Так Бывает

Никогда в своей жизни он не видел Таню такой, только не за порогом спальни.

Раскрепощенная, откровенно сексуальная, соблазняющая, каждым своим движением, в танце.

Она его с ума сводила, но пока он держался и не желал портить ей удовольствие, а то, что Таня получает удовольствие от своих действий, он даже не сомневался.

Видел легкую полуулыбку на губах, довольную и счастливую. Чувствовал в каждом движении ее бедер и рук, это довольство собой и ситуацией…

Два часа назад ему позвонил Шах.

Вот чего никогда не ждал, так это именно такого звонка.

И в двух словах обрисовал ситуацию.

Его женщина, а таковой он считал вторую блондинку в компании, Вику Золотареву, – если Дима ничего не попутал,– свинтила, каким-то образом, от своей охраны и направилась к закадычной подружке, Маришке. Шах дураков не держит, так что вскоре, приставленная охрана нашла свой объект и заняла наблюдательную позицию возле дома. Туда же подтянулась и Таня.

Вот тогда Шах ему и позвонил.

Когда в одном месте собираются разозленные бабы,– быть беде.

Мужик оказался прав.

Дима подъехал уже в сам клуб после того, как Шах ему снова позвонил и сообщил, что эти трое сели в такси, и сели с трудом. Пьяные и веселые.

Приехали дамочки в ночной клуб и начали зажигать не по-детски.

Сам Шах появиться тут не мог, а ему очень бы хотелось, но в силу своей одиозной личности и крутого нрава, решил воздержаться и не шокировать хозяина данного «притона», семейными разборками, так что вся ответственность была на Диме.

Дима, важностью момента, проникся. На глаза троице не попадался. Сидел возле бара и наблюдал, как отплясывают эти… он слово не смог подобрать, чтобы было прилично и не обидно.

Охрана, в количестве шестерых незаметных парней, но все при оружии, тихо-мирно распределились по периметру и бдительно наблюдали за этой катавасией или вакханалией на танцполе.

С каждой минутой, ему все трудней было себя сдержать и не начать бить рожи всем сосункам, которые без сомнения пялили свои бесстыжие глаза на его женщину.

Он даже порыкивал, время от времени, из-за чего бармен обходил его стороной, только подливал крепкий кофе, когда Дима на него злой требовательный взгляд бросал.

Немыслимо просто.

Он весь кипел внутри, хотя и не мог не признать, что почувствовал желание взять эту чертовку в ближайшей подсобке и наглядно ей продемонстрировать, как такие вот «танцы» влияют на мужчин всех возрастов и национальностей. Резко войти в нее и, наконец, успокоиться, почувствовать всем телом, что только его, и никого больше.

Но заставлял себя сидеть и цедить ненавистный уже кофе, и смотреть, как мастерски эти трое танцуют, но при этом не подпускают к себе никого из навязчивых кавалеров.

У него мозги просто отказались что-то понимать и анализировать.

Дима завис.

Смотрел на Таню и не мог взгляд оторвать.

Не знал, сколько времени прошло, но, когда Маришка, чуть пошатываясь, направилась к бару, ему пришлось отвернуться в другую сторону, иначе беде быть точно. Напряжение сковало все тело, внутри замерло сердце. Заметит его, поднимет крик и все…тю-тю всем его планам на Танино «моральное разложение личности» …

– Три текилы, будьте добры! – он уловил ее тяжелое дыхание, немного севший хриплый голос, будто она не танцевала, а песни орала во всю глотку.

Когда он об этом подумал… сглазил в общем. Идиот.

Через минуты две, остальные барышни присоединились к Маришке.

– Фу-х, вспомнили молодость, но я что-то подустала. Не могу столько на каблуках отплясывать, ноги болят, – его Таня тоже дышала тяжело, но говорила с видимым сожалением. И вот ему крайне интересно: это какую такую молодость она вспомнила?

– Так ты разувайся, сразу легче станет! – Золотарева хмыкнула и загромыхала стопками, – ну что, за нас, хороших?!

– За нас прекрасных, умных, красивых, привлекательных! – Таня засмеялась, перечисляя характеристики, и он готов был подписаться под каждым ее словом. Все так!

– Домой хочу, – вдруг после паузы проговорила Маришка, – мне не двадцать, реально ноги уже гудят.

– Так в чем проблема? Допиваем и потопали домой, – снова Таня заговорила.

