Умри, Джерри!

«Этого не может быть!», – отчаянно стучало, выло в голове.

Лицо изломало гримасой тех переживаний, с которыми он был не в силах справиться. Фильм про путешествия во времени вдруг стал реальностью, и из зеркала на него смотрел тот, кем он должен был стать только через четыре года.

Это было слишком. Лёгкие спёрло, кружилась голова. Мадам Айзик повышала тон, силясь достучаться до него, уговаривала послушать её, потом встала из-за стола. Это послужило спусковым щелчком.

Это какое-то сумасшедшее место! Он здесь не останется!

Том резко сорвался с места, выскочил в коридор, уйдя от тянущихся к нему рук доктора и не успевшего подскочить охранника. Он не знал дороги к выходу и не разбирал её, побежал вперёд – а навстречу охрана. Дальше всё было, как в дурном сне.

Повалили на пол, припечатав к нему щекой. Держали так сильно, что кожа немела под чужими руками, бледнела, а назавтра посинеет. Том пытался вырываться, плакал, кричал, чтобы его отпустили, выпустили отсюда, что он хочет домой. Фоном звучал встревоженный голос мадам Айзик, отдающей приказы, что делать с взбунтовавшимся пациентом.

Принимать решения нужно было в считанные секунды и, желательно правильные, нельзя было упустить ремиссию, которой они так долго добивались.

Слишком быстро Том оказался в своей палате, его силой уложили на кровать. Как по мановению волшебной палочки откуда-то из-под матраса появились ремни и подобно змеям оплели тело, стянули.

Мадам Айзик задержалась в дверях, оглянувшись на опутанного, крутящегося, как уж на сковородке, парня. Хотелось верить, что он сумеет справиться с реальностью.

Глава 7

Бессонная ночь без возможности пошевелиться усмирила. Когда доктор Айзик зашла поутру к Тому, он уже не истерил, только смотрел на неё красными от недосыпа и выплаканных слёз глазами. Молчал.

Женщина встала сбоку от кровати, на расстоянии двух метров.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она.

Том отвернул от неё голову, снова захотелось плакать.

– Том, – снова, твёрже обратилась к нему доктор, – если ты не будешь разговаривать со мной, я уйду, а ты останешься в таком состоянии.

Это подействовало. Том посмотрел на неё и замучено, севшим от ночного вытья голосом ответил:

– У меня всё болит.

Тело действительно ныло, потому что максимум, что он мог на протяжении последних четырнадцати часов, это дёргаться и крутиться в объятиях ремней, но от этого только одежда перекрутилась и складки намулили.

– Если ты обещаешь вести себя спокойно и поговорить со мной, я попрошу тебя отвязать. Согласен?

А разве есть альтернатива? Только упрямый гордец бы выбрал остаться связанным, чтобы доказать, что он не прогнётся и остаться при своих интересах.

Том кивнул. Мадам Айзик позвала санитаров и, когда те расстегнули ремни, парень сел и уткнулся лицом в колени. Было непонятно, страшно, больно. И стыдно за мокрые штаны.

– Том, пожалуйста, посмотри на меня, – попросила доктор и, дождавшись, когда Том поднимет взгляд, продолжила: – Надеюсь, ты понял…

– Пожалуйста, просто отпустите меня, – умоляюще проговорил Том, перебив её.

– Мы не можем тебя выписать, пока не убедимся, что ты готов к этому.

У Тома дрогнули губы, он подобрал колени ещё ближе к груди, обнял их.

– От чего вы меня лечите? Такими методами…

– Я постараюсь тебе всё объяснить, можешь задавать вопросы, если что-то будет непонятно. Но, Том, повторю ещё раз – держи себя в руках, иначе наш разговор тут же закончится, а ты вернёшься в постель.

Доктор Айзик говорила непривычно твёрдо, может быть, отчасти даже жёстко из-за смысла её слов. Запугивать нехорошо, но это и не запугивание вовсе, просто пациент должен отдавать себе отчёт в том, где его границы дозволенного. И заодно это проверка того, способен ли он это понимать и вести себя адекватно.

Выдержав паузу на тот случай, если Том захочет что-то ответить или уточнить, доктор добавила:

– Скажи, ты готов сейчас беседовать? Или, может быть, ты хочешь сначала привести себя в порядок, позавтракать?

