне, от этого незамысловатого выражения признательности и благодарности, на душе стало теплее.

Пока кое-кто, не будем показывать пальцем, кто именно, чистил зубы и принимал душ, я позвонила в фирму, что делала мне ремонт и попросила после обеда прислать пару работяг, чтоб оттащили ненужную мебель к нам в офис. Саныч никак не расщедрится на новый диван для комнаты отдыха, а моим гениям юриспруденции книжный шкаф лишним тоже не будет. Осталось решить, куда деть шкаф для одежды,– не выбрасывать же, новый совсем. Спрошу у нашей Леонидовны, может, сгодится на что.

Кирилла подбросила до дома, а сама свинтила на работу, от греха, так сказать. Попросила позвонить, как будет готов. Лучше на работе делами заняться, а потом лясы с мужиками поточить, чем под окнами куковать и ожидать от Лильки какой-нибудь гадости,– беременность ее характер не смягчила – это факт.

В офисе было тихо, но не пусто, что одновременно и порадовало, и не очень. Работали мы по особому графику, в праздничные и выходные, если выпадали на субботу-понедельник, то Саныч разрешал субботу отработать как положено и три дня гулять смело, в дни не праздничные, в субботу, в офисе оставалось по одному сотруднику с каждого отдела, плюс наш секретарь Тамара Леонидовна и уборщица тетя Люся, архаровцы же на своих постах находились постоянно, меняясь посменно на каждом объекте. В общем, народу тьма-тьмущая работает. Если затаились по кабинетам, даже девчонки из бухгалтерии, значит, босс в гневе, рыщет, кому бы по шапке надавать. Такое случается нечасто, но на Саныча, бывает, находит, и в нем просыпается изверг-начальник, гроза всех лентяев и тунеядцев, вот и мне под раздачу попасться повезло:

– Явилась? Я уж думал, не придешь,– уволю к чертовой матери! Контракт не разобрала, мне за вечер и словечка не сказала и не написала, думал,– все! Опять в Москву намылилась, -фить, -улетела моя девочка, снова. – Грозно рыкнул, даже кулаком по столу стукнуть успел.

– Царь-батюшка, не вели казнить, вели слово молвить! – и, как полагается, поклонилась, да так, что в спине хрустнуло что-то. Саныч от такого только недовольно крякнул и махнул рукой.

– Дать бы тебе ремня, так, чтоб неделю сидеть не могла, а еще начальница, не стыдно? Ёрничает она мне тут.

– Стыдно, когда видно! Слышал такое? А у меня все чин по чину, скромно, но со вкусом. – Еще покрутилась вокруг своей оси, чтоб наглядно продемонстрировать любимый деловой костюм приятного бежевого оттенка из натурального льна и шелковой блузы под жакетом.

– С возрастом у тебя характер противней стал, слыхала такое? – снова подколол.

– А ты мой возраст не тронь, за своим следи, твой характер тоже не сахар, знаешь ли, вон девчат всех по кабинетам разогнал, жалко тебе, что ли, чтоб бабы языками почесали, или у нас внеплановая налоговая проверка скоро?

– Сплюнь, а то накаркаешь мне еще.

– А чего накаркаю, или есть, что прятать? – мое ехидство было пропущено мимо ушей, но маленькая словесная баталия Саныча немного расслабила, – А если серьезно, чего такой хмурый то?

– А чего не хмуриться, если мы в дерьмо какое-то влезли? Олег этих любителей экстремального вождения не нашел, осталась надежда на доблестную гвардию дорог русских, но надежда так себе, хиленькая, праздники же, кому работать охота? Вот и я думаю, что никому. Не наши это были, думаю, не стали бы с москвичами связываться. Тем более, что Дима твой…

– Он не мой, Саныч.

– Да? А по-моему, говорящий. – Съязвил он, – В общем, Дима в нашем регионе не новичок, они коттеджный поселок, за дамбой который, строили пару лет назад, ну ты знаешь, наверное.

– Возле Лесного, который? Да, только не пару, а если быть точным, то семь лет назад.

– Не суть, местные помнить должны, там поселок-то ого-го, элита наша проживает, у губернатора домик на жену оформлен.

– Теперь понятно, чего Завьялов вчера суетился, намечается прибыль в нашенскую государственную казну… и прибыль немалая.

