Лемурия

Поднёс к лицу. Вдохнул, зажмурившись.

Открыл глаза. Они – будто блеснули на миг.

«Слёзы, что ли?» с тревогой подумал Игнат. «Так и знал! Поплыл, расклеился лучший автор! Зараза!»

– Роза… и ещё какой-то аромат… свежая трава…

– Всё, хватит! – решительно заявил Игнат и поднял рюмку. – Давай уж, для аппетита. Сам, между прочим, предложил!

Михаил замер на мгоновение.

– Верно, верно…

Вернул флакон на подоконник.

– Верно, Игнат, самое время выпить. Поднимаю…

И поднял.

– …бокал… Или как её? Рюмашечку эту…

– Без тостов! – заявил издатель.

И опрокинул, зажмурившись.

Стало огненно в желудке и хорошо на душе. И появился аппетит.

Листья табака, табачная коричнево-зелёная крошка.

Медленно пересыпает измельчённые листья в бумажный серый кулёк.

Тяжело дышать, давит полдень.

«Быстрее! Быстрее!»

Шелест шин. Шуршание. Стихло.

Только шум двигателя и еле слышные голоса.

Белая «Тойота» остановилась прямо посреди дороги, согнав с привычного места разомлевшую было на солнце тощую однорогую козу.

Коза посмотрела недоумённо на блиставшую золотистыми тонированными стёклами, сыто урчащую японским дизелем машину, заблеяла жалобно и медленно поковыляла прочь.

– Кто это к нам забрался? – удивлённо спросил продавец, встряхивая кулёк.

– Быстрее, быстрее!

«Хорошо мне, хорошо!»

Свяжи меня. Завяжи глаза.

Дать будет лучше. Мне нельзя сопротивляться. Запрещено.

– Наказание? – спросила она.

– Вилку дай! – развязным тоном потребовал Игнат.

– Ложкой обойдёшься, – ответил лучший автор, протягивая столовый прибор. – У меня, знаешь ли, с ложками-вилками беда. Они же, сволочи, пачкаются… Приятного аппетита!

– Угу, – кивнул издатель, старатель набивая рот.

– Да, – продолжил Михаил, подвигая ближе тарелку. – Пачкаются. И надо их мыть. А посудомоечную машину купить в своё время… То есть, в то время, когда сделать это доходы позволяли – я не догадался. Теперь и машины нет, и доходы уж те, и мыть лень. Вот – обхожусь пластиковыми заменителями. Но для гостей, редких и дорогих, держу кое-что. Ложки, в основном.

– А вилки с ножами чем не нравятся? – прожевав обрезок ветчины, спросил Игнат.

– Тем, что острые, – пояснил Михаил. – Колят и режут… Не люблю острые предметы, не люблю… Ещё по одной?

– Не возражаю!

Они выпили ещё. Покончив с омлетом и салатом – ещё пару раз.

Говорили о пустяках. Разговор слишком уж хорошо клеился. Игната бы больше устроило напряжённое молчание.

Тогда ему легче было бы приступить к главной теме. А лёгкость беседы свидетельствовала (быть может, обманчиво) о слишком уж высоком жизненном тонусе автора, а тонус – о готовности сопротивляться давлению Игната.

«Радуется, каламбурит – и не пишет» удивлялся Игнат. «Ладно бы, запой или депрессия. Но в таком вот, вполне удовлетворительном состоянии – и не пишет? Не понятно… И как же его к столу подвинуть, за компьютер усадить? Или всё-таки…»

Слёза в глазах автора внушали некоторый оптимизм.

«Из-за Светланы он такой, только из-за неё!» убеждал себя Игнат. «Но это пустяки, пустяки… Нынче не эпоха романтизма, чтобы из-за бабы с ума сходить. Пора, Миша, отрывать тебя от флакончиков этих, от воспоминаний и от самоедства дурацкого! Пора конвейер запускать. Три романа с тебя до следующего лета. Как минимум! Три!»

