Оберег

Прежде чем оформлять бумаги, мне дали возможность совершить своего рода тест-драйв, – выйти на неделю на моей красавице в один из многочисленных заливов Кипра.

– Познакомьтесь с яхтой, присмотритесь к капитану. Если он вам не понравится, мы его заменим. Ваш экипаж, – это капитан и вы, так что вопрос серьезный, а выбор за вами. При желании вы можете нанять еще кого-то, или сами окончить курсы и получить права шкипера, однако все вопросы согласовывайте с капитаном, от этого зависит ваша и его безопасность в море, поэтому плохого он вам в любом случае не посоветует.

Глава третья

Федрос мне понравился сразу. Он был моряком не по диплому, хотя таковой, конечно, у него имелся, а по крови. Он знал русский язык, говорил спокойно, размеренно и неторопливо, и мы с ним мгновенно подружились.

Он был на яхте всем – капитаном, штурманом, боцманом, матросом, а, кроме всего прочего, – фельдшером, барменом, шеф-поваром, пожарным и спасателем. В общем, он был на яхте всем, и в самом деле мог все!

Федрос показал мне капитанскую рубку, а затем провел по остальным помещениям яхты. Теперь я понял, почему он легко справлялся с таким большим для одного члена экипажа судном. Все операции, даже швартовка, были роботизированы.

Мое внимание в первую очередь привлекла, конечно, просторная кают-компания с просто огромными солнцезащитными иллюминаторами. Помещение было разделено на две части, – в одной располагался большой круглый обеденный стол, на который обеды подавались через изящное раздаточное окно кухни, а кухня имела информационный дисплей и была соединена с рубкой капитана. Находясь на кухне, он мог без проблем одновременно следить за приготовлением блюд и с помощью интерактивного компьютерного дисплея управлять яхтой. Компьютер был для капитана старшим помощником, штурманом и рулевым.

Вторая половина кают-компании была переоборудована из зоны отдыха в звукозаписывающую студию. Здесь также все было компьютеризовано, и мне осталось лишь разобраться с сенсорными кнопками на дисплее, на что много времени не ушло.

После обеда капитан помог мне разместиться в главной каюте, это была превосходно обставленная спальня с королевской кроватью, прекрасным обзором из иллюминаторов и выходом в ванную комнату, которая предназначалась только для хозяина яхты. Каюта имела письменный и компьютерный стол, что для меня было очень кстати. Именно после того, как я увидел свою каюту, я окончательно поверил в то, что моя давняя мечта, в самом деле, сбылась. Отсюда открывался вид практически такой же, как из капитанской рубки, а наверху, на свежем воздухе, были оборудованы солярий и великолепная обзорная площадка, на которой можно было не только стоять, но и сидеть вокруг кофейного столика на удобном опоясывающем диванчике, беседовать, наслаждаться красотой и свежим воздухом, устраивать легкий перекус.

Затем мы спустились на нижнюю палубу, и капитан показал мне шесть довольно милых кают для гостей. Каждая из них имела свою отгороженную от основного помещения отделанную под мрамор огромную душевую. Когда мы спустились в моторное отделение, я с удивлением узнал, что яхта не сбрасывает отходы в море, а перерабатывает их в электричество, которое аккумулирует для своих нужд.

Буквально все на борту было экономично и эргономично, имелась даже своя теплица с овощами и зимний фруктовый сад. Яхта обслуживала себя сама, капитану оставалось лишь наблюдать и в случае необходимости нажимать на кнопки.

Отдохнувшим и посвежевшим я вернулся в порт, подписал все необходимые документы, и изумительное судно перешло в мою собственность. Затем, последовав совету продавцов, я прошел трехнедельные курсы и получил права шкипера. Благодаря усилиям обаятельного Федроса я преуспел в искусстве яхтинга и стал подменять его тогда, когда мне хотелось, или выступал в роли помощника капитана. А затем начались рабочие будни с той лишь разницей, что раньше я встречался с творческими группами там, где придется, а теперь они прибывали в порт Лимасола, и я принимал их на своей яхте, специально подготовленной к творческому процессу.

Яркое солнце, которого так не достает северному человеку, свежий морской воздух, прекрасное питание, основанное на морепродуктах, великолепные виды, все это вкупе делало свое дело. Производительность моего труда увеличилась втрое, а мои песни получили иное ранее неведомое мне дыхание.