– Ты мне вот что скажи, с документами у нас в порядке все будет?

– Обижаешь, сейчас кое-что проверю, на всякий случай, и можно счет выставлять. Олег на месте, кстати?

– Да, а что?

– Дело есть. – Уже выходя из кабинета царя-батюшки, натолкнулась на своего зама Степана Ильича. Дал бог отчество, конечно, его иначе, как Ильич, не звали, но мне вроде как не пристало, начальник все-таки, потому звала по имени, иногда, правда, с языка так и рвалось Степана Разина на разбор полетов позвать, но пока ум за разум не зашел, некое подобие субординации у нас в коллективе присутствовало. – О, на ловца и зверь бежит. Пойдемте, товарищ Степан, просмотрим один документик.

Дело сдвинулось с мертвой точки, за два часа мы с товарищем Степаном, тот, который Разин, разобрались с нужной макулатурой, составили новую, очень для нас ценную и, помолясь, отправила я Степана в обитель злостного нарушителя весомых пунктов контракта, предполагающий для нас сумму неустойки цифрой с шестью нулями, что грело наши сердца и желудки. Премию для своего отдела мы, можно сказать, только что накатали на бумаге приличную.

У Сан Саныча связей обширных в разных кругах много, так что к пресс-секретарю администрации нашего губернатора я дозвонилась довольно быстро и разговор наш был плодотворным. Я, как юридический представитель строительного холдинга «Стандарт», гарантировала соблюдение договора между компанией и администрацией, а вот милая, но очень властная женщина Светлана Андреевна клятвенно заверила меня уже в существенной поддержке нашей фирме в том случае, если возникнут проблемы с расследованием «такого ужасного происшествия» с участием сотрудников нашей фирмы. Мы помогаем им, они помогают нам, прелестно.

К тому времени, как позвонил Кирилл, я уже проинформировала Олега о том, что мне необходимо. Грызли меня сомнения по поводу спокойного водворения Кирилла на новое место жительства без скандалов и драк, как бы грустно это не звучало, но мне нужна была поддержка более внушительная. А Олег был внушительным, эдакая современная реинкарнация Ильи Муромца: ручищи огромные, шея бычья, косая сажень в плечах, кулаки пудовые, нос, ломаный несколько раз, лицо приплюснутое, широкий лоб, челюсть тоже широкая, хмурый взгляд синих глаз и можно сразу гроб заказывать, но на подбородке милая ямочка, что портила всякое грозное впечатление, смешно, если честно. Сам по себе он далеко не грозный, просто не везло ему с бабами все никак, от того сатанел мужик, и впечатление опасное вокруг него создавалось.

Помню, было дело, закадрить меня пытался, я месяц как работала, а Саныч возьми ему и ляпни, мол, девица-красавица замужем, любовь-тоска ее снедает, и дальше, как у Пушкина, мужик опечалился, но продлилось это не долго, а закончилось традицией собираться у меня дома по пятницам и пить, кому что больше нравится. Дом, где мы с Кириллом теперь живем, охраняется нашими ребятами и Олега они пропустили не задумываясь, а тот заявился ко мне домой с водкой и закуской в виде киевского торта,– где купил такую вкуснятину, до сих пор мне не признался,– но раз в месяц торт с собой приносит, так вот, пришел он тогда ко мне в печали на свою одинокую долю, облегчил душу рассказом про неверную жену и любовницу, тоже неверную, кстати… и я вот его не люблю… такая вышла грустная история. И смех, и грех с ним, честное слово, но с тех пор они с Санычем у меня гости частые, мы друг другу скрашиваем одинокие вечера, да и дни тоже, до ночей точно не дойдет, но Саныч пару раз шутил, что еще годик-другой, и заживем мы все вместе где-нибудь в дачном поселке, заведем собаку и будем коротать всю оставшуюся жизнь, трепля друг другу нервы, но делать это будем по-семейному, с любовью.

К Олегу я привыкла, он ко мне тоже, потому согласился прокатиться за Кириллом без лишних разговоров, даже предложил парня под свою опеку взять, в том плане, чтоб в зал наш ходил, учился защищать себя. Кирилл в школе играл только в футбол, ему хватало, но, если захочет, я только «за».