– Я хочу в душ, но только в одиночестве, без санитара, актёра… я уже не знаю, кто он.

Доктор Айзик пошла на уступку и в то же время хитрость – попросила санитара зайти не сразу, чтобы Том уже начал мыться, так был шанс, что он его не заметит. Том принял душ, переоделся в чистую одежду и в сопровождении «взявшегося непонятно откуда» санитара и охранника вернулся в палату. Там как раз заканчивали менять постельное бельё; на принесенном ей стуле ожидала мадам Айзик. Закончив, уборщица открыла окно и удалилась.

Кожу лизнул едва уловимый вздох свежего воздуха. Тому хотелось подойти к окну, выглянуть наружу, подышать, но он сел на кровать.

Мадам Айзик начала свой рассказ с того, что такое диссоциативное расстройство идентичности, объясняла максимально доходчиво, разжёвывала, постоянно следила за реакцией Тома, пытаясь понять, понимает ли он её, сама подталкивала его к уточняющим вопросам. А потом перешла к главному – к тому, что именно этим расстройством он страдает. Том более или менее понял сухую, заковыристую теорию – а известно, что психиатрия является самой сложной отраслью медицины из-за скрытости предмета её изучения, в ней сам чёрт ногу сломит – по крайней мере, уяснил, что диссоциативное расстройство идентичности – это когда в человеке сосуществуют две и более личности, по очереди захватывая власть. Он не мог понять другого – каким образом это относится к нему? Как это, я спал четыре года, а моим телом управлял кто-то другой?

– Его зовут Джерри, – сказала доктор, подводя свой рассказ к завершению, – ту, другую личность.

– Джерри? – с непонятной, близкой к писку интонацией переспросил Том.

Пока шок был слишком силён, чтобы всё осознать в полной мере, испугаться, забиться об стены, сойти с ума от неприятия реальности.

– Да, Джерри, – кивнула женщина. – Тебе интересно узнать о нём?

Том замотал головой, отполз назад, вновь загородившись коленями. Доктор вздохнула и проговорила:

– Хорошо, как хочешь. Поговорим об этом позже, когда ты будешь готов.

Она выдержала паузу, с внимательным ожиданием смотря на парня. Так просто уходить не хотелось, разговор казался незавершенным.

– Разве такое возможно? – дрожащим голосом спросил Том.

– Возможно, Том. Ты сам убедился, что стал взрослее, но не помнишь, как это происходило. А я дала тебе объяснение этому. Если у тебя есть какие-то вопросы, спрашивай, не стесняйся.

– Как так получилось? Откуда эта… диссоциация?

Заставить себя сказать «другая личность» он не смог. Страшно признать вслух, что в тебе ещё кто-то живёт, и Том пока ещё просто не принимал это, был не в силах осознать. В его понимании проблемы с личностью сводились к голосам в голове – самому растиражированному образу психически нездорового человека. Но никак не укладывалось в голове, что куда-то могут пропасть несколько лет, а ты в течение них жил, но это был вовсе не ты. Это уже какой-то сказ о подселении демона!

Тома нервно передёрнуло от собственных мыслей – правильно отец говорил, чтобы не увлекался фильмами ужасов; он исподлобья посмотрел на доктора.

– Диссоциация наступает вследствие какого-то травмирующего события или событий, – повторила она.

– Но со мной ничего такого не было. Почему это случилось?

Мадам Айзик предполагала, что ответом на данный вопрос может быть подвал, в котором Тому довелось побывать, и все связанные с этим жуткие события, но озвучивать этого не собиралась. Это должен был сделать он сам.

– Полагаю, ты можешь не помнить того, что с тобой произошло, – произнесла она. – Это нормальная реакция на травматический опыт.

Том открыл рот и снова закрыл, нахмурился, а после поднял левую руку тыльной стороной вперёд.

– У меня на теле много таких шрамов. Это может быть как-то связано?

– Думаю, что да. Не беспокойся, Том, мы поможем тебе всё вспомнить.

Том кивнул, положил ладонь на колено и опустил к ней взгляд. Внутри дрожало от возбужденного волнения и неизвестности; эти рубцы – ключ к прошлому. Он ещё не знал, что меньше всего в жизни захочет вспоминать свой кошмар, запрятанный так глубоко и надёжно, что к нему не подобраться ни сознанием, ни чужими словами, ни связанными с ним запахами.

