bannerbanner
Календарь
Календарь

Полная версия

Календарь

Язык: Русский
Год издания: 2014
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 6

«Что о нём известно?» – углублялся Ян в тему личности Власова. Различные источники по-разному характеризуют Власова, получается – много правд, а истина…

Размышления прервал неожиданно вспыхнувший экран голограммовизора, прозванный для краткости «глюком». Египетская богиня Бастет сошла с экрана в комнату, увеличиваясь до размера человека. Спроектированная Яной голограмма богини, как и полагалось по мифологии, имела фигуру женщины с небольшой авторской импровизацией в верхней части тела, её голова была от другой кошки, любимой, по кличке Баст.

– Привет, ну, хвались, ваятель? – голосом Яны обозначился её квазипрототип.

Общаться голограммой такого типа Яна позволяла себе только с хорошими знакомыми и друзьями.

– Кошкам привет. Вот полюбуйся, – обрадовался Ян гостье.

– О! Это и есть генерал Власов? – словно мяукнула голограмма.

– Как он тебе? – подмигнул Ян.

Рубиной генерал явно не приглянулся, оттого кошачья мордочка поморщившись, выдала:

– Гусятки! У вас одно и тоже на уме. Тёмный мне старика Мессинга предлагал в папики…

– Кто такой Мессинг и зачем он Свату?

– Ну, ты и сырок, такой фетиш двадцатого века не знаешь. Иллюзионист, выдававший себя за телепата-мистика. Сват готовит тусу, Мессинг будет ведущим.

– Ладно, проехали. Ты очень кстати объявилась, хочу воспользоваться страстиком, чтобы прочесть информационные поля моментов пленения Власова и последующего суда, но меня тревожит настройка. Поможешь? – Ян выглядел слегка смущённым от своей просьбы.

– И мыслите вы однотипно и проблемы у вас одинаковые, и тому нужен истинный дух факира. Слушай, я что к тебе вломилась: на твоей лоджии верёвки натянуты, Васька постирала блузку из натурального шёлка, причём вручную, а в инструкции по уходу рекомендована натуральная сушка. Можно воспользоваться? – обманув ожидания хозяина, Яна перескочила на встречную просьбу.

– Чем?

– Верёвками на лоджии…

– Пользуйтесь. Только не верится, что у автомата отсутствует функция натуральной сушки, – дополнил он разрешение незлобным комментарием.

– Имеется. Но наша цель – сравнить натуральность, и потому сейчас мы с Васькой переместимся к тебе.

– Хорошо, – согласился Ян, пожимая плечами.

Надо отметить, что общение с девчонками колледжа у него не складывались так, как это было в школе. Здесь все считали себя на ступень выше и сформировавшимися, а противостоять личностям слабого пола он ещё не научился.

Экран погас, исчезла кошечка, и тут же поступил запрос охранного компьютера:

– Посетители в номер Василиса и Яна, допустить?

– Да, да, я жду их, – отправил он ответ, снимая с головы транссканер.

Стало слышно, как заработал лифт, пережиток прошлого века; новые быстры и бесшумны, бюджетные противоречия страны как всегда на высоте: роботы-слуги, колонии на Луне и старый, с инвентарным номером 001, подъёмник в госучреждении. Лифт долго поднимался на десятый этаж, а затем, щёлкнув, остановился, с грохотом открылись двери. Через несколько секунд девчонки, миновав прихожую, вошли в комнату.

Первой показалась Яна, за ней, с вытянутыми вперёд руками, Васька.

Если Яна выглядела обычно, то Васька, держащая перед собой влажную блузку, отличалась повышенной импульсивностью и весёлостью. На её правом запястье выделялся пластиковый браслет, к украшениям явно не относящийся.

«Биоритмик», – догадался Ян.

Обменялись приветствиями.

– Открывай, – кивнула Василиса в сторону лоджии.

Ян засуетился, стал надевать заново транссканер.

– До чего ты опустился, – иронично пошутила Василиса, – ничего своими руками делать не можешь, обязательно всё через тюбетейку и визарь.

Не выдержав Васькиного наскока, Ян оставил в покое интерфейс мысли, рука проворно открыла защёлку на двери, но ворчания не сдержал:

– Однако вы быстры, недаром спортсмены.

– Кто спортсмены? – переспросила Васька, просачиваясь мимо него на лоджию.