– Так по поводу доходов, – улучив момент, как бы между прочим заметил Игнат. – У нас тут не Америка, не гнилой Запад, чтобы автор, пусть даже и очень успешный, до конца дней своих на ройялти жил. Издавался ты, Миша, в своё время неплохо. Были времена, когда замечательно, шикарно даже издавался. Таку серию у меня в издательстве выдержал – пятнадцать романов! Пятнадцать – и безо всякий «негров». Сам! Собственноручно и собственномысленно! У меня ведь мало таких авторов, Миша, мало.

Игнат вздохнул тяжело.

– Беда прямо! Измельчал народишко, скурвился. Иного и автором не назовёшь. Честолюбия полно, аж из ушей лезет. Гордыни столько, что сам Люцифер от зависти мохнатые локти грызёт. Гламура – хоть вилами грузи. Полный воз этого гламура! Ей-богу, все углы в архиве гламуром завалены, крысы читать не поспевают. Одна радость – макулатурой обеспечены основательно, лет на десять вперёд. А вот идей – нет.

Игнат налил рюмку до краёв и одним махом осушил.

– Омлет кончился, салат – опять же… С закусью проблемы, – предупредил Искандеров.

Игнат помотал головой и сложил пальцы кукишем.

Выдохнул.

– Нету, Миша! Авторов много, бумаги много, типография заказами завалены. Идей – хрен!

Игнат с удивлением посмотрел на кукиш и распрямил пальцы.

«Один, два… Четыре, что ли?»

Он фыркнул недовольно.

«Пять, конечно. Развезло, блин…»

– Лепят муть какую-то, Миша… Но народом!..

Игнат показал пальцем на потолочный светильник.

– Народом муть востребована!

Игнат покачнулся и, схватившись за край стола, спросил жалобно:

– Что я могу с народом поделать?

Он стукнул кулаком по краю стола.

– Что я с этой сволочью могу поделать?! Он же по-тре-би-тель!

Последнее слово Игнат произнёс нараспев. И застонал.

– Он деньги платит! Деньги!

Игнат наполнил рюмки.

– За народ, Миша! За читателей! За потре… треби…

Язык у Игната явно начал заплетаться.

– Потребителей изящной словесности! Особенно – высокопос… Тьфу! Высокопоста… вленн… нны… Ных! И платёжеспо… собны… Ных!

Встал. И потянул Искандерова за рукав.

– Стоя, Миша, стоя! Только стоя! За народ – стоя!

– Шутовство это, Игнат, – ответил Михаил.

И выпил, не вставая.

– Не любишь народ? – с кривой усмешкой спросил Игнат.

Опрокинул. Выпил свою порцию. Опять – одним глотком.

И рухнул на опасно заскрипевший стул.

– Правильно…

Игнат кивнул.

– Правильно, Миша. Народ никто не любит, он сам себя не любит. И я бы… Да вот беда, деньги нужны! У меня же полиграфия, производство. Заказы, расходы, кредиты. Кредиты, будь они неладны! План у меня, Миша, план! Это же как завод – не остановить. И люди на меня работают, а им зарплату надо платить. Ты автор, тебе легко. Принял красивую позу, байроновскую, к примеру. Плащ запахнул, да встал на утёсе! И – всё! Вне игры! А я…

Игнат постучал пальцем по столу.

– Я – производственник. Предприниматель. Я должен выпускать то, что продаётся. И любой, любой тебе скажет!..

– Игнат, к чему всё это? – спросил Искандеров. – Мы об этом говорили уже много раз. Ты хотел, чтобы я делал красиво – и я делал красиво. Ты хотел получить ликвидный текст – и получал.

– Ликвидный? – переспросил Игнат.

И усмехнулся.

– Нет, Миша, нет! Авторы бывают ликвидными или нет. Это они продаются! Их имена продаются! А тексты… С ними у тебя проблем не было. С текстом, с идеями. Но… Это ведь я сделал тебя продаваемым. Это с моей подачи ты стал ликвидным. Попал в оборот! В прибыльный сектор! В яблочко! В десятку, чёрт возьми!

