Обреченные

Владимир Еркович

Обреченные

© Еркович В.А., 2016

© Издательство ИТРК, издание и оформление, 2016

Intro

3 октября 2015-го. Маленькая комната без окон, не больше шести квадратов, кишит людьми. Одни приходят, другие уходят. Одновременно здесь находятся от трех до пятнадцати человек. Как морские волны, люди наполняют и освобождают небольшую гримерку московского клуба RED. Перекладина у стены плотно завешана куртками, на полу хаотично разбросаны сумки и рюкзаки.

– Где бутерброды? Дайте пожрать! – Мульт делает большой глоток холодного «Хольстена».

– Мужчины, включайте логику, бутерброды в холодильнике! Е-мое! – отвечает Лу, продолжая расчесываться перед широким, во всю стену, зеркалом.

– Э-э-э. Я бы попросил! – Мульт достает из небольшого холодильника вспотевший бутерброд с сыром и вымывается из гримерки, подчиняясь необъяснимому закону приливов и отливов.

На небольшом светлом диване сидят двое: Степан и Кондрат. Для одного это первый сольный концерт в составе группы, другой стоял у истоков и видел всех музыкантов, когда-либо игравших в TRACKTOR BOWLING. Степа нервно отбивает дроби по коленям, Кондрат – само спокойствие. Откинувшись на спинку дивана, он попивает вишневый сок из пластикового стаканчика. По его виду вообще не понятно, что он чувствует.

Эй, народ! Осторожнее там с дверью! Басуху не сбейте! – Вит кладет свой объемный рюкзак на пол так, чтобы дверь гримерки не могла достать до его гитары, стоящей у стены.

Выступление TRACKTOR BOWLING в клубе RED было запланировано едва ли не за год. Повод для выступления тоже серьезный – презентация нового альбома после пятилетнего перерыва. Последние три года группа практически не существовала, но официально вроде как не распадалась. Музыканты назвали это «творческим отпуском», хотя обычно это и означает развал группы. Никто не верил, что они соберутся вновь, но они все-таки собрались и записали новый альбом с символичным названием «Бесконечность». Сегодня московская презентация.

Люди продолжают приходить и уходить. Приливы и отливы в гримерке сменяются волнами и круговоротами. Заходит оператор, достает аккумулятор из сумки на полу и уходит. Девушка-фотограф делает несколько снимков. За это время персонажи в помещении сменяются еще несколько раз. Атмосфера как на свадьбе, где люди не всегда знакомы друг с другом. Так любой может зайти, взять что-то и уверенно выйти. Каждый из присутствующих подумает, что это чей-то знакомый, тоже задействованный в подготовке концерта.

– Где Люда? Я же просила распечатать мне тексты всех песен! Тут двух не хватает! – кричит Лу, перебирая листы А4. Новые тексты всегда приходится учить на первых концертах. В студии не до того.

– Там человек из Rolling Stone, можешь пообщаться? – заходит в гримерку Ксения Зацепина, пиарщица группы.

– Я как-то не рассчитывала на интервью.

– Да там даже не интервью, а скорее комментарий.

– Давай, заводи. Я же могу общаться и краситься одновременно? – соглашается Лу, выдавливая на пальцы тональный крем.

Пока парень из журнала пытает вокалистку, остальные выходят в коридор.

– У нас обязательно должна быть запись мультитреком! – давит Кондрат на чувака с загадочной аббревиатурой PZDC на куртке.

– Погоди, мужик, я в переписке говорил, что будет запись общего звука с пульта. Все согласились.

– Кто согласился? Я не соглашался! Это обязательное условие!

– Слушай, Саня, ну мы же не концертный альбом пишем. Должно неплохо получиться, для видео хватит, – Вит сглаживает обстановку.

Тридцать минут до выступления.

В относительно пустую гримерку заходит Илья Островский. Его компания Strova Media выступает организатором этого концерта. У него сегодня еще выступление Infected Mushroom в другом клубе, но он все же заехал ненадолго в RED.

– Просто решил отдать честь старой гвардии, – говорит Илья, пожимая руку Виту.

Островского вымывает из гримерки, и она снова наполняется людьми и гулом, который уже не стихает. Уже чувствуется, что развязка близка.

