
Полная версия
Границы достоинств
Чудо произошло! Чудо, совершённое человеческим разумом, поднявшим из потаённых глубин человеческий потенциал. Она не пожелала существовать под гнётом болезни. Она перестала замечать такую ненужную мелочь, и болезнь была сломлена натиском человеческих возможностей. Окончательно это осознала Оксана лишь несколько месяцев спустя, поняв, что никакой боли не испытывает уже давно. А удивляться и восхищаться продолжала. Всю жизнь…
Глава 16
Зависть тонким жалом уколола каждого из недругов и друзей Петра, когда Соня, красивая как богиня, хрупкая и длинноногая как лань, вступила в свет Московской элиты.
Первыми знакомыми Сони стали держатель нескольких точек на вещевых рынках Антон и его жена Ирина. Она училась у них всему, что подобало знать будущей супруге “строительного магната”. Так величали Петра Сонины прежние подруги и мама, охотливая до хвальбы перед соседями. Подробности его бизнеса, а именно пара нелегальных строительных бригад, ютившихся на “задворках строительной темы”, приносящих, однако, очень неплохой доход, были для них уже неинтересными нюансами. “Строительный магнат, московский бизнесмен” – более чем достаточно.
Новая жизнь опьянила Соню и ввергла в пучину неописуемых круговоротов. А после свадьбы оказалось, что семейная жизнь в таком изысканном, как полагала красивая провинциалочка, обществе, понималась несколько иначе, чем она представляла.
Спокойные и уютные вечера, когда вся семья в сборе в домашней обстановке, были очень редким явлением. Каждодневное приготовление пищи, стирка, уборка, выполненные хозяйкой дома, считались неприличным, неприемлемым. Нормальным явлением были оплачиваемые визиты приходящей домработницы. Обычно все вечера напролёт проводились бурно и весело в такого рода заведениях, как казино, рестораны, стриптиз клубы и дискоклубы.
Иногда, подустав от заводной жизни, жёны оставались дома, смотрели телевизор, читали любовные романы. Однако через очень короткое время они начинали уставать и от тихой квартиры, чувствуя тягу к прежним привычкам. Такие мелочи в среде простых людей, как туфли с едва заметными потирами или лишние волоски под женскими бровями считались недопустимыми. А ношение одной и той же одежды два дня подряд – дурным вкусом и нечистоплотностью.
Прикосновение к коже дешёвой материи или косметики вызывало отвращение. Дорогущую и разнообразную одежду, а также бесчисленные аксессуары обычным делом было носить каждый день, а не только по праздникам. Новая жизнь, неожиданно обрушившая на Соню потоки – в ее понятиях – роскоши, казалась ей ярким праздником. Но как часто бывает, чем выше взлёт, тем больнее падение в бездну разочарований.
Позже Соня с ужасом осознает, что этот шаг в ее жизни не головокружительный выигрыш, а чудовищная ошибка. Кажущаяся со стороны ошеломительной высота и эффектность такой жизни на самом деле разрушала и сводила на нет истинные ценности человеческого ума и сердца.
Дружба, любовь, преданность, верность были только понятиями, состоящими из оболочки, пустой внутри. Заражённая “вирусом пустоты”, кровь регрессировала достоинства и возводила недостатки в постулаты.
Но пока провинциалочка знакомится с новой ветвью судьбы и упивается её поверхностным очарованием.
***
Соня раскрыла дверцу авто и поставила на асфальт тонкую ножку, обнажившуюся в разрезе дорогой юбки. Сигнальная кнопка послушно защёлкнула замки на ярко-красной машине, припаркованной почти рядом с бордюром тратуара. Неплохо для начинающего водителя. Она вошла в кодированную дверь (невероятная роскошь для “девяностых”) и поднялась на лифте. Огромное окно от пола до потолка на лестничной клетке открывало шикарный городской вид. Москва лежала у её ног, как большой ласковый пёс. “Как же я люблю тебя, Москва!” – подумала Соня, опьянённая радостью. Дома она стянула стильные перчатки и подняла трубку трезвонившего телефона.