Игнат потянулся к бутылке.

– Хватит! – остановил его Искандеров и убрал бутылку под стол. – Похоже, ты не просто так в гости напросился. По душам решил поговорить? Тогда с коньяком завязываем. А то у тебя уже язык заплетается. Ещё пару глотков – и одними междометиями заговорим. А потом на мычание перейдём. Лучше так посидим… Или чаю?

Игнат погрозил пальцем кухонной мойке.

– Не-е, – протянул он. – Напрасно убрал, Миша. Напрасно бутылку убрал! У меня алкогольная релаксация…

– Глупость из тебя лезет алкогольная! – заметил Михаил. – При чём здесь – любишь народ или не любишь? Может, и любил бы до беспамятства, только на черта ему моя любовь? К чему эта демагогия, Игнат? Пришёл в жилетку поплакаться? На времена и нравы пожаловаться? Ну что ж, давай скажем другу другу красивые и правильные слова. Давай поклянёмся, что будем трудиться не жалея сил, и дадим измученному бытом обывателю парочку книг в красивой обложке, которые помогут ему скоротать время в метро. Или, пардон, в ватер-клозете.

– Три! – заяввил Игнат.

Поднял и быстро опустил три пальца.

– Три книги дадим!

– Хоть десять! – воскликнул Искандеров. – Я ведь твои мыслишки на лету ловлю! На лету, Игнат! Ты сделал меня продаваемым, узнаваемым, покупаемым и так далее! А я, нехороший человек, после ухода жены раскис, размяк, заперся в доме, сижу бирюк бирюком, и все идеи свои творческие наглым образом гроблю, с тобой не делюсь. И ты, бедолага, вынужден с юными оболтусами общаться, силы на них тратить, тексты их в издательский формат втискивать. Кого в «негры» вербовать, а кого (ужас какой!) и с нуля раскручивать. И столько сил на это уходит, а результат… Будет ли он ещё – не известно. А под боком у тебя гад Искандеров сидит, один из трёх самых раскрученных авторов, и пользы от него – никакой. Даже не с гулькин нос, а никакой! За несколько месяцев – ни одной новой книги. Пара статей, и всё. И обидно тебе Игнат до слёз, и тянет к горячительным напиткам. Так?

– Так, – согласился Игнат. – Молодец, Миша, обо мне ты подумал. Творчески, так сказать, осмыслил ситуацию. А о себе ты подумал?

Он перевернул рюмку и ложкой постучал по ней. Раздался мелодичный звон.

– По тебе звенит этот колокол, Миша! По тебе!

Поставил рюмку на стол.

– Плесни ещё! Не жадничай!

– Договаривай всё, – потребовал Михаил. – До конца! Тогда допьём. Может, ещё и за добавкой в магазин побежим.

Игнат удивлённо поднял брови.

– Зачем самим бежать? Я водителя пошлю!

Остатком горбушки добрал остатки салата. Пережёвывал долго, медленно двигая челюсти.

Искандеров терпеливо ждал.

– Ладно, говорим откровенно, – решился Игнат. – Миша, ты же специфический автор. У тебя есть свой авторский стиль. Ярко выраженный, запоминающийся! И его, блин, трудно имитировать! Понимаешь, куда клоню?

– Понимаю, – ответил Михаил. – Клони дальше, не стесняйся.

– Так вот, – продолжал Игнат. – Имя твоё ликвидное отдельно от текстов продавать трудно. А я пытался… Помниль, Миша?

Искандеров кивнул в ответ.

– Ты все эти планы гробил, Миша! Но не это их сгубило. Нет, не это! Ты не хотел писательскую бригаду возглавить, индивидуалист чёртов! Все серии на себе тянул. А я, в качестве эксперимента, попросил парочку ghost writer’ов текст подготовить… Хотелось проверить, могут они под тебя работать или нет.

– Силён, Игнат! – воскликнул Искандеров. – А ещё что ты за моей спиной творил?