– Я прошу покинуть гримерку всех, кроме участников группы! – директор TRACKTOR BOWLING Антон Дьяченко поднимает кверху обе руки. Жест школьного учителя, которым можно разом усмирить до тридцати подростков.

Сакральный жест и громкий командный голос дают свой эффект. Лишние выходят, и в гримерке действительно становится тише.

Двадцать минут.

Уже никто не смеется и не шутит. Если улыбки и проскакивают, то какие-то натянутые. Кажется, что нервяк каждого передается по кругу и закольцовывается, уплотняя атмосферу в помещении. Даже дышать становится как-то тяжелее.

Перед концертом было продано около девятисот билетов. Со входа по рации передали, что прошли чуть более шестисот человек. Есть опасение, что к началу концерта не все успеют войти, но и сильно затягивать нельзя. Организаторы поставили четкий лимит по времени, а резать программу не хочется. Она сегодня большая, почти на два с половиной часа. Весь новый альбом «Бесконечность» и куча старых треков.

Десять минут.

В гримерке уже никто не сидит. Техники Ильяс и Нур помогают музыкантам закрепить за спиной провода от ушных мониторов. Степан похож на боксера перед чемпионским боем. Встряхивает руки, вращает тазом, поочередно разминает ноги, уперев носки в пол.

ТРАК-ТОР! ТРАК-ТОР! – слышится синхронное скандирование из зала.

Крики тысячной толпы заставляют вибрировать хлипкие стены гримерки. Воздух становится еще плотнее.

– ТРАК-ТОР! ТРАК-ТОР!

– У меня пришел бас, – говорит Вит, поправляя наушники.

– У меня там mute стоит, сходи, нажми любую кнопку на контроллере, – Кондрат отправляет Ильяса на сцену.

– ТРАК-ТОР! ТРАК-ТОР!

– Ксюша, надо запускать интро, оно идет пять минут! – нервничает Вит.

– У меня есть часы, – Зацепина не теряет спокойствия.

– ТРАК-ТОР! ТРАК-ТОР!

– Мы не успеем! – распаляется басист.

– Успеем!

– ТРАК-ТОР! ТРАК-ТОР! – крики нарастают.

Степан и Кондрат синхронно прыгают на носочках. Похоже, чемпионский бой предстоит обоим.

– ТРАК-ТОР! ТРАК-ТОР! – давление, идущее от зала, становится просто невыносимым.

Наконец, пошло интро. Скандирование стало стихать, послышались протяжные ноты вступления. Все спускаются по лестнице из гримерки к небольшому помещению за сценой.

Две минуты.

Собираются в круг. Музыканты, техники, директор – все протягивают руки, соединив их в центре и образовав подобие колеса.

– Трактор здесь? – выкрикивает Вит.

– Здесь! – вторит ему десяток голосов. Прожав центр колеса, они синхронно поднимают руки вверх.

Интро стихло. Наступила давящая тишина. Все.

Это море открыто для разных судов

Со всех направлений.

Корабли на причалах ждут свежих ветров

И модных течений.

Те, кто снял якоря и поднял паруса,

Покинули порт,

Веря в то, что однажды своею рукой

Сотрут горизонт.

Глава 1

В 1989 году в Советском Союзе все острее ощущалось начало конца. В магазинах уже пропадали продукты, сухой закон почти отменили, и люди стали пить еще жестче, чем раньше. В отечественной музыкальной среде тоже наблюдался полный беспросвет. В топе предпочтений советских граждан были композиции «Ласкового мая», Жени Белоусова и Валерия Леонтьева. А для советской рок-тусовки главным событием стал «Фестиваль мира», который прошел в августе на стадионе «Лужники». В течение двух дней перед полной поляной советских рокеров выступали Bon Jovi, Scorpions, Ozzy Osbourne, Motley Crue, Cinderella, Skid Row и отечественные группы: «Парк Горького», «Бригада С» и Nuance. Не самый тяжелый рок, но на сухом, выжженном культурном пространстве СССР этот концерт был подобен тропическому ливню. Сейчас об этом фестивале помнят немногие, просто советская пресса мягко утопила инфоповод. В газетах и на ТВ событие было отмечено лишь короткой новостной строкой. Слишком уж сильно Moscow Music Peace Festival выбивался за рамки совковой действительности. Власти испугались того, что неизменно происходит после таких мощных событий – необратимого переворота в сознании людей.

Так живет человек, вяло варится в своей каше, и кажется, что жизнь впереди имеет пусть мрачноватые, но привычные и понятные очертания. Есть шоссе и ограждения по краям. Человек идет туда, где дорога сливается с серым небом, и кажется, что по-другому быть не может. Но в какой-то момент ограждение рушится, и со стороны врывается порыв свежего воздуха. Настолько сильный и непохожий на все известное ранее, что глушит, сбивает с ног и туманит голову, как удар Ивана Драго. Это не легкий, пьянящий ветерок странствий, а настоящий ураган эмоций. Жесткий и дико крутой. Одни его пугаются и спешат отбежать в сторону от проклятой дыры в заборе, а для других он становится смыслом жизни и полностью меняет систему координат. В числе многих под замес урагана попала компания молодых парней из московского района Матвеевское. Среди них был и Александр Кондратьев, ставший впоследствии известным как Кондрат.

Александр (Кондрат) Кондратьев

Я ничем полезным тогда не занимался. Тусовался, бухал, не пренебрегал разными наркотическими веществами. В конце восьмидесятых – начале девяностых меня окружали в основном музыканты, но сам я никогда не играл. У нас в Матвеевке было огромное общежитие, в подвале которого находилось несколько репетиционных баз. Там тусили все местные рокеры и я вместе с ними. Но если они пытались делать музыку, то я в основном пил. Все это продолжалось до тех пор, пока нам не снесло башню от концерта в «Луже». После этого мои друзья довольно оперативно, один за другим, свалили в Берлин по пригласительным визам. Кто-то даже подделал документы, чтобы уехать.

Рецепт счастья кондратовских друзей был прост. Уехать из Союза, оформить пособие по безработице (около пятисот марок) и жить на шее у немецкого государства. Тем более что недавно рухнула стена, Германия объединилась, и социальных ништяков для аферистов всех мастей стало намного больше. Чуваки поселились в сквотах, находившихся в Восточном Берлине. Это обычные панельные пятиэтажные дома, вроде наших хрущевок, самовольно занятые разными маргинальными элементами. Схема заселения очень простая. Приходишь, находишь свободную квартиру, прибираешься там, если хочешь, и живешь. Никто тебя не спросит, кто ты, на каком основании занимаешь жилплощадь, и вообще, есть ли у тебя право находиться в этой стране. Власти эти холупы не трогали, и некоторые из них даже существуют до сих пор. Эти дома выкупили какие-то филантропы, но сквоты разрушать не стали. Там и сейчас живут стареющие неформалы вперемешку с молодежью – такими же маргиналами, которые сбежали из дома в поисках творческой свободы, наркотиков и промискуитета.

Точно не известно, что подтолкнуло парней из Матвеевки отказаться от строительства коммунистического счастья и податься в братскую Германию, но одним из факторов, давших толчок к трансформации их мозгов, стал именно тот концерт в «Лужниках». А ведь это было еще до знаменитых «Монстров рока» в Тушино. Вот уж где взорвались головы у советских людей!

Так или иначе, практически вся компания Кондрата смазала лыжи и коллективно свалила за границу, а он продолжил тусоваться, привычно заливаясь дешевым алкоголем. Его план на жизнь ничем не отличался от планов друзей, променявших московские квартиры на берлинские сквоты. Юный Саша Кондратьев рассчитывал, что парни вышлют ему приглашение, и он уедет жить на бундес социале. Он получил это приглашение в девяносто третьем и даже собрал весь пакет документов, но уехать не успел. Можно назвать это провидением, судьбой, но скорее всего это была смерть. Преждевременная и глупая, она заглянула в его спальню.

Кондрат проснулся дома после бурной ночи, а может и суток жестких возлияний и приема веществ разной степени тяжести. Это как раз тот случай, о котором говорил Джон Сильвер, угрожая экипажу «Эспаньолы»: «Те из вас, кто останется в живых, будут завидовать мертвым». Он лежал на кровати в состоянии, близком к коме. Его органы отказывались работать, настройки организма сбились, он фактически умирал. Повезло, что в тот день мама была дома. Она вызвала скорую, и его доставили в больницу с диагнозом сильнейшей алкогольной и наркотической интоксикации.

После выписки из больницы с Кондратьевым случилось то, что крайне редко бывает с людьми, прочно вставшими на путь самоуничтожения. Его сознание перевернулось. Он понял, что больше не может пить. Кондрат, конечно, пытался сопротивляться, обмануть систему. Думал, что можно хотя бы по чуть-чуть. Все-таки страшно было так сразу, неподготовленным, окунаться в пугающий и неизведанный мир трезвых людей. Но организм перестал воспринимать алкоголь. К этому еще добавилась фобия опять превратиться в скрюченное тело, которое вот-вот отъедет насовсем.

В двадцать два года у Кондрата началась новая жизнь. Если твоим единственным досугом была алкоголизация и бесконечные замуты, а потом в один миг все исчезает, то это логично вводит в ступор. Ты просто не знаешь, что делать дальше. Это все равно, что человек, который всецело отдавался любимому делу, вдруг остался без работы. Он получил инвалидность и больше не может пахать на заводе. Не может вытачивать детали и протирать станок после смены. Привычный, понятный мир остался в прошлом. Выходить на улицу не было смысла. Там его никто не ждал, а если и встретиться со старыми друзьями, то непонятно было, чем с ними можно заняться. Они постоянно искали деньги, чтобы забухать, дожидались дилера возле точки, в общем, весело проводили время. А Кондрат в такой компании был лишним. Общих тем для разговора и поводов для встреч не осталось. Он стал проводить все время дома. Делать было тотально нечего. Об интернете тогда слышали только в Калифорнии, а телевизор предлагал несколько чрезвычайно убогих каналов. Жизнь зашла в тупик. Впереди только тлен и пугающая, черная неизвестность.

В какой-то момент ему на глаза попался самоучитель игры на акустической гитаре, оставшийся от старшего брата. Он просто взял акустику, открыл первый урок и начал играть упражнения, погружаясь в гаммы и аккорды. Так шло время, грустный Кондрат гонял упражнения из книжки и пробовал придумывать какие-то пассажи, похожие на то, что играли его любимые группы. Он даже толком не понимал, что играет. Нот не знал, слуха особого тоже не имел, ориентировался исключительно по точкам на грифе.

К этому времени его друзья уже обжились в Германии и начали при случае передавать кассеты с модным западным музлом, которого у нас еще никто не слышал. Периодически ему звонила чья-то мама и говорила: «Саша, тебе Юра передал кассеты, приди забери». Так, через каких-то людей, которые ехали из Германии, к нему стали попадать новые записи.

Александр (Кондрат) Кондратьев

В один из разов мне передали две кассеты. На одной были Pearl Jam с альбомом Ten и Alice in Chains с Dirt, а на другой – Soundgarden c альбомом Badmotorfnger и Nirvana c культовым Nevermind. И записка была с рекомендацией: «Вот тебе несколько новых групп. Nirvana можешь не слушать, говно». Я, конечно, «Нирвану» послушал, но Soundgarden и Alice in Chains мне понравились больше.

Так продолжалось довольно долго, он сидел дома, что-то поигрывал, слушал музыку и старался ни о чем не думать. Тогда он в основном слушал гранжевые и хэви-металл группы. Это продолжалось до тех пор, пока он не посмотрел фильм «Судная ночь» (Judgment Night), в саундтреке к которому его любимые команды исполнили совместные треки с хип-хоп исполнителями. Biohazard играл с Onyx, Slayer с Ice-T, а Faith no More c Boo-Yaa T.R.I.B.E. От этого Кондрату маленько снесло башню, его интересы сфокусировались на смеси тяжелой музыки и хип-хопа. Как называть эту музыку, пока никто не знал. На постсоветском музыкальном горизонте ничего подобного еще не было.

Кондрат тогда мало с кем общался. В числе этих немногих был Кларк, барабанщик известной в узких кругах панк-группы «АЫ». Они были знакомы еще с тех бурных времен, когда в спальню Кондратьева еще не постучал одноногий Сильвер с черной меткой в руке. Если копнуть глубже, то они вообще учились в одной школе № 814, но тогда еще не были знакомы, так как Кларк был на два года младше.

Константин (Кларк) Ковров

Я тогда играл в «АЫ», и наша группа переживала не лучший период. Ушел вокалист Саша Лазарев, а на его место взяли двух сестер Горчаковых, Соню и Катю. Но это уже было не то. Мне кажется, что они тогда больше хотели секса с парнями, чем заниматься музыкой. У нас были какие-то траблы с репетиционной базой, и один парень, не вспомню его имени, предложил нам бесплатно репетировать в общежитии университета гражданской авиации на Фестивальной улице, недалеко от «Речного вокзала». Когда мы приехали с этим чуваком к общаге, нас там встретил темноволосый, приветливый парень. Натуральный грек Афанасий Банасиос. Он заведовал этой базой.

В общежитии Московского государственного технического университета гражданской авиации жили иностранные студенты. Поэтому факт того, что базой заведовал грек, никого не удивил. Более того, это даже казалось интересным. Так, без особых проблем группа «АЫ» прописалась в общаге института.

Афанасий (Грек) Банасиос

У нас в общаге был староста Коля, и он знал, что я до университета играл в группе. Он сказал, что тут есть музыкалка и что я могу там навести порядок и играть. Коля дал мне ключи, и это помещение полностью перешло в мое распоряжение. Там были какие-то старинные советские усилители, примочки. Поначалу мы с двоюродным братом, который тоже жил в этой общаге, ходили туда просто тусоваться. Выжать из этого аппарата что-то было трудно. Я к такому оборудованию, конечно, не привык. Потом я познакомился с чуваком по имени Ярик, он организовывал дискотеки в университете и наводил какие-то движухи. Ярик сказал, что у него есть знакомая группа, и попросил меня пустить их к себе репетировать.

Грек к этому времени уже второй год жил в России и учился в МГТУГА на инженера вычислительных систем. Несмотря на то что приехал он из Греции и по-русски почти не говорил, родился Афанасий в СССР. В пятидесятых годах, спасаясь от гражданской войны, его бабушка и дедушка эмигрировали в Советский Союз. В Ташкенте родились его мама и папа, а в 1973 году и он сам. В конце семидесятых, когда из Союза уже начали потихоньку выпускать, его родители уехали обратно в Грецию. Но они сохранили веру в советскую систему образования и настояли на том, чтобы их сын поехал в учиться именно в Москву. Он тогда не интересовался ничем, кроме музыки, но все же послушался родителей и уехал в далекую Россию. Как показала история, приезд Афанасия Банасиоса в Россию в августе 1993 года сильно повлиял на жизни очень многих людей.

Греку, который в Москве пребывал в некоторой музыкальной изоляции, было интересно познакомиться с настоящей действующей группой (в России он пока ни одной такой не знал), тем более что парни обещали подогнать свой аппарат. С комбиками и ударной установкой комната стала походить на нормальную реп-базу. Так «АЫ» начали репетировать в подведомственной ему музыкалке, а он старался приходить на каждую их репетицию. Просто сидел и слушал. Особенно ему нравился барабанщик Кларк, самый молодой в группе. Они стали много общаться о музыке и вообще за жизнь, и через некоторое время Грек с Кларком начали играть вместе, без «АЫ», а с ними и Кондрат.

Александр (Кондрат) Кондратьев

Ко мне пришел Кларк как обычно послушать нового музла и услышал, как я пиликал на гитаре. Ему понравилось, и он предложил мне попробовать поиграть с ним. А я тогда толком и играть-то не умел. Это предложение для меня было несколько волнительно, но я согласился.

Константин (Кларк) Ковров

Наши дела в «АЫ» меня уже в край достали. Все это было больше похоже на публичный дом, чем группу, которая хочет чего-то большего от этой жизни. Тем более я слышал, как играет Грек, он очень интересный гитарист. Я понял, что надо делать банду отдельно от «АЫ» и всего этого «Дома-2». Тогда я вспомнил про Кондрата. Уровень у него тогда был, конечно, очень слабый. Кроме того, у Сани была большая проблема. Он очень волновался и не мог играть, когда на него кто-то смотрит. Я буквально отворачивался, делал вид, что меня нет в комнате, и только тогда он мог что-то сыграть. Но я решил, что это пройдет, как впоследствии и получилось.

У Кондрата не было ни электрогитары, ни опыта игры на ней. Но Кларк обещал найти ему какой-то инструмент, и вскоре подогнал вполне сносный Led Star и древнюю, убитую примочку «Лель», которая вызывала характерный фон в колонках. Этот хрипловатый звук знаком каждому, кто когда-либо имел дело с советскими гитарными педалями. Грек, Кондрат и Кларк начали играть втроем в общаге на Фестивальной улице. Это еще не был TRACKTOR BOWLING, но тем не менее, уже тогда они начали наигрывать темы для будущих песен группы. Вкусы участников группы четко сходились в одной точке. Ее можно обозначить двумя координатами: Downset и Biohazard. В этом направлении они и стали работать.

Александр (Кондрат) Кондратьев

Делать мне было тогда нехера, я нигде не работал и не учился. Поэтому каждый день я приезжал к трем часам в музыкалку и играл. Если там была репа «АЫ», то мы играли до нее и после нее. Если не было, то целый день. Особенно много мне дало общение с Греком. Он хорошо меня натаскивал, показывал какие-то фишки. Я помню, какой переворот у меня в голове случился, когда Грек мне сказал, что Soundgarden играют в пониженном строе. Я просто был в шоке. Все, что я считал единственно верным, а именно классический строй в «Ми», разрушилось в хлам.

Грек был фанатом, он мог часами сидеть и снимать гитарные ходы любимых групп. Обладая отличным слухом, он сперва подбирал гитарный строй, а потом учился в нем играть нужные риффы и переборы. Это напоминало работу опытного медвежатника со сложным сейфом. Сначала изучаешь систему, принципы работы, а потом подбираешь комбинацию. Все для того, чтобы услышать в стетоскопе нужный щелчок, за которым тебя ждет награда. В случае с Греком наградой был подобранный трек, который ложился в его копилку знаний, пополняя набор приемов, фишек и ключей для игры. Под влиянием Грека Кондрат тоже опустил строй, и они стали играть в «до диез».

Музыка уже худо-бедно получалась, и парни решили искать вокалиста и басиста. Первым кандидатом на место у микрофона оказался Паша Овчаров. Он играл на гитаре в известной тогда группе Crocodile TX. После нескольких репетиций стало ясно, что Паша был на уровень выше всех, и вытянуть парней в одиночку не мог. Он довольно быстро ушел. Басистом взяли парня по имени Ваня, одноклассника Кларка. Того самого, который дал Кондрату гитару. Но Ваня тоже слился. Его жена была не в восторге от таких поигрушек в студенческой общаге. Свежеиспеченный армянский тесть быстро взял его в оборот и пристроил в семейный бизнес. Слив Ивана сопровождался жесткими шутками про торговлю бараниной и шашлыком на Киевском вокзале.

А потом начались проблемы с начальством. Директор общежития давно напрягался на Грека, что тот пускает в музыкалку кого попало. Его главная претензия была в том, что никто из тех людей, которые громко играют и не менее громко пьют в помещении общежития, не имеют отношения ни к университету, ни даже к гражданской авиации. В итоге группу поперли, а директор расформировал музыкалку и пустил туда жить каких-то своих знакомых. Чуваки на какое-то время остались без места для репетиций, а весь аппарат перевезли в Матвеевку.

Так продолжалось пару месяцев, пока в группе не появился вокалист Дмитрий Петров. Как именно он появился не помнит никто, включая его самого. Вроде как через Кларка. Петров был скинхэдом и тусовался с суровыми правыми парнями. Скины тогда только появлялись в Москве, но уже начинали накрывать концерты и мочить без разбора всех, кто выглядел не так, как им казалось правильным. Попасть под замес было очень легко. Широкие штаны, пара лишних сережек в ушах, борода, крашеные волосы, не дай бог дреды – такой пассажир быстро сбивался с ног и был жестоко бит. Почему? Просто так было принято. Потому что, по их мнению, русский человек должен быть, если уж не бритым наголо, то хотя бы иметь аккуратную стрижку и носить скромную одежду. А всех, кто не вписывается в эту визуальную схему, необходимо было выжигать каленым железом и бить тяжелыми ботинками. Петров был неправильным скином. Да, он цитировал Ницше, но вместе с тем любил Cypress Hill и хип-хоп. Как и его друзья, он ходил в качалку, не пил и не курил. Башню ему рвало и без алкоголя.