Как я подозревала, без эпичной драмы не обошлось. Кирилла мы подобрали в парке возле университета, парень радостным не выглядел.

– Вещи где?

– Документы я забрал, учебники в рюкзаке, а шмотки… – вздохнул и отвернулся к окну, – шмотки валяются на улице.

– Она совсем спятила, что ли? Выбросила?

– Я собирать начал, а она увидела, кричала, что права не имею, на их деньги куплено все, меня толкнула, собрала и выбросила с балкона все, даже ноут мой.

В зеркало заднего вида видела, как говорил, смотря в окно, как челюсть сжал, что желваки заходили. А меня по сердцу резануло. Олег промолчал, но посмотрел на парня уж очень жалостливо, правда, в таком отношении был не прав. Кирюхе не жалость нужна, а любовь родительская. Раньше хотя бы Вовка был на его стороне, Лиля-то всегда была с ним довольно холодна, порой, даже слишком равнодушна, и мое появление в их семье еще тогдашнего мальчишку, в некотором смысле, уберегло от многого, я старалась внимание не акцентировать, но отдавала ему все, что могла, в плане эмоций. Вовке, когда тот появился только, Лиля пыталась образцовой матерью казаться, но долго не продержалась, а мужик он не слишком волевой, вот и закрутила она его. Но, правда, в семье появился какой-никакой отец, для мальчишки само это слово много значило и Вовка к нему хорошо относился, старался материнскую холодность компенсировать, как мог, от того теперешняя ситуация так больно ему сделала. И пусть сейчас он уже вырос, но это не значит, что в любви матери и отца нуждаться перестал. Да, есть я, но Дима правильно сказал, родителей я не заменю никогда, но хотя бы покажу, что и без этого можно жить, не дам ему себя травить теми мыслями, которые и у самой в голове вертелись, когда мне было чуть меньше, чем ему сейчас, -мне тогда никто помочь не мог, сама справлялась. А вот Кириллу такой жизни не желаю и сделаю все, что от меня зависит и в моих силах.

ГЛАВА 3

Два дня для него пролетели как минуты: дела, работа, решение проблем на месте, текучка в новом офисе, в Москве возникло пару вопросов, и они с Костей на пару думали часа два, как лучше поступить и сделать, чтоб и своего не отдать и чужого не тронуть. К выводу пришли не утешительному,– что-то затевалось вокруг них. Уж больно резво все закрутилось здесь и там, пришлось попросить начальника безопасности усилить охрану в столице, прошерстить коллектив на неожиданности, в общем то, что Руслан умеет и любит делать, а то в последнее время у них тишь да гладь, а так хоть растрясет осиное гнездо, парней погоняет.

С прокуратурой, правда, так весело и быстро разобраться не удалось, были у него сомнения, что Завьялов сработает как нужно. Но, Таня женщина умная и очень способная, -это для него не секрет, а вот такая оперативность и связи с администрацией, да… удивила и приятно этим поразила. Высказала позицию их фирмы, сделала открытое заявление, не сама конечно, но откуда ноги растут ему шепнули по секрету и от такого жеста, пусть и связанного с работой, ему стало безумно приятно. Возвращаясь к следствию: посовещавшись с Русланом, они сошлись во мнении, что развлекались на дороге типы залетные, а значит местным властям найти их будет проблематично, другое дело люди Руслана и его связи в определенных кругах, такие связи открыто не афишируются, но в ситуациях, как сейчас без подобной помощи не обойтись малыми жертвами.

Люди и техника не должны простаивать – это деньги и время, зря потраченное. Пока не сезон дождей и гроз, должны быть готовы котлованы, залиться фундамент, проложены первичные коммуникации. Задач много, времени наоборот мало, работать надо в авральном режиме, то есть нанимать еще людей, чтоб работали посменно.

