Трое в штатском. Книга вторая

– Да, там, в начале, гобелены, – он как будто слегка смутился, но скорее это все же наиграно. Своей обширной груди он перед нами не смущается.

– А, ковры, там, я видела, где еще… – Маринка осеклась. – Классно, мне понравилось. Правда, мы там еще всерьез не всматривались. Решили отсюда пока начать.

– Ковров здесь нет, – спокойно выслушав Маринкины выпады, произнес Валентин не Маугли. – Гобелены.

– А их же руками делают? – облила полным безразличием вопросы толкования Маринка. – Это же полностью ручная работа.

– Да, – кивнул художник. – А вы здесь случайно, или к кому-то?

– Мы к кому-то, – деловито кивнула Маринка.

– Случайно, – уточнила я, опасаясь, что и слишком приближенных могут начать раздевать.

– Понятно, – он не стал навязывать нам свое общество сверх меры. Тактичный мужичок оказался. Сообщил что:

– Если будет что-то непонятно, спрашивайте, не стесняйтесь, – и, не торопливо развернувшись, пошел к своим.

– Круто, – выдохнула Маринка.

– Ужас, – согласилась я.

***

Уж если я была способна еще чему-то удивляться на этой выставке, то мне очень скоро представилась такая возможность. Мы с Маринкой еще рассматривали фотографии. Должна признаться, я основательно зацепилась в этом зале. И хотя соседство с толпой полуголых меня коробило и отталкивало, работы этой незнакомой мне руки не отпускали. Кажется, даже были моменты, когда я забывала о необычном соседстве. И только когда Маринка в очередной раз цокала каблуком, я вздрагивала, и мне вновь начинало казаться, что мы в центре внимания. Ну, уж слишком сильный контраст дают наши две костлявые, да еще и на каблуках, фигуры. И вот когда я практически решилась лишить свою душу удовольствия ради комфорта тела, явился он.

Я думала, у меня глаза выпрыгнут. Откуда? Мир все еще тесен или окончательно скукожился?

Звездин?!

Он шел не один. Не прерывая разговора, они вошли в зал. Женщина приятной, тонкой внешности в легком шелковом халате на голое тело, слушала. По ее прямому, не без жесткости, лицу было трудно разобрать эмоции, которые рождала речь Звездина. Впрочем, к словам его она относилась серьезно, даже когда вся толпа «ряженых» встретила ее дружными возгласами, она не прервала диалога. Остановилась, повернула голову к адвокату, легко, совершенно не обременительно для своего лица улыбнулась, что-то сказала и только после легких, взаимных кивков, они со Звездиным разделились.

А мне сначала показалось, что Звездин меня не заметил. Я ошиблась.

Еще даже не глядя в нашу с Маринкой сторону, он направился именно к нам. Я была удивлена его появлению. У меня в голове не уложилось, что подобная встреча вообще возможна случайно, но я успела подумать: «Он одет».

– Василиса Васильевна, – а он рад меня видеть. Не изображает, никаких особенных поясничаний, со всякими там целованиями рук… ну, руку вообще-то мог бы поцеловать, ну да ладно. Но рад, видно.

– Здравствуйте, Алексей Михайлович.

– Не уверен, что вы могли бы сделать для меня больший подарок, – он расплылся в улыбке, – чем-то, что вы еще помните мое имя.

– Я даже помню, что кто-то меня куда-то приглашал, – с укором произнесла я. Вообще-то я хотела только поязвить, но вдруг поняла, что теперь хочешь, не хочешь, а идти придется. Интересно, а я хочу?

– Вы свободны сегодня вечером? – у него молниеносная реакция.

– Кхе, – Мариночка, спасительница Васи.

– Вы не одна, – Звездин галантно поклонился Маринке, и как-то так у них ловко получилось. Она представилась:

– Марина, – и протянула руку, а он одновременно уже ловил ее ладонь для поцелуя и представился в ответ. Значит, все-таки руки он целовать умеет.

– Какими судьбами, Василиса Васильевна? – его персона вновь оборотилась ко мне.

– Ну а зачем ходят на выставки? – произнесла я. Что-то я в воинственном настроении.

– Это понятно, – легко улыбается Звездин. Его, наверное, вообще не возможно вывести из равновесия. – Просто, – уточнил он, – я не ожидал увидеть вас на таком приватмероприятии. Да и… нет, все же поразительно.

– А вы тоже художник? – спросила Маринка.

– Нет, – Звездин растянулся в улыбке. – От этого я настолько далек, что даже позволил себе сегодня костюм-тройку.