– Малыш, поздравляю с успешной сдачей!
– Откуда ты знаешь?
– Я звонил инструктору.
– Петька, ты чудо!
– Отметим?
– Отметим.
– До вечера!
Трубка вернулась на место.
“Я тебя люблю всё-таки!” – сказала про себя Соня никому и задумалась. Оля права. Красивая любовь и красивая жизнь неразлучны. А серая унылая бытовуха любое чувство убьёт.
Петька совсем не красив. Но что толку в красоте? И вовсе толк не в этом. А любовь… Это очень просто: когда хорошо и всё.
Вечерняя Москва веселила и будоражила душу, щедро рассыпая огни. Машина остановилась у подножия сверкающей лестницы, ведущей вглубь арки. Вывеска, переливаясь цветным фонтаном, возвещала: “Лазурный берег. Утоли сто своих желаний!”. Соня уже потянула на себя ручку дверцы, как муж остановил её.
– Дождись, когда я выйду, открою твою дверь и подам тебе руку. Ничего. Я научу тебя хорошим манерам.
– Ты счастлив со мной, Петь?
Он взял её за руку.
– Конечно, малыш. Знала бы ты, как мне завидуют. Впрочем, я привык быть лучшим во всём. Хочешь сюрприз? Тайны хранить умеешь?
Он достал из кармана изящную коробочку. Соня ожидала увидеть в ней украшение и очень удивилась, когда содержимым коробочки оказался крохотный пакетик с белым порошком.
– Что это?
– Кокаин.
– Что? Какая дрянь!
– Радость моя, это не дрянь, а удовольствие.
– Ты что, Петька, наркоман?
– Господи, что ты несёшь? Наркоманы – это те, кто зависим от дури и не может без дозы прожить. Для нормальных людей это лишь один из вариантов удовольствия, сладкий кайф. Как хорошее вино. Пьют ведь не только алкоголики. Согласна?
Он потянулся к Соне, но она отстранилась. Соне доводилось пробовать “дурь”. Это была безобидная травка, вызывающая веселье. Кокаин – это уже слишком. И ужас как опасно!
– Если хочешь знать, – продолжал Петька, – ощущения при этом лучше, чем от вина. Не пьянеешь и не плывёшь головой. Просто прибавляется энергия, мозг лучше работает, на всё смотришь с оптимизмом. Этот белый порошок -лекарство от скуки и депрессии.
Он насыпал немного порошка на крышку коробочки и кончиками пальцев вытянул из него дорожку. Затем скатал зелёную купюру в трубочку, словно доллары считал более чистой бумагой, поднёс к ноздре и вдохнул. Белая дорожка исчезла.
– А теперь ты попробуй. Ну же, доверься мужу.
– Нет уж, – Соня отстранилась.
– Маленькая дурочка, – он засмеялся, – как хочешь.
Пётр весь вечер пытался развеселить Софью, однако та отстранялась и оставалась безучастна, не в силах совладать с новым открытием. Ночью в объятиях мужа женщина немного освободилась от своего состояния, прижалась к крепкому тёплому плечу. Мужчина успокаивающе и нежно гладил её по голове и целовал каждый пальчик на её руках.
Утром достал из бара пачку сигарет и показал супруге.
– Смотри, не кури из этой пачки.
– Почему?
– Это не сигареты. Внутри фильтра спрятан порошок. Не представляешь, сколько это стоило бы. Целое состояние.
Затем наклонился и поцеловал Соню. Спокойно насвистывая, оделся и направился к выходу, не собираясь обращать внимание на недоумевающий взгляд жены.
