Плохое слово (сборник)

Тот вечер, конечно же, закончился расставанием. Но я знала, что увижу Его завтра. И увидела… Но об этом – в следующем письме. Честно говоря, очень устала рука.

Если Вас, Артём, не затруднит – поставьте, пожалуйста Sting «Riseandfall». Большое спасибо. С уважением, Ваша Саша. Королькова».

– Артём, ты в курсе, что твоя речь в завершающем блоке? – пробегая мимо, поинтересовалась Алёна.

– Сказали уже. Знаю. Алён, а когда мы вызываем на сцену самых выдающихся радиослушателей? До или после выступления мэра?

Алёна выразительно посмотрела на записку, которую когда-то прикрепил Артём «Письма от Корольковой Саши оставляйте, пожалуйста, мне – в эфире не используйте. Сухорецкий» и сказала:

– Можешь уже снять писульку – все в курсе. И никто письма от твоей драгоценной Саши Корольковой читать в эфире не собирается. А что касается времени выхода радиослушателей – об этом я тебе, дорогой мой, сообщу персонально!

Артём показал Алёне язык.

– Во-во – до чего человека письма довели! Деградирует! Кстати, со всех ведущих требуют список этих выдающихся радиослушателей. У тебя, кроме Корольковой, имеется хоть кто-то? – в тоне Алёны не просто сквозил, а трубил во все колокола сарказм.

– Ты, конечно, удивишься, но я тебе отвечу «Да!», – парировал Сухорецкий.

– Тогда список мне на стол. И не затягивай!

Последнюю неделю радиостанция «Мечта» стояла в буквальном смысле на ушах. Пятилетие радио – событие, достойное не только поздравлений в газетах, на телевидении, но и настоящего праздника в центре города.

К мероприятию подходили ответственно – даже парочку артистов из Первопрестольной пригласили. Естественно, конкурсы, подарки, громкие речи от высокопоставленных личностей и дискотека. Теперь уже и Сухорецкий – со всеми остальными, закрутился в маховике под названием «Нам 5 лет!»

«Здравствуйте, Артём! С первых строк хочу не только Вас поблагодарить, но и пожелать самых чудесных мыслей, открытий и свершений.

У Вас было когда-нибудь такое – когда Вы начинаете говорить, а человек тут же продолжает вашу мысль? И создаётся впечатление, будто вы не просто банально одинаково думаете, а, как бы это сказать… как будто вы на одной волне? Как будто ваши мысли – это мысли другого человека, а его – ваши? И всё у вас на двоих. Наверное, такие ощущения у близнецов.

Скорее всего, у Вас сложилось впечатление – будто мы только и делали, что разговаривали. Этого, конечно, хватало. Но мы же не останавливаемся? Каждый новый день несёт с собой не только имеющееся прошлое, но и настоящее, а вместе с ним – желания из будущего.

Если я напишу, что растворялась в нём – это будет жестокий и затёртый плагиат. Я была Им. Я была его клеточкой, его словами, его поступками. Я ныряла в него и мне всегда хватало воздуха – я готова была оставаться там вечно. Помните, что происходит, когда мечты сбываются? Человек становится очень сильным. Так происходило и со мной. Я спала несколько часов в сутки – но высыпалась. Я ела очень редко и мало, но я была сыта. Ничто кругом меня не обижало – ни люди, ни их действия. Мы всегда старались быть как бы отдельно от всех – я, Он и море. Мы разговаривали с морем и самое интересное – у нас всегда сходилось то, что говорила нам ласковая вода. Там же, у моря, Он первый раз меня поцеловал. Мы так долго сидели у воды, что Его поцелуй был солёным. В нём был вкус моря, сладкой ваты, растопленного сахара и … и всего остального прекрасного…

Может быть, мы были птицами? Не людьми – у которых проблемы перемешиваются с радостью и снова оборачиваются проблемами. Ведь летала не только я – мы делали это оба. А под нами шепталось море и … плакали чайки…

Ну вот, опять «заболтала». Артём, я знаю, что заранее не поздравляют, но вдруг не успею это сделать во время праздника? Вашей радиостанции я желаю только процветания, а лично Вам – мечты, которая обязательно сбудется. Спасибо за всё. Вкусы мои Вы знаете – это по-прежнему Sting. Мне было бы очень приятно, если бы Вы поставили что-нибудь на свой вкус. С уважением, Королькова Саша».

Музыка из огромных колонок ревела на всю площадь. Тысячи человек – кто пританцовывая, а кто не двигаясь, кто с мороженным, а кто-то и с бутылкой пива наблюдали за всем, что происходило на сцене.

