Заземелье

– Сейчас может быть больно, потерпи, – предупредил, собираясь задрать рукав свитера.

Филипп очень аккуратно поднимал рукав, но в какой-то момент я все-таки вскрикнула от боли, и предательские слезы вновь заструились по щекам. Рука в районе локтя стремительно опухала, прямо на глазах. Филипп легко ее удерживал и какое-то время внимательно рассматривал, а потом буднично произнес:

– Раздроблена локтевая кость.

От боли я плохо соображала, но поняла, что такая реакция на серьезную рану не может быть нормальной. Филипп, тем временем, обхватил мой локоть двумя руками и закрыл глаза. Я почувствовала, как руку, в том месте, где он удерживал ее, начинает обволакивать тепло. Боль отступала, зато, появились опасения, что он меня сейчас просто напросто сожжет. Когда я уже готова была закричать от практически нестерпимого жара, Филипп выпустил руку.

Я ошарашено уставилась на нее – даже намека на опухоль не осталось, и боль исчезла. Попыталась пошевелить сначала пальцами, а потом и всей рукой – действует, как обычно.

– Это волшебство такое? – не удержалась я от вопроса, разглядывая его серьезное лицо.

– Это ерунда, – отмахнулся он. – Пойдем уже, скоро стемнеет, нам пора прибыть на место. Ты только под ноги смотри лучше.

Получается, идем мы уже почти целый день? Ничего себе! Под каким же гипнозом нужно находиться, чтобы потерять счет времени? К недоумению добавилось чувство голода. Возможно, вспыхнуло оно так резко только потому, что я поняла, как долго мы уже в пути.

К тому моменту, когда Филипп остановился, я уже практически падала от усталости.

– Пришли.

Как ни приглядывалась, ничего даже отдаленно похожего на жилище я не заметила. Мы, по-прежнему, находились в лесу. Как понимать его «пришли»? Только собиралась пристать с расспросами, как застыла от удивления. Филипп проделывал что-то странное. Он вытянул руки вперед, ладонями вниз, и развел их в стороны, словно раздвигая воздух. Я обалдело уставилась на листья возле его ног – они с тихим шелестом разъехались, синхронно движению рук, открывая взору гладкую поверхность квадратной формы. Повинуясь любопытству, я подошла ближе. В этот момент люк начал открываться на манер лифта, только горизонтально. Взору открылась лестница, ведущая в узкую кабину – черную и блестящую.

– Спускайся, – скомандовал Филипп.

– А ты? – без него я ни за что туда не полезу.

– Я следом…

Господи! Что я делаю? Добровольно иду неизвестно куда и зачем. Видно, крышу мою окончательно снесло, раз даже не сопротивляюсь. Хотя, подозреваю, что это было бы бессмысленно. Так я думала, пока спускалась вниз, удерживаясь за перила. Сзади слышала шаги Филиппа. Странно, но его присутствие успокаивало, словно именно ему я вверила свою жизнь.

Как только мы оказались внизу, крышка люка закрылась, кабина засветилась желтоватым светом и стремительно понеслась вниз. От неожиданности я взвизгнула и вцепилась в Филиппа.

– Не бойся, это всего лишь лифт, – сказал он, пытаясь оторвать мои скрюченные пальцы от своего свитера. – Через минуту остановимся.

Плевать я хотела! Пока не приедем, не выпущу его свитер. Для пущей важности еще и уткнулась лбом ему в грудь.

– Отпускай уже, приехали…

Филипп, наконец, оторвал от себя мои руки и заглянул в глаза.

– Странная ты какая-то… В лесу не боялась, а обычного лифта испугалась.

– Ничего себе обычный! – я смотрела, как разъезжаются в стороны теперь уже вертикальные двери, открывая взору длинный черный коридор, окутанный довольно тусклым, но насыщенным желтым светом. – Куда ты меня привез?

– Я тут живу, – просто ответил Филипп. – Теперь это и твой дом.

Мы вышли из лифта и двинулись по коридору, конца которого я не видела. Я не понимала, что со мной происходит. С одной стороны, чувствовала, что боюсь, но еще сильнее обуревало любопытство, что же это за место. Незаметно я притронулась к гладкой поверхности стены. Она оказалась теплой.

– Из чего сделаны стены? – не удержалась от вопроса.

– Это специальный пластик. Как ты уже поняла, колония находится под землей. Здесь нет электричества. Свет мы генерируем сами, – пояснил Филипп.