– Ничего, успокойся!

Игнат жестом патриция поднял вверх ладонь.

– Не пошло это в печать. Никуда не пошло, кроме корзины. Не потянули, ребята, не выдали продукт требуемого кач…

Игнат помассировал уголки губ.

«Чёрт, действительно с дикцией… неладно».

– …требуемого качества. Мы же это качество столько времени оттачивали! И вот…

– Пришёл ко мне? – спросил Искандеров. – Отчаялся слепить подделку и пришёл ко мне? Игнат, а ты ведь сам себя обличаешь! Выходит, народ не всё лопает, что ты ему подсовываешь. Капризничает иногда, качественный текст требует. А то и пищу для ума! Ужас-то какой! Столько ты его попсой по этому самому уму гвоздил, а ум всё жив и пищи требует. Беда с читателем, Игнат, беда! Неприлично развит.

– Михаил, не дерзи! – остановил его Игнат. – И не впадай в манию величия. Не на тебе одном издательство держится. Не заносись! И книги выходят… На разные вкусы! Историческая литература, к примеру. Мемуары. Хокинга недавно выпустили! Классическая серия, опять-таки! Фитцджеральд, Уайльд, Хемингуэй…

«О, заговорил!» обрадовался Игнат. «Язык заработал!»

– Ешё Пушкин и Лермонтов есть, – подсказал Искандеров. – Обойма верная!

Игнат отмахнулся.

– Сам всё понимаю. Понимаю, Миша, что литература не должна закончиться двадцатым веком. И ещё хвост… из девятнадцатого. Новое должно быть, Миша! Новое! Разве я не понимаю?

Он постучал себя по лбу.

– Идеи! Идеи, вот что нужно!

Игнат сложил ладони у груди.

– Идеи, Миша.

Искандеров поставил бутылку на стол.

– Возьми лучше это. Больше ничего у меня нет.

Встал. И подошёл к окну.

– Ладно, – сказал Игнат. – Возьмём…

Допивал в одиночестве, не дожидаясь хозяина.

– Холодная выдалась весна в этом году, – сказал Искандеров, барабаня пальцами по стеклу. – Начало подходящее для грустной истории. Скажем так… Весь апрель дожди, дожди, дожди…

Скрип. Он с силой надавил пальцем на стекло – и повёл вниз.

– Во-о-от! Ка-а-апли! Одна за одной! Одна за другой!

Игнат вздрогнул.

– Перестань ты! – крикнул он. – Что за звук-то мерзкий! Ненавижу эти скрипы! Эти стоны! Не вгоняй меня в депрессию! Не затягивай в свой больной мир, мне ещё пожить хочется, дела поделать, вопросы порешать. Тебе на хлебушек с маслом заработать! На несовершенстве природы человеческой зарабатывать надо, а не проклинать её.

Игнат ударил кулаком по столу.

– Сделаешь три книги или нет?

Михаил равнодушно пожал плечами.

– Одну сделаю, – после минутного молчания ответил он. – Месяца за два-три. Как раз к осени…

– Вот и хорошо! – обрадовался Игнат и встал из-за стола.

И, к удивлению своему, без особых усилий удержал равновесие.

«Силён я, силён!» с уважением к самому себе подумал Игнат.

– Правильное решение! – продолжал он. – Главное начать, как говорил Михал Сергеич. За первой и другие потянутся… Да не хмурься, не хмурься! Для писателя главное – молчание нарушить и до стола дорваться, а там так строчить начнёт – не остановишь. Мне ли не знать! И насчёт Светки…

Он подмигнул.

– Не… Не беспокойся! Ты, небось, мямлить начал да смысл жизни искать, вот она и ушла. Бабы не любят рефлексирующих интеллигентов, Миша. Ты сам это знаешь! Ты же сильный мужик, спортсмен, путешественник. Здоровый технарь, инженер. До чего тебя талант довёл и самокопание твоё? Смотреть больно! Завязывай с этим, ей-богу! Работать начинай. Она и придёт…

– Ступай, – попросил его Искандеров. – Голова болит, спать хочу…

Он нагнулся и поднял с пола упавший с кухонной полки чёрный полиэтиленовый мешок для мусора.