Всего через год Соня утомилась от увеселительных вечеров, превратившись в скучающую, не нашедшую себе применения, жену “нового русского”, как величали в обществе таких как Пётр. Муж пропадал всеми вечерами. Это считалось вполне нормальным. Оказывается, что знакомства с нужными для будущих сделок людьми лучше устраивать на пьяную голову и под хорошую закусь. Иногда Пётр брал Софью с собой, так как считал, что красивая жена – немаловажный факт в жизни делового мужчины, способствующий повышению статуса и укреплению имиджа. Молодая женщина должна была очаровать нового знакомого, побудить его к желанию общаться и дальше. Последнему даже разрешалось Соню обнимать. Она убеждала себя в том, что помогает мужу, но всё больше понимала, что ею только пользуются.
От первоначального восхищения, нежности, исходивших от Петра, не осталось и следа. Однако и ее чувства, лишь поверхностно овладевшие ею, растаяли как дым, и на их место пришла привычка к его присутствию. Ребёнка Пётр не хотел или, как уверял он, пока не хотел. Соне же ребёнок больше был нужен, как средство от скуки. И казалось, эта скука станет назойливым спутником дальнейшей её жизни. Представить такое было страшно. Но ещё больше пугала мысль об избавлении от этой скуки. Денежное содержание, причём отвечающее потребностям молодой женщины стало привычной обязанностью Петра, и подходил он к данной обязанности с ответственным равнодушием, как если бы кормил рыбок в домашнем аквариуме.
Единственным увлечением Сони была трата денег. И только на собственные цели: одежду, обувь, салоны красоты, украшения. Подарки на праздники давно уже друг другу не дарились. Всё как обычно: кучка купюр на журнальном столике, и одинокая тишина до следующего утра. А утром пьяный храп прибывшего супруга отягощал и без того тягостную безрадостность. Устроиться на работу означало для Сони потерю или уменьшение данной “кучки”, так как было понятно, что щедрые подачки исходили не от позывов любящего сердца, а по причине отсутствия других доходов у законной сожительницы. Увлечься кем-то также было очень рискованно, несмотря на мучительное желание новых пылких эмоций. О присутствии других женщин в жизни мужа Соня догадывалась по оскудевшему до крайности супружескому долгу. Ярость иногда переполняла её, переходя то в ненависть, то в отчаяние и жалость к себе. Однако Петька, виновато отмолчавшись, режима своего не менял.
К двухгодичному рубежу совместной жизни оба поняли, что любовь – это выдумка, фантастическая субстанция, используемая в фольклоре в качестве украшения. И если хорошенько присмотреться, то и в искусстве присутствие этой субстанции сильно ограничено во времени. Везде любовь ярка и коротка: произведение, как правило, на ней и заканчивается. Любовь – кульминация, а данная деталь кратковременна.
Петька понял, что Сонину броскую красоту, перед которой поначалу не устоишь, принял за любовь. А в Сонином заключении под маской любви таились Петькины деньги. Но и первое и второе стало в их судьбе неотъемлемой частью. Что-либо менять было лень, да и сулить это могло не лучшее…
Деньги деньгами, но как быть, если вечно пьяный и пропахший чужими духами (дорогими и дешёвыми) муж всё сильнее раздражает, злит, угнетает, заставляет воспринимать жизнь в одних только негативных эмоциях? И даже новые шляпки, сумочки и помады не компенсируют противные чувства, ведущие к быстрому старению.
И опять Соня набирала номер подруги, и опять выплёскивала свою боль, не в силах вынести её в одиночестве.
– Ира, где продаются гробы?
– Что? Зачем тебе?
– Знаешь, что я хочу на день рождения?
– Не знаю, но очень хочу знать.
– Я хочу гроб.
– Совсем дошла со своим Петькой? Да? Кого хоронить-то решила?
– Свою красоту. А на что мне она? Пропадает без дела.
