– Попробуй!-над головой Лютого, со свистом, пролетел кинжал. Затем еще один и еще. Клинки парили словно птицы, норовя впиться в Лютого. Ведун выставил обережный заслон, от которого булат отскакивал словно от щита.

– Дурак, ты Захарий. Ох, и дурак! Что мне твои кинжальчики? Плюнуть и растереть. Не хотел я с тобой воевать, да ты вынудил.

Под Захарием задрожал пол, комнату затягивала дымка. Кинжалы собрались все вместе и атаковали своего владельца. Полилась кровь, Захарий стонал от боли и ужаса.

– Забирай свою книгу, и проваливай.

– Где?

– В изголовье кровати.

– Неси сам, нет тебе веры!

Захарий, пошатываясь, принес книгу.

– Подавись, собака.

– Перстень!

– Нет! Не отдам! Перстень мой.

В ту же секунду, лицо врага исказила гримаса боли. Перстень на пальце раскалился докрасна. Колдун-неудачник, сбросил его на пол, тряся рукой и тихонько повизгивая.

– А, говоришь, я собака!-Лютый рассмеялся. – Скулишь, как шелудивый пес. Ну, прощай. Думаю, больше не свидимся.

– Убирайся. Проклятый. Я доберусь до тебя.

Комната поплыла перед Лютым, растекаясь и меняя очертания.

– Почему так долго? Ты обещал, что я не успею соскучиться?

– Козел этот старый, уперся! Не хотел отдавать книгу. Гляди Милана, все у меня,– и книга и перстень.

– Тебя не было три дня.

– Детка, время в разных местах, странах и измерениях, течет по-разному. Я не знаю, как это происходит. С Захарием я провел, не больше часа.

– Как странно.

– Сам до сих пор удивляюсь. Ты сегодня управлялась? Я голоден.

Милана улыбнулась.

– У нас щи и каша. Будешь?

– А, то как же? Путешествовать между континентами, ой как непросто.

Девочка росла, вместе с ней рос и развивался ее талант, слышать и видеть то, что другим неподвластно. Лютый обучил ее, практически, всему, что знал сам. Мужчина понимал, приходит время им расстаться. Он снова отправится в путь. Милана заживет своей жизнью или той, что уготовит для нее Темный. Такие мысли все чаще и чаще приходили мужчине на ум, но он гнал их от себя. Она ведь, еще ребенок, ей сложно будет одной! Конечно, ведун замечал какой красавицей становится Милана, как расцвела и похорошела девочка за последнее время. Славия обрушила на него горькую правду, словно ушат ледяной воды.

– Заневестилась…. Моя девочка заневестилась,-Лютый вздохнул и вышел из избы. – Права бабка, нужно Милану найти. Посидит дома пару деньков, не страшно.

Глава 7

– Где ее может носить?-ведун был взволнован.

Он прошел по деревне. Местные- девочку не видели. У реки Миланы, тоже, не оказалось. Деревенские кумушки полоскали нехитрое бельишко и подтрунивали над колдуном.

– Что же ты Лютый за ведун, коли на своих двоих бегаешь да девчонку разыскиваешь? Колданул бы, чтобы чертяка ее притащил!-бабы визгливо засмеялись.

Лютый пошел вдоль берега к лесу. Колданул бы, кабы мог. Легче легкого человека найти или вызвать. Любого, да только не Милану. На нее, единственную, его волошба не действовала. Он не мог читать ее мысли, не мог воздействовать на нее. Поначалу, когда она была малышкой, пытался, да только, будто на ледяную стену наскакивал. Так и бросил свои попытки. Одно слово–Жрица. Лютый понимал, что Милана сильней его,– сильней ее дар, глубже видение.

Лес встретил ведуна прохладой. Вдалеке залаяла собака.

– Нашел. Лешачок выдал свою хозяйку. Далековато они сегодня забрались, не иначе, в отцову избенку пошла Милана. Ручей там знатный, вода целебная, самая лучшая для настоев да снадобий.

Ведун сбавил шаг.

«Все в порядке, можно не тревожиться, тишина в лесу и спокойствие. Посторонних нет.»

В избе Миланы не было, все указывало на то, что девушка у ручья. Лешачок дремал на солнышке и лишь повел носом, учуяв хозяина.

– Спишь? Лежебока! Откормила тебя Миланка, не пес, а–поросенок.

Лешачок открыл один глаз, зевнул, нехотя встал и вопрошающе уставился на ведуна.

– Вот, наглец! Угощенье выпрашиваешь? Извини,-Лютый развел руками. – Не принес! Где хозяйка твоя–отвечай. У ручья? Или к озеру пошла за плакун травой?

Словно понимая, что от него ждут, пес потрусил в сторону ручья.

– Значит там. Не прогадал я.

Солнце клонилось к западу. Скоро стемнеет.

– Милана? Милана! Где ты, девочка?

Ответом Лютому была тишина.

– Что за диво сегодня с этой девкой?-ведун ускорил шаг, раздвинул заросли ивняка и замер.

Девушка спала у воды. Лицо Лютого покрылось испариной. Первый раз в жизни он взглянул на свою подопечную, как на женщину. Нежный овал лица, сочные губы, приоткрытые во сне, казалось, так и созданы для жарких поцелуев, полная, упругая, совсем уже не девичья грудь, распирала расшитую обережной вышивкой рубаху из тонкого льна. Милана спала на траве тихо посапывая, подогнув под себя стройные ноги.

– Милана, паршивка, просыпайся. Что развалилась средь бела дня? Просыпайся, кому говорю?– мужчина, наклонившись над девушкой, грубо ее тормошил. – Ты жива или нет?

– Лютый? Ты чего здесь?-девушка, с просоня, не могла понять, что происходит. – Зачем кричишь? Случилось, что?

– Это я у тебя хочу спросить, что случилось? Почему без спроса ушла? Я тебя бегаю, разыскиваю, будто у меня своих дел нет.

– Я случайно уснула. За травами пошла и не знаю, как меня сморило,-Милана застенчиво улыбалась. – Дома изба топлена, каша в печи, пироги, я тебе оставила, узвар на леднике, и по хозяйству я с утра управилась. Не злись.

– Домой пошли. Солнце заходит.

Лютый круто развернулся и зашагал в сторону деревни.

Девушка сонно потянулась, передернула плечами, не понимая, что произошло с ведуном. Прислушалась к себе. Если бы что-то случилось, она бы почувствовала и знала о происшествии раньше него.

– Нет, в деревне все в порядке! От Темного известий никаких. Что же тогда?

Ведьма улыбнулась, быстро поднялась на ноги и побежала следом за Лютым.

«Сейчас узнаем, что с ним.»

Милана слышала и, наперед, знала о чем думает ведун. Только вот, копаться в его сознании, ей было строжайше запрещено. Лютый улавливал, что девушка читает его мысли, и блокировал поток. Однако, пара мгновений в запасе у Миланы всегда была. Ведун, в такие моменты, кряхтел, называл ее–нежитью синеглазой, запрещал к нему и близко подходить, и они вместе смеялись над ее проделкой.

Милана догнала мужчину быстро. Он шел молча, не оборачиваясь, чеканя каждый шаг. Проказница настроилась на своего наставника, ощутила его волнение и злость.

– Невероятно красивая. Не может быть!?! Я хотел ее, хотел, как женщину! Она же еще совсем… Дальше Милана не разобрала. Лютый ее почувствовал, закрыл канал, повернулся и пристально смотрел, ожидая вопрос.

– Ты влюбился?

Колдун, не отрывая взгляда от девушки, замахнулся и дал ей пощечину.

– Если ты еще хотя бы раз, сотворишь подобное, я за себя не ручаюсь. Поняла меня?

Милана не отвечала. Она не могла прийти в себя, поверить в произошедшее. Лютый никогда не поднимал на нее руку, он даже не кричал на нее. Девочка от ведуна видела лишь любовь, заботу и ласку.

Лютый и сам не мог поверить в то, что случилось. Казалось, силы его покинули. Перед ним стояла не уверенная в себе красотка, а его любимая малышка, еле сдерживающая себя, чтобы не зарыдать. Ведун развернулся, и практически, побежал к дому.

Глава 8

С того дня жизнь Миланы и колдуна изменилась. Не было больше в их доме смеха, задушевных бесед, добрых шуток. Ведун с каждым днем становился все мрачней, с Миланой разговаривал сухо, обучать ее прекратил. Любое неосторожное слово или поступок девушки вызывали его гнев или раздражение. Милана не знала, что и подумать.

«Кого он считал невероятно красивой? Кого пожелал? – разгадка крылась в ответе на этот вопрос. – Кто эта женщина?»

Как-то раз, она спросила у Славии, не знает ли та, – может у Лютого появилась в деревне зазноба? Славия, только, засмеялась в ответ.

– Что ты детонька, какая зазноба?!? Сколько баб к нему набивались, да только он их на дух не переносит. Нос воротит. Не иначе, о княжне заморской мечтает. Ты и представить себе не можешь, как часто наши дуры деревенские ко мне бегают с просьбами приворожить его–чертяку. Только, никто ему здесь не люб. Может там куда ходит, в иных мирах да княжествах его полюбовница? Об этом не знаю, не ведаю. Но думаю, что ледяное сердце у Лютого твоего. Никто ему кроме тебя не мил.

– И я ему не мила.

– Эк, учудила! Отчего же не мила? Он только тобой и живет, тобой-одной дышит. Ты, что дочь родная ему!

– Ошибаешься бабка Славия. Я всего лишь его ученица, прислужница по хозяйству.

– Какая же кошка промеж вас пробежала?

– Нет бабушка, не в кошке дело. Пойду я домой, скоро он вернется. Мне дома надобно быть. Ругать станет, коли дома не окажусь к его приходу.

– Ну, беги, беги! Коза-дереза.

Милана вышла, а Славия задумалась: «Что такого произошло между девочкой и ведуном? Отчего эти вопросы?»

Старуха подбросила в печь дровишек, запылал огонь ярче.

«Каким бы ты сильным Лютый не был, да и я ворожея родовая. Сейчас глянем что к чему.»

Долго всматривалась знахарка в пламя, не веря тому, что ей открылось. Отошла в сторону, задумалась.

« Вот оно значит, как. Права Милана. Есть у него зазноба в нашей деревне, и это, – она сама. Влюбился ведун в девчонку. Дышать не может, жить не может, сам с собой борется, да страсть вверх берет. Чует мое сердце быть беде. Эх, Миланушка, Миланушка, может в нем–счастье твое. Мужик он, – с виду, не старый, сильный, не красавец, конечно, да с лица воду не пить. Хозяйство у вас уже есть, и ты его детка, как отца полюбила давно. Видимо, теперь, как мужа полюбить или уважать придётся. Поглядим.»

Прошел год, за ним другой. Сбылось давнее предсказание Славии, – не было парня в деревне, чтобы не заглядывался на Милану. Не было месяца, чтобы не приходили в дом Лютого сваты, не только из их деревни, но и из других селений. Слава о красавице колдунье быстро разнеслась по округе. Только, сватов Лютый гнал взашей, с девушки не спускал глаз. Сам был угрюм да гневлив.

Одним днем, Лютый вернулся из очередного путешествия и не застал Милану дома. Стол был накрыт. Девушка всегда его ждала и если отлучалась, по какой надобности, оставляла обед, на случай, если ведун вернется без нее. Лютый знал, Милана боится его. От былого доверия, нежности и любви не осталось и следа. Понимал ведун, что сам отвергает девушку, выстраивает между ними стену непроходимую, обижает ни за что, но совладать с собой не мог.

Он полюбил. Крепко, страстно, безответно, не надеясь на взаимность.

«Как ей скажешь, как откроешься? Ведь он растил ее. На коленях качал, убаюкивал, рассказывал сказки и вдруг, влюбился. Считай, в собственную дочь влюбился.

Нет, не дочь она ему!– понял он, почему язык никогда не поворачивался, дочкой Милану назвать. – Чуяло сердце.»

И Милана никогда его отцом не называла. Знал ведун, что любит девочка его как отца и дороже его, никого у нее в жизни нет. Лютый всегда боялся, что раскроется обман и узнает Милана о том, что родной отец-Михась, не отдавал ее в услуженье, не променял на Раду, что все это его, – Лютого ложь, лишь бы девочка не ушла, не сбежала.

Ночами сердце колдуна разрывалось от тоски и одиночества, которые в одночасье свалились на него, как в былые времена, до встречи с Миланой. Каждое утро мужчина уходил в лес и пропадал там целыми днями. Милана знала, куда отправляется Лютый, и не смела ходить за ним. Ее вотчиной стала река. Отлучки Лютого в последний год участились, но надолго из дома он опасался пропадать. Разлука с девушкой была невыносима, а страх за нее преследовал ведуна во всех странствиях. Новые земли не радовали, иные, чудные миры больше не манили. Пока девочка росла, он мечтал, что когда-нибудь они станут путешествовать сквозь время и пространство вместе. Он покажет ей заморские диковинки, будущее, со всеми его преимуществами, страхами и прогрессом. Представлял, как Милана попробует крепкий, ароматный кофе, сморщит свой носик, а потом, как и он, пристрастится к напитку.

Девочка была необычной во всем. Ее красота захватывала дух и щемила сердце. Нежный голос журчал, как весенний ручеек. Она была необуздана в своих стремлениях и порывах, обожала все новое. Лютый обучил ее некоторым языкам. Малышка схватывала науки на лету, имея по многим вопросам собственное мнение и суждение. Он воспитал настоящую ведьму во всех смыслах этого слова и, только теперь, осознал в какой капкан загнал сам себя. Милана стала его продолжением, превзошла учителя в магической науке и разбила ему сердце. Как с этим жить Лютый не представлял. Не находил ответа и не понимал, как ему с ней поступить. Время отпустить девушку на свободу давно пришло. Темный указал Лютому, что дороги их с Миланой расходятся и ведуну пора отправляться в путь, а Милану оставить в деревне. Судьба для нее избрана. Да, только, никак не в силах Лютому выполнить этот приказ. Лучше смерть, чем разлука с Миланой. Самой страшной пыткой были мысли о том, что и муж для Миланы уже определен Темным. Его девочка в мужских объятьях, – это невозможно, он не сможет ее отдать. Волна гнева охватывала его, как только он представлял рядом с Миланой другого.

В таких невеселых раздумьях вернулся ведун домой и в этот раз. На сердце было неспокойно, Миланы дома не было.

« Куда запропастилась? Скорее всего, ушла в лес.»

Без леса она не могла, лес давал девушке силу, ощущение свободы, успокоение.

Лютый взял пирог со стола, налил ароматного сбитеня, но кусок не лез в горло. Тревога не проходила. Неожиданно, кто-то поскреб в дверь. Мужчина вышел на крыльцо, – там никого не было. У деревенских не хватило бы смелости шутить с ведуном.

– Морина, ты что-ли?

– Я соколик мой. Я желанный.

– Выходи! Что прячешься?

– Как мне выйти? День-деньской, солнце не село!

– Можно подумать, тебя это когда-то пугало. Выходи скоренько или иди восвояси, – ведьма старая!

– Чтоб ты провалился бесяка да перьями у тебя в горле поросло, а потом, повылазило.

Морина появилась на пороге, точнее, выплыло то, что от нее осталось. Это была не рыжеволосая красавица, а тень горькой, сгорбленной старухи с вздыбленными, редкими, седыми волосенками.

– Доволен?!?

– Ух, ты! Какая красота пропадает. Что Моринушка никто замуж не берет? Рылом не вышла?

– Не тебе о моем рыле беспокоиться. Лучше на свое посмотри да на головушку буйную, не почесывается?

– С чего моей головушке чесаться? Сейчас в баньку пойду, может и ты со мной? Ах, запамятовал, ты же баньку, как и свет дневной не выносишь.

– Да с того, любый мой, что рога у тебя скоро отрастать начнут. Оленем по лесу поскачешь.

– Что мелешь, дурья башка?

– Миланка, краса наша ненаглядная, с полюбовничком в речке резвится. Хохочет! О тебе не вспоминает. Ты все о ней печешься, маешься, да видать, староват для нее. Паренек, которого она привечает в твои отлучки, молод, горяч, не чета тебе. Лютый, ты хоть, как бабу обнимать, и что с ней делать помнишь? Поди, забыл. Могу подсобить касатик, ой могу! Ночки наши вспоминаешь горячие? У Миланки, теперь, так же! Молодуха она-страстная.

Лютый, ты куда? Куда?-Морина расхохоталась и исчезла.

«Дело сделано, теперь, ведуна не унять. Может, и не станет сегодня у Темного новой жрицы-Миланы, и вернется прежняя жрица-Морина.»

Мужчина бежал через бурелом к реке. Ветки хлестали его по лицу, но он не чувствовал ударов. Сердце разрывалось от боли на части: «Как же так? Чем он хуже? Не может быть! Не могла его девочка так поступить. Не могла!»

Вот уж и река. Разливается смех девичий по округе.

– Петруша, прекрати! Прекрати немедля. Я все твоему деду скажу! Задаст он тебе трепку.

Юноша стоял по колено в воде и не давал Милане из нее выйти. Как только девушка собиралась пройти, он начинал топать. Брызги разлетались во все стороны. Милана звонко смеялась, крепко прижимая к себе корзину с бельем.

– Ничо! Не задаст,-парень притопнул еще раз, обрызгав Милану с ног до головы.

– Ну, паршивец такой! Сейчас тебе корзину на голову одену. Будешь знать!

– Не оденешь!

– Это еще почему?

– Так ты белье дочиста выполоскала, заново придется работу делать. Ты-Миланка себя пожалеешь, поленишься.

– Ой, ах! Петруша! Петруша помоги, помоги скорее!-девушка больше не улыбалась, побледнела и выглядела очень испуганной. Голос зазвенел, перешел в крик. – Петруша, Петруша, помоги!

– Что стряслось Миланушка?

– Мавка за ногу схватила сейчас на дно утянет. Не поминай лихом. Прощай.

Паренек подскочил к девушке, хотел схватить за руку и вытянуть из реки. Да, Милана, не долго думая, ухватилась за протянутую руку и резко дернула на себя. Петр не устоял на ногах, плюхнулся со всего размаха в реку.

Девушка, посмеиваясь над незадачливым кавалером, выбралась на берег.

– Становись на ноги, мелко там. Пошутила я. Глупый какой. Откуда здесь мавке взяться? Лютый последнюю, еще когда мы с тобой детьми были-извел. Русалки заплывают иногда. Так, они же красавицы каких ты и не видывал. Женись Петруша на русалке-подводным царем станешь!-Милана смеялась уже громче, заливистей.

Петр вышел из реки, с него ручьями стекала вода. Он был зол и разочарован. Не удалась его шутка, обыграла его Миланка. Не девка–огонь! Черт в юбке.

– Женись, говоришь. И женюсь! На тебе,–юноша рывком притянул ведунью к себе и поцеловал в губы.

Милана пробовала сопротивляться, вырваться, да парень был сильней. Она трепыхалась в его объятьях, словно синичка, но внезапно сдалась-обмякла. Горячие губы Петра, крепкие мужские руки-сделали свое дело. Девушка отдалась поцелую со всей страстностью своей натуры.

Лютый наблюдал за всем происходящим с пригорка. Как только их увидал, вздохнул с облегчением. Забавляется Петруша, не выпускает девчонку из реки. Так, сейчас Лютый его проучит знатно, задаст трепку, чтобы запомнил надолго. Только Милана Лютого опередила. Ведун хмыкнул, когда парень угодил в реку и совсем не ожидал он такого исхода этой истории. Мужчина словно обезумел, подлетел к паре, отбросил Петра в сторону, схватил за ворот рубахи, потащил к реке.

– Ах, ты собака! Ты к кому прикасаться посмел? Щенок безродный,-Лютый не контролировал себя. Наносил удар за ударом, выхватил засапожный клинок, замахнулся.

– Лютый, нет. Нет!– над рекой раздался пронзительный крик девушки. – Перестань, пожалуйста, перестань!-Милана повисла на Лютом сзади, не давая тому пошевелиться.

– Перестань, говоришь. Ах, ты мерзавка! Сука течная! Живо домой-потаскуха, там поговорим,– ведун обрел способность рассуждать, ярость отступила.

Он пнул носком сапога паренька. Петр, что-то пробормотал. Живой значит.

– Запомни парень, еще раз с ней увижу-прибью. Ты меня знаешь. Я слов на ветер не бросаю,– оглянулся, Миланы не было. Испугал девчонку. Ничего. Сейчас и ее поучу–уму разуму.

Лютый не шел, он словно летел к дому. Ревность поднималась в нем удушливой волной, застилая мысли и чувства.

– Вот так девочка! Ребенок, дитя! Пригрел змею на груди. Дрянь. Ненавижу!

Зашел в избу. Милана стояла белая, словно мел, в руках у нее был небольшой узелок и дорожная котомка.

– Я от тебя ухожу. Хватит. Не знаю, что с тобой приключилось Лютый, но ты мне два года житья не даешь. Всю кровь выпил да выстудил. Я боюсь тебя. Когда-то любила и почитала, как отца, а теперь не могу с тобой находиться под одной крышей. Ты злой, жестокий! Никого не любишь, никто тебе не нужен.

– Все сказала?

– Нет.

– Говори, не медли.

– Всяко, Лютый промеж нас было, благодарна я тебе за науку, но время наше вместе быть и мне у тебя учиться–вышло. Прощай.

– Не всю науку ты освоила детонька. Последний урок будет, самый главный в твоей жизни-послушание называется. Коли, умная-запомнишь.

Просвистел в воздухе хлыст. Первый удар разорвал верхний сарафан. Второй нательную рубаху. Лютый хлестал и хлестал, не задумываясь о последствиях. Девушка пятилась, отступала назад, закрывая лицо руками. Оступилась, упала. Лютый бил ее нещадно, остановился, когда увидел на теле кровь. Отдышался.

– Вот, тебе Милана мое последнее наставление. С этого дня запомни-никуда ты от меня не денешься. Жить со мной будешь, покуда мне не надоест. Женой станешь. Узнаю, что у тебя уже кто-то был до меня-вовсе убью. Так, что если с мужиком спала, лучше сама утопись. Поняла, меня? Поняла, спрашиваю?

Девушка, не поднимая головы кивнула.

– Моя умница,– ведун склонился над Миланой. – Люблю я тебя. Люблю, и ничего с собой не могу поделать. Тот день в лесу у ручья помнишь? Когда спящую застал? Ты потом все выведывала, что за зазноба у меня появилась. В тот день я тебя и разглядел. Настоящую увидал! Потому эти два года, как чумной ходил. Гнал наважденье да оно сильней меня. Ведьма ты Миланка! Истинная ведьма, и меня окрутила. Знай, я первый и последний мужчина в твоей жизни.

Девушка, сделав над собой усилие, подняла голову, глаза ее горели ненавистью. Рубаха изодраная хлыстом, свисала лохмотьями, оголяя пышную грудь. Спину девушки испещряли кровавые раны.

– Любишь меня говоришь? Люби–дело твое. Да я тебя не прощу, никогда не прощу! Я отомщу тебе! Перед богами, перед Темным клянусь–я накажу тебя. Как я сегодня, так и ты умоешься слезами и кровью,– Милана плюнула мужчине под ноги и без сил опустилась на пол.

– Отомстишь? Кто ты супротив меня? Глупая баба! Будешь мне утехой, столько-сколько я пожелаю.

Ведун вышел в сени, прошел через двор, сжимая в руках хлыст, и понуро побрел к лесу.

«Что же я наделал? Что сотворил с ней? Как быть теперь? Милана–гордячка, если сказала, что не простит, значит не простит,-сердце щемило от тоски. – Может уйти, бросить все и уйти? Пусть остается одна. Время пришло. Темный дал знак. Разошлись наши с ней пути с этого дня, навек разошлись. Нет! Не могу! Без нее жизнь не имеет смысла,-Лютый зашагал быстрей и уверенней. – Да, будет по-моему. Я ее желаю, и я ее получу! Стерпится–слюбится».

Мужчина постучал в избенку Славии.

Бабка тут же открыла, словно ждала его.

– Заходи Лютый, заходи. Давненько не был у меня в гостях. Какая нужда привела? Сказывай.

– Славия, как в деревне урожай соберут, свадебный уряд проведем. Готовь все.

– Свадебный? Хорошо Лютый. Миланка, как в воду глядела. Все выспрашивала меня, что за любушка у Лютого появилась. Я-старая ей не поверила. Посмеялась над девчонкой. Права она оказалась. Кого же выбрал? Раз ко мне со своей просьбой пришел, должна я знать, кто та красавица, что тебя окрутила?!?

– Милана.

– Милана! Шутник ты ведун.

– Не до шуток мне бабка. Готовь уряд к новому месяцу.

– Невестушка согласна?

– Согласна! Ждет не дождется.

– Лютый, языков злых не боишься?

– С корнями их повырываю, коли разговоры пойдут. Что Славия, поможешь мне?

– В чем Лютый? Не в уряде ведь дело? Миланка артачится? Силой взять хочешь? Не позволю! Дурень ты. Как удумал такое? Она же дите совсем?

– Дите? По кустам твое дите с парнями якшается. Все ее подруги уже своими дитями обзавелись. Самое время и ей пришло, мужней женой стать. Со мной Милана не пропадет. Ветру пахнуть на нее не дам.

– Ты не дашь. Знамо дело. А, жить то ты ей дашь? Из-за спины твоей выглянуть позволишь?

– Ты что меня бабка совестишь? Я не передумаю. К тебе первой пришел. Откажешь, сам к старейшинам пойду. Мне не посмеют возразить. Тямы не хватит. Отдадут за меня твою Миланку распрекрасную, и дело с концом. Родичи от нее оказались. Я единственный, кто за нее ответ держит. А я согласный,– ведун недобро усмехнулся.

– Вижу-не отвернешь от своего! Упертый. Последний раз говорю-пожалей девку, не неволь, одумайся! Придет время, она и сама согласится за тебя пойти.

– Не хочу я больше ждать! Не могу, сил нет. Всю душу из меня эта любовь высосала. Станет моей Милана вскорости. Готовь уряд-гостинцы, дары, пир, как положено по обычаю, ничего не упусти.

– Тебе Лютый видней. Только помни-сделанного не воротишь! Возненавидит она тебя.

– Провались ты пропадом! Раскаркалась. Возненавидит! Не воротишь! Уже, уже Милана меня ненавидит. Больше мне терять нечего. Что с ней, что без нее, все едино-пропадать. Лучше уж с ней. Хоть чуток в своей жизни счастье узнать,– Лютый выскочил из избы.

– Лютый, Лютый, погодь. Что произошло то промеж вас?

Ведун лишь махнул рукой и пошел в сторону леса.

Глава 9

Собрали деревенские урожай, загорелись свадебные костры. Принесли Лютый и Милана клятвы перед богами. Отшумела свадьба, отгуляла на славу.

– Пойдем милая, пойдем. Не бойся меня,-Лютый стоял посреди избы, держа молодую жену за руку.

<1...3 4 5 6 >

На страницу:

Перейти

5 из 6