Он, собственно, этим и занимался, не лично, конечно, но курировал работу нового персонала,– тех, кого они перевели сюда из Москвы недостаточно и доверия, в связи с последними событиями, у них с Костей к людям поубавилось. Как-то так повелось, если начинается маломальская свистопляска,– дело брать в свои руки. По понятным причинам, сам Дима не может присутствовать в Москве, а Костя быть здесь, -наоборот было б лучше конечно,– но, когда решается вопрос семьи, тут уже никак не поменять ни место, ни время…

Это была акция устрашения, демонстрация власти, уж никак не попытка убийства, но теперь приходится быть очень аккуратными и внимательными. С проблемой они разберутся, о своей безопасности он не переживал вовсе, а вот о Татьяне думал постоянно. Потому и спросил можно ли приставить к ней людей, незаметно так, но ему будет гораздо спокойней, зная, что она в относительной безопасности. Тот охранник, что встречал их в аэропорту, Олег, ответил, что за Татьяной с самого ее приезда всегда следят их люди, так на всякий случай, мало ли шпаны кругом. На этом он успокоился, но исходящую от этого Олега неприязнь после разговора ощущал слишком явственно, решил разберется потом, так и не разобрался, из головы вылетело.

Единственное, что из головы у него не выходило и постоянно крутилось в мыслях, это фраза: «мать пережила, и тебя тоже». Он не понимал, крутил весь их разговор, думал над каждым произнесенным и услышанным от нее словом… и не понимал, почему она так сказала. Отчего в ней полыхнула такая жгучая обида, что он посчитал лучшим оставить ее на пару дней в покое, чтоб остыла и приняла его присутствие без лишних эмоций, готовая к открытому и честному диалогу.

Кому, как не мужу знать характер и тараканы родной жены? Он ошибся где-то, не досмотрел, не увидел или не услышал, проворонил моменты, когда отдалились, совершил несколько ошибок подряд и к чему это привело? Они перестали друг друга понимать, он уж точно не понимал откуда взялась обида на мать, – на него понимал, даже в некоторой степени был рад ее не радостным эмоциям. Для него это значило возможность прощения, шанс на новое начало для них обоих. Пусть сердится, гневается, плюется ядом и желчью, злится, ненавидит его, он переживет все …и каждое оскорбление, каждую эмоцию примет с благодарностью.

Себе мог признаться, как сильно боялся приезжать сюда, как нервничал, злился из-за этого, но боялся подписывать контракт на заказ в этом городе. Знал, что не удержится и ринется на пролом к той, что дороже всего на свете,– так и вышло по сути, с оговорками конечно, но так и вышло. Страх никуда не делся, и когда увидел ее машину, увидел ее саму: жутко похудевшую, осунувшуюся, бледную, с немного впалыми щеками, но до боли родную, – пропал… страх затопил голову. И встретил ее спиной, затылком ощущая ее присутствие в кабинете, но лицом повернуться и заглянуть в глаза, боялся. Увидеть равнодушие, спокойствие, невозмутимость, холодный расчет – опасался этих проявлений. Если бы увидел, значит конец. Ничего не исправить, не построить заново. С ее равнодушием он бы никогда справиться не сумел, однозначно.

Но, заглянув в родные глаза, его такими эмоциями обдало, что из легких воздух вышибло напрочь на несколько длительных секунд, а потом его девочка взяла себя в руки, напустила спокойствия и принялась за свою работу.

А вечером, когда ему было тяжелей всего, поехал к ней и вот там на него обрушилась вся мощь его любимой женщины. Всегда такой она была или нет, но про эту особенность жены накапливать, а потом взрываться он помнил прекрасно, обычно боролся с такими вещами в несколько другой плоскости, но переводить все к постели не стал, этого она точно не простила бы. Оставалось молча слушать сначала ее, потом Вовку, потом снова ее.

С ней по-другому нельзя,– либо терпишь пока достаточно накопится и потом наслаждаешься извержением вулкана, либо доводишь ее сам и сразу становится понятно, что копилось там внутри, куда она пускает с очень большой осторожностью. Вот он и говорил то, что выводило ее из себя, давил. И собирался надавить еще больше, почву из-под ног вышибет, чтоб ее проняло да так сильно… кто-то посчитает его дураком, зачем злить и так злую женщину, но так будет лучше в первую очередь для нее самой. Он понимал положение дел с Кириллом: она его любит как брата младшего, будет помогать, любить, заботиться, но сама ситуация будет давить. Никогда Таня не вмешается в отношение родителей к парню, не скажет открыто, что о них думает и это будет давить, еще и он сам… ее эмоции и на его счет. Не выдержит и захлопнется, как в ракушку спрячется и все, даже Кирилл не поможет. Поэтому будет давить и снова давить, не отступится.