– Давай успокаивайся. А то хоронить нечего будет. От слёз и гнева глаза тускнеют и морщины появляются. Пойдём в субботу на мужской стриптиз. Напьёмся и посмеёмся, как в последний раз. Как раз у тебя есть повод надеть новое “секси-мини”. Договорились? Достала уже вздыхать!..
В один из вечеров случился банкет по случаю новоселья. “Вещевой” миллионер – супруг Иры – приобрёл новую квартиру. Осилил только в Мытищах, но всё равно круто. По понятиям родителей “новых русских”, которые ещё не отряхнулись от советского мировоззрения, получить квартиру в столь юном возрасте, да ещё и за свои деньги было немыслимо. Гости к ночи разошлись, остались две семейные пары. Пока Петька с Антоном крутили “порнуху” на большом телевизоре с плоским экраном, женщины на кухне осваивали посудомоечную машину. В такой день к Ириной радости никак не шла Сонина депрессия. Она хотела, чтобы подруга восхищалась покупкой вместе с ней, растворилась целиком в её счастье, а вместо этого вынуждена была довольствоваться вялым равнодушием последней. Это мешало её настроению разгуляться. Поэтому Ира с удовольствием выделила Соне постель на сон грядущий, когда та сослалась на усталость и головную боль.
Софья долго ворочалась в чужой постели. Хотя своя тоже не была родной. В ней не было уюта. Сквозь дымку подступающего сна Соня уловила плавное движение одеяла и ощутила на себе чей-то взгляд.
Сон отогнал слабенькие порывы реальности, опоясал онемевший мозг… Она смело во сне раскинулась. Рядом было пусто. Что-то прохладно закачало пелену сна, колко издали его тревожа. И затем всё настойчивей, пока реальные звуки сигналами не прошили мозг… Проснулась женщина от стука сердца.
Очень темно, но не так тихо, как должно быть. Странные шепоты, и вздохи, и шевеления… Она вспорхнула, сев на постели. И замерла, прислушиваясь. Откуда-то из темноты, сквозь двери глухо доносились пугающие звуки. Они должны были в ту же секунду прекратиться, не дав разорваться Сониному сердцу, но по какой-то ошибке не прекратились. Она бесшумно отвела в сторону уголок одеяла. Стояла одиноко на полу. Из-под влажной от пота челки подкралась брезгливость к самой себе. Соня вышла из комнаты, пошла босиком по тёмному холлу, приближаясь к месту действия и инстинктивно чувствуя начало конца. Она замерла возле двери, впускающей слабую полоску синего света от телеэкрана в тёмный коридор. Сердце почти остановилось… Звуки доносились очень странные, и ни с чем, понятным Соне, их нельзя было связать. Дрожа от нахлынувшего чувства стыда, она тихонько качнула дверь и увидела неестественную нечётную наготу. Ирина сидела на корточках, отклонившись назад и запрокинув голову. Между её вызывающе торчащих колен раскачивался голый Петька и стонал. Такой сладкий стон Соня слышала от него впервые. Антон примостился рядом, жадно наблюдая за дуэтом. Время от времени он нашёптывал:
– Трахни мою жену, Петька трахни…
И его член упруго колыхался, дожидаясь, вероятно, своей очереди.
Посредине комнаты в кровати спал ребёнок – годовалая дочка новосёлов.
Соня охнула, ринулась к себе, включила свет и стремительно стала натягивать одежду. В голове гудело и пульсировало. Сквозь гул она плохо воспринимала слова Петьки и Антона. Ирина молча пряталась за их спинами. Муж хватал Соню за руки, швырял что-то из одежды, пытался закрыть собой выход.
Соня пришла в себя только на улице. У неё не было ни своей машины, ни ключей от Петькиной. Она брела в непонятном направлении, не выбирая пути. Замерзнув, остановила машину. Добравшись домой, закрыла дверь на все замки… Несколько раз возвращалась и проверяла их надёжность. Опустошила полбутылки коньяка, качаясь маячила по комнате… Достала Петькины сигареты, высыпала на ковёр. Несколько штук распотрошила. Вглядываясь в порошок, пыталась припомнить, как им пользовался Пётр.
