Приключения северянина. Сборник рассказов

Зарыться бы лицом в золото волос и вдыхать их неповторимый запах. Но ей, наверное, и без меня тошно. Она передвигает руку повыше, разжимает кулак и… прижимает мою ладонь к своим губам. О, боги!

Она убрала все преграды между нами. Можно ощущать лицом шелк ее волос, можно прикасаться губами к нежной коже шеи, можно ощущать ладо нями трепет Алининого тела. Есть ли совесть у командира? Он летит от Оссоры до Петропавловска ровно шестьдесят секунд. Правда, часы показывают час пятьдесят минут, но разве часы что-нибудь понимают?

Мягкое приземление, Алина откидывается на спинку кресла и готовится к выходу. Нежная и беззащитная, она ловит каждое слово и не отводит взгляда. А в глазах слезы, слезы расставания.

– Где ты был раньше?

– Все в наших силах, все можно исправить.

– Поздно, не забывай, у нас Алешка.

– Он не помешает.

Она постепенно становится прежней неприступной крепостью.

– Пойдем, нам пора.

Да, пора. Ей в Петропавловск, к маме, мне в Елизово, к сестре.

Елизово

Дверь, как всегда, не заперта и открыта для всех. Услышав хлоп двери, сестра выходит полюбопытствовать, кто бы это мог быть, и виснет на моей шее.

– Петруня, как ты вовремя приехал и, как всегда, сюрпризом!

– Главное вовремя. Надо сделать фарш?

– Это потом, сначала шторки в ванной повесить.

Шторки повешены. Не мешало бы и перекусить.

– Ты знаешь, в гостиной струна провисла, хорошо бы к Новому году…

В туалете вода плохо набирается, и в ванной дверь не закрывается. Пока не поем, меня не кантовать.

В холодильнике есть сыр, масло и даже холодная вареная картошка. Картошку поджарить и чай вскипятить – дело пяти минут.

– Сестра моя бледнолицая, компанию поддержишь?

– Чайку налей чашечку. Ты когда вылетаешь?

– Завтра вечером.

– Хочешь хохму?

– Давай.

– Это что за Бармалей

Лезет прямо в мавзолей? Брови черные густые, Обе челюсти вставные. Он и маршал, и герой, Угадайте, кто такой. Кто даст правильный ответ, Тот получит десять лет.

А дети в детском саду отвечают так: Мяса нет, колготок нет – На хрена нам этот дед.

– Блеск! Это местное производство или общесоюзное?

– Из Москвы привезли. Все, хватит о политике. Анна пришла, сейчас будем лепить пелемени.

И началась круговерть по подготовке к новогоднему праздничному столу. Вот и собрались мы всей семьей, кроме родителей, и встретили год 1976-й. Досмотрели традиционный «Голубой огонек» с Пьехой, Кобзоном, Магомаевым, Ротару, Хилем, Гуляевым, Толкуновой и, конечно, Анной Герман с ее неповторимой «Надеждой» Пахмутовой.

«Надежда, мой компас земной, а удача награда за смелость, и песни довольно одной, чтоб только о доме в ней пелось». Словно ко мне обращается и напутствует – вперед. Смотрит она сейчас? Скорей всего, да. Что чувствует? Вспоминает ли меня? А у меня стоит перед глазами. И закрывать их не надо. Золотистые тонкие волосы, нежная белая шея и нежное касание ее губ к моим ладоням.

У нее есть одно качество, которое делает ее загадкой. Она умеет скрывать свои чувства за завесой неприступности и обаяния, простоты и непосредственности. Она показывает только то, что хочет показать, остальное прячет в себе так, что не увидишь ни в одном взгляде, ни в одном движении.

Наступил первый день года нового. Обычно как проходит первый день, так и весь год. Все зависит от госпожи Судьбы. Ну чтож, испытаем. Живет она в Сероглазке, на расстоянии одной автобусной остановки от нашего бывшего дома, где мы прожили почти десять лет. Можно выйти на шестом и спуститься с сопки. Ладно, попробую через КП, то есть через Ком сомольскую площадь, авось автобусное движение более-менее наладилось.

По этой дороге ходил в школу пять лет. Год в школу № 14 в седьмой класс. Четыре года в школу № 2, с восьмого по одиннадцатый класс. С остановки «Геологов» виден дом, в котором мы жили десять лет, из него я уехал в Иркутск поступать на охотоведа. В него вернулся после армии и по окончании института.