Результат превзошел всякие ожидания, непонимание между ними росло в масштабах геометрической прогрессии, что никак не могло принести ему хоть какой-то радости.

Все прокручивал ее фразу, или оговорку скорее, а сам вспоминал как они познакомились…

История их совместного будущего началась грустно, как-то неправильно. Молодая обладательница красного диплома юридического факультета РУДНа устроилась к ним помощником юриста, работала хорошо, никаких жалоб. Девочка способная, Костя хвастался новым приобретением ценного кадра и Дима на этого кадра решил взглянуть лично, не верилось, что умная, красивая, на мужиков не вешается,– сокровище, одним словом-, работает у них помощником юриста. Ошибся… с ней он постоянно ошибался.

Увидел и пропал. Вот так и случилось: посмотрел в глазища зеленые, темные, с поволокой какой-то, скрытой внутри тайной, с болью, грустью, сомнениями, – и пропал. Только потом обратил внимание на все остальное, безусловно она для него самая прекрасная и желанная женщина на свете, но глаза…в них он влюбился.

Она внимания на грозного начальника не обратила: да познакомились, перекинулись парой дежурных фраз, и на этом все. Никаких хлопающих ресниц, смущенных потупленных глаз, лишь равнодушное спокойствие, направленное именно на него.

Сказать, что его самолюбие не было задето, будет сильным преуменьшением. Недолго думая, запросил личное дело, прочитал, впечатлился. В одном крупном городе этой милой девушке принадлежат активы очень перспективной фирмы, но там она не работала, а своего стала добиваться сама, достижения в университете тоже не оставили равнодушным. Девушка-загадка.

Месяц ходил вокруг да около, приглашал на свидания, ужины, прогулки, но девушка соглашалась только провести вместе обед,– он и такому был рад. Дарил цветы, пока не выяснил, что цветы она не очень любит, сама со смехом призналась, что слабостей у нее немного, но вкусные сладости среди них. Лично искал что-то необычное, вкусное, чтоб порадовать, добиться улыбки и румянца на щеках. Ее улыбка, еще одна поразительная черта в ней, -когда эта женщина улыбается в нем самом будто сердце замирает, а биться после начинает как-то по-особенному трепетно и бьется только для нее одной. Впервые заметил за собой ревность…именно к улыбке, ему хотелось чтоб она улыбалась только для него одного и все тут, ни для кого больше. Все улыбки только ему, радостные или грустные, не важно, но для него одного чтоб были. Косте готов был люлей навалять потому, что увидел как она ему улыбнулась. Сумасшествие!

Добивался, радовался и продолжал дальше узнавать ее, не заметил, как пролетел месяц, другой, и уже без этих обедов жизни не видел. Знал, как жила до переезда, кем работала, про мальчика Кирилла к которому по глупости даже приревновал однажды, услышав их разговор по телефону, но про семью молчала, обходилась общими, ничего не значащими фразами, сказала лишь про смерть отца, про мать, что осталась в другом городе и все. Есть некий дядя Саша или Сан Саныч, друг умершего отца, заодно занявшийся бизнесом после смерти Юрия Николаевича, еще пара человек,-седьмая вода на киселе, больше никакой родни и шибко близких друзей. Про Маришку рассказала гораздо позже, это потом он понял, что так она показала, что верит и готова дальше ему открываться.

Он аккуратно интересовался ее жизнью, узнавал, запоминал, ждал пока она начнет сама проявлять эмоции к нему. Ждал зря, не того она склада человек, чтоб открыто проявлять привязанности и эмоции. За неспешными беседами они много узнали друг о друге. Дима так вообще ничего не скрывал, с удовольствием делился воспоминаниями о своей семье, разводе родителей, о Косте, его родителях, младшем брате. Как бизнес начали, почему решили именно в строительство вложиться, зачем.

Как-то заметил, что про отца его девочка говорит охотней, но с такой грустью… подумал и решил ладно, со временем узнает больше, зачем портить ей, а соответственно себе настроение.

У них все происходило очень медленно и неспешно. В какой-то момент решительно пригласил ее на ужин, и она дала свое согласие. В тот же вечер, провожая ее к съемной квартире поцеловал.