– Нам 5 лет!!! – кричали ведущие, и толпа ревела в унисон.

– Мы любим вас!!! – продолжали разогревать ди-джеи, и кто-то из народа в хмельном запале начинал рвать майки на груди.

Один танцевальный коллектив сменял другой. Мэр города, поминутно вытирая пот со лба, долго и нудно рассказывал о том, какая же замечательная радиостанция – эта «Мечта». Юные музыкальные дарование голосили в микрофон – пытаясь прочувствовать весь кайф от большой сцены, а не маленького закутка в Доме Культуры. Подарки от серьезных спонсоров раздавались с бешеной скоростью. Милицейский кордон едва сдерживал натиск желающих прорваться на сцену и расцеловать любимого ди-джея (как случилось с одним далеко не трезвым поклонником – бедная ведущая Маша чуть в обморок не упала – благо защитники в форме подоспели).

– Нам 5 лет! – в очередной раз, но всё также торжественно объявила Алёна. – Всякое было за эти годы – приятные сюрпризы от радиослушателей и обиды. Нам передавали приветы и нас же иной раз проклинали. Вы росли с нами, ходили в школу, на работу. Вы танцевали с нами и просто слушали. Плакали и смеялись. Вы были с нами. Сейчас я говорю обо всех, но некоторых наших радиослушателей хотелось бы выделить – уж не в обиду остальным.

Я приглашаю на эту сцену людей, которым хотели бы пожать руки или поцеловать в щечку (Алёна кокетливо улыбнулась) – абсолютно все ведущие нашей радиостанции. И не только поцеловать, но и вручить дипломы «Самому заслуженному радиослушателю»!

Толпа возбужденно зааплодировала.

– Я приглашаю на эту сцену… – продолжила Алёна. – Прохорова Евгения! Митяеву Ольгу, Соловец Ксению, Андрейченко Владимира…

Этот список продолжался и продолжался. Отделяясь из толпы, люди (кто смущенно, а кто горделивой походкой) поднимались по ступенькам – к раскрасневшейся Алёне.

– Королькову Александру, Ким Виталия, Сотейникову Юлю…

Заслуженные радиослушатели уже составляли внушительный косяк. Бок о бок стояли Прохоров Евгений, Митяева Ольга, Соловец Ксения, Андрейченко Владимир, Ким Виталий, Сотейникова Юля и другие. Саша Королькова на сцену не вышла. Напрасно Артём Сухорецкий пытался найти девушку, которую никогда не видел. Саши Корольковой среди заслуженных радиослушателей не было. Пожаты руки, расцелованы щёки, вручены дипломы. Сцена пустеет, но праздник не закончен. Включается цветомузыка, колонки издают оглушительный «чих» и начинается дискотека.

Конечно же, Артём был расстроен. И Сева не забыл подколоть, и Алёна не прошла мимо с ехидным замечанием. С другой стороны – не хочет человек знакомства, пребывая в своём мире. Ну и ладно!

Сухорецкий позволил себе немного расслабиться – хлебнул пива из Севиной бутылки, обсудил удавшиеся и неудавшиеся моменты. Народ лихо отплясывал, а сотрудники радиостанции разбрелись по углам – уж очень все устали за сегодняшний день.

– Артём… – услышал Сухорецкий за спиной и обернулся.

На него смотрела девочка с роскошными волосами. И в инвалидной коляске. Подъехать ближе она не могла – мешали ступеньки. Артем подошел к поклоннице.

– Здравствуйте, – сказала девочка или девушка. На вид – лет 14 или 18 – совершенно непонятно. Маленькая, худенькая и с роскошными волосами.

Сухорецкий улыбнулся:

– Здравствуйте, – и тут же потянулся в карман за ручкой – этой девочке надо оставить какой-нибудь душевный автограф.

– Я Саша Королькова, – спокойно сказала девочка и посмотрела Артёму в глаза.

– Да… – пробормотал уставший Сухорецкий, и тут же почувствовал, как в голове как будто прострелило.

– Саша?! – он понимал, что на выражение ужаса на собственном лице просто не имеет права, но сделать ничего не мог.

Саша совершенно спокойно улыбнулась:

– Да – это я. И приехала сюда для того, чтобы попросить прощения… – на последних словах улыбка исчезла.

– Прощения?.. – Сухорецкий чувствовал, что впадает в какое-то непонятное состояние – ни одной мысли в голове.