Едем до конечной. Адрес она говорила мельком, но этого больше чем достаточно.

Конечная остановка. Рядом пирс на трубах, строился в начале семидесятых под папиным руководством. Здесь мы с дружком ловили рыбу. Отсюда уезжали на лодке на охоту на Лайду в устье Авачи. Здесь на пирсе стояла мама при всех орденах в строгом деловом костюме, когда встречала наш вельбот после шторма. У нее были все основания беспокоиться, когда мы вовремя не вернулись.

Шторм тогда начался неожиданно. Мы возвращались домой с охоты. В вельботе было человек шесть мужиков. Бензобак раскачало, и вся грязь поднялась со дна. Соринки постоянно забивали жиклер в карбюраторе, и движок глох каждые пять минут. Борис разбирал карбюратор, доставал жиклер, продувал, и через несколько минут все повторялось. Надо было бы снять бачок, профильтровать бензин, но мужики не обращали внимания на советы семнадцатилетнего пацана и продолжали до тех пор, пока из пальцев-сосисок моториста не выпал жиклер на дно вельбота в грязь на дне. Там этого добра было столько, что искать жиклер размером с бусинку никому в голову не пришло. Неуправляемый вельбот развернуло и стало мотать по воле волн. Попытались в темноту послать сигнал SOS от прожектора, но точки-тире проглотила темнота, и никто никак не среагировал на них. Весел, конечно, не было, и мужики дружно пали духом, отдавшись на волю судьбе.

Попытка – не пытка. Стал горстями выбирать грязь со дна через стлани, перебирать ее на ладони и выбрасывать за борт. Самое смешное, что жиклер нашел минут через десять. Положил его в карман, затем снял бачок, через тряпочку в ведро профильтровал весь бензин, поставил бачок на место, собрал карбюратор, и мы без приключений добрались до дома. Правда, на все операции ушла почти вся ночь, и мы подъехали только к утру. Ну так условия были – болтало так, что не расплескать бензин и попасть в отверстие в карбюраторе жиклером было очень сложно. Но получилось. Мама, конечно, всю ночь не спала и утром в полном параде предстала перед председателем колхоза с просьбой организовать поиски пропавших. Пара МРС уже стояла под парами, когда наш вельбот вырулил из-за мыса.

А на мысу слева по борту мы с дружком висели два часа на одном месте, не в силах справиться с ветром. На той стороне бухты сломалась «Москва», и нам пришлось всю ночь веслить через всю бухту. Когда до берега осталось метров двадцать, нас стал испытывать на прочность ветер с берега. Он стал дуть со скоростью, равной нашей. Дул он ровно и противно, не давая расслабиться, но и не унося нас в бухту. Через пару часов он сжалился и утих на несколько секунд, этого хватило, чтобы преодолеть оставшиеся метры.

Здесь есть, что вспомнить, приключений было достаточно. Вообще-то приехал не за воспоминаниями.

«Вот эта улица, вот этот дом, вот эта девушка…» Мы жили по соседству, но ни разу не встретились. Нас разделяла одна автобусная остановка. Пять лет мы ездили в одном автобусе из Сероглазки в город и ни разу не увиделись. Даже увидев мельком, я бы ее запомнил.

Однако с девушкой могут быть неувязочки. Скорей всего, на звонок выйдет мама девушки и прид ется что-то сочинять, чтобы причина увидеть мужнюю жену была достат очно веской. А с фантазией у меня не очень. Отставить разговоры, вперед и вверх, точно вверх, на второй этаж.

Жмем на кнопочку звонка. Шаги за дверью быстрые, пружинистые, не мамины. Дверь распахивается, и на пороге… Она. Нет, год начался удачно.

Январь 1976 г.

Хабаровск

Хабаровск славится беспорядком в аэропорту, но таким он  предстал впервые. Люди лежали, сидели, спали на полу, даже на площадках над входом, на лестницах, за стойками. Между сидящими и лежащими сфор мировалось два потока, идущих в противоположных направлениях. Выйти из них, не наступив на кого-нибудь, довольно трудно. Давка, толкотня, ругань. Дежурные ведут регистрацию, перешагивая через человеческие тела.

Очередь у транзитной кассы вытянулась с загибом влево. Впереди женщина лет тридцати, довольно миловидная, невысокого роста, также из Петропавловска.

– Вы уже получили багаж? – удивилась она.

– Только что.