Спасибо Джерри за это.

Оставив его, доктор Айзик направилась в свой кабинет и около него столкнулась с сотрудником полиции, с которой они связались, как только Том пришёл в себя.

– Мадам Айзик?

– Да, это я.

– Капитан Ульи, – представился полицейский. – Мы можем поговорить?

– Конечно. Пройдём в мой кабинет?

Мужчина кивнул и, когда они оказались за закрытой дверью, произнёс:

– Я к вам по поводу того молодого человека – Тома Каулица. Дело в том, что нам не удалось найти о нём никакой информации.

В глазах мадам Айзик сперва отразилось удивление, а после сменилось неприятным напряжением. Неужели они ошиблись, и долгожданная ремиссия на самом деле была всего лишь переключением одной альтер-личности на другую? Иных объяснений тому, почему о Томе ничего не было известно, не находилось.

– Капитан, вы уверены? – уточнила доктор.

– Мы можем всё перепроверить, но в этом едва ли есть смысл. Либо это не его настоящее имя, либо он является гражданином другой страны, а во Францию въехал нелегально и не был нигде учтён.

«Нет, нет, нет!» – хотелось закричать доктору Айзик, но она сохранила самообладание и спросила:

– Вы можете немного подождать меня?

Получив согласие капитана, она взяла диктофон и вернулась к Тому. Тот стоял около окна и нюхал опьяняющую свободу, которой был полон бесконечный мир за решёткой.

– Том, сядь, пожалуйста, нам нужно поговорить, – произнесла женщина. – Это важно.

– Почему я не могу стоять?

– Том, сядь.

Парень послушался, и доктор попросила:

– Повтори, пожалуйста, как зовут твоего отца. Полностью.

– Феликс Йенс Каулиц.

– Какой у него номер телефона?

Том растерялся. Он не знал номера отца, потому что ему не было необходимости звонить ему. И их домашнего номера он тоже не знал, потому что его было некому давать.

– Я не знаю… – проговорил он. – А вы хотите позвонить ему?

– Да.

От досады Том до боли закусил губу, а после прикусил ноготь на большом пальце.

– Том, – вздохнула женщина, – нам нужны хоть какие-нибудь сведения о твоём отце. Или, может быть, ты сообщишь нам контакты матери?

– Моя мама давно умерла, – с горечью, которая не может пройти, ответил парень.

– Значит, остаётся только отец.

– Я могу сказать наш адрес.

– Говори.

Том продиктовал точный адрес их проживания, попросил, чтобы папе передали, чтобы он как можно скорее приехал к нему. Сказав, что непременно проследит за исполнением его просьбы, доктор Айзик отправилась обратно в свой кабинет.

– Я узнала адрес, по которому Том проживал с отцом, – проговорила она и положила перед полицейским диктофон.

Капитан переписал информацию с записи в блокнот, и, сказав, что её проверят, и попрощавшись, ушёл. Расследование дела «о мальчике из ниоткуда» никак не желало заканчиваться.

К Тому зашла уборщица, закрыла окно.

– Оставьте, пожалуйста, – попросил он.

Работница сделала вид, что не слышит его, и покинула палату. На двери щёлкнул засов.

Том подошёл к теперь уже бездыханному окну, выглянул на улицу. В голове толком не было мыслей, слишком много шокирующей информации влили в сознание. А это ведь было только началом, верхушкой айсберга.

Ему ещё только предстояло узнать, что он находится не в обычной больнице, а в учреждении принудительного лечения. Что он не в родном городке, а в вечно влюбленном Париже. Вспомнить, что было там, в прошлом. И в довершении, как вкусить вишенку на торте – чужими устами открыть для себя факт того, что Джерри порезал трёх человек, из-за чего он, Том, и проснулся за решёткой.

Но это всё потом. А пока хотелось увидеть папу, понять, что произошло. И на улицу.

Глава 8

Законы хитрый фокус-покус,

Корона на судьбе-злодейке!

И наша кровь ей только соус

В любимом человечьем стейке.

Слот, Просточеловек©

Первая прогулка Тома выпала на субботу. Ему объяснили про то, что она будет длиться два часа, вывели во двор и оставили. Время, которое пациенты проводили на улице, было единственным, за исключением нахождения в палатах, когда их пристально не контролировали, позволяя хоть какую-то свободу. Были только дежурный, ответственный за прогулку врач, к которому нужно было обращаться в случае чего, и наружная охрана.