Помял его, повертел в руках – и вдруг потянул за тесёмки.

– Дожди… Воды много…

Игнату вдруг стало страшно.

– Брось, – выдохнул он.

По воздуху побежала чёрная рябь.

– Брось! – закричал Игнат. – Брось! Брось это! Брось!

Пора это выбросить. Пора. Странные сны.

«…по просьбе Игната Ивановича Палевича высылаю вам драфт договора на новый роман…

Рассчитываем получить ваш ответ завтра до конца рабочего дня.

По вашей просьбе срок на подготовку романа я увеличил с двух до трёх месяцев.

Игнат Иванович просил как можно быстрее завершить все формальности, так что при необходимости договор для подписания я могу привезти вам на дом, либо в любое указанное вами место.

Ожидаю скорейшего ответа.

С уважением

Коцюра Д. Н.

Референт Генерального директора»

«…Издательство в лице Генерального директора И. И. Палевича, действующего на основании… настоящий Договор с М. Л. Искандеровым (в дальнейшем – Автор)…

…за вознаграждение передаёт исключительные права…»

Травки, между прочим, лечебные, а не ядовитые!

– Теперь ты разденься, – попросила она. – Я хочу увидеть тебя, всего тебя.

Он был послушен. Полностью покорен её воле.

«Мне воздаяние. Воздастся по делам, по словам, и по мыслям».

– Сними брюки. Отбрось. И это сними…

Её любовник обнажён. Обнажён и беспомощен.

– Передай мне…

Он протянул ей брючный ремень. Она протянула язычок ремня сквозь стальную пряжку.

Петля.

На шею или на руки?

– Сюда, – попросил он и завёл руки за спину.

Она приблизила голову к его груди. Кончиком языка провела по соску. Рука скользнула по его животу – ниже.

Тёмные волосы. Темнота.

Плоть растёт, удлиняется, наливается жаром. Сладковатый запах с кислинкой – острее.

– Хочешь оказаться в моей власти? – спросила она. – Не страшно?

Она улыбается.

– Нет, – отвечает он. – Не страшно…

«Иго твоё легко… Легко!»

Она обошла его. Прижалась к спине. Плотно. Охватила за плечи и на секунду узкой полоской ремня придавила горло.

– И теперь на страшно? Совсем?

– Нет, – ответил он.

Она погладила его ягодицы. Задержала палец на ложбинке. Медленно продвинула вглубь. Ещё немного. Ещё.

Глубже.

Лёгкой, едва заметной волной дрожь пробежала по его спине.

– И теперь? – повторяла она. – Я ведь могу потерять разум от страсти. Могу войти в тебя. Ты и это примешь?

– И теперь, – ответил он. – Смири…

Она набросила ему петлю на сведённые руки. Затянула узел.

– Я выпью тебя, – сказала она. – Всего тебя, до дна. Я буду обладать тобой. Тобой – всем! Ты весь будешь мой!

Она обошла его и встала перед ним на колени.

Кончиком языка провела по всей длине поднявшегося в возбуждении члена. Нежно прикоснулась губами к головке, смачивая её слюной. Рот её буквально истекал влагой, смеши вавшейся с липкой прозрачной жидкостью, каплями собравшейся на головке члена.

Она подняла голову. Посмотрела на него с улыбкой.

– Да ты весь течёшь…

Он не ответил ей. Лишь дышал тяжело, словно задыхаясь в полночной жаре.

– Скоро ты польёшься… Скоро…

Она охватила губами его член и стала сосать, ускоряя темп. Ладонью поглаживала яички.

Потом повалила его на постель. Головой прижалась к животу, словно удерживая любовника на месте.

И сосала, вытягивая жидкость его, ощущая с восторгом, как набухает и наливается жаром головка члена.