Колония? Интересно кого или чего? И зачем им я? Столько вопросов, которые я не готова задать. Откуда взялась эта робость? Неужели моя прежняя жизнь была настолько пуста, что я с радостью обменяю ее непонятно на что? Или она резко опустела со смертью Витали, и я ухватилась за возможность вычеркнуть все разом?

– Не вижу тут ни одной лампочки, – единственное, о чем рискнула спросить. Какое-то непонятное чувство тормозило задавать другие вопросы, словно ответы на них могли не понравится до такой степени, что рисковали разрушить иллюзию перемен.

– А их и нет, – Филипп на мгновение повернул голову, и я увидела его красивое лицо. Неизвестно почему, мне стало так приятно, что захотелось петь. Начиная с сегодняшнего утра, я перестала себя узнавать. – Светятся сами панели. Я же говорил, это необычный свет.

– А что это за двери?

Вдоль всего длинного коридора с обеих сторон тянулись двери, такие же черные.

– Это квартиры колонистов, – ответил Филипп.

– А долго нам еще идти?

Я чувствовала, как ноги постепенно перестают мне подчиняться, все более заплетаясь, по мере углубления в бесконечный коридор.

– Пришли, – Филипп остановился у одной из дверей, без номера или таблички. Никакого замка я тоже не заметила.

Он слегка надавил, и дверь поддалась. У них тут нет замков? Я спросила об этом вслух.

– В этом нет необходимости. У нас нет тайн друг от друга.

Его ответ я услышала вполуха. Стояла и озиралась по сторонам. А посмотреть было на что… Никогда в жизни не видела таких длинных комнат! Я с трудом могла разглядеть кровать в ее глубине. В этой комнате было все и ничего одновременно. Душ, ванна, туалет – все не далеко от входа. Никаких дополнительных помещений для этого не предусматривалось. Несколько шкафов, стол, телевизор на стене, даже телефон. Последнему я обрадовалась, но Филипп моментально охладил мой пыл:

– Телефон только для внутренней связи. Домой с него ты не позвонишь.

Я старалась не подать виду, как расстроилась. Зачем, тогда мне он? Кому я тут буду звонить?

Не считая кровати, что маячила зеленым пятном, все остальное было черное, как и стены. Естественно, никаких окон я не заметила. Комнату заливал яркий желтый свет.

– Он что, все время горит?

– Свет? – уточнил Филипп. Я угрюмо кивнула, настроение стремительно неслось вниз, и я не понимала, что так на меня действует. – Он автоматически включается, когда открывается дверь. Его можно приглушить, – Филипп хлопнул единожды в ладоши, и свет перестал раздражать меня яркостью. – Можно вообще потушить, – он дважды хлопнул, и мы погрузились в темноту.

Но, что это? Я резко перестала соображать, когда различила две светящиеся точки, в том месте пространства, где предположительно должны были находиться его глаза. Услышала хлопок и зажмурилась от яркого света.

– Что с твоими глазами? – все еще наполовину ослепшая спросила я.

– Наше зрение устроено иначе, мы видим в темноте. Поэтому глаза светятся. Привыкнешь, – равнодушно пояснил он.

– Как кошки? – Сознание ворочалось в голове с трудом, как будто ему вдруг стало тесно. – Привыкну к чему? Зачем я тут?

Какое-то время Филипп молчал, сосредоточенно меня разглядывая. Выражение его лица для меня тоже оставалось загадкой. Ни один мускул не был напряжен, что говорило об абсолютном спокойствии. Но в глубине его черных глаз угадывалось чувство, похожее на жалость.

– Узнаешь, когда придет время, – наконец произнес он.

– А когда оно придет?

Я была близка к истерике. В какой-то момент поняла, что не для чего хорошего меня не стали бы похищать из дома и водружать под землю.

– Успокойся, Фаина! – я вздрогнула от собственного имени, произнесенного его низким голосом. – Я тебе все расскажу, но не раньше, чем ты обвыкнешься и начнешь работать.

Работать?! Так вот зачем я им нужна?

– Я попала в рабство? – не спросила, а потребовала я.

– Мы не держим рабов. Но… работать обязаны все.

Он издевается?! Так спокойно об этом говорить! А меня спросить не нужно? С какой стати я должна на них работать?