Он не видел и не мог услышать, из-за музыки, выпили они или нет, но так понял, что да, краем глаза увидел, как уже знакомая, до оскомины в зубах, охрана сдвинулась с места и потихоньку начала двигаться к выходу, а значит, красавицы выпили и двинулись на выход.

Он быстро расплатился за свой кофе и следом поспешил за своими дамами, правда не сердца, но все равно его дамами, и успел отправить короткую смс-ку Шаху, что все живы, здоровы и без приключений направились к дому. Хотя и был уверен, что охрана держит его в курсе ситуации.

Вот зря, зря он так подумал и написал. Сглазил же. Вот как есть, сглазил.

Эти три чокнутые не стали вызывать такси, отказались садиться в две машины сопровождения.

Они поступили гораздо лучше, – это взгляд с их стороны, и хуже, – это с его стороны.

У него возник большой вопрос. Как можно было запихнуть бутылку вина в не слишком большую дамскую сумку и умудриться ее не разбить, если вспомнить все их танцевальные этюды несколько минут назад?

Пьяные в зюзю дамы остановились посередине парка, в который маршировали добрые десять минут, в кольце охраны, против которой даже пикнуть не посмели, или просто не обращали на нее внимания. Второе более вероятно. Его, идущего чуть позади, вообще или не замечали, или просто игнорировали, хрен поймешь, что именно. Но эти красавицы остановились и стали кружком, сплотившись. Шабаш ведьм, не иначе!

Он уж было решил: сейчас кто-то из них, как фокусник из шляпы, достанет штопор из сумочки, но…

Мать его за ногу, вот чего он еще не знает о своей Тане?

Где вот только научилась так вино открывать?

Охренеть!

Аккуратно, но сильно стучала центром ладони по дну бутылки и, через, каких-то пару минут, пробка вылезла из горлышка настолько, что Таня своими проворными ручками спокойненько ее вытащила и сделала первой глоток, прямо из бутылки.

Товарищи, занавес!

Сказать, что у него глаза на лоб полезли…это ничего не сказать.

За вечер у него столько вопросов появилось, что прям, завались.

– Мм-м, слушай, вкусно! – Таня причмокнула губами, и дала бутылку Маришке, – Где ты такое взяла? Мне парочку бутылок вина себе в личное пользование нужно.

– Где взяла, там больше нет, места знать надо, – Маришка тоже пригубила, но не с таким удовольствием, как Таня, – Вкусно, конечно, но я больше текилу люблю.

– Вика, слышишь, она больше текилу любит. Может, пошлем твоих архаровцев за текилой?

– Перебьется, еще они только за текилой среди ночи не бегали, – последняя хмыкнула, но вино также пила из бутылки, правда, ей оно понравилось больше, чем Маришке.

Таня, пока ждала своей очереди сделать очередной глоток вкусного вина, зачем-то нагнулась. В темноте было не разобрать, но, когда красавицы двинулись дальше и попали под свет уличного фонаря, он заметил в левой руке Татьяны пару черных лакированных босоножек на высоченном каблуке, а сама она шлепала по асфальту босиком.

– Лепота, – протянула со вкусом, после очередного глотка.

Дамы застыли, посмотрели на ее босые ступни, перевели взгляд на расплывшуюся на мордашке блаженную улыбку, и ринулись тоже разуваться.

– На, подержи! – Вика сунула бутылку одному из охранников, – Не вздумай пить, а то туфлей огрею.

Выдала строгий наказ и в тот же миг скинула туфли, в темном пустом парке раздался слаженный стон удовольствия.

Дима даже застыл в удивлении, хотя за этот вечер мог бы уже и привыкнуть.

Хорошо, что погода позволяла шастать им босяком по асфальту, он еще не до конца остыл к ночи.

Дальше они шли молча, но недолго. Видимо, наслаждались удовольствием от прогулки и вина.

А вот потом вдруг раздался хохот, он не мог слышать, о чем они там шушукались, немного отстал от них, но когда послышалась грозная команда, у него сердце остановилось и еле сдержался, чтобы не начать ржать, как придурок:

– Песню запевай!

Их точно загребут за нарушение порядка, ей-богу, загребет какой-нибудь проезжающий патруль.

«Зеленою весной под старою сосной,

С любимою Ванюша прощается.

Кольчугой он звенит и нежно говорит:

«Не плачь, не плачь, Маруся, красавица…"»

Три женских голоса начали петь, радостно смеясь и, размахивая руками.

«Маруся, молчит и слезы льет.

От грусти, болит душа ее.

Кап-кап-кап – из ясных глаз Маруси

Капают слезы на копье.»

Три женщины начали нестройно маршировать и каждая с разной ноги, голосовой диапазон увеличивался с каждой спетой строчкой и все меньше это походило на пение.

«Кап-кап-кап – из ясных глаз Маруси,

Капают – горькие,

Капают, кап, кап, капают прямо на копье!»

А дальше началось самое страшное. Он об этой особенности Тани знал, и уже был морально готов, но вот мужики из охраны в удивлении рты открыли.

Ну, кто ж мог ожидать, что выйдет как в кино?

Таня могла говорить грубым мужским хриплым басом, если у нее возникало желание подурачиться, а сейчас еще и запела.

Дима держался из последних сил, чтобы не начать смеяться с этой гоп-компании. Вот, честное слово, кому-то утром будет очень стыдно. И он постарается, и в красках перескажет этим пьянчужкам, что они вытворяли.

Но, конечно, на этой песне дамы остановиться не пожелали.

Пока они прошли весь парк и прикончили ту самую бутылку вина, все белки в округе, он и охрана, успели познакомиться с творчеством Григория Лепса и его песней, про рюмку водки, – но, и это было не самое страшное.

Девчонки вышли к дороге, а в предрассветный час машин было не так уж много, что Диму обрадовало, иначе без мордобоя эта ночь точно бы не закончилась. Дураков много, а у него воля слабая. И терпение на ладан дышало.

Так вот, возвращаясь к репертуару этих пьяных красавиц.

Дальше была монументальная песня, посвященная «Свободе» и группе «Ария», в исполнении дурного голоса Виктории Золотарёвой.

Еще все трое исполнили, путаясь конечно в словах, но зато душевно и красиво, песню «Любэ» «Только мы с конем…»

Вот именно после нее он перестал удивляться. Зря!

Голоса у всех уже были хриплые, орали они, никого вокруг не жалея и, в первую очередь, себя.

Ему искренне было жаль охрану.

Им же рядом пришлось идти с каменными мордами. Он то хоть себе мог позволить тихонько ржать, зажимая рот руками, а они то нет. Бедняги.

Более идиотской ситуации он себе и представить не мог, честно.

На дороге снова были машины сопровождения, и попытка, туда, затолкать этих ненормальных.

Но, только Золотарева грозно на них глянула, бедные парни отступили и оставили женщин в покое.

Правда, сам Дима уже был на пределе.

Это все, конечно, очень весело, и он многое узнал о Тане, чего раньше и не подозревал даже, но вот устал он знатно, и спать хотелось, ноги гудели от долгой ходьбы, а ему утром еще на стройку надо смотаться, посмотреть, как работы продвигаются.

Но в который раз за этот вечер и ночь, его Татьяна выдала номер.

– Щас спою! – проговорила хриплым мужским голосом, тряхнула волосами, начала кивать головой в такт музыке, которая играла у нее в голове и запела свою любимую песню из детского мультфильма или фильма, фиг поймешь, как правильно обозвать этих «Бурундуков».

Противным писклявым голосом, пародируя бурундуков из кино, Таня заголосила на всю округу, никого не стесняясь и еще пританцовывала, при каждом шаге вперед:

«Заметишь ты вполне, издалека -

Сырные шарики,

Это страсть моя,

Все без исключения,

взрослые и маленькие,

Все любят шарики,

сырные шарики…»

Таня остановилась, и начала танцевать, Маришка и Вика хлопали ей в такт и смеялись радостно.

«а-а- а- а

Девочки мальчики,

оближешь пальчики,

а- а- а- а

Страсть мояяяя…»

Последний аккорд и нота,– Таня безбожно, но очень картинно и красиво бухнулась на колени и раскинула руки в сторону. При этом на, наверняка, испорченный костюм ей было абсолютно плевать.

Дима не сдержался, согнулся от смеха, привлекая тем самым внимание пьяных дам к себе, и услышал удивленное и возмущенное одновременно:

– Дима! Ты что здесь делаешь?

Он не успел себя остановить, стремительно подошел к ней, сильно обнял и поцеловал в губы, чувствуя своим языком привкус сладкого вина на ее губах.

– А я тут мимо проходил. Иду, значит, и слышу знакомые голоса впереди, решил вас догнать.

– Врешь и не краснеешь, Дима, – она в его руках вся поплыла.

– Вру, – кивнул, – И совсем не краснею.

Подхватил ее на руки и понес к машине сопровождения, парням кивнул в сторону остолбеневших остальных дам:

– Че встали то? Запихивайте их в машину, пока не очухались, а то до утра будем по городу шататься.

Мужики оказались понятливые и быстро растолкали свои объекты охраны по машинам.

Так он оказался на заднем сидении, с Таней на руках, и пьяной, привалившийся к нему Маришкой, а вот Золотареву затолкали в другую машину, и что-то ему подсказывало, что там, в машине ее поджидал, один небезызвестный ему, господин Шах.

На этом, можно сказать, приключения закончились, потому что дамочки вырубились через минуту и спали мертвецким сном.

Ехать им недолго, но он и сам успел разомлеть от тепла, исходящего от прижатого к нему тела Тани. И таки не сдержался, прижался лицом к ее макушке и просто дышал, вспоминал это ощущение ее запаха на себе, наслаждался этим мгновением спокойствия и тишины.

Но, как оказалось, Таня не спала, просто затаилась.

В какой-то момент все ее тело вмиг напряглось и застыло, будто она ждала чего-то от него. Дима молчал, не хотел нарушать этот хрупкий и удивительный момент спокойствия между ними.

Таня вдруг подняла голову к нему выше и заглянула в лицо, и он мог поклясться, что никакой пьяной она не была. Зеленые глаза были удивительно серьезными и сосредоточенными.

Она аккуратно высвободила свою руку из его ладоней, и прижала ту к его лицу.

– Небритый, – тихо заметила, но так и не убрала своей теплой ладони от его лица. А он не удержался, прижался крепче, потерся о ее нежную кожу.

– На дворе уже светает, вот и отросло, – прижал своей ладонью ее руку к себе еще крепче, еще ближе, кожа к коже, но ему мало. Мало этого ощущения.

И по ее чуть открытым губам, взволнованному дыханию, понял, что и ей мало этой ласки.

– Почему ты такая, Таня? Почему?

– Какая такая? – после его слов она насторожилась, и снова замерла, как лань, перед тем как сорваться с места от своего охотника.

Не хотел, не осознавал, но руки на чистом рефлексе стиснули ее со всей силы, чтобы не убежала. На ходу из машины не сиганет, но мало ли?!

– Вот такая, – заправил локон, упавший ей на лицо, – Такая моя, единственная, любимая, и такая упрямая, а?

– Не знаю, Дима, вот такой выросла. А ты?

– Что я?

– Почему ты такой?

– Какой? – переспросил требовательно, а сам замер в ожидании. И, кажется, весь мир остановился вместе с ним.

Она приподнялась, и теперь их лица были на одном уровне. Глаза в глаза. Губы к губам.

Воздух в машине вдруг стал разряженным и слишком жарким.

У него дыхание перехватило от ее жаркого взгляда, а Таня, не будь она все же немного пьяная, так бы и не решилась к нему прикоснуться. Но она была пьяная, поэтому, облизнув губы, наклонилась к нему, убирая между ними всякое расстояние. И застонала, когда он ей с жаром ответил.

Смял ее губы. Рыкнул на нее, чтобы не мешала ему своей инициативой. И с упоением начал облизывать ее губы, слегка покусывая, пить ее дыхание, наслаждаться сладким привкусом вина. Но Таня, не была бы его, если бы спасовала, и уже он еле сдерживал дрожь собственного тела и рокочущий внутри стон, от ее проворного натиска требовательных губ и языка.

Откуда нашел в себе силы отстраниться?! Не знал ответа, но если бы не прекратил ее так откровенно целовать, и мять руками нежную кожу под жакетом, то, та единственная пуговица на нем их бы не спасла.

– Какой такой, любимая? Ты не ответила.

Зеленые глаза были затуманены страстью, и реальность плохо осознавали, но Таня сморгнула это наваждение, глубже вздохнула.

– Почему я без тебя не могу спать? Почему мне без тебя трудно дышать? – она шептала ему в шею, и он не мог понять, отчего его начало колотить, от этого жеста или от ее слов? – Почему, несмотря на все, я умираю при мысли, что ты больше не мой? Почему ты такой, Дима?

Она не требовала от него ответа, скорей просто риторически спрашивала, да и ответа у него не было. Сам не знал, за что ему досталась такая женщина.

Только снова обнял ее, его уже не останавливали зрители в машине. Руки забрались под жакет, обхватили тонкую талию и замерли.

Он грелся о тепло ее кожи. Впитывал давно забытое ощущение.

Этот момент,– он был прекрасен. Невероятно прекрасен. Он, после очень долгой дороги, наконец-то, вернулся домой,– вот что за чувство горело в душе и грело ладони.

Таня тихо вздохнула и повалилась на него. Расплавилась в его объятиях.

Не заметил, как приехали.

А вот, как Дима и остальные вытаскивали эти полумертвые тела из машины, и тащили в квартиру Маришки,– это было эпично.

Похватали на руки этих красавиц, а про обувь как-то все забыли.

Пришлось шарить по полу машины в поисках туфлей и босоножек, сумочек и телефонов.

Домработница Мариши встретила эту честную компанию охами-вздохами, причитаниями и смехом.

Короче, они благополучно сгрузили сие тела на огромную кровать, и оставили хлопочущую домработницу избавлять этих красавиц от одежды.

Последним, свою ношу заносил Сава, но был при этом настолько довольным, что Дима, молча, его, в дверях пропустил вперед, и не спешил задавать какие-либо вопросы. Да и после, тоже, тот настолько быстро ретировался со своими ребятами на улицу, что смысла не было что-то спрашивать. Будто сам Дима не кайфовал от того, что держал свою женщину в руках, чувствовал, как она тихо дышит ему в шею, ощущал, как бьётся ее сердце.

Шаха он понимал прекрасно.

Дима в последний раз заглянул в спальню, поправил на Тане одеяло и убрал светлые пряди волос с лица. Поцеловал в лоб и ушел.

Ему еще домой ехать и поспать хотя бы часок, но эту ночь он не забудет никогда. Не потому, что ему было ужасно весело или еще что-то в этом роде.

Просто, он впервые видел Таню такой, откровенно счастливой, потому и запомнит эту ночь.

Ему есть к чему стремиться.

А еще он понял, что не отступит, что бы она не пыталась ему доказать и сказать, потому что видел в ее глазах любовь и страсть к нему, к Диме. И ее слова, пусть она не вспомнит их завтра, но, произнесенного вслух, обратно не воротишь, так что…

Видел, и успел прочувствовать в том мимолетном поцелуе: верит она ему, просто боится.

Иначе бы не подпустила его к себе, даже в таком сильном состоянии опьянения.

А, значит, он будет наступать в самое ближайшее время.

Хватит, намучились уже!

ГЛАВА 20

– Как ты мог так поступить со мной? Опозорил меня перед всем обществом! – на этом моменте, Диме полагалось начать извиняться, – Я просто не понимаю? Она такая прекрасная девочка: умная, молодая, красивая. А ты вел себя, как бесчувственный чурбан! Ты на нее даже не смотрел! Дима! Ты меня, вообще, слушаешь?!

– Да, мама, тебя трудно не услышать, когда ты так кричишь, – он тяжело вздохнул, стараясь скрыть свое раздражение на мать. Обижать ее он никогда не хотел, но порой становилось тяжело сдерживать себя, особенно вот в такие моменты.

– Я кричу? Я еще даже не начинала! Боже, кого я воспитала?! Ты не джентльмен, ты бессовестный мужлан! Довел девочку до слез.

Диму изрядно утомил весь этот разговор. И упоминание этих самых девичьих слез,– наигранных, неправдоподобных. Девочке еще многому предстоит научиться, чтобы она могла манипулировать мужчинами, при помощи своего милого личика. Пока не хватает сноровки, но Дима был уверен, что только пока. Под руководством его матери, и остальных великосветских дам, эта пигалица научится всему, что необходимо для жизни.

Мама,– он еще разберется, как она нашла его, приехала в его новый дом, и все для того, чтобы как следует прополоскать ему мозги из-за прошедшего вечера.

Он прибыл сюда, чтобы принять стадию отделочных работ, а рабочие с дизайнерами начали уже обставлять все, как он хотел. И еще сюда же должен скоро приехать Кирилл и «заценить» будущее семейное гнездышко.

– Мама, мы живем в двадцать первом веке, в России, а не в колониальной Америке! И прекрати меня воспитывать. Я тебя просил не знакомить меня с дочерями собственных «подруг». Мне это не интересно. Все эти уловки «милых» девушек срабатывают на молодых парнях, а мне нужна жена. Моя!

– Что значит, не интересно? Это как понимать? Ты мой сын, ты еще можешь жениться, родить детей. Ты, после…этой…ты сам не свой, я волнуюсь, – женщина не стеснялась в выражении своих эмоций, и ее мимика была красноречивей всяких нелицеприятных слов.

– Можешь не беспокоиться, я женюсь! – язвительно протянул он, глядя в упор на мать, – И у «этой» есть имя, мама. Мою женщину зовут Татьяна, думаю давно пора смириться с моим выбором и прекратить весь этот великосветский балаган.

– Это не балаган. Наша семья занимает определенное положение в обществе. Что люди подумают о тебе, когда ты на женщин даже не смотришь? Сейчас такие нравы, милый, что люди уже ничему не удивляются, и в Европе, возможно, отнеслись бы с понимаем, но не здесь. Тебя неправильно поймут…

Мать делала вид, что просто не слышит, о чём он ей говорит, и о ком. С возрастом она стала очень заносчивой, но не перестала быть его матерью, Дима это понимал, но принять такую позицию не мог.

– Я не смотрю на них потому, что моей женщины в тот момент не было рядом со мной.

– Прекрати! Прекрати ее так называть! Вы в разводе, мой дорогой, она уехала. Бросила тебя! – специально выделила последнюю фразу, пытаясь его задеть.

– И правильно сделала, что бросила! Я свой урок усвоил так же, как и она свой. А развод… Как развелись, так и поженимся.

Дима понимал, что выбрал неправильный тон для такого разговора, но мать его основательно вывела из себя, вчерашним вечером, и решила продолжить сегодняшним утром.

Из-за всех этих «светских» сватовских ужинов, он не успел толком поиздеваться над Таней. Он даже позвонить ей не успел. Сначала работа, потом ездил на объекты, а потом его слезно умоляла мать составить ей компанию на званом вечере.

На самом деле, эта девушка была, и в самом деле прелестна. Но годилась ему в дочери, потому что была ровесницей Кирилла.

Дима смиренно вытерпел весь вечер возле матери, а потом уехал домой отсыпаться. Только перебросился парой слов с Кириллом по дороге. Выяснил, что Таня полдня провела на работе, а потом в гостинице в кровати, в обнимку с аспирином и графином холодной водички.

И вот утро. Оно должно было стать прекрасным, поднять настроение.

Но мама… Он любил ее, любил, как сын любит свою маму, но с возрастом она стала еще более зацикленной на всех этих «светских» раутах, ужинах, обедах, и мнении ее «подруг», таких же, как она сама. И, что самое интересное, никого из них не интересовал бизнес, наличие любовниц у собственных мужей. Они жили другими категориями и постоянно мерялись величиной своего влияния в обществе. Занимались благотворительностью, устраивали светские рауты, выставки, вечера театралов и всякую подобную чушь.

Один пафос, показуха и ни капли чего-то искреннего, или же просто правдивого. Безусловно, такие люди умели собирать деньги на благотворительность для различных фондов, и просто помощи кому-то. Но, не более. Зачастую, такие «милые» дамы в возрасте, даже не знали, кому и зачем они помогают…

– Что значит, поженимся? Ты… ты… снова, но она, – Дима бросил на мать очень недобрый взгляд, и женщина тут же исправилась, – Но Татьяна, она не хочет детей, ты сам говорил. Ты оставишь нас, с отцом, без внуков?! Как ты можешь так поступать с нами?

– Мама, мама, – он покачал головой, и направился к входной двери, намереваясь отправить маму, домой, – Мне не шестнадцать, и вмешиваться в свою семью я никому не позволю. А внуки,– я познакомлю тебя с твоим внуком, но не уверен, что ты к этому готова и будешь вести себя, как подобает.

– Ты окончательно сошел с ума! Какой внук? – женщина покраснела, и вскричала разъярённой фурией, – Ты соображаешь, что ты говоришь? Какой внук?

Дима тяжело вздохнул, и хотел уже начать объяснять, но его прервали.

– Речь идет, видимо, обо мне. – Кирилл стоял возле открытой двери и переводил встревоженный взгляд с отца на бабушку, но пытался свой детский страх спрятать за широкой улыбкой, – Добрый день.