– Я хочу поблагодарить вас за всё и попросить прощения за письма. Всё, что там написано – неправда…

Артём молчал – воображение отказывало ему.

– У меня саркома. Рак кости. Это продолжается не один год. Через два дня мы улетаем в Москву на операцию. Думаю – мне ампутирую ногу. Родители, конечно же, об этом не говорят. Но я не такая маленькая, чтобы не догадываться… – Саша поправила непослушную прядь и единственная мысль достучалась до Сухорецкого «Это же парик. Вот почему он так странно смотрится».

– Я прошу у вас прощения за эту выдуманную историю. Просто мне она очень помогла выдержать этот … этот… – Саша запнулась. – Да, впрочем, и неважно. Когда я вам писала – я верила в это по настоящему, – девочка снова улыбнулась, но столько тоски было в этой улыбке!

– Синее море… – вышел из ступора Сухорецкий.

– Я никогда не была на море… Но вы же помните про мечту, в которую нужно обязательно верить? – Саша говорила достаточно рассудительно, но Артём нашел в себе силы только кивнуть головой.

– Я верю. И всё будет…

– Но как же… столько подробностей… мысли… – выдавил из себя, наконец, Артём.

– Есть же книги. Есть телевизор. И фантазия имеется, – Саша снова улыбнулась.

Сухорецкий сглотнул. Невыносимо болела голова, и хотелось присесть – куда-нибудь – хоть на асфальт.

Девочка не стала больше мучить Артёма. Уверенно взялась за рычажок на коляске.

– Артём, еще раз – огромное вам спасибо. Вы очень меня поддержали. Вы вряд ли заметили, а я будто общалась с вами. Спрашивала и получала ответы. Удивительное чувство. Очень прошу – не обижайтесь за этот … обман. Честное слово – никакого умысла. Простите…

Саша Королькова аккуратно развернула коляску.

– Всего хорошего! – обернулась на секунду и … поехала.

Артём едва выговорил:

– Тебе… всего хорошего… – достал сигарету и прикурил.

Сквозь дым виднелись очертания уезжающей коляски. Легкий ветерок что-то шепнул. Артём вздрогнул и оглянулся. Никого. Только скрип стареньких колёс – он то и выдал себя за шёпот ветра. Артём почувствовал, что сигарета обожгла пальцы. Недоуменно взглянул на неё, отшвырнул в сторону и полез за новой. Страшно хотелось подумать и даже проанализировать, но мысли разбегались. Разбегались и прятались все мысли – кроме одной.

У человека обязательно должна быть мечта. Мечта – это вера…

Листочек в клеточку

Михаил Петрович поздоровался с соседкой и нажал кнопку вызова лифта. В ответ – глухое молчание и неповиновение. Он попробовал ещё раз – бесполезно.

Так не работает! – весело отозвалась соседка, уже закрывая дверь в подъезд. Михаил Петрович смачно матюгнулся и отправился пешком на 7 этаж. Дорога домой заняла минут пятнадцать. На каждом этаже Михаил Петрович останавливался и переводил дух, не забывая сыпать проклятия в адрес ЖЭКа. Уже третий день за неделю лифт перестаёт подавать признаки жизни, а ремонтную бригаду приходиться ждать по нескольку часов.

– Сволочи проклятые! – ругался Михаил Петрович.

– Чё случилось, Петрович? – упитанный сосед Гриша решил вынести мусор.

– Да лифт опять не работает! За что деньги платим?! Я старый больной человек – в следующий раз могу просто не дойти до своей квартиры. И никому до этого нет дела!

Опрокидывая ведро в мусоропровод, Гриша печально заметил:

– Это же Россия, Петрович. Чем меньше старых и больных – тем веселее правительству. Может, неработающие лифты – это программа по изживанию пенсионеров? А?

– Да пошли все!.. – пробубнил Михаил Петрович.

В этом доме Михаил Петрович прожил всю жизнь. Сначала с родителями, затем привёл жену – но через пару лет выгнал. Умерли родители, поменялся мир. А квартира как была – так и осталась. В последнее время вид у неё был, мягко говоря, запущенный. Обои отваливались везде, где только можно. Текли краны, скрипел паркет. И не то, чтобы руки не доходили до ремонта – просто не попадался необходимый материал. Несколько лет назад Михаил Петрович увидел небрежно сваленные смесители возле мусорного контейнера. Видимо, делали дорогой ремонт в квартире, и старые смесители выбросили на помойку. Не пропадать же добру! С помощью этой находки Михаил Петрович поменял все краны в своей «двушке». А ещё некоторое время назад соседи хотели избавиться от купленных когда-то давно обоев (жуткий дефицит, который так и не пригодился). Таким образом, Михаил Петрович привел в очень даже приличный вид большую комнату и прихожую. К сожалению, время не стоит на месте. Таких ухарей, как Михаил Петрович, хватало по всей стране. Не успевал он «к раздаче». И возраст не тот – почти 70 лет. Хотя многие старики в свои 60 были ещё «ого-го»! Кто-то, но не Михаил Петрович. Сердце болело, давление выделывало непонятные пируэты.

Ни нагнуться толком – схватывала поясница. А в последнее время начались проблемы с ногой. Михаил Петрович исправно ходил в местную поликлинику. Но таких, как он, там не любили. В регистратуре, не спрашивая имени, брезгливо подавали медицинскую карту. Вместо нормального разговора – врач стремительно выписывал рецепт, особо не вдаваясь в подробности. А разве он, Михаил Петрович, виноват в том, что поговорить ему не с кем? Разве он виноват в своих болячках, которые вылезают, словно грибы после дождя? Может быть, сложилась бы жизнь иначе – и нянчил бы сейчас внуков, даже не вспоминая о том, что где-то болит. Но, увы, не дал Бог детей.

Михаил Петрович направился на кухню. Из крана тоненькой струйкой вытекала вода, оставляя проложенный ржавый след. Попробовал закрутить – бесполезно. Махнул рукой и занялся хлебницей. Вернее тем, что в ней осталось. Полбатона белого хлеба – чёрствого и заплесневелого. Михаил Петрович любовно разложил хлеб на доске, и разрезал на маленькие кусочки. Аккуратно разложил на противне и поставил в духовку. Через несколько минут будут сухарики. Но сухарики – это не еда, а легкое дополнение к чаю. Михаил Петрович взял кастрюлю и направился к мешку с гречкой. По дороге споткнулся о мешок с сахаром. В общей сложности таких замечательных мешков в доме было немало. Любил Михаил Петрович делать оптовые закупки – в целях экономии. Потом можно было на протяжении года или двух не беспокоиться о наличии риса, гороха, макарон. С мясом было сложнее – его на несколько лет вперёд не закупишь. Но и здесь Михаил Петрович нашёл выход. Когда душа требовала мяса – он отправлялся на рынок и искал самые дешёвые собачьи наборы. Мяса может и не очень много, но бульон получался неплохой. А если раскошелиться и добавить бульонный кубик «Магги» – праздник живота обеспечен. Когда-то давно Михаил Петрович работал на заводе и зарабатывал неплохие деньги. Даже ездил в командировки. Но та жизнь давно осталась в другом мире.

Мир, который вдруг повернулся к пожилым людям самым отвратительным своим местом. Не было больше пионеров, с искренним азартом собирающих металлолом и макулатуру, а так же лихо уступающих места в транспорте бабушкам и дедушкам. Не было больше поздравительных открыток с завода. Пенсия, обеспечивающая старость неожиданно трансформировалась в жалкую подачку. Всё изменилось так неожиданно и бесповоротно, что Михаил Петрович до сих пор не мог разобраться – во что верить. Раньше все верили в светлое будущее. А сегодня, просматривая выпуски новостей и политические программы – Михаил Петрович сомневался. Сомневался в словах, которые с экрана пытались достучаться до его сознания – слишком громкими они были при условии, что ничего не менялось. Сомневался в людях, которые их произносили – слишком ухоженный и лощёный вид у них был.

Звонок в дверь заставил Михаила Петровича оторваться от перебирания гречки.

– Петрович, поделись солью, – на пороге стояла соседка по лестничной площадке – Раиса Филлиповна.

– Ты знаешь, что солью делиться к ссоре? – предупредил Михаил Петрович.

– Знаю, только нам с тобой делить нечего. А лифт не работает – я бы уже давно сама сходила, – не растерялась соседка.

Михаил Петрович взял стаканчик и ушёл на кухню. Соль у него хранилась в огромной банке. Насыпал немного в стакан. А вдруг мало? Досыпал ещё немножко. Показалось – много. Немножко отсыпал обратно в банку. Вернулся к соседке.

– Как напи́сал! – не удержалась Раиса Филлиповна.

– А тебе чего – огурцы солить? – огрызнулся Михаил Петрович, не любивший намёков на его жадность.

С самого утра Михаил Петрович затеял стирку. Перед этим два часа провозился со стиральной машинкой «Золушка». Да, умели придумывать названия в прежние времена! «Золушка» из миловидной девочки превратилась в полуржавую старуху, век которой, судя по всему, был сочтён. И разбирал её Михаил Петрович, и стучал по ней, и даже пытался поговорить. Бессмысленно. «Золушка» умерла. Пришлось, Михаилу Петровичу, кряхтя и постанывая замачивать бельё в тазиках – перед этим натерев хозяйственное мыло на тёрке. Нет ничего лучше хозяйственного мыла – считал Михаил Петрович. А вся эта реклама стиральных порошков – обычное выманивание денег у народа.

Уже днём, передохнув после мучительной стирки, Михаил Петрович отправился в магазин за хлебом. Лифт работал, Гриша снова выносил мусорное ведро (они там что – из-за стола не вылезают что ли?!). По инерции проверил почтовый ящик. Вместо бесплатной газеты или квитанции об оплате очередных коммунальных услуг – в ящике белел конверт. Михаил Петрович растерялся. Поздравление с завода? Но нет праздников. А может, рекламная акция каких-нибудь прохиндеев? Михаил Петрович осторожно достал письмо. На конверте – неуверенный почерк. Обратный адрес – город Ростов. Ростов! Масса приятных воспоминаний заполнила Михаила Петровича – в этот город он ездил в командировку. Какие там люди! Какие рестораны!

Затея с хлебом была отложена на неопределённый срок. Сжимая в руках письмо, Михаил Петрович вернулся домой. Нацепил очки – обмотанные изолентой и кое-как держащиеся на носу. Вскрыл конверт.

«Здравствуй, Миша!

Наверное, ты сейчас пытаешься понять – от кого это письмо. Помнишь Любу Дворцову? Это я. Уже не Дворцова – да это неважно. Мужа моего давно нет в живых…»

На этом моменте Михаил Петрович на несколько секунд отложил письмо в сторону. Конечно же он помнил Любу Дворцову! Весёлая девушка – хохотушка и заводила. Из-за неё чуть не была сорвана командировка. Все ночи подряд они с Любой гуляли и даже признавались друг другу в любви. А днём Михаил Петрович (тогда ещё Миша) ничего не понимал из того, что ему говорили коллеги. Единственная мысль стучала в голове – спать. Уезжая из Ростова, он вроде бы оставлял Любе свой адрес. Или нет? По крайней мере, она никогда ему не писала. Да и женился он через год на другой. Михаил Петрович снова поднёс листочек к глазам.

«Очень надеюсь, что ты не переехал. Иначе нет смысла в этом письме. Миша, я очень больна. Врачи не говорят ничего хорошего. Они вообще ничего не говорят, но чувствую себя с каждым днём всё хуже и хуже…»

Михаил Петрович снова отвлёкся и попытался представить Любу Дворцову спустя 40 лет. Не получалось. Она написала, что мужа её нет в живых, а сама умирает. Может, любила его, Михаила Петровича всю жизнь и теперь хочет попрощаться? Михаил Петрович тут же представил – сколько сейчас стоят билеты в Ростов. Наверное, не дешево. А он больше не работает – так что завод поездку не оплатит.

«Когда ты уехал – я хотела написать тебе письмо. У тебя тоже был мой адрес и даже телефон. Но ты пропал. И я подумала, что мы тебе не нужны. Я и твой сын Миша…»

Михаил Петрович отбросил письмо, словно белый листок в клеточку обжег ему пальцы. Какой сын Миша?! Неужели после всех признаний в любви (сейчас ему было неловко вспоминать о том, что еще происходило помимо признаний) – у Любы родился мальчик, о котором она ему не сообщила? Разве может такое быть? Ведь женщины – существа хитрые и настырные. Их самое любимое слово – алименты.

Михаил Петрович достал из кармана рубашки пузырёк с «нитроглицерином». Сунул под язык. Подождал, пока успокоится разбушевавшееся сердце.

«39 лет назад у тебя родился сын, которого я назвала в твою честь. Жили мы не очень хорошо, но я узнала, что ты женился. И побоялась просить о помощи. А вскоре и сама вышла замуж: за хорошего человека. Николай стал Мише вторым отцом, но он умер. А скоро умру и я. Никого у Миши нет. Никого, кроме тебя. С самого детства я не скрывала при каких обстоятельствах он родился. Поэтому Миша знает – кто его настоящий отец. Мне бы очень хотелось, чтобы вы познакомились. Если у тебя семья, дети – Миша всё равно не помешает. Он взрослый мужчина – добрый и хороший. Но мне очень бы хотелось знать, что он не останется один. Если это письмо тебя нашло, и ты согласен познакомиться со своим сыном – позвони мне, пожалуйста…»

Ниже был написан телефон. Михаил Петрович снова полез за «нитроглицерином». Узнать в 70 лет о том, что у тебя есть сын… Михаил Петрович пока не мог разобраться в чувствах, которые испытывал. Покосился на старенький телефон – как бы не пришлось вызывать «Скорую помощь». Самое лучшее успокоительное средство – заняться домашними делами. Михаил Петрович отправился перебирать рис – на будущее. И думать… Думать о том – как изменилась его жизнь после этого листочка в клеточку. Но изменилась ли?

Уже поздно вечером Михаил Петрович вспомнил, что так и не купил хлеба. Зато риса перебрал почти весь мешок. Но всё никак не мог решиться – звонить Любе или нет. Весть о взрослом сыне заставляла сердце Михаила Петровича сбиваться с нормального ритма. И, казалось бы – нет ничего плохого в этой неожиданной новости. Но Михаил Петрович никому не верил. Столько лет жили без него – и вдруг он понадобился! Может, с жильём проблемы? Или рассчитывают на какое-нибудь богатство? При этой мысли Михаил Петрович нахмурил густые брови. На его сберкнижке лежало около восьмидесяти тысяч рублей. Сумма не маленькая, но каждая копейка была пропитана потом и отказом от более достойной жизни. Зачем ремонт в квартире – если в ней никто, кроме Михаила Петровича не живёт? Зачем тратить деньги на колбасу, если это временное удовольствие потом смывается в известном месте?

Долго думал Михаил Петрович. Взвешивал все «за» и «против», тянулся к телефону и отдёргивал руку. Наконец, поняв, что терять ему в принципе, нечего, Михаил Петрович набрал номер, указанный в письме. Через несколько гудков, в трубке послышался тихий голос:

– Алло…

Михаил Петрович откашлялся:

– Люба?..

В трубке замолчали, но уже через секунду тот же голос воскликнул:

– Миша!

Ну, вот и поговорили. О чём спрашивать?

– Миша, ты получил письмо… – Люба говорила с некоторым трудом. – Я расстроила тебя? В твоей семье какие-нибудь проблемы?

– У меня нет семьи, – Михаил Петрович хотел ответить просто, но получилось с некоторой горделивой ноткой.

Люба замолчала.

– И детей тоже нет, – эту фразу Михаил Петрович выпалил неожиданно, как будто бы из принципа.

– У тебя есть Миша, – возразила Люба. – Можно он к тебе приедет?

– Надолго? – вырвалось у Михаила Петровича.

Люба вздохнула:

– Да нет – на пару-тройку дней. Познакомитесь, а потом он вернётся домой. Ты не волнуйся, у нас 3-комнатная квартира, – Михаилу Петровичу стало очень неудобно. И вопросы он не те задаёт, и вообще, ведёт себя, как трусливый мальчишка. С другой стороны – этот мир жесток. Чего можно ожидать в следующую минуту – предположить не мог никто.

– Когда Миша возьмёт билеты – я перезвоню, – сказала Люба. Разговор закончен. Михаил Петрович испытал странное чувство – он не один. Но тут же одёрнул себя. Никто не знает – что может из этого получиться. Достал пузырек с «нитроглицерином», перевёл дыхание и направился к тайнику.

В тайнике у Михаила Петровича хранилась шкатулка с драгоценностями. Когда он выгнал из дома эту шалаву – его жену, то драгоценности забрать с собой не разрешил. Несколько массивных перстней, три золотых цепочки, изумительной красоты брошь, которая досталась ему от мамы. Михаил Петрович долго разглядывал украшения, протёр их бархатной тряпочкой. Затем пересчитал деньги, которые тоже лежали в тайнике. Пять тысяч рублей. Надо завтра отнести их в сберкассу. Чем меньше соблазна – тем лучше. Наконец закрыл дверцу импровизированного сейфа и прикрыл ковром, который висел на стене. Отошёл на пару метров – пригляделся. Успокоил себя мыслью о том, что догадаться о тайнике практически невозможно. А если сыночек не так прост, каким его описывает мать? Михаил Петрович запустил руку в седую шевелюру. Что ж, найти тайник можно – если сильно захотеть. Но вот открыть его вряд ли получится. Михаил Петрович взглянул на ключ. И его осенило!