– Как же я прослушала? Пожалуйста, скажите, что я стою перед вами, я сейчас сбегаю за своим.

– Вы почти не продвинулись, – констатировала она, появляясь из толпы с объемистой сумкой.

– Насколько я понял, здесь две очереди с обеих сторон, и берет та, у которой больше масса.

Минут через пять она пришла к такому же выводу.

– Надо сходить к дежурному милиционеру, – решает пассажирка.

– Он скажет: наводите порядок сами.

– Что же делать? – вопрос более для раздумья, чем от отчаяния. – Товарищ, почему вы берете, ведь очередь отсюда? – Она явно имеет опыт работы с людьми, ни нотки визгливости, уверенный голос, заставший преступника на месте. Товарищ сунул билет в кассу и пыт ается оправдаться.

Очередь возмущенно зашумела. Особенно волнуются братья армяне, стоящие к окошку близко, но безрезультатно. Революционная ситуация назрела. Можно попробовать отрезать одну очередь от другой по принципу «наводите порядок сами». Надо втиснуться между этим товарищем и остальным левым крылом очереди.

– Остальные в эту очередь, – жест рукой в сторону правого крыла.

Левая очередь молчит, ну и слава богу. Соотношение сил явно неравное.

– Пропустите только меня, мне очень надо, – невзрачная девушка смотрит с мольбой в глазах. Если ее пропустить, то может взорваться все левое крыло, потому что надо всем без исключения. Она – крайняя, надо ее не видеть и не слышать. Минут через пятнадцать очередь формируется в одну справа, моя спина довольно надежно защищает окно от инородного вторжения. Еще через полчаса моя союзница отходит от кассы и наступает моя очередь протянуть билет.

На улице толкучки нет, но есть мороз, который и создал эту толчею в аэровокзале. Пассажирка-союзница приводит себя в порядок у выхода после прорыва сквозь вокзал. Когда она поправляла шапочку, то показала, что она блондинка, а что личико круглое и миловидное, видно было еще в Петр опавловске невооруженным глазом. Характер она уже показала и теперь демонстрирует свою обворожительную улыбку.

– Тамара.

Против улыбок, тем более таких очаровательных, у мужчин оружия нет.

– Петр.

– Куда вы летите?

– В Иркутск.

– Ирония судьбы, я тоже. Завтра в десять вечера.

– Завтра, но в восемь утра.

Улыбка мгновенно исчезла.

– Я же перед вами подавала билет!

– Алогизм судьбы. Впрочем, нам сказочно повезло. Мужчина перед нами возмущался, что ему дали на Иркутск на восьмое. А сегодня только второе. Теперь наш путь в камеру хранения?

– Да, – улыбка снова украсила, ее, – а потом в гостиницу.

Разумеется, здесь уже все забито.

– Вместе у нас неплохо получается. Продолжим дуэтом?

– С удовольствием.

В камере хранения мы встали за девушкой, полчаса назад умолявшей ее пропустить.

– А я сдала билет, поеду поездом, – протянула она плаксиво и стала еще более несчастной.

Автобус довез нас по сияющему огнями Хабаровску до центральной гостиницы.

– Повезет ли нам с местами? – гадала Тамара, доставая документы из сумочки.

– Должно. Если начало везти, то до конца дня будет удача.

Правило не подвело. Дежурная без разговоров взяла паспорта и оформила места в двухместных номерах с разницей на этаж.

– Я предлагаю кино и по дороге столовую.

– Обычно мужчины предлагают ресторан.

– Стало быть, к их числу я не принадлежу. Не пью, не курю, да и денег – шибко не пошикуешь.

– Не пьешь даже шампанское?

– Даже пиво.

Она посмотрела на своего сопровождающего с сомнением и сожалением.

– Ну что ж, через полчаса буду здесь.

Проще ей было сказать: «На безрыбье и рак – рыба».

– А какое кино? – спрашивает Тамара, появившись в назначенное время.

– Посмотрим, что будет. На месте выберем.

Она уже настроилась на рака и признаков разочарования больше не показывала. Перед афишами мы простояли недолго.

– Все это я уже видела, кроме «Розы для господина прокурора».

– Зал хроники. Пошли за билетами?

– Пойдем. Ты раньше был в Хабаровске?

– В основном проездом. Один раз застрял на двадцать дней – оформлял пропуск.

– Я только проездом. Остается только прогуляться.

– Я с удовольствием смотрю на людей, особенно в незнакомых городах. Интересно угадывать, кто есть кто и что.