В нетрезвом состоянии было легко и нестрашно вдыхать белые пылинки. Те, что лечат от гадкого настроения, от душевной боли и ещё многого, как уверял когда-то муж. Потом Соню вырвало и сразу швырнуло в тёмную бездну. Мозг отключился…
– Чёрт, чёрт, чёрт! – Пётр метался по комнате, не в состоянии сосредоточиться на нужном решении.
– Петя, спокойно. Ничего без меня не предпринимай, – советовала по телефону мать. – Я скоро приеду!
– А если она умрёт? – он почему-то осмотрел свои дрожащие вспотевшие ладони.
– Ничего с ней не станется. Сынок, успокойся. Господи, а я ведь знала, что женитьба на этой полукровке до добра не доведёт!
Мать отключилась. Казалось, прошла вечность, прежде чем в дверь позвонили. Петька трусливо подкрался к двери, всмотрелся в глазок.
Мать пришла не одна.
– Где? – строго спросил Алексей.
Он приходился Петру двоюродным братом.
– Там… – едва промолвил Пётр уже ему вслед, нервно кусая ногти.
– Дело плохо, – Алексей осмотрел женщину. – Передозировка. Срочно нужно под капельницу.
– В больницу нельзя, Лёша, придумай что-нибудь, – мать положила под язык таблетку валидола. С отвращением принялась расстегивать верхние пуговицы на блузке снохи.
– Срочно нужно в дежурную аптеку!
– Лёша, только не здесь, только не в Петиной квартире.
– Но нужно срочно…
Мать полезла в сумочку, выгребла содержимое кошелька, сунула молодому врачу в карман.
– Алексей, умоляю, умоляю, как мать! Возьми её к себе. Так будет правильно и хорошо для нее… Для всех. К тому же ты живёшь один. Пожалуйста, ты же врач! Ты не можешь отказать!
– Ну, хорошо. Её надо отнести в мою машину. Как это сделать?
– Никто не увидит, никто. Под утро весь город крепко спит, – мать была готова на всё, чтобы избавиться от страшного компромата
***
– Тебе лучше? – сквозь очки на Соню смотрел Петькин брат. Она видела его только на свадьбе. Алексея особенно не жаловали. Молодой начинающий врач, ничего не имеющий, даже своего угла (Алексей снимал квартиру в одном из крайних районов Москвы), интересен в Петькином кругу не был.
– Где я?
– У меня. Не волнуйся, Соня, всё позади.
– А почему я не дома?
– Тебе необходимы капельницы.
– Почему тогда не в больнице?
– Нельзя было звонить в “скорую”. Представляешь, что тогда было бы? Петька бы точно в милицию загремел.
– Значит, он просто сбагрил меня, как ненужную проблему?
– Ну, зачем так? Просто здесь безопасней.
Соня облизала сухие губы.
Алексей поднёс к ее губам стакан с водой. Соня сделала глоток и, отвернувшись к стене, горько прошептала:
– Спасибо…
Глава 17
“А ведь когда-нибудь она от меня уйдёт”, – подумал Мастер, и сердце его сжалось. Ему снова предстоит ощутить потерю. Уже только мысль об этом казалась невыносимой.
И снова заброшены дела на недопустимый срок, и чувства превратились в один бушующий поток. И названия этому состоянию Мастер не знал и не искал. Все прежние ценности его жизни отхлынули под действием нового порыва. Деньги тратились немыслимо большие, рассыпаясь, как листва золотом. Сначала девушка упрямо отвергала все дары. Потом с игривым высокомерием, красиво и безгрешно стала подарки принимать, никогда не давая при этом повода заподозрить в ней и тени избалованности. А он ещё устремлённее шёл к своей цели, отдав свою душу увлечению, лепил её и творил, как Мастер свою Маргариту. Он хотел утопить её в зависимости от него самого (с ревностью отца и…просто мужчины) и в то же время сделать своим продолжением.