– У тебя нет выбора, – еще более равнодушно ответил он. Но в голосе его я различила угрозу. – Ты нужна нам, и твое желание не учитывается. Спокойной ночи. Чтобы принять ванну, нажмешь на эту кнопку.

Филипп вышел за дверь, оставив меня в состоянии близком к столбнячному. Опомнившись, я бросилась к двери. Можно же попытаться удрать! Дорогу назад, в лес, я помню, иди себе по коридору, а из леса как-нибудь выберусь. Я толкнула дверь и моментально разрыдалась, потому что она оказалась запертой. Каким-то непостижимым образом Филиппу удалось ее заблокировать без замка.

Жалость к себе и загубленной жизни переполняла и выливалась слезами. Я рыдала, сидя на полу возле двери, пока не поняла, что толку от этого никакого, никто не поспешит мне на помощь. Значит, нужно выкручиваться самой. Но сначала стоит подумать и осмотреться.

Я подошла к ванне. Какую тут он кнопочку мне показывал? Кнопка имелась одна, рядом со сливным отверстием, которое оказалось и наливным тоже. В этом я убедилась, когда нажала ее, и ванна стала наполняться зеленой жидкостью с непонятным терпким запахом. Я с удивлением смотрела, как растет уровень воды, и думала, смогу ли залезть внутрь? Не позеленею ли я после такой ванны?

Потрогала воду рукой и убедилась, что она в меру горячая. А как они поступают, если нужна холодная вода. И как быть, если я захочу пить? Я оглянулась и с удовлетворением отметила, что на столе стоит графин, наполненный обычной водой, по крайней мере, с виду.

Нус, попробуем… Я скинула одежду прямо на пол, подальше от ванны. Присела на краешек и зачерпнула воду рукой. Такая мягкая, что кажется мыльной. Аккуратно опустила ноги в воду, по телу заструилось приятное тепло. Не выдержала, погрузилась полностью в зеленую жидкость, когда убедилась, что следов на теле она не оставляет, и я не позеленею после такого купания. Двигаться не хотелось, и я просто позволила себе расслабиться и хоть какое-то время ни о чем не думать. Странно, но вода не остывала, хоть я и достаточно долго пролежала в ней. А, может, это и не вода вовсе, а какой-нибудь специальный химический состав? Нужно будет завтра спросить об этом Филиппа. Внезапно в голову пришла мысль, а увижу ли я его завтра? Что если не увижу его больше никогда? Почувствовала, как внутри растет тоска. Я хотела увидеть Филиппа снова.

Когда поняла, что глаза непроизвольно закрываются, и я рискую уснуть прямо в ванне, заставила себя покинуть теплый водоем. На черной вешалке висело зеленое полотенце, в которое я и закуталась. Голод заявлял о себе все сильнее, настырно теребя желудок. Но кормить меня, по всей видимости, сегодня не собирались. Отпив воды прямо из графина за неимением стаканов, я решила отправиться спать, положившись на утро, как начало нового дня. Сил дальше исследовать комнату не осталось.

Глава 4

Мне снится сон. Я в этом уверена. Я иду по очень светлому коридору, такому светлому, что ничего не видно. Свет слепит. Коридор выводит меня в огромную круглую комнату, где сидят какие-то люди, кто на полу, кто на лавках вдоль стен. Людей так много, что в первый момент я теряюсь, не знаю, куда смотреть. Все тихо переговариваются между собой и чего-то ждут. Атмосфера ожидания висит в воздухе, я ощущаю ее физически.

На меня никто не смотрит. Через какое-то время понимаю, что меня не видят. Взгляды отстраненно скользят мимо. Зато я вижу себя прекрасно, вернее, я вижу свои руки, ноги… Что за зеленый балахон на мне с широкими рукавами и длинным подолом? Похоже на кимоно – на запахе, с широким поясом.

Ноги сами ведут меня к одной из дверей. Взгляды собравшихся в комнате устремлены именно на нее. Я открываю дверь и вижу Виталю с виновато опущенной головой. Хочу крикнуть, как рада ему, и не могу – голосовые связки парализованы, из горла не вырывается ни звука.

– Ты не должен был покидать мир так рано!

Кто это говорит? Кроме брата я никого не вижу в комнате. Но голос слышен отчетливо и говорит он сурово.

– Мы накажем тебя за срыв предназначения. Ты должен был еще жить, чтобы исполнить свою цель. Из-за твоей глупости рвется цепочка, меняется целый ряд событий. И нам все это разгребать и приводить в порядок. Но хуже всего твоей сестре. Ей предстоит выполнение твоего и своего предназначения.