– Что-то я не видела, чтобы на кого-нибудь смотрел.

– Угловым зрением.

– А когда ты увидел меня?

– В Петропавловске перед посадкой.

– И что ты обо мне скажешь?

– Летишь на сессию в Иркутск, замужем, тридцать два года, заводила всех дел в коллективе.

У нее снова возникло чувство уважения к своему спутнику.

– Почему студентка?

– Билет со скидкой, видел, когда подавала в окошечко.

– Замужем, потому что кольцо на правой. Но ведь я могла надеть и просто так.

– Выражение глаз не заменишь. Одинокие смотрят на мужчин очень печально.

– Остальное все правильно, староста в группе.

– Видно по поведению в очереди. Нам пора поворачивать, пока дойдем, останется пять минут.

Фильм чудесный, к такому выводу мы пришли единодушно. Пока воз вращались до гостиницы, Тамара рассказала, что она работает учителем музыки.

– Всю жизнь мечтаю научиться играть на аккордеоне, никак времени не выберу.

– Ты идеальный муж, – сделала она вывод, когда мы подходили к гостинице.

– Так считают все женщины, кроме моей жены.

– Это был чудесный вечер, – задумчиво произнесла она, когда мы прощались на лестничной площадке. – Жаль, что у меня нет будильника, хотя бы сломанного.

На следующее утро фортуна повернулась другой стороной. Все началось с регистрации. Когда осталось человек двадцать, дежурная объявила:

– Товарищи пассажиры, с этого рейса вас снимают и передвигают на следующий, который уходит через три часа. Нам необходимо отправить группу иностранных туристов.

Очередь немного пошумела и, видимо, из интернациональных сооб ражений, решила бунт не поднимать.

Дежурная слово свое сдержала. Перед регистрацией на следующий рейс нас подозвали к стойке и провели регистрацию.

Наконец-то объявили посадку.

Боги праведные, на билете не осталось ни одного талончика. Мало того, что нап ошибся и отрезал один лишний талончик, плюс к этому поторопилась дежурная и в спешке оторвала еще один лишний, и билет остался голый, а еще регистрироваться в Иркутске и Свердловске. Но талончик один еще здесь – регистрация не закончилась. Можно попы таться его вернуть.

Пробиться с этой стороны к стойке не смог бы и взвод автоматчиков. Помог обходной маневр с перепрыгиванием через отдыхающих. Дежурная, очумевшая от криков и тянувшихся к ней рук, зло вырвала билет и непонимающе уставилась на нахала, проникшего из тыла, куда доступ разрешен только элите типа партийных деятелей, депутатов, агентов КГБ и блатных. Не слушая особо объяснений, она обрадовалась.

– Как ты попал на этот рейс, твой ушел утром! Я тебя снимаю.

Это не та дежурная, которая нас передвигала и регистрировала. Докажи, что не верблюд, когда тебя уже подковали. Спас талончик! Во попал! Пальцем в небо. Да в этом содоме и Шерлок Холмс не докопается до истины, даже после отлета самолета. Что же теперь? Покупать билет на Иркутск или Москву? На какое число, если транзитникам давали вчера только на десятое?

После ее выкрика взметнулся лес рук с билетами с той стороны стойки.

– Меня, я с ребенком!

– Больная я!

– Вот телеграмма, я по телеграмме!

– Опаздываю на работу!

Кажется, земля уходит из-под ног. Но госпоже фортуне угодно было только слегка пошутить. Дежурная сунула билет в руки незадачливому пассажиру.

– Твое счастье, что вещи в самолете, беги!

Второй раз ей повторять не пришлось. Автобус уже трогался, когда дежурная на выходе махнула шоферу:

– Открой ему дверь!

Будь ты неладен, бардак в авиации.

У трапа самолета давка. Впереди толпы несколько женщин с маленькими детьми и в интересном положении. Но их оттесняет пухленький мужичок с брюшком.

– Мне надо срочно, я лечу в командировку.

Видно, дядя из больших начальников. Надо ему помочь.

– Женщины, что вы толкаетесь, имейте совесть, пропустите мужчину, ему же срочно надо, он летит в командировку!

Толпа, до сих пор безучастная, ожила. Несмотря на холод и пронизывающий ветер, появились улыбающиеся лица, и напряжение ожидания ослабело. Мужичок сконфуженно отступил, пропуская женщин вперед. Мест хватило всем. Последний заходящий пассажир галантно раскланялся со стюардессой, за что получил очаровательную улыбку.

Слава богу, Иркутск. Сейчас проблема номер раз – это договориться с дежурной по транзиту, чтобы выписала талончики, билет-то оплачен. Не может же быть, чтобы здесь была толчея, как в Хабаровске.

Может, ей-ей, может. В Хабаровске хоть касса работала и очередь шла, а здесь окошко транзита наглухо закрыто и открывается, только когда появляются места. Остальное время толпа, не очередь, толпится у задраенной амбразуры и ждет милости от «Аэрофлота». Когда же она снизойдет на главу раба божия? Кому бы задать этот вопрос? И второй, самый главный: что делать? Ага, а вот и ответ на него. Объявляется посадка на рейс Хабаровск – Иркутск – Новосибирск, то есть рейс, который довез меня до Иркутска, если довез до Иркутска, сможет, наверное, довезти и до Новосибирска. Оттуда-то легче будет выбраться в Свердловск. Вообще-то это афера, и скорей всего, что при проверке билета меня сразу же попросят. Попросят – не побьют. А могут билет и не проверить. Опять же, что будет с багажом? Ладно, раздумывать некогда, вперед.

Все пошло, как по заранее написанному сценарию. Дежурная по посадке объявила:

– Кто летел этим рейсом, прошу пройти в первую очередь.

Летел? Летел. Стало быть, в первую очередь. Билет глянула мельком, не обратив внимания на пункты следования Иркутск – Свердловск – Ижевск. В самолете все заняли свои места.

– Вы разве здесь сидели? – усомнилась бортпроводница.

– Спросите у пассажиров!

Двое или трое согласно кивнули.

Она покрутилась с минуту вокруг, не поняв, где подвох. Она спрашивала перед посадкой, кто летит только до Иркутска, и запомнила, что где-то здесь должно быть свободное место после Иркутска. Сформулировать вопрос четче, почему полетел дальше, у нее не хватило памяти и времени. Оставив задачу неразрешенной, стюардесса объявила, что мест больше нет, и после небольшого шума у выхода на трап дверь наконец закрылась. Еще через десять минут Ту-104 оторвался от взлетной полосы иркутского аэропорта. Да здравствует бардак в «Аэрофлоте»!

Следующий вопрос: «А где мои чемоданы? Их два, и они тяжелые».

– Запросите из конечного пункта вашего маршрута, – посоветовала представительница этой же организации в справочном бюро Новосибирска.

Ну что ж, для этого надо сначала до него добраться.

Новосибирск – это уже цивилизация. Стекло и бетон, никаких признаков давки или толкотни. Тишина, ровный свет, тепло и даже уют. Никаких очередей, все вовремя, толково и быстро. Пустые залы, свободные полумягкие диваны и кресла. Буфеты с бутербродами и горячими напитками, мороженое и теплые туалеты. Цивилизация. Очаровательная брюнетка-администратор внимательно выслушала сказ о талончиках.

– И вы хотите, чтобы я выдала вам талончики?

– Мечтаю с самого Хабаровска. По-моему, это не совсем наглость, билет-то оплачен полностью, талоны мне урезали работники «Аэрофлота».

– Вы знаете все примечания наших законов?

– Их лучше не знать – летать не захочешь.

– Ну ладно, – вздохнула красавица, – рискнем.

– А чем вам это грозит?

– Премией на эту сумму.

– Я вам дам свой адрес, если…

– Да уж как-нибудь сама.

Красивые пальчики с шикарным маникюром извлекли откуда-то две маленькие квадратные бумажки и поставили на них нужные надписи и штампики.

– Регистрация на Свердловск через полчаса.

Такое бывает только в сказке.

– Огромное спасибо, и с наступившим.

– Спасибо, счастливо долететь.

Мы или во сне, или в Германии. Возможно, какое-то перемещение прост ранства и времени. Во всяком случае, логического объяснения этому чуду нет. Понимать необязательно, важно улететь.

Свердловск. Чемоданы получать не надо. Даже в потере есть свои плюсы. Залы свободные, у транзитной никого, и она даже работает. Рейс Щ с номером вылетает завтра утром. Впереди целая ночь. Можно попробовать найти тетку Клеру – мамину сестру. Какой же у нее адрес? Короленко – это точно, номер дома вроде 23. Маме бы позвонить. У них телефона нет. Время есть, попробую поискать.

– Вот улица Короленко, – махнул рукой таксист и, получив по счетчику, тут же исчез. Улица недлинная, темная и пустая. Не дойдя до двадцатых номеров, она уперлась в колею железки и исчезла, как таксист.

– Вы не скажете, извините…

Но женщина прибавила ход и не захотела даже обернуться. Видок-то у меня вполне разбойничий. Можно попробовать позвонить в справочное и испросить номер телеф она по фамилии.

Ну да ладно, на сегодня хватит. Где такси?

В гостинице аэропорта оказались свободные места, что на Севере практически не бывает. Принимая душ, долго не мог понять, откуда вонь тухлых яиц. После недолгого обследования понял, что так пахнет вода. Люди пьют эту, простите, воду и умудряются выжить?

На регистрации в Ижевск дежурная так улыбнулась и позвала озорным взглядом, что захотелось сдать билет и предложить ей руку, сердце, радикулит и все остальное, что имеется в наличии. А девчушка – с веснушками, без классических форм, стройная, как тростинка, и само очарование.

Ижевск

Администратор ижевского аэропорта затребовала заявление на багаж с описанием количества мест и содержимого. Через два дня пришло извещение, и оба чемодана с пломбами были получены в камере хранения. Да здравствует бардак в авиации!

От радости экс-пассажир выскочил на одну остановку раньше, и пришлось последний этап переть этот груз пешим. Пока раздевался, мама решила сама занести чемоданы в комнату. Она взялась за ручку одного из них, покачалась во все стороны, но чемодан даже не пошевелился. Она выпрямилась, отпустив ручку, с ужасом посмотрела на сыночка и спросила:

– Как ты их допер?

– Мам, они сами долетели.

– Какие у тебя планы? – поинтересовался отец, когда отшумела радость встречи и впечатления уступили место соображениям.

– Прежде всего, отремонтировать зубы.

– А институт?

– Как получится. Без второго диплома я проживу, а без зубов никак. Я в течение трех последних месяцев ем одни котлеты и пью молоко. А хочется есть мясо и кусать хлеб. Да и зубная боль замордовала.

– Следующий дом – поликлиника. Там у меня есть одна знакомая, я попробую с ней договориться.

Если есть мастер по части договориться, так это Александр Иванович. С людьми он умеет находить общий язык. Наутро следующего дня он преподнес сюрприз.

– Врач ждет.

Шутите, нельзя же так сразу, надо подготовиться морально к кабинету, к зубной боли… Но придется идти, раз ждет.

– Зовут ее Ольга Васильевна, твоя ровесница. Симпатичная, носик вздернутый.

Вообще-то мне только романа сейчас и не хватает.

В вестибюле очередь. Увидев отца, врач властно показала рукой – заходите.

В детстве врачи поселка сумели привить панический страх к зубному кабинету. И сейчас он обрушился на все органы чувств блеском бормашины и плевательницы, инструмента, белыми халатами врача и ассистента. На лбу выступил холодный пот, и кожу на лице стянуло сухой маской.

– Вам плохо? – спросила врач. Над марлевой маской глаза отрази ли явное презрение, хотя за минуту до этого они светились живым интересом.

– Хуже некуда!

– Поделайте наклоны к коленям. – В ней заговорил ледяной тон врача. – А ведь я еще ничего не делала.

– Вот это и страшно.

– Откройте рот.

После осмотра сделала неутешительные выводы.

– Вам надо удалять три зуба. Вот этот, – она постукала по коренному на нижней челюсти, – самый тяжелый. С какого начнем?

– По желанию трудящихся. Я бы начал с самого плохого.

– Я обычно делаю так же.

Игла шприца дважды вошла в мякоть десен. Движения уверенные, точные. Стенки зуба раскрошились от первого прикосновения клещей. То, что осталось от них, стало отламываться по кусочкам. После очередной неудачи она дала отдых. Видно, что она потеряла уверенность и не знает, что делать дальше. Стало полегче. Внимание сосредоточилось на конкретном зубе и боли, тем более что последняя была вполне терпимой после укола. Страх прошел.

Врач приняла решение.

– Стукнем.

Ее ассистентка взяла увесистый резиновый молоток. Она сама вооруж илась точной копией слесарного зубила, разве что поменьше и более блестящего. После каждого удара моя челюсть прыгает в сторону, а вслед за ней и голова, хотя шея напряжена хорошо. Минут через десять она сделала передышку.