Сказ о жарком лете в городе Мороче, и чем всё кончилось

Среднеморочанская долина заиграла медовыми берегами, и реки все как по команде сделались молочными. Буйный Раскол омывал Гривеньское прихолмье. Мелководная Ломать выдавливала редкие, но жирные удои из Татаринского предместья, недаром там обосновались два крепких фермерских хозяйства. Козюлька подбирала капли у села Большое Городище, полнела, протекая через деревню Сухой Колодезь, и окончательно набирала силу у Урыв-Покровки. Красавица Ызёлка гордо полнела, ярко усеянная дачными и приусадебными участками от Морочи до самого областного центра. Все они вливались в огромное сливочно-коричневое Морочанское молокохранилище. Оттуда млеко поступало в цеха ММК, где, пройдя стерилизацию, пастеризацию и высокочастотную дарсонвализацию – по уникальной космической технологии – получалось новахавское, никогда не портящееся, но совершенно не утратившее своих вкусовых и питательных качеств молоко.

Вот оно! Вот, с таким продуктом можно размахнуться! Запатентовать систему обработки и остаться его единственным производителем. Мельниковы и Лукьяши отдыхают. В гробу. Скоропостижно скончавшись от лихорадочного банкротства. В то время как Семён Семёнович Трубный, изобретатель вечного молока здравствует и богатеет ни по дням, а по часам. Чудо-молоко! Такой товар можно складировать на неограниченный срок, компенсируя неудойные года. Можно построить всероссийский молокопровод, который будет подавать молоко, наравне с горячей и холодной водой, к любому желающему конечному потребителю. В каждом доме, детском саде, школе, ресторане, кафе, больнице, поликлинике и даже парикмахерской установят третий кран. Наравне с горячей и холодной водой люди будут потреблять молоко. Сбудется мечта всех несостоявшихся Клеопатр, они тоже смогут принимать молочные ванны, и нужно будет всего лишь открыть третий кран. В парках заботливые градоначальники водворят молочные фонтаны, которые будут выдавать монопорции летом охлажденного, а зимой горячего с мёдом напитка. Семён Семёныч выведет молочный бизнес на невиданные доселе исторические масштабы. Иностранцы всех материков будут приезжать к нему делегациями, чтобы закупить технологию и перенять опыт. О нём будут писать докторские диссертации по потенциальной экономике развития целостности сбалансированных проектов. О его жизни и деятельности снимут художественные и документальные фильмы. Он станет русским Билом Гейтсом. Он обоснует в Мороче университет, куда пригласит работать все некогда утекшие из России мозги. Среднеморочанская долина переплюнет Кремневую по концентрации высокобиотехнологичных компаний. Заработанные на молоке деньги будут вложены и в разработку новых ноу-хау. Здесь изобретут среди прочего низкокалорийное сало, палочку для самосгущения молока и целительную водку, от потребления которой очищается печень и повышается эластичность сосудов. Неисчислимая прибыль посыплется в карманы Семён Семёныча. От денег ему некуда будет деваться. Чем больше он их будет тратить, тем проворнее будут пополняться его закрома. Он построит внукам замок в Карелии, а правнукам купит маленький Гавайский остров. В Мороче ежегодно будут проводить международный кинофестиваль, и мировые звёзды будут счастливы посетить эту сказочную землю. Алёшку, после стажировки на Мороче, Семён Семёныч сделает сначала губернатором, потом министром (сельского хозяйства или, на худой случай, культуры), а после президентом.

Опустевшая бутылка заставила его очнуться. Уже на выходе из молочно-коньячного транса директор оглянулся на свою изощрённую фантазию и со вздохом покинул её. Какой размах! С его-то амбициями и полётом мысли он вынужден был заниматься мелководничеством с сопливыми Мельниковыми.

– 6 -

Вернувшись домой, Лена застала мать за приготовлением ужина. С тех пор как Лена начала работать, они жили вдвоём с матерью. Бабушка переехала в частный сектор в полуразрушенный дом, доставшийся ей по наследству от умершей двоюродной тётки. Взявшись со свойственной ей энергией за ремонт, она за два года успела превратить рухлядь в сказочный теремок, не без задействования бесплатной рабочей силы её дочери и внучки в ходе реставрационных работ. В последнее время бабушкино-материнская коалиция, некогда сплоченная во имя воспитания Лены, уступила место союзу Лены с мамой, объединившихся для защиты своих прав и свобод от бабушкиных посягательств. Свобод, нежданных, но тут же полюбившихся, возникло много. Лена и Наталья Фёдоровна могли теперь не мыть посуду сразу же после еды, могли неделями не убирать в квартире, могли приглашать к себе друзей и засиживаться с ними допоздна. Они придумывали вероятные и невероятные отговорки для того, чтобы не идти помогать бабушке с ремонтом дома, выгораживая друг друга и подтверждая взаимные алиби. Свобода опьянила их до такой степени, что, вступив на пагубную дорожку вседозволенности, они потеряли чувство меры, переступили порог рационального – и закурили. Разумеется, и эта гибельная страсть скрывалась от Оксаны Викторовны.