И чувствовала как любовник дрожит и извивается в объятьях её, как твердеют от сладкой судороги его мышцы. Чувствовала… Каким-то особым чувством, догадкой, прозрением, озарением мгновенным – увидела на многвение красный огонь, охвативший его живот.

Семя рвётся навстречу её губам.

Ноги его бьют по простыне.

Океан захлёбывается. Она глотает белую жидкость. Лижет языком кожу.

– Ещё… Ещё…

Пьёт – глоток за глотком. Горячее мясо пульсирует в неё в руке, будто стараясь вырваться из сжатых пальцев.

Последние капли. Она облизывает губы.

Теребит пальцами член, словно страраясь добыть ещё влаги. Он отвечает ей стихающими толчками всё ещё напряжённых и горячих тканей. Последние капли, уже не белые, а полупрозрачные, текут ей на ладонь.

Она растирает остатки спермы по животу.

И затихает на несколько минут, чутко прислушиваясь к шумному дыханию остывающего от страсти любовника.

– Это только начало, – шепчет она. – Это только начало, милый…

Она даёт ему отдохнуть. Главное ещё впереди.

Он избавился от семени и следующую игру перенесёт легче.

Следующая игра будет более забавной.

Она переворачивает его на живот.

Стих шелест шин. Облако красновато-коричневой пыли.

Машина остановилась почти беззвучно. Только по стихшему шелестящему звуку и можно было понять, что японский протектор не поднимает больше с земляной дороги прокалённую полдневным солнцем тропическую пыль, и роскошная белая машина с золотистыми тонированными стёклами остановилась почему-то прямо посреди дороги, напротив табачной лавки.

– Кто это к нам забрался? – удивлённо спросил продавец, встряхивая кулёк.

– Быстрее, быстрее! – поторопил его Искандеров.

И протянлу руку за кульком.

– Хороший табак! – не забыл похвалить товар табачник. – Для трубки хорош, сигарету скрутить – хорош…

Он явно был взволнован и смущён. Его превосходный по здешним меркам английский (бывший главной причиной того, что Искандеров именно в его торговом заведении закупал листовой табак) заметно сломался и охромел.

Слова он подбирал с трудом. И левый глаз его беспокойно запрыгал и начал косить.

– Е-э! – обиженно заявила проходившая мимо коза.

И затрясла пыльным боком на разноцветные кучки пряного, ароматного, со всевозможными травами и приправами смешанного табака.

– А ну! – закричал продавец. – Проходи!

Добавил какое-то слово на местном диалекте. Но замахнуться на животное не решился.

Впрочем, понятливая коза и сама ушла.

Звук хлопнувшей двери. Кажется…

Искандеров повернулся на женский голос.

– А я вас узнала! Михаил… ой… отчество…

– Львович, – подсказал Михаил.

Молодая женщина, красивая, в соблазнительно короткой юбке, с потрясающе стройными ногами, с длинными каштановыми волосами, с миндалевидными голубыми глазами – стояла перед ним.

И восторженно смотрела на него.

«Поклонница?» с давно уже забытым, но теперь вдруг внезапно появившимся радостным волнением подумал Михаил. «Неужели? Когда ж это было? Неужели сейчас она скажет: „а я вас узнала“? Не верю!»

– А я вас узнала! – воскликнула она. – Михаил Львович Искандеров! Правда? Это вы?

– Это я, – подтвердил Искандеров. – Это…

Что-то знакомое было в её облике. Будто что-то давнее, забытое уже, прочное забытое, погребённое под грудой хлама мимолётных видений в самом дальнем уголке памяти, неподвижно лежащее, тихое, едва ли не мёртвое до времени, но теперь вот ожившее, проснувшееся воспоминание, намёк, полкартинки туманной, еле слышный звук в общем хоре бесчисленных звуков проходящей, пролетающей мимо жизни, неуловимое, неосязаемое, неосознанное, и неосознанностью своей особенно беспокоящее воспоминание.

О чём?