– Конкретно ты, – открывая ей шире дверь, уточнил Ян.

– Я похожа на спортсменку? Ты мне льстишь, Янчик.

– А зачем биоритмик?

– А, вот в чём дело. Это совсем не то, что ты думаешь, это… – и она, обернувшись, вопросительно посмотрела на Яну.

– Ты вешай свой блузон, я всё ему втолкую, – включилась подружка в диалог.

Васька, кивнув, продвинулась к верёвкам.

– Это наша новейшая разработка, – с энтузиазмом начала разъяснять Яна, – усилитель радости, первая модель.

– Сват что ли притащил из отпуска?

– Угадал. – Яна задорно улыбнулась. – Может, скажешь, кто его доработал?

– Ну, конечно же, наша несравненная богиня Бастет приложила здесь свою лапку. Зачем вам со Сватом прорываться в другие профессии, вы в своих приписных уже поднаторели.

Тем временем вернувшаяся в комнату Васька предложила:

– Хочешь испытать несравненную радость? Держи, только не переусердствуй, а то потом пару дней улыбаться не сможешь.

Ян, нацепив браслет, спросил:

– Ну, и как он работает?

– Улыбнись, – подмигнув, Василиса в ожидании его реакции замерла, приоткрыв рот.

Губы недоверчиво растянулись, браслет ответил лёгкой вибрацией и щекотанием, Яну захотелось смеяться, и он, не сдерживаясь, захохотал. Браслет усилил вибрации. Яну стало ещё веселей и приятней, и, казалось, все вокруг в таком же восторге, как и он, даже молчаливая и не двигающаяся голограмма Власова весело подмаргивала.

– Ну, хватит, – Яна сдёрнула с его руки браслет, прервав разыгрывающийся восторг. – Сказали же: не переусердствуй, тренажёр пока ещё не исследован.

– Ничего себе, усилитель радости! – Выразив восторг по поводу прибора, Ян добавил и перспективы: – Думаю, скоро его запретят.

– Его ещё обнаружить нужно, прежде чем запретить, – заворчала Яна, пряча браслет в кармане шорт.

Девчонки без комплексов, выглядели по-домашнему. Яна в бежевых шортах – её идеальные ноги казались худышками в широких штанинах – и белой полупрозрачной тенниске. Василиса – в просторном халатике трапециевидной формы, нижний обрез которого, едва прикрывая ягодицы, стремился дотянутся до кончика толстой светлой косы. По фривольности Яна переигрывала подружку: соски её грудей нагло топырили лёгкую ткань тенниски. На ногах у девчонок шлёпанцы – одинакового фасона, но разной расцветки.

– Ну, что, мы пошли, чаем здесь не угощают. – Съязвив, Яна дала указания: – Как высохнет, сообщишь.

– Ну, а как на счёт страстика? – бросил ей вслед Ян.

– Ты сначала запишись на него, а когда подойдёт очередь, там посмотрим, – донесся уже из коридора голос Яны.

Девчонки ушли. Ян связался с заведующей библиотекой, двадцатипятилетней Анной Ивановной. Неожиданно выяснилось, что запись на использование «Фотона» заочно не производится. Захватив пластиковый билет, спустился на второй этаж в библиотеку.

Библиотека колледжа более походила на музей, совмещённый с пунктом проката, чем на хранилище печатной продукции. Здесь имелось всё необходимое оборудование, обеспечивающее не только учебный процесс, но и облегчающее быт учащихся. К дополнительному сервису относился эгрегоростратум «Фотон-1Э» – компьювизор, совмещённый в едином корпусе с торсионным генератором и чувствительными сенсорными сканерами.

Новейшее изобретение с труднопроизносимым названием от науки народ переименовал в более простое – «страстик». Назначение и принцип работы прибора своим друзьям вкратце объяснила Яна:

– Это подобие машины времени, но если та фантастика, и суть её сводится к перемещениям объекта во времени, то страстик – реальный прибор, сканирующий информационное пространство Земли, позволяющий наблюдателю не только отслеживать фотонные временные следы объекта, но и прочувствовать их своей психикой.

– А как он работает с будущим? – поинтересовался тогда у неё Ян.

– Так же.

– То есть? – переспросил Святослав.

– Будущий объект нужно отстроить виртуально, и тогда прибор найдёт ему место и время.

Анна Ивановна встретила Яна во всей красе, точёные формы её стройной фигуры не прятались в складках модной одежды и в то же время не выставлялись напоказ. Этим она походила на сексапильную медсестру, которой не помогает никакая больничная униформа, как в неё ни рядись, как ни прячь своё роскошное тело, мужчины просверлят жадным взглядом всё, а что не сумеют отсканировать глазами, дофантазируют.

По слухам, до библиотеки она работала секретарём-референтом, что неудивительно, но, выйдя замуж, сменила работу. Молодые люди колледжа между собой с восхищением называли её: «медсестричка».

Зарегистрировавшись пятым в очереди, сразу после Тёмкина и Рубиной, Ян уточнил период получения прибора.

– Претендентам даётся трое суток на пользование. Вы – пятый. Потрудитесь сами высчитать, – ответила заведующая.

– Понятно, – пробурчал Ян, уязвлённый женской строгостью.

«Вот почему все красивые – стервы? Скажи ласково: «Через двенадцать дней», и все дела. Нет, считай. Что ж, примкну к Свату и Яне. Тогда у самого меньше времени уйдёт на ознакомление», – успокаивал он себя, возвращаясь на десятый этаж.

Яна Рубина и император Август

Девчонки, нанеся визит Яну, теперь сами оказались в роле принимающих гостей. Первокурсница Валентина, землячка Васьки, заходила к ним уже не один раз, и цель таких посещений прозаична – пустующая комната, но для подселения требовалось согласие и от Яны.

В отличие от Васьки, Яна очень тяжело сходилась с новыми знакомыми. На первом месте у неё стояли интеллектуальные задатки, чтобы было о чём поговорить, на втором – морально-этические качества. Весь прошлый год они притирались друг к другу. Васька – любительница погулять, с ленцой в учёбе, всё же приглянулась Яне. Она покорила её верностью, умела держать слово и, так же как и Яна, не могла долго поддерживать пустые девичьи разговоры ни о чём.

Василиска, проявив гибкость, признала лидерство за Яной, оттого между девчонками возникло понимание. Теперь их отношения придётся перестраивать, если они в свой круг впустят третью.

Когда зашёл разговор о родных местах, Яна ушла работать над докладом. Она, запустив компьювизор и вытащив уже составленную голограмму Октавиана, молодого римского консула, ещё не ставшего знаменитым императором Августом, заставила её двигаться по комнате.

Юноша, лет двадцати, невысокого роста, в белой тунике[2] с проходящей вертикально по центру и сзади яркой пурпурной полосой, признаком принадлежности к высшему римскому сословию, маршировал на месте, слегка прихрамывая на левую ногу. Башмаки из красной мягкой кожи на толстой подошве, охватывая половину голени, крепились четырьмя ремешками, делая его ростом чуть выше.

Яна несколько раз меняла ему одежду, представляя его то сенатором в белоснежной тоге до пят, то полководцем, облачённым поверх туники в анатомический панцирь с витиеватыми узорами и коротким квадратным плащом пурпурного цвета, закрепляемым на левом плече фибулой.

Она не могла понять, что ей не нравилось в красивом и привлекательном юноше со светлыми глазами и пристальным взглядом из-под сросшихся бровей, что её не устраивало в этой женоподобной голове с рыжеватыми, чуть вьющимися волосами.

Яна продолжала смотреть несколько секунд на марширующий объект, не видя его, затем её взгляд непроизвольно упал влево вниз, и мысли переключились на внутренний диалог.

«Нет в голограмме жизни что ли? Так это же и есть голограмма, – размышляла она. – Буду надеяться, что страстик развеет мои сомненья», – подытожила Яна.

Она снова перешла к текстам о Древнем Риме, провесив перед собой в пространстве голографическую книжную панель.

«Убийство Цезаря, через полтора года падение Римской республики и создание второго триумвирата».

И это всё? Так сухо и неинтересно? Что там в справке про совмещение дат: юлианский, григорианский… А что вообще означает «календарь»?

«Календарь (лат. calendarium – долговая книжка: в Древнем Риме должники платили проценты в день календ, первых числах месяца».

Календарь, оказывается, – время уплаты долгов! Это уже интереснее. Обращаясь к календарю, мы вспоминаем о долгах. Прямо кармический график.

Неожиданно ей пришла идея обратиться к прозаикам, поискать что-нибудь в художественной литературе, чтобы разыгралось воображение. Яна остановилась на первом же тексте о Древнем Риме, не глядя на авторство.

«Северная Италия, конец октября 43 г. до н. э.

Они встретились за неделю до ноябрьских календ в 710 году от основания Рима близ города Банонии на острове безымянной речушки, впадающей в Рено. Бесконечные переписки и посольские заботы советника и друга Октавиана, Гая Мецената, привели к должному результату.

Центурион Карнелий, добивавшийся для Октавиана консульства в сенате, привез два дня назад согласие от понтифика Марка Лепида на встречу, справившись и в этот раз с деликатным поручением. Марк Антоний, бесславно бежавший от Октавиана, возвращался для переговоров. В конце октября легионы Октавиана, разбив лагерь в долине реки, поджидали прибытия легионов Антония и Марка Лепида.

Когда установили палатку Октавиана, на её шпиле устроился орёл. Два огромных чёрных ворона атаковали молодую птицу, но были повергнуты им. «Хороший знак, – пронеслась молва в войсках, – к добру, воронам не удастся одолеть молодого орла». В таких разговорах был прямой намёк на предстоящие переговоры; старые солдаты, ветераны, набранные ещё при великом Цезаре, не хотели воевать друг против друга. Они жаждали получить обещанные Цезарем тысячи денариев и земельные участки в процветающих районах Италии, им не хотелось терпеть более, но и стремления к пролитию крови пока не было. На каждом совещании центурионы докладывали о нарастающем недовольстве солдатских масс, и с этим приходилось считаться. Давление росло.

Октавиан нервничал. Он знал свой главный недостаток, но молодость устраняется временем, а в настоящем компенсировать такой изъян ему не по силам, да и долгое ожидание бессмысленно, а в его ситуации – непозволительная глупость.

Сенат, постоянно напоминающий ему о его недостатках, ещё поплатится за своё упрямство и недальновидность. «Они ответят за всё: и за моё унижение, и за смерть Цезаря, – яростно размышлял Октавий, – лишь бы Антоний согласился».

Он подготовил речь, записав на бумаге несколько вариаций и освободив память для других дел. Теперь размышлял, как ему предстать перед двумя консулярами[3], чтобы выглядеть не взбалмошным мальчишкой, а настоящим мужем. Перебирая варианты, остановился на одеянии полководца, тем самым предотвратив оскорбительные посылы Антония, любившего напоминать о его малолетнем возрасте прилюдно обзывая Фурийцем, детским именем. «Придёт время, разберусь и с ним, а пока нужно терпеть и копить ярость, я уже признанный сын Цезаря, остался шаг до законного приемника».

Психологически Октавий уже был готов к переговорам, не смущала и разница в возрасте – им сорок и сорок шесть, ему двадцать, он годился им в сыновья. Октавиан твёрдо знал: он нужен им, а они ему. И как бы Антоний ни издевался над ним, утверждая, что за усыновление заплачено постыдной ценой в постели Цезаря, ему-то легитимный союзник просто необходим, ведь это его, Марка Антония, римский сенат объявил «врагом отечества».

Утро выдалось туманным. Серая пелена, застилая русло речушки и цепляясь за пойменные деревья и кусты, ползла вверх по лесистым холмам, местами разрываясь на голой каменистой поверхности. В одном из таких разрывов показался остров. Его можно принять за участок речного берега с выброшенными во время осеннего половодья корягами и валунами. Но, хотя и не видно из-за тумана воды, присмотревшись, понимаешь, что это остров, поскольку речной мусор охватывает противоположные стороны участка, делая его приметным.

Свита Октавиана состояла из половины преторианской когорты. Сопровождал его и друг детства Марк Агриппа, приведший ему на помощь в борьбе с сенатом македонские легионы. Второй друг детства Гай Меценат остался в Риме, информировать, присматривая за действиями сената.

Меры предосторожности приняты по всем правилам римской военной науки, с тыловым резервом и фланговой защитой. В качестве разведки выслали отряд из десяти всадников, возглавляемый центурионом Карнелием.

Кавалеристы, не снаряжённые для боя, налегке без панцирей, одетые лишь в туники и плащи, но в шлемах и с длинными кинжалами на поясах энергично перескочив речку, спрятанную туманной полосой, оказались на открытом острове. Горнист призывно протрубил, ему ответили из тумана с другого берега. Всё стихло, и в напряжённом ожидании слышался лишь шорох реки, но вот его монотонность разбавили ржание и лошадиный топот, донесшие с той стороны, и, наконец, над туманом показались шлемы с высокими гребнями.

Передний всадник держал в руке длинный пилиниум (метательное копьё) остриём вниз с белым треугольным флажком на конце вверху. Кавалькада, переправляясь вслед за парламентёром и оказавшись на острове, шагом приблизилась к разведчикам Октавиана.

Всадники смешались, оставив сторонним наблюдателям возможность различать их лишь по шлемам. Так продолжалось некоторое время, затем из общей группы выделились двое, один с пилиниумом, другой, по определению Октавиана, центурион Карнелий. Выехав на середину острова, спутник центуриона воткнул в песок копьё. Пожав руки друг другу, они разъехались, за ними последовали их товарищи, но только разведчики Октавиана переправились на один берег, а люди Лепида и Антония на другой.

«Процесс пошёл», – кратко охарактеризовал увиденное Октавий. Разведка договаривающихся сторон начала каждая свою проверку, определяя истинность намерений. Коварство у римской знати в крови, об этом даже не следует напоминать.

Время шло, из-за холмов всплывало солнце, от реки тянул лёгкий ветерок. Туман таял, обнажая окрестности. На том берегу раздался звук трубы, ему ответили на этом, разведчики сделали свою работу.

К полководцу, восседавшему на лошади, подъехал Агриппа.

– Всё чисто, пора выдвигаться.

Октавий, кивая, тронул повод, лошадь начала спуск по склону к реке.

Оттого что вода в речушке открылась, когда рассеялся туман, её движение в неглубоком русле стало звучней. Так показалось молодому консулу, с охраной пересекавшему шесть метров водной преграды. Вот они, оказавшись на островке, неспешно подъехали к белому флажку и остановились. Стали ожидать. Снова прозвучала труба, но уже по-иному. Ей ответили. С другой стороны к острову вброд переправлялась группа всадников. Октавиан узнал ненавистного Антония, он ехал рядом с худощавым патрицием без шлема, седоватые прямые волосы которого выделялись на фоне остальных.

«Лепид», – почти вслух молвил Октавиан.

Всадники, переправившись, на суше остановились, и только Марк Лепид продолжил движение к середине небольшого, менее ста метров в диаметре, островка. Одинокий наездник уже через несколько секунд достиг белого флажка, присоединившись к ожидающим переговорщикам. Он поприветствовал новоиспечённого консула, прижав к левой половине груди правый кулак. Октавиан ответил так же, кивнув при этом охране, чтобы свита отъехала на положенное расстояние. С ним остался лишь Агриппа.

– Приветствую тебя, консул Рима и сын великого Цезаря, Октавиан. Рад, что наша встреча наконец-то состоялась! – высокопарно начал Лепид.

– Приветствую и тебя, великий понтифик, и я рад, что слуги Цезаря встретились не на поле брани, а в дружеской беседе! – в том же стиле ответил Октавиан.

– Что ж, видно пришло время собирать силы, а не распылять их, – продолжил Марк говорить то, о чём писалось уже ранее в посланиях.

– Приятно слушать мудрые речи из уст верного сторонника Цезаря, – Октавий лестными словами стимулировал продолжение диалога.

– Я думаю, что пора к нашей беседе подключить Марка Антония.

– Я буду только рад общению со столь великим мужем, – произнося эту фальшивую комбинацию, Октавиан едва не скривился от мысли, что ему теперь придётся часто повторять эти слова самому Марку Антонию.

Лепид потянул повод, и его лошадь стала боком к флажку, еле заметным движением головы, едва похожим на кивок, он сделал знак стоящим у кромки воды всадникам. Марк Антоний, трогая поводья, энергично ударил пятками в бока лошади, и она спешным шагом направилась к переговорщикам.

Процедура приветствия повторилась, и злейшие враги начали диалог примирения.

– Нам, цезарианцам, негоже враждовать между собой. Пора, объединившись, призвать к ответу убийц Цезаря, – начал заготовленную речь Октавиан.

– Согласен, – поддержал его Антоний, – не станем же мы до греческих календ терпеть эту свору жадных и коррумпированных болтунов?