Она проявляла живейший интерес ко всему, во что он посвящал её. Выходной день её был занят до отказа. Утро они дарили лошадям, полуденное время отдавали стрельбе из ружья. А вечером с фанатизмом предавались бильярду. Оксана, поначалу не оценившая все прелести этой игры, увлеклась ею после первых забитых шаров. Жажда победы усиливала её интерес к учёбе, и она гоняла шары по зелёному столу до глубокой ночи и даже ещё долгое время во сне. Оружием девушка заинтересовалась не меньше и отчаянно боролась за каждый точный выстрел, словно в жизни ничего не было важнее. Мишени удалялись всё дальше, а выстрелы становились всё точнее. Счастливому отцу-мужчине оставалось только убеждаться в подлинности высказывания, что талантливый человек талантлив во всём.
В седле Оксана держалась уже совсем уверенно, и увести её от лошадей было так же трудно, как приглушить азарт в увлечении оружием и бильярдом.
И вот наступила та ночь, когда Мастер не смог сомкнуть глаз. Звёзды поили его загадочным светом, и новые неясные порывы души одурманили пришедшее утро. Пробившись сквозь страстную неосознанную ночь, оно поманило его в комнату чужой и родной тайны.
“У дочурки были совсем другие пальчики”, – подумал Мастер, взирая на розовеющую сквозь пелену простыней почти ещё детскую ножку. Однако упрёк его был слаб и полон нежности. Взгляд мужчины добывающе скользнул по тоненькой оранжевой ауре напоённых ранним солнцем волос. Он бесшумно опустился на корточки. Ему хотелось прикоснуться к нежной молочной коже. Безумно хотелось. Но вдруг девушка повернулась во сне, и её лицо со спешащим спать выражением, скулы, губы, недвижимые ресницы явились напоказ и затихли. Сердце мужчины вздрогнуло на очередной ритмической доле, и разум заплескался, разгадывая смутную головоломку: кто перед ним?
Розовая ножка закралась в туман простыней, и учитель поспешил удалиться из душистой живым ароматом обители.
Мужчина мучился ещё не одну ночь, борясь с мощным чувственным потокам и, наконец, принял решение, чтобы не допустить непоправимое.
***
Подарок произвёл на Оксану впечатление невероятной глубины. Она испытала удивление, восторг, гордость и благодарность.
Что это было? Нечто уникальное. Маленький томик стихов. Её стихов. В изящном переплёте и с оформлением, способным привлечь даже случайный взгляд.
Вот она, какая жизнь, оказывается! А если для этого нужны всего лишь деньги, то как всё просто! Раньше она лишь дышала, двигалась, делала положенные вещи, а жить не стремилась. Вот, оказывается, как многого она была лишена. А теперь она перевернёт мир в поисках всех возможных вариантов счастья!
– С днём рождения, Оксана! – в его глазах словно проскользнули блики внезапного помешательства. – С днём рождения, дорогая моя девочка!
– Теперь у меня их два, – весело отозвалась девушка, вторя его панически счастливому тону. – Спасибо. Вы такой… такой приятный! – она вымолвила это как-то томно, по-новому, по-женски и вдруг нежно вскинула ручку и провела тонкими пальчиками по гладко выбритой щеке мужчины. Его сердце, которое билось в ту минуту и так гораздо чаще, чем всегда, подпрыгнуло и отозвалось приятной болью. Мозг его на несколько мгновений отключился, и он неимоверными усилиями воли приказал ему включиться снова. Как же он этого не учёл? Упорно дрессировал только собственную волю, а про её чувства не задумался ни разу. И будто не он сам, а кто-то другой осторожно отвёл её руку и коснулся губами её лба.