Двор был поистине огромным. Том несмело прогуливался по нему и не мог всё объять взглядом. Толком никого не было видно, у большинства пациентов были свои любимые места и территории для прогулки, куда они уходили, получив волю.

Мимо прошёл седоватый, прихрамывающий на левую ногу пожилой мужчина. Том попытался заговорить с ним, поздоровался, но тот как шёл, так и продолжил путь. Обидно, однако. Постаравшись не думать об этом, Том направился в противоположную сторону, но вскоре остановился, рассматривая сплошной монолит каменного забора. Он был настолько высок, что приходилось задирать голову, чтобы видеть его конец. Казалось, он давил небу, и неба из-за него видно не было.

Том подошёл к нему, положил ладонь на удивительно гладкий камень. Тёплый. И солнце светило так ярко и жарко, что приходилось поверить, что сейчас на самом деле лето. В октябре так не бывает.

Он двинулся вдоль забора, по периметру обходя территорию, периодически вёл по камню пальцами, пока тот не натёр их подушечки, заставив отдёрнуть руку и потянуть больное место в рот, чтобы не пекло.

Вокруг было пустынно и тихо. Ветер лениво шумел, но только там, за забором, даже ему не было хода на территорию «белого центра».

Идя туда, не знаю куда, Том добрёл до парадной части двора. Взору предстали ослепительно белоснежные, завораживающие в своём величии ворота: сверху овальные, вытянутые под планку забора, с двумя стандартными дверями внизу.

Не раздумывая, Том направился к ним. Хотелось рассмотреть это чудо поближе, прикоснуться к нему, может быть, выглянуть за пределы больничной территории.

– Стой на месте! – раздался голос из одной из смотровых вышек.

Том и не подумал, что обращаются к нему, даже не понял, откуда кричали.

Всех сотрудников службы охраны предупредили о том, чтобы они были терпимее с Томом, но над внешней охраной доктора не имели власти. У неё была всего одна цель – не допустить попытки побега.

– Не подходи к воротам! – озвучил второе предупреждение охранник, видя, что пациент ведёт себя спокойно.

А Том простодушно ответил:

– Я только посмотрю! – сделал ещё шаг вперёд.

Прогремел выстрел, и пуля со свистом рассекла воздух в каком-то полуметре от Тома. Он вскрикнул от испуга, зажал уши.

Началась свистопляска, прибежала и охрана, и дежурный доктор. Полчаса Тому объясняли всё, доходчивее изъяснили правила прогулки и, убедившись, что он в адекватном состоянии, позволили её продолжить, предварительно отведя обратно на задний двор.

Том обнял себя за плечи, растерянно, всё ещё испуганно оглядываясь по сторонам и не подозревая, что за ним с первых минут прогулки наблюдают. Наконец, следящий обозначил себя, позвал:

– Эй, парень?

Том повернулся в сторону оклика, на приличном расстоянии от него стоял мужчина также в больничной униформе. Это был тот самый насильник и убийца, специализирующийся на юношах, – Ольфред Мази-Нуар, но сам себя он называл – Стен, друг Стен. Те, кто компоновал группы для прогулок, проглядели и записали его вместе с тем, кто вполне мог свести его с ума.

Том огляделся в поисках других людей, к которым мог обращаться незнакомец, но их не было. Вопросительно показал на себя пальцем.

– Да, я к тебе обращаюсь, – с располагающей улыбкой ответил на немой вопрос мужчина и двинулся к нему.

Том сделал несколько несмелых шагов навстречу и, когда незнакомец подошёл, спросил:

– Зачем вы меня звали?

– Давай на «ты», хорошо?

– Как скажешь.

– Я просто познакомиться хотел, пообщаться… Ты не против?

– Нет, – Том невольно улыбнулся, выдав с потрохами то, что так отчаянно желал чьего-нибудь общества. И глаза его свидетельствовали о том же.

– Здорово. А то не с кем даже поговорить. Здесь все не особо общительные, ты заметил?

– Я пока говорил только с одним человеком, точнее, пытался… – немного смущённо ответил Том.

– Так ты новенький?

– Да.

– Я тоже.

Том снова улыбнулся. Здорово встретить того, кто в той же ситуации, что и ты, это сближает и скрашивает одиночество.

– И что этот человек? – поинтересовался Стен.