Лена рассказала маме о приезде сына директора и о рвении Кристины к плетению сетей. Наталья Фёдоровна уже успела полюбить новую сводническую идею и, не теряя времени, созвонилась со подругой. Та обещала забежать к ней попозже, чтобы подробно и обстоятельно обсудить план. Не успели они докурить сигарету после ужина, как Кристина Вячеславовна уже звонила в дверь. Лена оставила их на кухне и пошла одеваться. Сегодня вечером она шла в театр на премьеру.

– Вот, мы о судьбе её печёмся, а она в театр собралась. Тут серьёзный разговор, столько всего надо обсудить!

– Вот, вы и обсуждайте, даю вам катр-бланш!

– Никуда не убежит от тебя театр! Можешь в другой день сходить.

– Так сегодня же премьера! К тому же мы уже билеты взяли.

– Ой, ну и молодежь пошла! Одни развлечения в голове!

Голосовые интонации матери не прятали наигранной досады и мнимой усталости от упрямого нежелания дочери думать о своём будущем. Лена давно усвоила уловки, позволяющие ей держаться подальше от низменных и никчемных паутиноплетений увядающих, но не теряющих веру в необходимость моделирования чужих жизней по лекалам собственных убеждений баб. Она понимала, что тётки посягали на её свободу из исключительно благих намерений. Но именно эта подлая доброта их благих намерений исключала открытое противостояние поколений. Сколько раз полный трепетной надежды взгляд матери обезоруживал Лену, лишая её воинственного настроя, необходимого для борьбы за возможность самостоятельно распоряжаться своей жизнью. Обе они хотели одного – Лениного счастья – но понимали они это счастье по-разному.

Лена торопилась покинуть компанию теток и не стала долго задумываться над туалетом. Она натянула дежурное клетчатое платье с золотыми пуговицами, купленное в элитном секонд-хенде, освежила макияж. Разнонаправлено волнящиеся темные волосы туго стянула на затылке. Заглянула на кухню только чтобы попрощаться, но не тут-то было.

– Ну, ты хоть покажись, как ты в театр собралась?

– Ой, ну, без Грыця и вода не освятится!

– Ну, красавица! ну, красааавица! Жаль, что только жених тебя твой не видит, – одобряла мама.

– Леночка, – встряла в разговор Кристина Вячеславовна, – кстати, о женихе, я Ёсичу дала задание. Он на днях сфотографируется с Алёшой, мол, на память, для себя. Ну, как только фотографию проявит, так я тебе её сразу и передам. Чтоб ты хоть знала, как он выглядит! А то охотимся, и сами не знаем на кого! Вдруг по улице мимо пройдешь и не узнаешь даже.

– Хорошо, спасибо. Ну, я пойду. Пока, – девушка помахала им на прощание и удалилась.

Доехав до театра, она стала прогуливаться перед входом в ожидании бывшей одноклассницы Алины, известной так же под прозванием “вроде-не-уродина”. Сей нелестный ярлык изобрела она сама. Подтверждением тому служило картавое произношение обоих “р” в прозвище. Однажды, жалуясь подруге, имя которой легенда не уточняет, на недостаток внимания со стороны противоположного пола к её особе, Алина недоумевала о причинах подобного положения дел:

– Вроде не уродина…

Действительно, Алину нельзя было назвать уродиной. Нос с горбинкой, пористая кожа, чернеющий пушок над верхней губой не делали её красавицей, но элементарные меры ухода за лицом и простой макияж запросто поправили бы дело. При профессиональном подходе из неё можно было бы запросто сделать стильную и интересную девушку. Проблема заключалась в том, что она почти не следила за собой, и многие подозревали, что даже такой общераспространённый предмет подмышечной гигиены, как дезодорант-антиперспирант, не занял достойного места на её ванной полке.

Лена, пренебрегая предрассудками о наружности, разделяла с Алиной любовь к театру, так как больше не с кем было.

Уже прозвенел первый звонок, почти все зрители прошли в зал. На крыльце театра осталась только молоденькая учительница, её подруги всё ёще не было видно. Со стороны главпочтамта к театральной площади подкатила машина, и из неё выскочил молодой человек. Он скорым шагом направился к театру, пробежал вверх по лестнице.

– Девушка, – обратился он к Лене, – вы не меня ждете?

– Нет, не вас, – надменно и нервно ответила Лена.

– Жаль, – Лёша почесал у себя за затылком, – а где здесь у них касса, или что-то в этом роде.

– Касса при входе направо, только билеты все уже давно проданы.

– А у вас лишнего билетика не найдется?

– Нет, к сожалению не найдется.

– Тогда, может быть, вы со мной пройдете в кассу, попытаем счастья вместе, – подмигнул ей Лёша.

– Да вот, бежит моё счастье, – кивнула Лена в сторону палёного Ильича. Оттуда на полусогнутых, непривычных к каблукам, ногах, подмахивая пластиковым пакетом, словно флагом, с усталым улыбко-подобным оскалом, неслась Алина.

– Везёт же вам, – ехидно улыбнулся парень и скрылся за дверью. Оставшись на крыльце, Лена слышала, как он прошел по пустому вестибюлю, остановился у кассы и сказал:

– Добрый вечер, простите, я предполагаю, что мой друг Санин должен был оставить мне что-то вроде билета или пропуска, или что тут у вас полагается в таких случаях.

– Полагается приходить во время, прежде всего, – ответила женщина со свойственным некоторым театральным кассиршам высокомерием. По случаю премьеры она была причесана в стиле Екатерины Второй и надушена духами “Терпкий остров”.

– Вы не поверите, но я только сегодня из Лондона, специально к премьере приехал, торопился, как мог, но все же… извините!

Кассирша, конечно, не поверила, а подслушивающая Лена замерла. Её глаза стали медленно расширяться. Тут наконец подошла запыхавшаяся Алина. Ступеньки дались ей особенно тяжело, и она на момент прислонилась к колонне. Лена стала делать ей знаки, чтоб она затаилась, и продолжала напряженно подслушивать голоса, доносящиеся из фойе театра.

– Фамилия, – спросила у Леши неподкупная кассирша.

– Трубный, – ответил Леша.

Лена побледнела.

– Документ есть?

Прозвенел второй звонок. Алина рванулась к входу, Лена её задержала, скорчив умоляющую мину.

– Женщина, может быть вам еще и справку о несудимости предоставить, – взмолился сын директора, – вы что боитесь, что я бомбу в театр пронесу?

– Идём! – шипела Алина Лене.

– Бомбу, – усмехнулась кассирша, а затем строгим голосом вынесла приговор: – Пройдите к лестнице, спросите Настасью Филипповну, скажите, чтобы она провела вас в режиссёрскую ложу.

– Ну, наконец-то, – произнесла наигранно громко и раздраженно Лена, потом взяла подругу за руку и поспешила вовнутрь.

Войдя в театр, она увидела Лёшу, говорящего в фойе с одной из контролёрш. Когда они с Алиной подбежали к контролю билетов, он уже поднимался вверх по лестнице.

Не смотря в его сторону, девушки повернули в партер. Дверь за ними закрылась, прозвучал третий звонок. Извиняясь перед сидящими, они прошли на свои места. Скоро в ближайшей к сцене ложе открылась дверь и Лена проследила за молодым человеком, чей профиль на мгновение проявился в освещённом дверном проеме.

– В чём дело? – шёпотом спросила Алина.

– Потом, – ответила Лена. Соседние сидения зашикали, девушки умолкли. Свет закончил гаснуть, начал открываться занавес.

Смотрела Лена первое действие, да не видела его. Её внимание захватил Лёша. Она часто косила взгляд на его ложу, но его не было видно. Она думала о том, как мог бы сложиться её вечер, если бы она, неважно в силу каких порывов или обстоятельств, приняла бы его приглашение. Наверное, сейчас они сидели бы там, наверху, одни в пустой режиссерской ложе, и, может быть, комментировали спектакль, или же, не стесненные шикающими соседями хихикали бы над ничего не подозревающими зрителями, подшучивали над прическами и нарядами собравшейся на премьеру публики. Время от времени проскальзывал бы вопрос личного характера. Она дала бы понять, что свободна не только сегодня вечером, но и по жизни, он бы пригласил её не покидать его и после спектакля. Ах, как непростительно далеко отбросил её всего лишь один неправильный ответ, какой-то миг, какое-то неважное слово! Как близка и прыщава была Алина, и как высок и невидим был Алексей! Если бы только можно было вернуться назад и всё заново пережить! Бесполезно, совершенно бесполезно было терзать себя никчемными угрызениями. А вдруг ещё не всё потеряно? Ведь он же сидит в одном с ней театре. Может в антракте она его увидит? И что делать в таком случае? Ненавязчиво атаковать, рискуя дружбой Алины, или же войти в его поле зрения и уже не выходить оттуда ни под каким предлогом. А что делать с вроде-не-уродиной? Придумать всё разрешающего хода у Лены не получалось. Она и не заметила как первый акт закончился, и вздрогнула от неожиданных для неё аплодисментов, разбавленных редкими свистами.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.