Явно намекая на совет старейшин Рима, Антоний слегка дерзил, так как Август всё же был представителем сената, хотя и формальным. Но рисковая выходка имела под собой основание, форум не давал полномочий молодому консулу на их встречу, Октавиан не запрашивал их и сам, значит, действуя по своему усмотрению, полагался только на близкое окружение. К тому же, как донесли верные Антонию люди из Рима, сенат обошёлся с Августом неподобающим образом, как и вообще со всеми цезарианцами.

– Что может предложить сын Цезаря верным слугам отца своего? – вступил третьим в разговор Марк Лепид.

– Я предлагаю пойти по стопам учителя и, вспоминая похожую ситуацию из его правления, сделать как он, – Октавиан прокручивал фразы из заготовленной речи.

– Как я понял, речь идёт о создании нового триумвирата? – наконец-то огласил Лепид саму крамольную идею, витающую вокруг.

– Я это и имел в виду, – кивнул Октавиан.

– Столь сложный вопрос требует дополнительных согласований, потому нам понадобится времени больше, чем для простых переговоров о мире, – уточнил свою позицию Антоний.

– Чего же вы хотите? – задёргался Октавиан, бросая взволнованный взгляд в сторону Антония.

Лепид, перехватывая этот взгляд и понимая его суть, вступился за соратника, стараясь снять напряжение:

– Антоний имел в виду: негоже торопиться в столь деликатном вопросе, но и откладывать решение до греческих календ – не выход. Отсюда: нам придётся основаться здесь на неопределённое время для достижения компромисса.

– Вы предлагаете разбить здесь палатку? – уточнял молодой сенатор.

– Совершенно точно, мы это и хотели предложить, – пояснил Антоний, – погода нас балует, но сезон дождей никто не в состоянии отменить.

Вот уже третий день как прекратились непрерывные дожди, превратив пересохшие за лето ручьи в полноводные реки; осенние облака ушли, подарив голубому небу солнце, а земле тепло и утренние туманы. Но в любой момент ненастье могло вернуться.

– Я согласен, – с облегчением выдохнул Октавиан.

– Тогда разъедемся для консультаций и дачи распоряжений о создании временного лагеря, а как только он будет готов, встретимся заново, – подвёл черту предварительной стадии переговоров Лепид.

Переговорщики разъехались в противоположные стороны, переправляясь на свои берега. На острове снова оказались разведчики, они спешились, чтобы разметить место для лагеря.

Октавиан верхом в сопровождении охраны, поднимаясь по склону вверх, встретил шестерых рекрутов под командованием префекта лагеря Тариния Галла. Они спускались к реке, неся на себе упакованную палатку и оборудование к ней.

«Так подозрительно быстро! – удивляясь, молодой полководец тут же и успокоил себя, – Разведчики знали, что так оно и будет».

Двигался Октавиан в сторону от реки вдоль подножья холма. Вот уже перестал слышаться шум воды, деревья за спиной сомкнулись, скрылось из вида само русло, и тогда его взору открылись всадники на просторе, стоящие в боевом порядке и готовые в любой момент прийти на помощь своему предводителю. Спешились у шатра. Отдавая поводья оруженосцу и покидая седло, Октавиан, нагнувшись на входе, проскользнул внутрь. За ним последовал Агриппа.

Октавиан молчалив и задумчив. Прошёлся взад-вперёд, не зная, чем себя занять в такой момент. Легкая прелюдия началу переговоров – трудности их дальнейшего продолжения. Хотя был он и молод, но такие истины ему уже доступны.

– Перекусим? – обратился он к Агриппе.

– Можно, – согласился друг, – только нашему делу это вряд ли поможет.

– Но и не повредит, – уже более оптимистично произнёс Октавий.

Они уселись за походный столик на такие же раскладные табуреты. Откинут полог, и сквозь проём виднелось солнце, повисшее над холмами. Хотя поздняя осень, ночью и по утрам уже холодно, но днём слегка припекало. Август надевал вниз вторую тунику и шерстяной нагрудник, оттого ему стало жарко, и он даже немного вспотел. Прежде чем приняться за трапезу, он надумал избавиться от панциря, который свою представительскую функцию выполнил, а иных баталий и не предвиделось. Оруженосец, вольноотпущенный Келад, проворно исполнил волю хозяина. Тем временем второй слуга, Ликин накрывал стол. Октавиан в походе мог в любое время изъявить желание перекусить, и слуги к такому режиму привыкли. Блюда по-походному неприхотливы и не слыли изысканностью.

На страницу:
2 из 6