– Прошёл мимо. Может быть, не услышал, дедушка же.

– Может быть… Кстати, я Стен.

– Том.

– Приятно познакомиться.

– Взаимно.

– Том, как смотришь на то, чтобы перейти в более укромное место? Здесь солнце печёт.

– Я не против.

Стен держался совершенно обычно и дружелюбно, что не давало Тому никаких поводов для опасений. В своё время эта патологическая нормальность поставила в тупик не одного специалиста и в ней была его главная опасность – заранее невозможно было понять, кто перед тобой, а потом может быть поздно.

Мужчина поманил рукой, и Том доверчиво пошёл с ним. Он был рад и общению, и возможности посмотреть укромные местечки, они виделись заведомо интересными.

Стен завёл их в отдаленную часть двора, где в окружении деревьев, спрятавшись в их тени, была небольшая уединенная полянка.

– Не бойся испачкать штаны, садись, – проговорил Стен и сел на траву.

– Я и не боюсь, – отозвался Том и последовал его примеру. Сперва скрестил ноги по-турецки, а после отклонился назад, с нескрываемым любопытством разглядывая стены из стволов и импровизированную крышу крон.

Здесь было свежо, прохладно и действительно уютно. Такая атмосфера располагает к тому, чтобы долго-долго прятаться от всех и вполголоса делиться секретами.

– Как тебе? – поинтересовался Стен.

– Мне нравится, – Том ещё раз обвёл пространство взглядом и сел ровно.

– Я рад, – губы мужчины тронула полуулыбка. – Сам полюбил это место, тут отдыхать гораздо приятнее, чем бесцельно гулять по двору.

Не найдя, что ответить, Том кивнул, посомневавшись немного, подсел ближе. Стен вновь слегка улыбнулся только губами, не сводя с него внимательного, изучающего взгляда.

– Том, сколько тебе лет? – спросил он после короткого молчания.

– Четырнадцать.

Стен поднял брови, пытливо оглядел его.

– Ой, то есть семнадцать, – поправился Том, чувствуя, как кровь прилила к щекам.

Как глупо! А глупо ли? Вдруг стало необъяснимо грустно, он потупил взгляд. Не пропустив этого, Стен сел рядом с ним и серьёзно, участливо спросил:

– Том, почему ты загрустил?

Парень неровно пожал плечами, качнул головой, мол, действительно глупость. Но Стен тактично настоял:

– Поделись со мной, самому легче станет.

– Не знаю, как объяснить, это странно… – не поднимая головы, Том отвёл взгляд в сторону.

– Я постараюсь понять. В конце концов, общение для того и есть, чтобы делать это по отношению друг к другу.

Том открыл рот, подумал-посомневался ещё пару секунд и ответил:

– Доктор говорит, что мне семнадцать лет, а я помню, что четырнадцать. Сначала я не верил ей, а потом… сам убедился, что это правда. Или неправда. Может быть, мне не семнадцать лет, но уже и не четырнадцать. Странно, да?

– А доктора объяснили, почему так произошло?

Том заметно помрачнел от этого вопроса, но ответил:

– Доктор сказала, что у меня дис… диссо… – правильный диагноз никак не припоминался. – В общем, раздвоение личности.

Стен понимающе, со знанием дела покивал.

– В этом нет ничего страшного или постыдного, – он ободряюще похлопал парня по плечу.

Том невесело улыбнулся, лишь приподнял уголки губ.

– Я даже толком не понимаю, как это, – проговорил он.

– А тебе понимать и не обязательно, ты же не психиатр, чтобы знать всё и разбираться в этом.

– То есть это психиатрический диагноз, и я больной на голову? – спросил Том и с горечью посмотрел на собеседника.

– Я бы не сказал, что ты больной, а я в этом разбираюсь.

– Ты тоже врач?

– Можно сказать и так.

Теперь уже Том чуть покивал, подсел ещё ближе, оставив между ними не больше десяти сантиметров расстояния. Несмотря на жару, хотелось тепла, хотелось контакта с другим человеком, ему этого так не хватало. Хотелось опустить голову на плечо и почувствовать поддержку не только на словах. Он был как бездомный котёнок, который в поисках ласки доверчиво бежит ко всем.

Стен безукоризненно уловил этот момент, прочувствовал. Обнял его одной рукой, привлёкши к себе, и склонил его голову себе на плечо.