Да как же так? Что же он такое говорит?! Виталя ни в чем не виноват! Как можно быть виноватым в собственной смерти, если ты не самоубийца?

Хочу закричать, чтобы Виталя услышал, понял, как я рада видеть его и ни в чем не обвиняю. Как рыба на суше открываю рот и чувствую, что воздуха постепенно становится все меньше. Хватаюсь за горло, дышать уже практически нечем.

Виноват… Виноват… Виноват… Эта мысль пульсирует в висках, а я теряю способность видеть. Виталя, помоги! – хочется крикнуть, но я только выталкиваю остатки воздуха из легких.

Картинка исчезает, меня окутывает холодный и липкий туман. И тут я начинаю кричать…

Первый раз в жизни я проснулась от собственного крика. Вся мокрая лежала на кровати. Куда подевалось одеяло? И почему темно в комнате? Помню, что не выключала свет, когда ложилась спать. Я его намеренно оставила гореть из-за какого-то суеверного страха. Странно, что я сразу же сообразила, где нахожусь, еще даже не проснувшись до конца. И тут я увидела их – две светящиеся точки.

– Филипп?

Я села на кровати и нащупала одеяло в ногах, затем натянула его на себя. Хорошо хоть вчера догадалась надеть сорочку, такую же зеленую, как все тут.

– Филипп, почему молчишь?

Я не могла определить, на каком расстоянии от меня находятся глаза. Рядом он или далеко? И почему молчит?

А потом все пропало. Я не слышала, как закрылась дверь, не видела, как он передвигался по комнате.

Я хлопнула в ладоши и моментально ослепла. Потом еще хлопнула дважды и только после этого открыла глаза. В комнате никого не было, о чем я догадалась раньше. Что понадобилось Филиппу от меня ночью? И к чему эта таинственность?

Но что это? Кажется мне или я действительно слышу, как кто-то зовет меня?

– Фаина… Фаина…

По-моему, голос доносится из коридора и очень похоже, что зовет Филипп.

Я встала с кровати и прокралась к выходу из комнаты, стараясь не издать ни звука. Попробовала открыть дверь, и та легко поддалась. Вот тебе на! Как же так? А раньше была заперта.

В коридоре оказалось совершенно темно. Дверь я оставила приоткрытой, чтобы не заблудится на обратном пути.

– Фаина… – донеслось до меня опять, что заставило прибавить шагу.

Тишина и темнота казались зловещими. Немного света проникало из моей комнаты, но и он быстро рассеивался по мере удаления.

– Фаина!

Я вдруг остановилась, как вкопанная. Теперь точно позвал Филипп, и голос его прозвучал у меня за спиной, а совсем не с той стороны, куда я направлялась. Я резко повернулась. Он стоял возле моей двери.

– Что ты здесь делаешь? – требовательно спросил он.

– Иду… Мне показалось, что ты звал меня.

Я окончательно перестала что-либо соображать. Не привидение же меня призывало? Я отчетливо слышала его голос.

– Я тебя не звал. Просто решил проверить все ли у тебя в порядке?

– Но… голос был похож на твой.

Мне вдруг стало так страшно, что я рванула обратно и через секунду остановилась рядом с Филиппом, тяжело дыша. Он подтолкнул меня в комнату и вошел следом.

– У нас запрещено ходить по ночам за пределами квартир.

– А как же ты? – машинально спросила я, а сама заметила, что ванна пуста, вода каким-то образом испарилась, не оставив следов. Раньше я не обратила на это внимания.

– Мне можно, – коротко ответил он.

– А, ты на особом положении? – съехидничала я, думая о другом. Голос мне не мерещился, уверена. И если это был не Филипп, тогда кто?

– Как ты устроилась? – перевел он разговор на другую тему.

– Нормально, – пожала плечами. К чему задавать такие вопросы, если меня похитили из собственного дома. Не все равно им, как я тут устроилась? – Очень есть хочется, – пожаловалась я, вновь ощутив приступ голода. Может он и виноват, что мне приснился такой странный и страшный сон. Говорят, на голодный желудок снятся кошмары, как и на сытый, впрочем.

– Прости, я виноват. Совершенно не подумал об этом вечером, – Филипп порылся в кармане и достал две таблетки, упакованные каждая в маленький пластиковый мешочек. – Вот, возьми. Это поможет не хотеть есть до утра.