– Какими же вы судьбами?

– Увы, исключительно деловыми. – Он вновь посмотрел на меня. – Так я позвоню вам сегодня вечером?

– Позвоните, – я пожала плечами. – Но я точно не знаю, когда освобожусь.

– Алексей Михайлович, – к нам приблизилась недавняя собеседница Звездина. Интересное у нее лицо. На близком расстоянии в нем появилась какая-то загадка. Я даже не сразу поняла, в чем дело и присмотрелась внимательнее. Нет, и тут дело было не во внешности. Скованность, неясное внутреннее напряжение, затаившееся в самой глубине темных глаз. Ей это как-то не совсем идет, это напряжение не ее чувство, похоже она не очень-то умеет с ним справляться. И от этого ее цепкий, внимательный взгляд кажется особенно растерянным. И какие у нее могут быть дела со Звездиным? Она что, подверглась уголовному преследованию?

– Позвольте представить, – быстро сориентировался Звездин, чуть посторонясь, принимая ее в наш небольшой альтернативный кружок. Мне показалось, она растерялась еще больше.

– Вероника Сергеевна, – представил ее Звездин.

– Василиса, – я представилась сама. Эти Звездиновские ритуалы очень быстро утомляют.

– Марина.

– Вера, – произнесла и художница. – Официоз у нас здесь сегодня не в моде.

– Это ваши работы? – не удержалась я от догадки, помня, что Маугли называл автора Верочкой, да и ждали ее все именно в этом зале, наверняка не случайно.

– Да, – она улыбнулась. И опять по ее лицу скользнуло напряжение.

– Невероятно, что можно увидеть, когда знаешь, что ищешь…

– Я не ищу, – перебила меня Вера. – Я это вижу, и мне это нравится. – Она помолчала. – Иногда хочется… – вновь замолчала, словно опомнилась. И опять эта неестественная волна, словно рябь на лесном озере. Вот и у меня уже ассоциации с природой. Она умеет быстро захватить в свою иллюзию. А впрочем, разве это иллюзия?

– Алексей Михайлович, – она повернулась к Звездину. – Давайте поднимемся наверх.

– Да, конечно, – Звездин слегка засуетился, посмотрел на меня. – Так я позвоню.

– Конечно, звоните.

Мы вновь остались с Маринкой наедине и наконец получили возможность спокойно заняться тем, зачем пришли.

Глава 2

Он действительно звонил вечером, но я успела изрядно измотаться на жаре, да и после выставки хотелось побыть наедине со своими мыслями. Только после его звонка, подумалось, а ведь я ему не давала свой телефон. Впрочем, у нас есть общие знакомые… а может и давала раньше, да забыла… да нет, был, был, но он его не потерял, не выкинул, сохранил ведь мерзавец зачем-то. Интересно, позвонил бы, если бы случайно не встретились? А впрочем… Я вернулась к мечтам и впечатлениям о выставке. А на следующий день снова была жара и снова работа. И Маринка была занята, навестила меня всего пару раз, мы сходили покурить, болтали опять же о выставке. Я ей благодарна. Действительно это был подарок. Потом Маринка умотала в городскую командировку, а я углубилась в проект. Вообще-то работы многовато, а хочется в отпуск. И после вчерашней культурной программы хочется еще сильнее. Хочется уже очень. И тоска такая по мольберту. Ну вот, есть же настроение, и именно сейчас совершенно нет возможности.

К вечеру поднялся легкий ветерок, прямо специально для меня. Вышла из проходной, и с ветром явился Звездин. Вернее, сначала у носа явился из воздуха букет сирени (ну это уже ни в какие ворота не лезет, он просто не имеет права знать, что я люблю сирень, я ему этого не говорила), следом образовалось довольное лицо. И где этот самодовольный тип узнал о моих пристрастиях?

– Хотел сделать сюрприз, – виновато произнес он. Похоже выражение моего лица красноречивее любых слов.

– Ух ты, – я вцепилась в толстый букет. Гадство! Он применяет запрещенные приемы. Сирень меня деморализует.

– Простите, Василиса, что я так спонтанно, – голос стал увереннее. Мерзавец. – Но вы вроде вчера по телефону не дали жесткого отказа.

– Я и согласий никаких не давала, – огрызнулась я, утопая в чарующем аромате. Ох, слабенько огрызнулась. Ох слабенько.

– Хотел позвонить сегодня, но совершенно не было времени. Решил сюрпризом.

– Я люблю сирень, – призналась я, глянув на Звездина через букет. Кажется, физиономия моя цветет. А он и рад, гад.

– Я заказал столик в ресторане, – совсем неуверенно тянет. Еще бы. Сейчас, я соберусь и скажу ему все, что думаю о его самоуверенности… сейчас… сейчас, еще чуть-чуть… сейчас ему конец… ну-у, сейчас… еще раз понюхаю цветы.

– Заказал на восемь. Подумал, вам же надо собраться. К тому же вы будете ругаться, что без спроса, потом я буду извиняться и просить прощения и снова вас уговаривать… ну, вобщем, я так подумал, часа два нам хватит? А то вам же завтра на работу. Да и мне, честно говоря.

– Я терпеть не могу, когда за меня решают, – какого черта я ему объясняю? Я должна развернуться и молча уйти… сирень. Вот гад.

– Виноват, – Звездин уронил голову. – Готов к любому наказанию. Чем могу загладить вину?

– Самосожжение, – жестко отчеканила я.

– Хорошо, – вздохнул он. – Только одна просьба. Последняя, прошу заметить.

– Какая?

– Часов в девять приступить. После ресторана.

– Ох, – я уже всерьез задумалась. – Я не планировала, как-то…

Что и говорить, конечно, он настоял на своем. Тем более для сопротивления у меня сил-то не осталось. Солнце зомбирует меня и лишает воли, и он этим воспользовался. Наверное, он не плохой адвокат, чужие слабости его сильная сторона. Короче говоря, мы отправились на его шикарной машине ко мне, он терпеливо дождался меня на улице, пока я переодевалась, принимала душ и вообще, наспех приводила себя в надлежащий вид. Когда я вышла на улицу, я даже сама себе понравилась. Вечернее платье, которое мне когда-то подарили девчонки, сидело прекрасно. Материал приятный, мягкий, я и не надевала это платье-то еще ни разу. Так, несколько раз померила дома, покрутилась перед зеркалом, а достойного повода пока не было. Сидит хорошо, может немного слишком открыто, но это ничего. Проверим стойкость «железного» адвоката. К платью и туфли… каблук мне несколько высоковат, я эти шпильки вообще не очень люблю, «ходули» для экстремалок, но один раз можно, гулять так гулять. Вообще-то не хватает только прически, но это мы уже, наверное, не успеем.

– Я не долго? – Спросила я, заливая эхом каблуков родной переулок.

– Боже, – выдохнул Звездин. Сначала у него был вид, утомленный ожиданием, теперь он совершенно растерялся. А что он собственно ожидал увидеть. Что я вылечу из подъезда в ступе с помелом?

– В парикмахерскую мы уже не успеем? – деловито поинтересовалась я. Надо пользоваться растерянностью противника. Вопрос прически это все же немного интимно, но сейчас Звездину не до гонора знатного мачо, ему бы с глазами своими справиться. Да и вообще, не моя вина, что он вместо того чтобы назначить место встречи и дать мне время собраться и сделать все свои дела, предпочитает болтаться под ногами, как бездомная собака.

– А, – он еще не очухался. Слабенький оказался. – В парикмахерскую?

– Да, – кивнула я недовольно. – Я собиралась сегодня сама пойти, но, как-то выбили вы меня из колеи.

– Честно говоря… – он глянул на часы, молча уставился на меня. Ну что с ним делать? Теперь еще и говорить разучился.

– Сколько уже?

– Десять минут девятого…

– А, – махнула я рукой. – Парикмахерские уже закрыты.

– Жаль, – не особенно печально произнес Звездин.

– Ну, что же делать, поедем так.

– У вас нормальная прическа…

– Назовем это так, – отмахнулась я. – Благодаря вам, я в кои-то веки выбираюсь в приличное место неряхой.

– Не сказал бы…

– Поехали, – вздохнула я.

Мы не поехали, мы полетели. По-моему пару раз даже оторвались от земли. Я бы все ему сказала по поводу такой езды, если бы была способна одновременно говорить и прощаться с жизнью. Это он мне мстит так, точно. Ну, может, я и навредничала немного, но это же не повод гоняться за голубями.

Ресторан оказался дорогущий, если только можно об этом судить по внешнему виду. Нас приветливо встретили, проводили к нашему столику. Я еще не успела адаптироваться к обстановке, когда у Звездина зазвонил телефон. И на этом романтический вечер закончился.

***

А я уж думала Звездина ничто не способно вывести из равновесия, но когда он спрятал в карман телефон, я поняла, что ошибалась. На адвокате не было лица. Он пытался что-то говорить, продолжать вечер, но не особенно это у него получалось. Он уже был не здесь.

– Что случилось? – напрямую спросила я.

– Что? – Он, даже взгляд на мне сфокусировать не может. – Случилось?

– Что случилось? – Чуть громче и напористей повторила я свой вопрос.

– Это… – он сделал неясный жест. – Там… по работе…

– Что-то серьезное?

– Да как… – он все не мог вернуться к действительности. – Нет, в принципе… это нет… там… не важно, – Звездин мастерски смахнул с лица наваждение, но в глазах его чувствовалось напряженное размышление. – Думаю, нам пора заказать что-нибудь…

– Вам надо ехать, – попыталась я угадать его мысли.

– Мне? Куда?

– По работе, – если он будет продолжать изображать из себя бетмена, я не удержусь в рамках приличных выражений.

– Да нет, – он пожал плечами, задумался. – Не обязательно.

– Ресторан можно перенести на другой день. Рестораны никуда не денутся, – улыбнулась я. – К тому же у меня, наконец, будет время заняться своей головой.

– Да? – Звездин совсем уж засмущался. Не любит он, когда обстоятельства оказываются сильнее его.

– Из-за ваших сюрпризов, – продолжила я увещевания, бальзамируя его совесть, – вечер у нас получился немного скомканным. Давайте договоримся на другой раз, и все пройдет спокойно. Авантюризм привилегия молодых.

Кажется последний мой аргумент, не столько успокоил его, сколько задел за живое. Может он считает себя мальчиком? Мужчины вечные дети. Поэтому я и сына родила. Вдруг (впрочем для него может это и не было «вдруг», наверное он размышлял говорить мне или не стоит, а может мое последнее заявление про возраст раззадорило его и он решил оправдать внештатную ситуацию разрушившую его надежную конструкцию этого вечера, мужчины так любят оправдываться), Звездин заявил:

– «Ника» горит.

– Что?

– «Ника» – дом моды Вероники Сергеевны, вы с ней вчера знакомились.

– Вера? – Я на какое-то время потеряла дар речи.

– Да, – кивнул Звездин. – В принципе мне там быть не обязательно, там есть мой человек. – Он помолчал. – Обычно я присутствую при подобных событиях, но это, в принципе, не связано ни с какими обязательствами.

– А с самой Верой все в порядке? – Спросила я, не очень понимая, как с этим всем вообще связан Звездин.

– Не знаю, – ответил он. – У меня не хорошее предчувствие…

– Вы думаете с ней, что-то могло случиться?

– Я не знаю.

– Так надо ехать. – Я вскочила. В голове не умещается, как это он не связан обязательствами. Он знает человека, у человека дом горит, а он тут рассиживается и что-то мне тут еще объясняет. Ну и человек. Сейчас я просто не в состоянии трезво рассуждать, но когда приду в себя, я ему все выскажу.

– Вы хотите поехать? – Звездин поднял брови. Ну и сундук.

– Разумеется!

– Но, – он замялся, – скорее всего, картина там не особенно приятная.

– Почему вы тянете?– Я уже плохо сдерживаюсь. – Вам что, действительно безразлично?

– Как хотите, – Звездин пожал плечами, вышел из-за стола. Мы направились к выходу. Он тащится как ленивая улитка, так и хочется дать ему пинка.

Наконец мы добрались до машины и поехали по погружающемуся в удушливый сумрак городу. Я одновременно и злюсь на Звездина и пытаюсь разобраться с нахлынувшими чувствами. Мне немного жутковато, но одновременно кажется, что я выгляжу глупо, уж от меня-то там точно толку будет мало. Есть пожарники, есть, в конце концов, Звездин с непонятными какими-то отношениями с этой Верой, да и человек его какой-то уже там… вот только почему Звездин летел в ресторан на бешеной скорости, а сейчас чапает как в карете, еще в такой позочке расслабленной. Не сильно же он переживает из-за этого пожара.

– Да? – Звездин ответил на телефонный звонок. – Так… да… сколько?… понял. Я сейчас подъеду, держи там пока все на контроле. Да, до связи. – Он убрал телефон, некоторое время задумчиво молчал, затем коротко глянул на меня и произнес:

– Там жертвы, может, все же лучше я отвезу вас домой…

– Жертвы? – Я ощутила, как морозец пробежал у меня по коже. – Кто-то погиб?

– Да. Пожарные уже почти закончили, теперь, видимо, делом займется милиция.

– Кто погиб? – Не без труда выдавила я вопрос.

– Пока не знаю, – Звездин все глубже погружался в свои мысли, со мной он говорил больше машинально. Теперь я чувствовала себя совершенно лишней, но и как покинуть эту ситуацию, когда страшно до чертиков и Звездин ушел в себя, не хочется его отвлекать. Вобщем, сижу, трясусь и мне очень не хорошо.

      Мы подъехали к той самой выставке, на которой я была вчера. Повсюду лужи, машины, пожарные, милиция, скорая, дым, пахнет гарью, ходят люди, собралась целая толпа зевак. Звездин остановился в стороне, ближе мы бы и не смогли подъехать, меня совсем не замечает. Я вжалась в сидение, жду, когда он меня заметит и спросит, откуда я тут взялась. Внезапно хлопнула задняя дверца, к нам кто-то подсел.

– Ну что, Сев? – Не оборачиваясь, спросил Звездин.

– Номер ноль, – коротко отозвался мужчина.

– Давненько, – вздохнул Звездин.

– Да, – согласился мужчина.

– Слишком нагло. А может «мажор»?

– Может.

– Ладно, – Звездин замолчал. Он думал и ему никто не мешал. Спустя минуты две, он произнес: – Давай-ка, Сев, по первой категории покачай, а там видно будет.

– Понял.

      Больше они не говорили. Мужчина молча вышел из машины, закрыл дверь. Несколько минут мы сидели молча, затем Звездин повернул ко мне голову, улыбнулся… может я чего-то не понимаю?

– Кажется, я испортил вам вечер, – сказал он, не теряя своей грустной улыбки. – Домой?

– Я могу сама…

– Да нет, – он торопливо перебил меня. – Я уже свободен. Нам нечего здесь делать. Если уж я мог испортить вам настроение, то, похоже, я с этим справился.

Я повернула голову в сторону выставки. Пожарные, не торопясь, скручивали шланги, некоторые курили. Похоже, ажиотаж уже спал, и печальное событие стремительно погружалось в пучину все пожирающего прошлого.

– Кто там погиб? – спросила я.

Звездин ответил не сразу. Некоторое время он задумчиво смотрел на меня, затем отвернулся, завел двигатель и тронулся.

– Что случилось, то случилось, Василиса Васильевна, – произнес он. – Есть вещи, которые не возвращаются и не поправляются, о них просто не надо думать.

– Вера, – сказал я то, что не хотела слышать и думать.

– Я отвезу вас домой.

– Боже мой, – я еще не до конца осознала всего того, что сегодня случилось, но уже была уверена, что, наверное, мне сегодня будет плохо. Мне уже плохо.

– Что поделаешь, – Звездин кашлянул. – Такие вещи иногда случаются. Никто из нас не застрахован от несчастий. Извините, Василиса, что невольно втянул вас…

– Я ее даже не знала. Я видела ее раз в жизни, но она была такая… – я замолчала не находя слова.

– Живая, – сказал Звездин. – Она всегда была живая… Василиса, попытайтесь просто не думать об этом. Ой беда, ну зачем я вам сказал…

– Вы не в чем не виноваты, – отрезала я. – В подобных вещах никто не властен. Успокойтесь.

Мы въехали в мой переулок, когда уже начало смеркаться. Звездин плавно притормозил у подъезда. Прощание не заняло много времени. Он предложил зайти и побыть какое-то время со мной, я отказалась. Спасибо ему, конечно, но я из тех, кто предпочитает побыть одной, когда плохо. Договорились, что он позвонит, на том и расстались.

***

Вечер прошел все же спокойно, удалось отвлечься. Почитала и быстрее уснула, а вот следующий день не задался сразу. Во-первых, отключили горячую воду, во-вторых, забыла сумку… сумку! И сразу поняла, что голова сегодня работать отказывается, где-то летаю. Пришлось возвращаться, смотреться в зеркало. Только вышла, вызвала лифт, первый же шаг и хрясь, каблуку конец. И снова домой, переобуваться, смотреться в зеркало… и, черт побери, это были мои последние приличные туфли! На работу я ехала уже в самом что ни на есть «прекрасном» расположении духа.

      В метро, какой-то стремительный пенсионер ушиб мне плечо необъятным рюкзаком, в котором легко уместилась бы я сама вместе со всем своим отделом, разве что весили бы мы меньше. На работу я пришла запыхавшаяся и растрепанная, совершенно не готовая что-либо строить, только разрушать. Наверняка кому-нибудь я бы разрушила настроение, если бы спустя пол часа ко мне не ворвалась Маринка с выпученными глазами и не завопила, что жизнь ее разрушена, что смысла продолжать сопротивление невзгодам больше нет, что все эгоисты и справедливости нет. Пока она метала громы и молнии, я поняла, что мне стало лучше. Во всяком случае, похоже, кому-то сейчас хуже.

– Что случилось, Мариш? – Успела спросить я, пока она переводила дыхание.

– Учеба, работа, планы, муж, дети, внуки, – вдруг что-то вспомнила. – А кругосветное путешествие! Я хотела съездить в кругосветное путешествие. Это же была моя мечта! Все, – и она осела.

– Может еще получится? – Робко поинтересовалась я, боясь тревожить ее в момент, когда она лишилась мечты.

– Нет, все, – она покачала головой. – Конец.

– Что случилось? – Вновь поинтересовалась я.

– Жизнь закончена.

– Так серьезно?

– Все плохо, все очень серьезно…

– Да что произошло-то?

– Мне звонила милиция, – упавшим голосом подытожила Маринка.

– И что? – Я ждала продолжение, но по лицу Маринки можно было заключить, что все самое страшное уже сказано, а мой дополнительный вопрос лишь проявление не вменяемости. Но я настаивала:

– По поводу чего звонили?

– Ну, – Маринка развела руками, свела брови. Похоже суть разговора зацепилась в ее памяти значительно хуже самого факта звонка. – Ну, как… – мямлила она. – Так, это… а, ну… про выставку… а, ну да! Когда мы пришли, когда ушли…

– И?

– И все, – Маринка пожала плечами. – Какая разница, – она села на стол. – Мне конец. – Посмотрела на меня. – Тебя я не выдам.

– Спасибо.

– Наверное что-то украли. – Продолжала замогильным голосом рассуждать Маринка. – А у меня даже алиби нет. Все, это конец. Уж я-то знаю, у нас это быстро делается, не то что в какой-нибудь задрипанной Америке. У нас сразу – десять лет без права переписки. – Маринка умолкла, погрузившись в глубокий траур.

– Мариш, – произнесла я. – Что ты мелешь. Сейчас не те времена. – Я напрягла логику и все знания в этой области. – Точно, сейчас можно переписываться. Переписку не запрещают.

– Писать можно? – Маринка подняла на меня два океана тоски.

– Какую переписку? – До меня только что дошел смысл нашей беседы. – Какие десять лет!? Что ты несешь?

– Что я несу. – Она надула губы, по-моему, собираясь разреветься. – Ничего я не несу!

– Маринчик, да ты чего, – я подняла со стула свою пересушенную духотой кабинета арматуру, подошла, взяла Маринку за плечо. – Ты с ума сошла. Думать не о чем, вообще.

– Как же не о чем, – под глазами блеснула жемчужинка слезы. – Милиция так просто не звонит.

– С ума сошла, – я не сдержала улыбки. – Пошли курить.

– Курить? – Она шмыгнула носом.

– Пошли, пошли, – я стащила ее со стола. – Я знаю, почему тебе звонили. На выставке был пожар, я там была.

– Пожар?

– Да, выставка горела.

– Горела? – Маринка захлопала ресницами. – Ничего там не горело.

– Горело, горело, я сама видела…

– А почему я не видела? – Маринка принялась напряженно шмыгать носом. – Я еще не совсем идиотка. Ничего там не горело. Там голые тетки и дядьки были, знакомый ваш был одетый…

– Вот именно знакомый и отвез меня потом туда еще раз. И там все горело.

– Горело?

– Горело, – я кивнула. – И все сгорело.

– Все сгорело?

– Все.

– Ах, – Маринка накрыла лицо руками, оставив только две лепешки глаз. – А тетки?

– По-моему там погибла Вера.

– Ай, – Маринка запищала. – Вера! Погибла! Кто это, Вера?

– Фотохудожница, помнишь, мы знакомились…

– Ой, помню, твой друг нас знакомил.

– Вот именно. И еще он странно себя вел…

– Да-да, – Маринка замахала руками. – Странно, странно. Я сразу заметила. И он одетый был.

– Не в этом дело.

– Не в этом?

– Он потом странно себя вел.

– Потом тоже странно, – Маринка закрыла рот рукой. – Ой, это странно.

– Я весь день сама не своя, – призналась я. – Все это очень…