Через полгода две песни стали хитами и принесли мне несколько десятков миллионов рублей. Сказалась, конечно, поддержка новых спонсоров, поскольку теперь все мои песни раскручивались по полной программе – на радио, телевидении, в газетах, журналах и Интернете.

Правда, один раз едва не случился скандал. Одна из молоденьких моих звездочек, подвыпив на радостях от сногсшибательного успеха, последовавшего после исполнения ею моей песни на телевидении, попыталась крутануть сладкие шашни с капитаном, однако Федрос остался непоколебим, чем еще больше внушил к себе мое уважение и завоевал еще больше доверия. Он успокоил ее даже не как отец, а как любящий дед, и ей стало стыдно.

Я любил наблюдать за ним, когда он отключал автоматику. Яхтой он управлял буквально одним мизинцем, в компьютерах разбирался так, словно сам их лично собирал, а в компьютерных программах, словно сам их разрабатывал. Еду готовил восхитительно, особенно хорошо ему удавался шашлык из барана, а одну певицу бальзаковского возраста, которой вдруг стало плохо, видимо, сказался тяжелый перелет из Красноярска, он привел в чувство парочкой уколов в ягодицу и вену.

Я чувствовал себя счастливым, или почти счастливым. Конечно, для полного счастья не хватало любви, но у меня был столь негативный опыт семейной жизни, что отсутствие любимой женщины, кажется, нисколько не тяготило, и с некоторых пор мне стало казаться, что, наверное, мой возраст любви канул в Лету.

Случались дни отдыха, и тогда мы выходили на рыбалку не рыбы ради, хотя только что выловленная из моря зажаренная рыбка – это было нечто, а для отвлечения от забот, потому что из месяца в месяц нескончаемой чередой к нам на борт тянулись гости, и я как шахтер уголь выдавал за каждую такую смену несколько песен, а иногда и песенный альбом.

Очень скоро обо мне во весь голос заговорили музыкальные журналы, и раз в месяц обязательно приезжала какая-нибудь чрезвычайно общительная молодая журналистка, надеясь вытянуть из меня жареную новость или некий особый секрет, чтобы хоть как-то позабавить искушенную публику.

Однако самым главным моим секретом было наличие нормальных условий для работы и то, что каждое утро, едва поднявшись с постели, я, не умываясь и не одеваясь, сразу садился за стол и писал все, что приходит в голову, пусть даже откровенную лабуду. Очень часто тексты, которые поначалу мне казались просто ерундой, позже при повторном прочтении вдруг обретали смысл, становились неплохими песнями, а некоторые даже хитами. Вот и весь секрет!

Понятное дело, что такая проза жизни моих журналисток не устраивала, и все, что они в тот период выдумали про меня, пусть останется на их совести. Ничего такого не было! Одна особенно смазливая и ловкая даже смогла лечь ко мне в постель, и, слава богу, что мне удалось отбиться от нее без больших потерь.

Иногда я тихими поздними вечерами стоял на верхней палубе у фальшборта, смотрел на звездное небо, которое в море выглядит особенно сочно, и мне начинало казаться, что все происходит во сне. Свежий ветер ласкал лицо, приводил в чувство и тогда, убедившись, что это не сон, я шептал Вселенной слова благодарности за то, что она заметила меня и предоставила возможности, о которых я так долго мечтал.

Из благостного состояния меня вывел ролик в Ютубе. Всем известный Анатолий Великанов, не так давно вставший во главе загадочного Фонда борьбы с коррупцией и сам себя провозгласивший главным борцом на этой скользкой стезе [что считать коррупцией?], посвятил, как оказалось, моей персоне целых десять минут драгоценного Интернет-ресурса.

По поводу воззрений Великанова я не питал совершенно никаких иллюзий. Он почему-то решил, что средства государства – это средства народа, и, ступив на эту шаткую почву, которая не согласуется ни с одним историческим фактом за все время существования известных науке государств, превратился в демагога и популиста. Поиграть с народными массами в будущего справедливого царя – дело до боли знакомое, кто только не приходил давать народу волю, от большевиков до Стеньки Разина, отличие состояло лишь в том, что Великанов в качестве оружия стал использовать информационные возможности Интернета.

Конечно, обыватель, хрустящий сухариками под пиво перед экраном монитора, услышав о каких-то там миллиардах государственных средств, которые при помощи замысловатых схем выводятся из бюджета неизвестно куда, вскочит как обезумевший фанат на стадионе и заорет, утирая слюнявые губы:

– Вперед, Анатолий, давай, блин, в президенты!..

Невдомек ему, что без использования государственных возможностей никакой гений от финансов просто не сможет даже опробовать такую схему, – мигом попадет под раздачу. Аккумулирование средств в секретных местах – неотъемлемый элемент государственной системы, и кто считает такие схемы воровством, глубоко заблуждается. Государство может все, а народ не может ничего, это я как дипломированный специалист в области государства и права, осознал давно. Государство касается народа постольку, поскольку промывает ему мозги и тайно или явно подталкивает его к совершению нужных ему действий, – либо под очередным флагом патриотизма отправиться на войну, либо играть до умопомрачения на бирже, либо вкалывать до шестидесяти пяти лет на тупой работе, либо влезть в какой-нибудь шикарный кредит с ипотекой в придачу.

А вот, интересно, что народ ответит, если его спросить:

– Люди, а этот черт из табакерки Великанов откуда вылез, вы его выдвигали?

Да ничего они не ответят, просто обескураженно пожмут плечами! В самом деле, как народ может кого-то выдвинуть, он – неорганизованная масса, и стоит только нам начать его организовывать, мы, сознательно или нет, начинаем разделять и властвовать, выделять тех, кто есть государство, а кто даже рядом с ним не стоит и стоять не может.

Никакой народ уважаемого Анатолия Великанова на борьбу с «коррупционным режимом» не уполномочивал и уполномочить физически не может, а те, кто действительно его нашел, взрастил и уполномочил, теперь плюс ко всему собирают с народа деньги на борьбу с коррупцией, создавая еще одну статью расходов в бюджете простой семьи, задавленной долгами, и цель этой компании вовсе не какая-то там борьба, а развлечение масс, потому что любому становится весело, когда ему каждый день на пальцах зажигательно с юморком доказывают, что наверху правят одни жулики.

Так вот, возвращаясь к нашим баранам, в своем как всегда профессионально смонтированном и гламурно отретушированном ролике Великанов утверждал, что известный всем рудокоп и металлоинвестор Валентин Оскарович Елистратов с помощью офшорной схемы увел от налогов значительную сумму и приобрел суперяхту класса люкс под загадочным названием «ЕВО», сконструированную по последнему слову науки и техники.

Ролик мне попался случайно, и я, хотел было следовать по дебрям Интернета дальше, но произнесенное вслух имя, которое носит моя яхта, шарахнуло меня как обухом по голове.

– Все было бы до тошноты знакомо и до пошлости привычно, – продолжал зажигательно вещать Великанов, – поскольку все эти левые яхты и самолеты нам давно набили оскомину, если бы не одно обстоятельство, – яхта приобретена благотворительным Фондом поддержки деятелей искусств, спонсором которого является Валентин Елистратов. Нам удалось выяснить, что итальянская фирма-производитель «Гермес» предъявила упомянутому фонду счет на тридцать четыре миллиона евро, и он практически мгновенно перечислил средства. А теперь… внимание, самое главное! Нам удалось случайно раздобыть в Интернете чрезвычайно любопытный документ – смету расходов «Гермеса» на строительство яхты «ЕВО». Поверьте, добыть его было непросто, он хранится так, словно является особо важным государственным секретом. Вот, вы видите на своих мониторах, все оформлено, как полагается, печати и подписи. Здесь перечисляются все работы вплоть до завинчивания болтов и все использованные при строительстве материалы вплоть до деревянных брусков и унитазов. Смотрим, смотрим и, наконец, доходим до графы «Итого». Что мы ожидаем увидеть? Конечно, сумму тридцать четыре миллиона евро!.. А что мы видим? Вы не поверите, но вот, черным по белому напечатано, вы сами видите… три миллиона четыреста тысяч евро! Граждане дорогие, вы можете такое представить?.. Я лично, когда увидел эту цифру, просто обалдел. Цена яхты «ЕВО» в десять раз выше ее реальной себестоимости! Хм, это по каким таким экономическим законам ее посчитали?.. Мы получили консультацию экспертов и выяснили, что рыночная стоимость такой яхты при всем желании никогда не превысит потолок в семь миллионов евро. Из этого следует, что разница в двадцать семь миллионов осела на счетах «Гермеса». Самым маститым грабителям и ворам остается только мечтать о такой добыче! А теперь смотрите сюда, вот еще один документ, согласно которому «Гермес» покупает какое-то смешное количество акций у компании «Рудокопинвест» по цене, вы не поверите, ровно двадцать семь миллионов евро! Теперь догадайтесь с одного раза, кому принадлежит компания «Рудокопинвест»? Правильно! «Ево» она компания, «ево» – Елистратова Валентина Оскаровича. Между прочим, формально Фонд поддержки деятелей искусств выполнил свое предназначение, – яхта «ЕВО» подарена Сергею Владиленовичу Тарасенко, песня которого «Девочки меня целуют», как известно, не так давно стала суперхитом. Я сам иногда забываюсь и мурлыкаю ее, когда моюсь в душе: «Жизнь – маршрут для суперяхты, И не с бухты всё барахты, Девочки меня целуют, К суперяхточке ревнуют». Так вот, Сергей Владиленович, заканчивая свою передачу, я к вам обращаюсь. Было бы здорово, если бы вы написали продолжение этой замечательной песни, и у меня даже родился первый куплет: «Выплываю с кипрской бухты, Ух, ты, ах, ты, ух, ты, ах, ты, И не с бухты все барахты, ах, ты, ух, ты, ух, ты, ах, ты!»

Я не мог больше слушать весь этот бред, остановил ролик и вышел на свежий воздух. Солнце клонилось к закату, кипрское побережье лежало на горизонте узкой полоской в голубоватой дымке.

Итак, мои милые спонсоры, якобы подарив мне яхту, намыли на мне около тридцати миллионов евро. Неплохо для начала!

Осадок в душе был настолько неприятным, что за целый месяц я не смог заставить себя сесть за стол и не написал ни одной строчки, а потом ранним утром ко мне на борт прибыл Рогожин и бесцеремонно поднял с постели.

– Молодцом, Владиленыч!.. Неплохо, я смотрю, ты здесь устроился. Пойдем, по рюмке чаю выпьем, перетрем кое-что.

Глава четвертая

Я думал, что мы будем, в самом деле, пить чай, но Рогожин несмотря на ранний час махнул стакан коньяка и хитро посмотрел на меня.

– Что с тобой происходит? Спонсоры недовольны.

– Точнее, спонсор. Елистратов, да?

Он секунду недоуменно смотрел на меня, а затем, сильно запрокинув голову, захохотал так, что едва не подавился шоколадной конфетой, которую перед этим небрежно бросил в рот.

– Понятно, – прекратив, наконец, смеяться и смахнув слезы с ресниц, сказал он. – Роликов Великанова насмотрелся. Ох и язва этот Великанов! Все не так просто, Владиленыч. Елистратов – всего лишь кассир, и ему глубоко наплевать на тебя и на твое творчество, он делает то, что ему приказывают. Есть люди гораздо более крутые, чем он, и именно они недовольны тобой. Бросай хандрить и срочно возвращайся к своим делам, а дела Елистратова тебя не касаются. Так у нас все устроено, и поверь, – Великанов тоже отрабатывает свой хлеб, причем такой, что тебе со своей скромненькой яхтой и не снилось.

– Я постараюсь.

– Вот и ладушки! Кстати, фронт работы я тебе привез. – Он повернулся и хлопнул в ладоши, словно фокусник. – Милена, хватит там на ветру стоять, с непривычки простудишься. Иди скорее к нам, я тебя с твоим Пигмалионом познакомлю!

В кают-компанию скромно вошла стройная девушка с роскошной гривой золотистых волос, замечательными синими глазами и такими правильными чертами лица, будто их, в самом деле, вырезал из мрамора мастер, не уступающий по своему таланту Пигмалиону. Она была в легких светлых шортиках и легкомысленной цветастой маечке, которая плохо прикрывала ее высокую грудь.

Эти две модные тряпки, едва прикрывавшие ее точеное тело, лишь усиливали впечатление. Мне показалось, что вошла богиня, в мозгу что-то вспыхнуло, сердце сладко екнуло, и я испугался, потому что давно не испытывал таких ощущений и с недавних пор, как говорил, искренне стал полагать, что больше в силу возраста не испытаю ничего подобного никогда.

Рогожин с нескрываемым наслаждением следил за моей реакцией.

– Давай, Владиленыч, берись за большое дело, – сказал он, когда Милена скромно присела на краешек дивана, – педагоги в Москве вынесли свой вердикт, они считают, что у девочки нет ни капли таланта, а я тебе заявляю, что мы будем крупными идиотами, если не сделаем из этого очаровательного существа знаменитую певицу.

Так я, напрочь забыв о Елистратове и всех темных делах, связанных с моими таинственными спонсорами, занялся лепкой своей очередной Галатеи. Вначале она смеялась, думала, что дело наладится само собой, однако, как всегда, все оказалось не так просто, – у нее решительно ничего не получалось. Слова она безбожно путала, а в ноты попадала так, что мне хотелось заткнуть уши.

То, что Милена очень понравилась мне с первого взгляда, играло теперь с нами плохую шутку, потому что я не мог применить свой обычный метод – хардкор. Суть его состояла в жесткой требовательности к ученику и переносе самой черновой работы на первые минуты после раннего подъема. Встал с постели и бегом в студию на запись – одна неделя. Встал с постели, принял ледяной душ и галопом в студию на запись – вторая неделя. Встал с постели на полчаса раньше обычного и прыжками кенгуру в студию на запись – третья неделя. Встал с постели на час раньше обычного, сделал пробежку по палубе и живо в студию на запись – заключительная неделя.

Метод был проверен неоднократно и действовал безотказно. За месяц мои ученицы, как правило, набирали форму и обязательно выдавали на-гора шедевр, – исполняли мою песню так, как мною было задумано еще при написании текста. В чем здесь секрет и почему этот метод всегда срабатывал, я не знаю. Главное, что он срабатывал! Видимо, он пробуждает некие мозговые ресурсы и позволяет человеку выключить своего внутреннего цензора, который, словно злобный цепной пес, мешает ему обрести уверенность в себе и реализовать свои скрытые ресурсы.

Я безболезненно поступал так со всеми своими прежними ученицами, а с Миленой так поступить не мог. В итоге она спала до одиннадцати, до часу наводила туалет и загорала, до трех мы обедали в кают-компании и приступали к записи в лучшем случае часов в пять.

Затем нам снова хотелось чего-нибудь перекусить, а после еды тянуло в сон, или хотелось полежать в горячей ванне (я разрешил ей пользоваться моей ванной комнатой), и так продолжалось изо дня в день. Мы прекрасно проводили время вдвоем, с ней было удивительно легко и приятно общаться, она вовсе не была дурой набитой, какими обычно бывают писаные красавицы, а в один из вечеров на закате мне удалось показать ей, как я в открытом море кормлю рыбой дельфина, которого мне удалось приручить, и она восторженно хлопала в ладоши словно четырехлетняя девочка.

Все, что касалось отдыха, было просто великолепно, однако надо было работать, и здесь радость прекращалась. Вместо плодотворного труда мы получали лишь одну сплошную муку.

Я не мог повысить на нее голос, просто не мог, хотя все мои певицы-звездочки могут подтвердить, каким зверем я иногда бывал, когда у них что-то не получалось. В ней поразительным образом сочетались благородные манеры и непосредственность неискушенной деревенской девушки.

Короче говоря, я влюбился по уши, и работа не клеилась. Рогожин каждый день звонил мне по телефону и теребил, а я в ответ, конечно, обещал, но на самом деле не знал, что делать.

Понятия не имею, чем бы все закончилось, если бы в одно прекрасное утро Милена не задержалась к завтраку. Я долго ждал ее и, не дождавшись, осторожно постучал в люк ее каюты.

– Войдите, – глухо сказала она.

Я вошел. Она, свернувшись калачиком, лежала на кровати под тонким пледом, и можно было бы сказать, что ревела белугой, если бы не полная тишина. С таким набухшим зареванным лицом в самом деле обычно ревут в голос, но она лежала молча.

– Милена…

Она приподняла голову и посмотрела на меня затравленным взглядом.

– Я, в самом деле, бесталанная, Сергей Владиленович! Кто, какой идиот внушил мне, что я способная? У меня нет никаких способностей, только бедра красивые, и лицо как у японской Няши, вот все мои достоинства! О, я, наверное, не выдержу и брошусь за борт…

Она уронила голову на подушку и закрыла глаза. Сдерживаться, похоже, ей стало невмоготу, и раздался сдавленный плач.

Вот чего я не мог выносить, так это женских слез! Ситуация, похоже, стала заходить нас в окончательный тупик.

Я присел у нее в ногах, нежно провел рукой по ее бедру, изгиб которого даже сквозь плед действительно был очень красивым, и она озадаченно притихла. Мне многое хотелось ей сказать, и по работе, и в личном плане, однако я прекрасно понимал, что любое мое слово все испортит. Я словно двигатель с забитым напрочь фильтром или безнадежно протекающим маслопроводом еще работал, но в любой момент мог выйти из строя. Сердце мое чувствовало, что Милена создана для меня, но ее власть надо мной крепко мешала нашей совместной творческой работе. Мне хотелось не талант из нее выжимать, а на руках носить, вот в чем была проблема!

Вдруг она села в постели, взяла мою руку в обе свои и, словно это была рука патриарха, отца родного, благоговейно поцеловала ее. Сладостный ток пронзил мое тело, и отнюдь не отцовские переживания властно схватили меня за горло.

– Сергей Владиленович, я верю в вас как в бога! Я вижу, – вы очень стесняетесь меня. Прошу вас, не стесняйтесь! Я – обыкновенная земная баба, просто с некоторым шармом, вот и вся разница, то есть разницы практически никакой. Все, что вы мне скажете, я сделаю! Только, пожалуйста, скажите…

После этого трепетного разговора все, что внутри меня стояло на голове, вернулось обратно на ноги. Я не мог от нее ничего потребовать, но теперь требовала Она, а ее слово для меня было словом богини.

Через две недели у нее прорезался голос, и она стала попадать почти во все ноты правильно, а через два месяца моего бешеного хардкора, от которого она плакала по ночам, – я слышал, проходя мимо ее каюты, – мы записали альбом.

Еще через месяц Милена поехала с моими песнями по России. Средства потекли почти сразу. Ставка, которую сделал Рогожин, как всегда, оказалась верной. Ее очаровательная внешность и особенный тембр голоса имели бешеный успех. Зрителю казалось, что с ним по душам разговаривает простая девушка, которая в то же время выглядела как воплощение всех его мечт.

– Сегодня я спою вам несколько песен, и все жизненные узелки, которые, конечно, есть у каждого, так устроена жизнь, обязательно развяжутся, вот увидите!..

Такими теплыми дружескими словами Милена неизменно предваряла свои концерты, и слова эти неизменно оказывались пророческими. Молва об Идее Фикс, такой сценический псевдоним она взяла по совету Рогожина, мигом разнеслась по провинциальным городам. Народ валил на ее концерты, словно на сеансы знаменитой ясновидящей. Действительно ли исполнение ею моих песен было настолько сильным по воздействию на судьбы людей или может быть зрители просто занимались самовнушением, созерцая ее на сцене, не знаю, не могу сказать, но популярность Идеи Фикс росла как на дрожжах.

Однако для того, чтобы пробиться на телевидение и радио, одной провинциальной славы было недостаточно. Требовалось хотя бы участие во всероссийском конкурсе, и Милена успешно прошла отборочные туры, однако все погубил концерт в Екатеринбурге, на котором присутствовал помощник местного губернатора по культуре, а также большие чины из правоохранительных органов.

Не знаю, какой жареный петух клюнул Рогожина в лысое розоватое темя, а может быть все дело было в том, что помощник губернатора шепнул ему свое пожелание, но Милена с триумфом исполнив мои песни, решила под занавес спеть суперпопулярную песню известного поэта, певца и композитора Александра Новикова «Город древний». После того, как она ее исполнила, разразился грандиозный скандал.

Вы, конечно, помните начало песни:

Город древний, город длинный,

Имярек Екатерины…

Так вот, Милена перепутала всего одно слово, но чего ей это стоило!.. Она спела:

Город древний, город длинный,