– Вы этим питаетесь? – с подозрением рассматривала таблетки.

– Не совсем… Питаемся мы нормально, только пища наша немного отличается от вашей. Сама все узнаешь потом. А это… что-то типа витаминов.

Я положила одну таблетку в рот. Какая-то она безвкусная, как прессованная целлюлоза. Может, и принцип действия у нее такой же? Разбухает, заполняет желудок и тю-тю чувство голода. Я все-таки проглотила ее, запив водой, а потом и вторая отправилась туда же.

Подмывало рассказать Филиппу сон, но останавливала стеснительность. Зачем ему мои кошмары? Кому они интересны?

– Мне приснился кошмар, вот и проснулась, – ограничилась я.

– Ложись, помогу тебе уснуть.

Прозвучало это двусмысленно, или мои фантазии стали неприличными, когда осознала, что стою перед ним в одной коротенькой сорочке без нижнего белья? Я почувствовала, что краснею, и резко отвернулась. Забралась в кровать и до подбородка натянула одеяло. Филипп присел рядом.

– Закрой глаза, – скомандовал он.

Я подчинилась. Глаза жгло, как при высокой температуре. На лоб опустилось что-то прохладное. Я поняла, что это рука Филиппа. Его пальцы немного подрагивали, не прижимаясь сильно. Он едва касался моей кожи. Голова слегка закружилась, а веки начали наливаться свинцом. Так захотелось спать, что не осталось сил на благодарность. Уже засыпая, я услышала хлопок и поняла, что он потушил свет.

Непривычно просыпаться утром в темноте. Особенно, если находишься в полной уверенности, что спишь в своей постели.

В первый момент я не могла сообразить, что вообще происходит, пока в памяти не восстановилась цепочка недавних событий. Центральное место в ней занимал Филипп. Неизвестно почему, мысли о нем согревали, настраивали на позитив. Все же остальное, чего я не понимала, сколько не думала, пугало неизвестностью.

На этот раз я решила принять душ и долго искала кнопку, чтобы пустить воду. Еще поняла, что нигде нет мыла. Его, видно, тоже забыли положить, как и стаканы. Пока была занята поисками, случайно встала под душ – вода радостно полилась и окатила меня с головой и прямо в сорочке. Хорошее начало неизвестно какого дня.

Меня настораживало собственное отношение к ситуации. Почему не паникую? Отчего воспринимаю происходящее, как норму? Точно знаю, что нахожусь в адеквате, не считая того отрезка времени в пути, когда Филипп меня загипнотизировал. Пора бы уже начать истерировать и требовать, чтобы меня выпустили на волю. Не в Филиппе ли причина?

Так получилось, что к двадцати четырем годам более или менее серьезные отношения с мужчинами у меня не складывались. Конечно, я влюблялась и не раз. Бывали даже случаи, когда мне отвечали взаимностью. Но все это длилось недолго, отношения прерывались, не успев толком завязаться. Филипп же с самого начала произвел не меня сильное впечатление. Что-то было в нем необычное, даже если не брать в расчет, что таких красивых мужчин я раньше не встречала. Меня к нему тянуло, сама не знаю почему. Хотелось выяснить, кто же он.

Размышляя, я открыла створки платяного предположительно шкафа и первое, что увидела, – то самое «кимоно» из моего сна. Причем больше из одежды ничего не было, то есть выбора мне не оставили, так и пришлось облачиться в зеленый халат. Я даже не могла посмотреть на себя – в комнате не было ни одного зеркала. В голове засела дурацкая загадка: «Без окон и без дверей, полна горница людей».

Я не знала ни сколько сейчас времени, ни какая на улице погода… Что делать дальше, я тоже не представляла. Кругом стояла тишина, как будто я осталась одна во всей вселенной. Такой меня и застал Филипп – сидящей на кровати со сложенными на коленях руками, разглядывающей идеально ровную поверхность стены.

Возможно, у них так принято – врываться без стука. Но я разозлилась, когда Филипп, как ни в чем не бывало, вошел в комнату. А если бы в этот момент я принимала душ? Как, он считает, я бы себя чувствовала?

– Мог бы постучаться, – буркнула я и отвернулась, чтобы не попасть под власть его красоты. Он сменил брюки и джемпер на другие, но неизменно черные, как успела подметить.

– Не нужно стесняться того, что естественно.

– Неужели?

Он издевается или является анонимным членом общества нудистов? Тогда почему сам не разгуливает голышом, раз это так естественно?

– Вижу, ты готова. Пойдем… – Филипп застыл возле двери и напоминал сейчас античного бога – строгого и величественного.

– И куда мы идем? – сварливо поинтересовалась я, когда мы вышли в по-прежнему пустой и тускло освещенный коридор.

– Для начала нужно позавтракать. Потом тебя ознакомят с участком работы, а потом… сама узнаешь.

Как обычно, недомолвки, тайны. Это уже начинало раздражать. Почему бы сразу не посвятить меня во все тонкости моей ответственной миссии? Что изменится? Сбежать же все равно не смогу.

В коридоре по-прежнему было пустынно.

– Тут вообще бывают люди?

Хотелось вредничать, грубить. Я думала о своей работе, где не появляюсь уже второй день. Наверное, скоро меня начнут искать, если уже не начали. Представляю, как паникует Раиса. Жалко ее, поди весь город оббегала. Хотя, вряд ли… Она прекрасно знает, что я могу находиться либо дома, либо на работе, в крайнем случае у нее. Знакомых у меня много, но не таких, у которых можно погостить несколько дней. Да и Раиса не может не понимать, что ее я предупредила бы в любом случае о своих перемещениях.

На душе стало гадко. Именно это определение лучше всего подходило для моего настроения. Филипп молча шел рядом, и я в который раз подивилась длине коридора и тишине, царившей повсюду.

– Ответить не хочешь? – съехидничала я, когда поняла, что мой предыдущий вопрос повис в воздухе.

– Все уже работают. Здесь день начинается рано, – не глядя на меня, ответил Филипп. Невольно пришла в голову мысль – он когда-нибудь улыбается? Или улыбаться тут запрещено? – С завтрашнего дня ты тоже будешь соблюдать режим.

– Как раб на плантации? – едва слышно пробурчала я.

– Что? – Филипп повернулся ко мне. По его лицу было заметно, что он погружен в мысли, и мои слова через одно достигают цели.

– Ничего особенного. Это я так…

Наконец, коридор закончился, вернее вывел нас в круглую огромную комнату, такую же черную и со множеством дверей. Потолок удерживали несколько десятков колонн.

– Ничего себе!

Никогда не видела таких площадей в помещении. В центре комнаты возвышался пьедестал с чем-то по виду напоминающим кафедры, расположенные по кругу.

– Это церемониальный зал, – коротко пояснил Филипп, сворачивая в сторону. – Здесь мы проводим общие собрания.

Он открыл одну из дверей, и мы очутились в менее просторной, но все-таки достаточно большой комнате, заставленной столами. Кафе или столовая, промелькнула мысль. И тут все черное, даже посуда, которую я разглядела на одном из столов, к которому и направился Филипп.

Как по команде, стоило нам сесть за стол, в зале появился молодой парень с объемным подносом в руках. Пока он расставлял тарелки, я рассматривала его с нескрываемым интересом. Высокий, красивый и смуглый. У них тут все что ли такие? Парень не был похож на Филиппа в прямом смысле слова. Более худощавый, даже какой-то хрупкий, с тонкими, почти детскими, чертами лица и прямыми волосами, гладко зачесанными и собранными в хвост. С другой стороны, он был словно братом Филиппа. Черные волосы и глаза, смуглая кожа и такая же пронзительная красота. Только одеты они были совершенно по-разному. В отличие от дорогой одежды Филиппа, на парне был надет костюм такого же зеленого цвета, как мой халат, и, судя по виду, сшитый из той же ткани. Смотрелся он на нем мешком и сильно смахивал на спецодежду. Я спросила Филиппа, в чем причина такой разницы?

– Цвет и вид одежды характеризует принадлежность к определенному слою социальной лестницы. Он, – Филипп кивнул в сторону удаляющегося парнишки, – находится на самой низшей ступени.

– А я, тоже? – от такого заявления я даже забыла, как сильно проголодалась.

– Для женщин существует всего одна ступень, – спокойно пояснил Филипп, принимаясь есть вкусно пахнущее овощное рагу.

– Самая низшая?! – я потрясенно уставилась на него. Вот это дискриминация. Да они дикари какие-то, варвары! Куда же я попала? Теперь мысль о рабстве не казалась мне уже смешной.