Женщина радостно засмеялась.

– А я ваша поклонница! Самая преданная и верная! У меня полная коллекция ваших книг! Все серии… Ой, нет! Кроме детективных. Детективы не люблю…

– Слишком много насилия? – спросил Искандеров.

Он хотел бы смотреть на неё равнодушно. Должен был бы смотреть равнодушно…

Но, против воли своей, любовался. Взгляд будто прикован был к её телу.

«Как красива…»

– Просто не люблю – и всё. Может, герои не симпатичны. Жадны, себялюбивы.

– А любовные романы? – уточнил Михаил.

– Собрала все ваши серии, – с гордостью заявила незнакомка. – И знаете… Я на всех презентациях была.

– Вот оно что! – обрадовался Искандеров. – А то я всё пытаюсь… Конечно, презентации! Давненько их не было… А, кстати, как мою поклонницу зовут?

– Ирина, – назвала своё имя красавица.

На секунду замялась, будто подумывая, а не назвать ли писателю и отчество вместе с фамилией, но, видно, решила, что так будет совсем уж официально.

И повторила:

– Ирина.

«О чём бы её спросить?»

Почему-то не хотелось её отпускать. Просто принять восторги… Нет!

И было странно чувство неслучайности этой встречи.

– А вы одна приехали?

«Какой глупый вопрос! Конечно, не одна! С мужем, любовником, подругой, целым выводком детей, с любимой собачкой, с чёртом лысым! Тебе не всё равно?»

– Отдохнуть решили?

– С мужем, – ответила она. – Отдохнуть от слякотной и серой московской зимы. Как хорошо, что вы тоже здесь. Вы здесь живёте?

«О чём я спрашиваю?» подумала Ирина. «Он не обязан мне ничего объяснять… Но не хочется… просто так уйти… Или не могу?»

– Живу, – подтвердил Искандеров. – Давно… Мне нравится жара.

И неожиданно для себя обронил:

– Вилла «Синди», с окнами на прибой.

«Это ещё зачем?» строго спросил он сам себя. «Больно нужен ей адрес… даме из роскошного авто… За забудет тебя через пять минут!»

– Мы тоже теперь местные жители, – заявила Ирина. – Тоже вилла…

«С окнами на собственный пляж, с балконами и террасой» мысленно добавила она, вспомнив не к месту красочное описание виллы, которое её муж получил от Вениамина накануне отъезда.

– …симпатичная, наверное. Мы как раз туда и едем! Да, господи, забыла совсем! Надо вас с мужем познакомить. Вот он…

Она повернулась к машине.

– Сидит важно, надулся…

Помахала рукой.

В ответ послышался протяжный автомобильный гудок.

– Сюда! На минуточку! Лёша, ты бы тоже подошёл, поздоровался. Известный писатель… Лёша!

Не дождавшись ответа от мужа, заявила огорчённо:

– Вредный какой! Вы…

Чуть ближе подошла к Михаилу.

– Вы ведь правда здесь надолго? Так хотелось бы ещё с вами пообщаться, поговорить о ваших книгах…

– Надолго, надолго, – поспешно ответил Искандеров. – Я живу здесь, Ира. Нарака теперь мой дом. А вам…

Краем глаза он увидел, что машина тронулась с места и медленно покатилась мимо них в сторону ближайшего переулка.

– …надо возвращаться. Ваш муж, похоже, устал вас ждать.

«Тойота», миновав их, проползла ещё метра два и остановилась. Водитель снова засигналил.

– Да, я пойду, – согласилась Ирина.

Она погрустнела и опустила голову.

– Давайте на «ты», – неожиданно предложил Искандеров.

Она встрепенулась и посмотрела на него… С надеждой? С радостью? С радостной надеждой?

«Чепуха! Кажется, кажется…»

– Мы?

– На «ты», – подтвердил Искандеров. – Мы же теперь знакомы.

И он едва заметно коснулся её руки. Она не убрала руку, не отпрянула, не отогла в сторону.