В носу защипало от вновь навернувшихся слёз. Непонятный момент: вроде и хорошо всё и в то же время тоскливо до скулежа.

– Я домой хочу, – невпопад, на грани шёпота проговорил Том.

– Ты обязательно скоро вернёшься туда. Такого замечательного мальчика не смогут долго держать здесь.

Они провели в уютной тени оставшийся прогулочный час, разговаривали, узнавали друг друга, иногда молчали. Даже не имея часов, Стен как-то понял, что свободное время подошло к концу, тронул Тома за плечо.

– Прогулка вот-вот закончится, нам пора возвращаться.

– А задержаться нельзя?

– К сожалению, нет, здесь строгие правила.

– Странные здесь правила, очень уж суровые, – Том вздохнул и встал, отряхнулся.

Стен покивал, показывая, что полностью разделяет его позицию.

– Это так, – ответил он. – Но в понедельник будет новая прогулка, можем снова провести её вместе.

– Буду рад, – Том искренне улыбнулся ему.

– Я тоже. Приходи сюда, я буду ждать.

Вдалеке раздался голос дежурного доктора, напоминающего пациентам о том, что пора возвращаться в здание. Стен устремил в сторону звука внимательный взгляд, помолчал секунду и добавил:

– Нам действительно пора.

– Пошли.

Они подошли к краю естественного укрытия, и мужчина произнёс:

– Будет лучше, если мы вернёмся по отдельности, здесь не слишком поощряется общение между пациентами.

– Почему? – неподдельно удивился Том.

Стен пожал плечами.

– Не знаю. Сам же сказал – правила тут строгие и странные.

– Ну да… Тогда до встречи?

– До понедельника, – Стен ещё раз улыбнулся ему на прощание, по-дружески, легко похлопал по плечу и пошёл направо, чтобы по длинному пути обогнуть корпус и выйти к главному входу.

Том ещё несколько минут смотрел ему вслед, а когда вновь послышался оклик доктора, вздохнул и направился в противоположную сторону. Уходить со двора не хотелось, потому что, пусть он и обнесён огромным забором, это почти свобода, и можно общаться с кем захочешь – папа не поругает и не загонит обратно домой. Разве что доктора тоже против, но от них можно скрыться.

«Тайные друзья», – Том улыбнулся собственной мысли и прибавил шаг.

Глава 9

– Вы поговорили с папой? – с надеждой спросил Том, едва мадам Айзик зашла к нему.

С момента их разговора, в котором Том обозначил, как найти отца, прошли восемь дней. И каждый день не по разу он спрашивал о том, исполнили ли его просьбу, и как скоро ему ждать визита самого близкого, единственного родного на свете человека.

– Да, мы связались с ним, – наконец-то более или менее ясно ответила доктор, тени тяжелой интонации в её голосе Том не уловил.

– Когда он приедет? Сегодня?

Воодушевившись, Том даже встал с кровати. Женщина жестом попросила его сесть обратно и ответила:

– Он навестит тебя, как только мы позволим.

– А когда вы позволите?

– Это уже зависит от тебя.

Тома такой ответ одновременно и огорчил, и простимулировал. Подумав пару секунд, он с готовностью спросил:

– Что от меня требуется?

– Сотрудничать с нами и помогать нам помогать тебе.

Тавтология, но зато доходчиво и смысл кристально понятен. Вот только по выражению лица Тома становилось ясно, что он не очень-то понял её.

Мадам Айзик попробовала объяснить иначе:

– Том, я полагаю, что ты готов к лечению, в этом нам и нужно твоё содействие.

– Я же ничего не смыслю в медицине?

Доктор даже улыбнулась такому наивному и в то же время уверенному ответу. Она сказала:

– От тебя не требуется никаких знаний. Просто делай то, что скажут. Хорошо?

– Хорошо.

– Я рада, что мы договорились. В таком случае можем начать уже сейчас.

– Куда-то нужно идти?

– Ты подожди, я договорюсь и пришлю за тобой.

Том кивнул, и мадам Айзик удалилась. Через полчаса к нему зашёл охранник и отвёл в неведомый ему доселе кабинет с весьма интересной и приятной отделкой. Здесь оказалась и доктор Айзик, а за столом сидел незнакомый ему мужчина также в белом халате, он не без любопытства оглядел Тома и произнёс: