Вeрните моего сына

– Комаров, необходимо опросить всех соседей, может, кто что знает. Внизу сидит консьержка, ее показания обязательно запротоколируй. Она точно должна была видеть преступника, – женщина отдала приказ последнему коллеге, и он тоже торопливо вышел из комнаты, крепко зажимая в руках потертую папку.

Раздав указания, строгая следователь вновь принялась за допрос.

– Так. Теперь продолжим с вами, Юлия Витальевна. Опишите своего ребенка: возраст, примерный вес, рост и все остальное. Может, у вашего сына имеются какие-либо особенные приметы, по которым его можно опознать?

– Он еще совсем маленький… Одиннадцать месяцев недавно исполнилось… – на глаза снова навернулись непрошенные слезы, а в горле застрял горький ком. – Голубоглазый, волосы русые, кудрявые. Из примет нет ничего особенного… Хотя подождите! На его левом бедре есть небольшая родинка, она совсем крошечная, как точка…

– Сойдет, – коротко кивнула сотрудница полиции. – Кроме ребенка, что-нибудь еще пропало из квартиры? Деньги, ценные вещи?

Я криво усмехнулась. Воровать в моей квартире было нечего. Небольшие денежные сбережения хранились на банковской карточке, сумка с кошельком на месте – вот, рядом на диване лежит. Все в целости. Бытовая техника тоже на месте.

– Вы осмотритесь, может, увидите, что пропало, – представительница порядка сказала эту фразу с таким видом, словно торопиться ей было совершенно некуда.

Злоба от чувства собственной беспомощности начала медленно закипать во мне. Мой сын сейчас находится неизвестно где и неизвестно с кем, а я тут сижу и трачу драгоценное время на заполнение каких-то бумажек! Я уже приготовилась высказать ей все свое негодование, но тут что-то щелкнуло в моей голове. В квартире явно пропали кое-какие вещи, и это были не драгоценности.

Я пулей выскочила в коридор, едва не сбив с ног в дверном проеме коренастого полицейского, и остолбенело встала. В тесном проходе пустовало то место, где еще недавно стояла детская коляска Кирюши. Мой взгляд переметнулся на напольную вешалку – яркий болоньевый комбинезон сына и забавная шапочка с ушками исчезли без следа. И как я только раньше не обратила на это внимание?!

– Пропала одежда Кирилла и детская коляска! – вернувшись в комнату, возбужденно воскликнула я.

Следователь отложила ручку в сторону, слегка сморщила широкий открытый лоб и недоуменно произнесла:

– Странно, что похититель решил украсть вашего сына в его же коляске… Слишком просто. Обычно для подобных целей злоумышленники используют автомобиль. Но это нам и на руку… Опишите все пропавшие вещи как можно более детально! – быстрыми движениями она размяла свои пальцы, снова взялась за ручку и выжидательно посмотрела на меня.

– Коляска детская прогулочная, темно-синего цвета, по бокам оранжевые вставки в виде широких полосок, – нервно затараторила я, стараясь вспомнить все мельчайшие подробности. – Фирма «Бебитон», кажется… Зафиксирована в сидячем положении. Комбинезон из болоньевой ткани зеленый, рисунок в виде мелких серых и синих квадратиков. Шапка серая с коричневыми круглыми ушками, спереди изображена медвежья рожица с пластиковыми глазками. Вроде бы все…

Сотрудница правоохранительных органов удовлетворенно тряхнула кудряшками, не отрываясь от письма. В этот момент в комнату вошел долговязый полицейский.

– Ольга Павловна, в МЧС дозвонился, допросил диспетчера. Никаких рейдов в этом районе не было и не будет. Сотрудник с такой фамилией в штате у них не числится, – бодро отчеканил он.

– Не удивительно, так я и думала, – произнесла женщина, скривив полные, густо накрашенные алой помадой губы. – Вот что, Филимонов! Передай устную ориентировку на преступника и ребенка, а также детскую коляску всем дежурным постам. Объявляем план-перехват. Чуть позже с пострадавшей проедем в отдел и составим фоторобот похитителя.

Она протянула ему бумажный лист, испещренный мелким ровным почерком, и встала с дивана. Пуговицы на ее пышной груди напряглись, но все же остались на своем месте. Я соскочила следом, как ужаленная, и с мольбой в голосе обратилась к ним:

– Что будет с моим сыном? Его найдут???

– Еще не время паниковать, все необходимые мероприятия в скором времени будут проведены, – обнадеживающе ответила мне дама, второй полицейский опустил голову и быстро удалился из комнаты с ориентировкой. – Обычно младенцев крадут любящие их родственники либо злоумышленники с целью выкупа. Во втором случае они всегда дают о себе знать, а вот что касается первого варианта… Вы в каких отношениях состоите с отцом вашего ребенка?

От ее настойчивого цепкого взгляда я слегка смутилась, а лицо обдало жаром. Я была матерью-одиночкой, и признание этого факта всегда приносило мне некий психологический дискомфорт.

– Ни в каких! Мы расстались с ним, когда я еще была беременна, после от него не было никаких вестей. Он знает, что у него есть сын, но не стремится к общению с нами.

– И все же эту версию стоит проверить в первую очередь. Всяко в жизни бывает, знаете ли… Как вы считаете тогда, у кого есть мотив похищать вашего ребенка?

Я неопределенно пожала плечами. Даже в уме не могла представить себе подобных кандидатов. В этот момент подал голос тот самый коренастый полицейский. Он стоял рядом с торшером и придирчиво разглядывал на нем мелкие засохшие пятна овощного пюре.

– Ольга Павловна! Тут свежие следы неизвестного происхождения в виде брызг, смахивает на кровь. Смывы на анализы надобно бы сделать!

– Приступайте к делу, – дала добро полицейская и в упор посмотрела на меня, приподняв одну тонкую бровь.

– Это брокколи. Кирилл сегодня разлил пюре за обедом, – начала было объяснять я, но тут до меня дошел смысл их диалога. – Вы что, меня в убийстве сына подозреваете???

Если бы я могла испепелять взглядом, то от сотрудников доблестной полиции наверняка бы не осталось и кучки пепла. От ярости меня стала колотить мелкая дрожь. Женщина-полицейский тут же поняла мое состояние и, взяв обеими руками за плечи, легонько встряхнула.

– Успокойтесь, Юлия Витальевна! Это наша задача – прорабатывать все возможные версии. Вас никто ни в чем не обвиняет.

Глядя в ее спокойные серые глаза, я всем телом поникла и опустилась обратно на диван. Злоба внутри меня утихла, уступив место крепкой горечи разочарования. Надежда на то, что полиция все же поможет мне, стала такой невесомой и призрачной, что захотелось завыть в полный голос.

Между тем полицейский с блестящей, словно отполированной лысиной надел на руки прозрачные перчатки, раскрыл свою папку, извлек из нее скальпель и небольшую пробирку. Затем подошел к злополучному торшеру и принялся усердно соскребать острым орудием с ткани мелкие частицы, помещая их в колбочку.

Громко хлопнула входная дверь, и спустя несколько секунд в комнате появился запыхавшийся полицейский, назначенный опрашивать возможных свидетелей похищения. По его взволнованному виду было понятно, что ходил он не зря. Меня это немного воодушевило.

– Ольга Павловна, соседей по лестничной площадке нет дома, остальные жильцы ничего подозрительного сегодня не наблюдали. Но вот показания консьержки более чем интересны!

Он протянул исписанный листок пышнотелой даме. Следователь несколько минут внимательно вчитывалась в текст, затем положила бумагу на журнальный столик и с удивлением уставилась на меня.

– Вы знакомы с консьержкой этого подъезда? – задала она мне странный вопрос.

– Ну да, – с недоумением ответила я. – Здороваемся каждый день, когда на прогулку с Кирюшей выходим. Иногда и пообщаться на разные темы можем…

– Пойдемте, – она коротко скомандовала мне и, несмотря на свои объемные формы, довольно быстро и легко зашагала к выходу.

По дороге от квартиры до лифта мы молчали. Я боялась что-либо спрашивать у следователя, словно это могло хоть как-то навредить моей появившейся хрупкой надежде. В тишине, нарушаемой лишь надрывным скрипом подъёмного устройства, мы спустились вниз.

Старые створки лифта распахнулись. Не теряя времени, мы поспешили к небольшому закутку, расположенному возле выхода из многоэтажки. В обшарпанной будке с большим окном в половину стены несла свой пост консьерж нашего дома – Любовь Петровна.

Милейшая женщина почтенного возраста с увлечением читала газету, не обращая на нас никакого внимания. Ее голова, прикрытая цветастым платком, из-под которого выбивались серебристые локоны, была низко опущена. На кончике носа красовались выпуклые очки круглой формы на толстой веревочке, опоясывающей хрупкую шею.

Полицейская дама демонстративно покашляла, и вахтер тут же поспешно отложила прессу в сторону. Отработанным жестом старушка поправила свои очки и поочередно, с нескрываемым изумлением, оглядела нас. Первой к ней обратилась сотрудница органов:

– Добрый день, я следователь по делу о похищении сына Юлии Самойловой.

– Здрасти, – испуганно кивнула старушка, вжав голову в плечи.

– Мой помощник совсем недавно взял у вас показания. Я с ними ознакомилась и, признаться, была удивлена, – продолжила дама. – Вы знакомы с пострадавшей? – следователь повернулась вполоборота так, чтобы консьержка смогла получше рассмотреть меня.

– А то как же… Я Юленьку знаю уже год где-то, может, больше, как она сюда переехала. Каждый день видаемся, она с ребенком на коляске выходит. А что не так? – нос бабули заострился от любопытства, и она слегка подалась вперед.

– В своих показаниях вы утверждаете, что сегодня видели Юлию Витальевну днем, выходящую из дома с ребенком в коляске, – словно не слыша вопроса вахтера, продолжила следователь. – Я ничего не путаю?

От этих слов мои глаза округлились от удивления.

– Нет, так и было, – утвердительно кивнула вахтер. – Я вашему мальчику уже все рассказала. Ходила Юля гулять с ребёночком после обеда, а вернулась потом одна, где-то через час, но без коляски!

Я просто онемела от шока, волосы неприятно зашевелились на голове.

– Любовь Петровна! Вы наверняка что-то путаете! Этого быть не может, я сегодня никуда не выходила из дома! – горячо воскликнула я, когда обрела дар речи.

– Ничего я не путаю, – оскорбилась старушка. – Ты это была! Пробежала с коляской быстрехонько, даже не поздоровалась. Ну я подумала, мало ли че, человек торопится…

– Опишите женщину, которую видели и приняли за Самойлову,—резко прервала наш диалог следователь.

– Ну так это… Пальтишко ейное было надето, красное… У нас во всем доме оно одно такое, – задумчиво стала перечислять консьерж. – Шляпка черная, из-под нее волосы светлые Юлькины торчали. Фигура такая же. Лицо, правда, не разглядывала, уж больно быстро пронеслась, что туда, что обратно… Да она это была! Мне врать незачем! И Кирюшка в коляске ихней спал, это точно!

– Хорошо, – спокойно произнесла полицейский. – В течение дня здесь не появлялись сотрудники пожарной безопасности? Или какие-либо другие незнакомые мужчины?

– Нее… Тишина пока, до вечера народ-то работает, – ответила вахтерша и махнула рукой. – А если бы и были, то я всех записываю, кто к кому! У меня все строго!

Тут она с заметной гордостью продемонстрировала нам в окно толстую, расчерченную грифельным карандашом тетрадь с пожелтевшими исписанными страницами.

– Спасибо за информацию, – вежливо поблагодарила бабулю следователь, та в ответ сразу же просияла.

– Да не за што! Я ведь это… работа такая – блюдить!

Сотрудница правоохранительных органов развернулась на каблуках и чеканным шагом направилась обратно к лифту, не дожидаясь меня. В некотором оцепенении от происходящего я поплелась следом.

Мы зашли в лифт. Створки закрылись, кабина натужно заскрипела и, дребезжа, нехотя поползла наверх. Следователь изучающе смотрела на меня несколько секунд, а потом наконец обратилась с вопросом:

– Как вы можете прокомментировать показания свидетельницы?

– Да Любовь Петровна, видимо, умом тронулась! – вспылила я. – У меня ребенка похитили, а она говорит, что я сама с ним уходила! Это невозможно! И пожарник тоже был! Скорее всего, она его не заметила просто!

Сотрудница правоохранительных органов выслушала мою эмоциональную тираду и ничего не сказала в ответ. По ее каменному лицу было невозможно понять, поверила она мне или нет. Я горестно вздохнула и уставилась в исписанную разноцветными маркерами стенку кабинки.

Лифт со скрежетом замер. Его узкие дверцы распахнулись на моей лестничной площадке, и мы поочередно вышли из него. Вперед, словно большой капитанский корабль, устремилась Наумова. Едва она переступила порог моей квартиры, к ней тут же двинулся светловолосый полицейский с отчетом.

– Ольга Павловна, все помещения были тщательно изучены, никаких видимых следов преступления, к сожалению, не обнаружено. По-хорошему нужно бы «пальчики» снять, знать бы только, где…

Женщина остановила его монолог на полуслове жестом пухлой руки: из нагрудного кармана ее кителя раздавалась тихая романтичная мелодия. Она достала мобильный телефон, ткнула в него пальцем с длинным красным ногтем, а затем приложила к уху с массивной сережкой.

– Следователь Наумова, – несколько минут она внимательно, без каких-либо эмоций на лице, выслушивала невидимого собеседника, затем проговорила: – Все понятно, выезжаем.

Тучная дама оторвала телефон от уха и сунула его обратно в карман, затем, развернувшись ко мне, спокойно сообщила:

– Нашелся ребенок. По нашей ориентировке все совпадает, нужно ехать в отделение.

Неописуемая волна облегчения накрыла меня с головой. Лихорадочно я схватила следовательницу за руку и взволновано затараторила:

– Он жив??? С ним все в порядке???

– Да, его жизни и здоровью сейчас ничто не угрожает, – она деликатно высвободилась из моей цепкой хватки. – Необходимо выезжать.

В счастливом забвении я повернулась к вешалке, быстрым движением сняла с нее свое яркое алое пальто, а на шею набросила темно-синий классический платок из нежнейшего турецкого шелка.

– Я готова! – с невероятным воодушевлением сообщила я следователю.

–Обувь не забудьте надеть, – служительница порядка кивком головы указала мне на ноги.

Я посмотрела вниз и вспомнила, что нахожусь в легких домашних тапочках. С необычайной скоростью я поочередно скинула их с ног и быстро напялила черные полусапожки на плоской подошве.

– Ребят! – звонко крикнула женщина-полицейский. – Отбой! Выезжаем в отделение! Кажись, нашлась пропажа!

Оставшиеся сотрудники высыпали гурьбой в коридор.

– Как хорошо, на ужин к жене домой успею, – мечтательно произнес долговязый полицейский, и широкая улыбка расползлась по его лицу. Остальные мужчины тоже просияли и оживились.

Большой компанией мы вышли на лестничную площадку. Я закрыла квартиру и направилась к лифту. Трое полицейских безоговорочно отправились вниз по лестнице пешком, ну а мы втиснулись в узкую кабинку и стали спускаться следом.

Я не помнила себя от радости, за спиной словно выросли обрезанные крылья! Такие дикие и сумасшедшие эмоции я, наверное, даже никогда и не испытывала в своей жизни. Душу горячо грели мысли о том, что сын жив и здоров, скоро я заберу его домой, и мы забудем все произошедшее, как страшный сон.

Лифт с натужным скрежетом затормозил и дружелюбно раздвинул створки, выпуская нас наружу. Сотрудники правоохранительных органов уверенно двинулись вперед к выходу, я неотрывно следовала за ними.

Любовь Петровна в своей сторожке оживленно подскочила, быстро надвинула на нос очки и стала с явным интересом разглядывать шествующих.

– Удачи, Юлечка! Бог тебе в помощь! – обратилась она мне, я в ответ лучезарно улыбнулась, не чувствуя под собой ног от счастья.

На улице царила благодатная погода: ласковое солнышко приятно припекало макушку, а по-летнему невесомый ветерок легонько раздувал мои волосы и полы тонкого пальто.

Большая машина оперативников с ярко-синей надписью «Дежурная часть» и мигалками на крыше была припаркована во дворе неподалеку от моего подъезда. Полицейские быстро загрузились в нее, я уселась последняя на задний ряд автомобиля. Строгая следовательница расположилась на переднем сидении рядом с водителем.

Внутри кабины было немного тесно, но я не обращала на это неудобство никакого внимания. В голове сидела лишь одна мысль: я еду за Кирюшей, теперь все будет хорошо… Переживания за сына немного отпустили меня, и от испытанного стресса я почувствовала легкую усталость во всем теле.

За заляпанным окном автомобиля замелькали улицы, дворы, спешащие по тротуарам разномастные прохожие, подростки и школьники с объемными рюкзаками. Беспрестанно сменяли друг друга рекламные вывески различных магазинов и ресторанов. По бокам дороги мигали разноцветными «глазками» светофоры, а в больших светодиодных экранах крутились короткие беззвучные видеоролики.

Спустя примерно десять минут водитель завернул на огороженную высоким железным забором парковку, плавно и аккуратно затормозил. Сотрудники правоохранительных органов высыпали из машины. Блондин галантно открыл для меня дверцу машины и подал руку. Несколько мужчин, дружелюбно переговариваясь, отошли в сторонку и закурили, остальные разбрелись кто куда.

– Пойдемте за мной, – обратилась ко мне женщина-следователь.

Вместе с ней мы направились к длинному трехэтажному зданию полицейского участка, у входа в который гордо развевались ведомственные флаги. Внутри, сразу же за дверью по правой стороне, располагалось небольшое, отгороженное решетчатым окном помещение. Там за столом с серьезным видом сидели двое дежурных полицейских. Впереди развернулся узкий коридор с установленным посередине препятствием в виде массивного металлического турникета.

Ольга Павловна извлекла из нагрудного кармана кителя небольшую прямоугольную карточку и приложила ее к электронному табло ограничителя прохода. Турникет дружелюбно пропищал в ответ, пропуская нас вперед. Строгая дама жестом пригласила меня пройти первой, а затем прошествовала следом, на ходу кивая головой своим коллегам в приемной.

Следователь бодро ступала уверенным шагом, точно следуя известному одной лишь ей направлению. В бодром темпе мы поднялись на второй этаж и дошли практически до конца коридора. Женщина повернулась налево и громко постучала в деревянную дверь, затем, не дожидаясь ответа, распахнула ее.

Перед моими глазами предстал небольшой, скудно обставленный служебный кабинет. В нем вмещалось несколько шкафов, располагающихся вдоль стены, плотно забитых картонными вздутыми папками. Напротив, у узкого оконца, стоял обыкновенный письменный стол с компьютером посередине. Его поверхность толстым слоем устилала различная документация, а в уголке на промасленной картонке ожидал свой час забытый надкусанный кусочек пиццы с розовыми заветренными полосками бекона.

За столом сидел худощавый темноволосый мужчина в светлой рубашке средних лет, он с увлечением что-то быстро печатал на компьютере и словно не слышал, как мы вошли. Ольга Павловна громко кашлянула в зажатый кулак, полицейский тут же повернулся в нашу сторону. На его лице ярко выделялись большие темные глаза и длинный орлиный нос с горбинкой. Мимолетно он резанул по мне острым взглядом и обратил все свое внимание на следовательницу.

– Вот, Руслан Георгиевич, доставила вам Самойлову, – доложила она. – Разбирайтесь с ней дальше сами, а я в дежурку, если что – на связи.

Она передала ему в руки кипу бумаг из своей папки и, развернувшись, так же быстро вышла из помещения. Мужчина отложил документы в сторону и жестом указал мне на деревянный стул, обитый протертой тканью, располагающийся сбоку письменного стола. Я робко присела на самый край.

Некоторое время он копался в разбросанных рядом с компьютером бумагах, а я с колотящимся сердцем выжидательно молчала. Наконец-то он нашел то, что искал,– прямоугольную фотокарточку – и протянул ее мне.

– Узнаете? – низким голосом с хрипотцой спросил он.

На фотографии был изображен мой крошка-сын. Он испуганно таращил свои голубые глазки из украденной коляски, зажавшись в углу.

– Да! Это Кирилл! С ним все в порядке? Где я могу забрать его??? – взволнованно ответила я, мысленно с облегчением выдохнув – сын действительно нашелся.

– С ним все хорошо, – спокойно ответил полицейский и неожиданно добавил: – А вот с вами, видимо, не очень…

Не продолжая диалог, он молча протянул мне какую-то помятую бумагу. Я в недоумении взяла ее и принялась читать. Это было небольшая записка, напечатанная на компьютере. Рассмотрев первые строчки текста, я просто онемела от шока.

Содержание письма было следующим: «Я, Самойлова Юлия Витальевна, добровольно отказываюсь от родительских прав в отношении своего сына – Самойлова Кирилла Олеговича, так как не могу его больше обеспечивать. Я соглашаюсь на лишение меня родительских прав, а также последующее усыновление моего ребенка».

– Это…что? – осипшим от удивления голосом спросила я.

– Это письмо от вашего лица было найдено при мальчике, в заднем кармане коляски, – полицейский взял в руки карандаш и стал легонько постукивать им по столешнице, не сводя с меня острых глаз. – На подпись посмотрите – ваша?

Я вновь уставилась в злосчастную бумагу и только теперь разглядела в самом низу размашистую закорючку, странно похожую на мою подпись. Меня кинуло в дрожь, руки предательски заходили ходуном, и, чтобы не выдать свое состояние, я бросила записку на стол полицейскому.

– Похожа, но это не моя! Это просто невозможно! Я ничего подобного не писала! – почти срываясь на крик, ответила я ему.

Мужчина аккуратно отложил карандаш в сторону, взял в руки бумагу и убрал ее в ящик стола. Я напряженно смотрела на его профиль в надежде, что сейчас он повернется ко мне и с улыбкой скажет, что все это – лишь глупый и нелепый розыгрыш. Но радовать меня он не торопился, вместо этого он принялся что-то искать в своем компьютере, быстро щелкая мышкой. Спустя пару минут полицейский произнес:

– А как вы это можете объяснить? – и демонстративно повернул ко мне экран, на котором шел безмолвный видеоролик.

Похоже, что запись была сделана у входа в какой-то крупный магазин с большой просторной лестницей, по которой в обе стороны двигались люди. Видео было в цвете, но не лучшего качества. По экрану монитора то и дело пробегала легкая рябь, но рассмотреть происходящее все же было возможно. Несколько секунд не происходило ничего интересного, как вдруг из многолюдного потока мое внимание привлекла женская фигура с коляской, двигающаяся ко входу в здание.

Меня словно укололи огромной острой иглой. Я мгновенно подскочила со своего стула, перегнулась через стол к экрану и стала напряженно вглядываться в него. Коляска была абсолютно точно моей, в ней сидел ребенок в ярко-зеленом комбинезоне. Это был Кирюша! Но кто эта женщина?!

Рассматривая ее силуэт все более пристально, я похолодела. Она как будто была моей второй копией: такая же походка, ярко-алое пальто, черная шляпка и развевающиеся светлые волосы до плеч. Лицо ее было невозможно разглядеть, но со спины можно было запросто подумать, что это иду я. Незнакомка легко поднялась по пандусу с коляской и растворилась среди народа в широком проходе магазина.

– А вот запись с этой же камеры спустя пять минут, – сообщил мне полицейский и, пощелкав мышкой, включил новое видео.

Все тот же ракурс: широкая лестница, наполненная потоком снующих людей. Из дверей магазина поспешно выходит женщина в красном пальто с опущенной головой, но уже без коляски. Она быстрым шагом удаляется влево и исчезает из поля зрения камеры видеонаблюдения.

Полицейский выключил видеоролик, вернул экран компьютера на прежнее место и пристально уставился на меня немигающими черными глазами. Я медленно осела обратно на стул.

– Ваш сын был найден без присмотра в крупном торговом центре «Лагуна», расположенном в нескольких кварталах от вашего дома, – будничным голосом начал он, словно рассказывал мне совершенно обыденные вещи. – Оставила его предположительно мать, то есть вы. По словам главной свидетельницы – продавщицы мороженого, – незнакомая женщина попросила ее присмотреть за ребенком несколько минут, а затем куда-то пропала. Спустя десять минут после ее исчезновения продавщица заволновалась и попросила объявить о брошенном малыше по громкой связи, но мать так и не появилась. Спустя полчаса она вызвала полицию. При обыске в коляске была обнаружена записка с отказной на ребенка, которую я вам уже показывал. Вашего сына забрали органы Опеки, а поиском нерадивой матери занялись мы. Вот, собственно, и все.

Закончив свою речь, мужчина откинулся на спинку черного офисного стула и похрустел костяшками пальцев, с явным удовольствием разминая их. Я попыталась сказать ему, что это просто какая-то ошибка, но из моего рта лишь вылетали какие-то несвязные слова. Не дождавшись от меня вразумительного ответа, он продолжил:

– Вы сами видели видео. Даже мне сейчас стало понятно, что это были вы. Юлия Витальевна, может, хватит устраивать цирк? – он зло прищурился, поджав губы в узкую линию. – У меня тут и без вас полно работы, есть дела и посерьезнее, чем искать сбежавших мамаш!