Не знал, что так бывает. Оказывается, он вообще мало, что знал о чувствах, ощущениях и поцелуях в частности. Вот не знал и все. Потом дошло, что вся палитра красок зависит от того, кого именно обнимаешь, берешь за руку, просто чувствуешь чьи-то касания, ответные, нежные, робкие, а порой настойчивые и очень страстные. С ней он все это ощущал и видел, что и сама Татьяна по нему так же сходит с ума. Замечал, как вдыхает его запах тайком, как пальцы на руках сжимает, когда он ее целует. Видел, подмечал и тихо млел.

Решал, планировал как дальше будет, к себе прислушивался. С ума сходил как хотел ее, но не собирался пугать таким сильным желанием, молодая же, не опытная по сути своей. А случилось все неожиданно и так, что думал сердце остановится.

Первый секс на ее кухне, не совсем то, чего он добивался, но результат однозначно порадовал.

Хотел провести до дверей квартиры, а остался до утра. Она его нагло соблазнила.

Отправила его руки мыть, а сама – чайник на кухне ставить. Ага, в ночной сорочке, которую даже он, со своим опытом, скромной точно не назовет. Белая кожа, атлас и черное кружево, что прикрывает, обрисовывая все тонкости фигурки, не так откровенно, но очень разгоняя воображение.

Он вышел из ванной, остолбенел, замер пытаясь заново научиться дышать, а эта сирена, голосом и глазами заворожила:

– Ты меня любить будешь, глупый?

Как тут откажешь? Любил и такой неотразимой, и другой, смущающейся своей наготы и такого явного желания продолжить после. Любую ее любил, жизни не видел без нее, себя в мире ощущал не так, если ее долго не видел и не слышал. Она его воздух, его кровь, -все довольно просто и понятно.

Наутро их жизнь перевернулась, тут уместно бы сказать, что все было правильно, он нашел свое место в жизни, готов завести семью. А злосчастный звонок погрузил его в такое отчаянье, бессилие и страх… не за себя, за нее.

Ее мать, Полина Викторовна, умерла ночью во сне, просто тихо ушла, – это ей сообщил Сан Саныч, утром.

Дима сначала не понял, что произошло… уже потом, когда пытался уговорить ее выйти из ванной, где она просидела часа три, сообразил позвонить тому, кто ей звонил и узнать, какого черта происходит.

Узнал, не понимал, что делать, как помочь и облегчить ее потерю, как поддержать. А спустя три часа, когда он уже на стены начал бросаться, она вышла: тихая, спокойная, собранная, чужая женщина с абсолютно пустыми глазами. Казалось, она и его узнает с трудом, но нет… тихо попросила отвезти ее в аэропорт.

Не пустил, обнял, а в ответ тишина и никаких эмоций, будто кукла безвольная, а не человек. Пара часов на сборы, и они в самолете летят в ее город. Но она молчала… ни слова, ни звука. Хладнокровное спокойствие и тишина, вот тогда он испугался по-настоящему,– до крови, леденящей жилы, нервного зуда и всего остального.

По приезду лучше не стало, пытался растормошить, добился нервно подрагивающих пальцев и бледности лица, словно у покойницы.

Организацию похорон взял на себя Сан Саныч, тогда и познакомились, -нормальный мужик, его сразу предупредил: обидишь – убью! Кирилл тоже, парнишкой оказался не плохим и очень смышленым, в чем-то напоминал саму Татьяну, объединяло их что-то общее, другим не ясное, от того Лиля, мать парня не сильно и стремилась быть ему матерью как таковой. Вовка ему не понравился – там все понятно: мужику столько лет, а его все Вовкой кличут, без уважения. Саныч, глядя на него чуть не сплюнул с досады.

Все это он заметил так, мимоходом,– главное беспокойство вызывало состояние Тани. Ее отстраненность никого не удивила, как он успел заметить и понять, разве, что Кирилл выглядел обеспокоенным и от Тани несколько дней не отходил, даже спал с ней. В квартире где они жили, Таня ночевать отказалась наотрез, ему самому, сопровождаемым Санычем пришлось заехать проверить что к чему, взять пару вещей. Поселились в гостинице, а Кирилл потащился с ними, так что бойкий паренек выселил его на диван, но он не возражал, потому что ночью услышал, как они там шептались, всхлипывали и шептались.