Она спокойно улыбалась, а взгляд был ровным, пристальным, означавшим полное доверие… Интересно, какой вечер ее ждет? Вероятнее всего, Мастер пригласит ее в театр, он же помнит, как ей нравилось учиться на режиссера.
– Ты поедешь отмечать свой день рождения в самый лучший ресторан. Столик уже заказан.
– Вы поедете со мной?
– Нет.
Она недоумённо посмотрела на учителя и промолчала.
– Боюсь, моё общество не слишком подходит такой молоденькой красотке, – он шутливо тронул кончик её носа. – Сопровождение будет лучшим, обещаю. Хочу познакомить тебя с очень перспективным человеком. Пожалуйста, не возражай. Тебе нужны друзья. Пора ими обзаводиться.
Красивая и безупречно одетая, она впорхнула в салон автомобиля. Пожилой водитель, галантно открывший перед ней дверцу, заботливо подобрал полы её нового пальто. Душа её парила, как парит бездыханный воздух в белоцветном мае под насыщенной предгрозовой синевой. Она – настоящий поэт! Как это чудесно! Ещё одна победа! Счастье – это быть победителем в жизни! Мастер – чуткий волшебник – открыл её такую!
Они катили в авто точёных форм, отливающем перламутром на вычурных изгибах металла.
Вдруг соскользнув в мир её воспоминаний, сознание натолкнулось на дремлющую печать. Разметав её, образ далёкого человека из прошлой жизни взбудоражил память.
– Серёженька Платоныч, миленький, – горячо взмолилась девушка, обратившись к водителю, – не могли бы вы сегодня, в день моего рождения, поехать в другое место?
– Как скажешь, – неожиданно легко согласился тот. – Кавалера-то брать?
– Да. Непременно.
Ах, каким “породистым” выглядел кавалер! Звали его Роман. Решительные, чёткие черты лица и хорошо развитая фигура, облачённая в идеально сидящий костюм, вывели красотку из уравновешенного состояния. Юноша с картинки! Ещё в недавнем прошлом при та жизни она тотчас съёжилась бы, считая себя недостойной быть участником ситуации. Только не теперь. Правильно и точно оценить человека невозможно, пребывая в полной власти беспорядочных чувств.
Она легко сможет совладать с эмоциями, так как намерена окружить себя теми людьми, которые ей нужны в жизни. Остальные останутся за бортом и пусть себе безрезультатно карабкаются. Линия жизни отныне будет ровной, гладкой, не допускающей изъянов. Впереди – светлая манящая цель. Какая? Скоро станет известно.
Её молчание, скрывающее неуверенность, точнее, остатки этого чувства из прошлого, в присутствии красивого мужчины беспокоило последнего всю дорогу. Он никак не принял это молчание за излишнюю скромность или невежливость, а скорее за достойную степень равнодушия.
“Я совсем не умею разговаривать с мужчинами. Обязательно нужно этому научиться”, – думала Оксана. “Лучше бы я была талантлива в этом. Видимо, природа про элементарное забыла”.
Знакомые, но слегка утратившие свою привычность, улицы, светофоры, кособокий треугольник жидкого парка растрогали Оксану, бросив в омут волнующих воспоминаний. Она не нарочно вглядывалась в полоски тротуаров в надежде увидеть Его и, конечно, не увидела. Она смотрела и смотрела на проносящиеся мимо черты невольно выделившегося квартала из всех других. С предельным вниманием, как будто боясь что-то важное пропустить. И слегка забылась в этом увлечении. Забывшись, она вспомнила всё. Его прикосновения, с первого до последнего, слова, которые отчётливо сохранила в памяти, свои слёзы, его глаза… Череда таких сладких и горьких событий не могла не значить ничего. Это были страницы её жизни. Прошлой жизни и никчемной, но вдруг украшенной ценностями. Эти ценности выкинуть вместе с прошлым хламом казалось кощунственным.