Аренда-2

– А, что там?

– Вяло и прямолинейно. Вот, что это, например: «На каждого человека найдется свой жетон»?

– Ну а что тут не так?

– Так-то так, но говорю же, прямолинейно. Из твоих слов можно понять, что на каждого человека, не имеющего жетона, найдется тот, у кого он есть. А это звучит, как известная всем поговорка: «На каждый хуй с винтом есть жопа с лабиринтами». Но мы не должны работать так грубо. Изъясняться надо более витиевато, ничего не конкретизируя, так, чтобы люди были довольны услышанным, но понять и потом вспомнить ничего не могли. Тебя же инструктировали.

– Да, но разволновался, видимо.

– Что значит разволновался? Надо было начать с того, что выпуск партийных жетонов – наиглавнейшая задача нашей промышленности. Что их нехватка может отрицательно повлиять на обороноспособность страны. Потому что людей, желающих вступить в президентскую гвардию, с каждым годом становится все больше и больше. Потом перейти к тому, что народ испытывает острую потребность в жетонах и требует от руководства государства повысить их выпуск, чтобы обеспечить им каждого желающего. Надо было объяснить людям, что, по статистике, большинство передовых и сознательных граждан стремятся получить жетон, чтобы стать частью единой и непобедимой общности. А из твоего разговора получается, что мы навязываем людям жетоны.

Поликарп Прокопьевич говорил медленно, после каждого предложения делая небольшие паузы. Интонации его голоса чем—то напоминали нравоучительную манеру общения телевизионного диктора новостной программы основного федерального канала.

– Это плохо. Я разочарован тобой, – добавил он вздыхая.

Потом поднялся из кресла и прошел вдоль комнаты. Распахнув тяжелые шторы, он открыл окно, повернув потертую бронзовую ручку в виде головы льва.

Вечерело. За окном крупными новогодними хлопьями шел снег, переливаясь в свете фонарей. Он уже полностью покрыл собой Красную площадь, запорошил купола Собора Василия Блаженного, Владимира Обширного и крышу Спасской башни.

– Снег на Красной площади, поземка, молчаливый пеший строй солдат, – проговорил Поликарп Прокопьевич, любуясь видом из окна президентской башни, отстроенной за Кремлевской стеной в честь присоединения земель бывшего Южного федерального округа, – за плечами тощая котомка, и набор страданий не почат…»4

Глядя на этот завораживающий пейзаж, Поликарп Прокопьевич вспомнил, как стал президентом Московской Руссии – одной из федеральных областей, получившей независимость благодаря Путоранскому соглашению5, в результате которого в стране произошла децентрализация власти.

Этот договор не подразумевал прекращения существования России как субъекта международного права и геополитической реальности, а также полного отделения провинций от центра. Он лишь предполагал передачу некоторых полномочий из центра в регионы. Но, благодаря действиям западносибирских сепаратистов, спустя три года Федеральные округа получили полную независимость. В результате значительная часть территории и национальных ресурсов вышла из-под контроля Москвы.

Замысел Путоранского соглашения не был настолько плох, как потом его представили историки Московской Руссии. Гигантской стране, занимавшей большую часть евразийского континента, сверхцентрализация наносила непоправимый вред. Федеральные власти взвалили на себя слишком много функций и уже не справлялись с грузом возникающих проблем. Управлять из одной точки обширного государства, несмотря на внедрение передовых технологий, становилось все труднее и труднее. Терялся контроль над большой частью отдаленных территорий, заполняемых иностранными мигрантами. Подписание соглашения о перераспределении функций являлось на тот момент единственной возможностью сохранить страну.

Поликарп Прокопьевич считался противником Путоранского соглашения. Еще до прихода к власти он, споря со своими оппонентами, призывающими выстроить отношения между центром и провинциями по западному образцу, говорил, что в нашей стране нет устойчивых традиций самоуправления, и предупреждал, что передача полномочий на местный уровень приведет к распаду государства. Ведь избранные или назначенные губернаторы озабочены всегда лишь проблемами собственного обогащения. Однако его доводы не были услышаны.

Став президентом Московской Руссии, он приложил немало усилий по восстановлению страны. Его стали называть «современным Иваном III» – «собирателем земель русских», и в настоящее время в состав государства, находящегося под его началом, уже входили все территории бывшей России, расположенные западнее Уральских гор.

Присоединение близлежащих областей и краев происходило по-разному. Одни из них, погрязнув в междоусобицах между правящими кланами, чтобы избежать дальнейшего бессмысленного кровопролития, сами пришли к Ватутину, с просьбой принять их в состав Московской Руссии. Другие – из экономических соображений. Но большая часть земель была присоединена в результате военной агрессии.

Расправив плечи, Поликарп Прокопьевич глубоко потянулся и зевнул. Потом, пригладив ладонью свои редкие рыжие волосы, повернулся к собеседнику и спросил:

– Ну, и что мне с тобой делать, Дима? Что?

Ответа не последовало. Все это время собеседник Поликарпа Прокопьевича сидел, уставившись в пол. Со стороны могло показаться, что он увлеченно рассматривает замысловатые узоры на персидском ковре, которым был выстлан пол в комнате.

– Что молчишь?

Дима обреченно вздохнул:

– Сказать нечего, вот и молчу.

– Что с тобой? Опять концентрацию потерял?

Впустив в комнату немного свежего воздуха, Поликарп Прокопьевич закрыл окно и вернулся в кресло.

– А с голосом? Что у тебя с голосом?

– Не знаю, – пожал плечами Дима. – А что с ним не так?

– Противный какой-то стал, как будто кто-то в оцинкованное ведро ссыт. Ты же раньше нормально разговаривал?

– Да я и сейчас вроде нормально разговариваю.

– Если бы нормально, я бы так и сказал. Бабский какой-то голос у тебя стал, баб-ский. Мне даже стыдно за себя.

Дима ничего не отвечал, по-прежнему уставившись в пол.

– Короче, так. Проколы мне не нужны, надеюсь, ты и сам это понимаешь. Поэтому, если форму потерял, значит, пора на пенсию. Мы тебя эвакуируем в тихое, спокойное место. Обеспечен будешь от и до. Я обещаю. Ну, естественно, чтобы язык за зубами держал.

Дима поднял глаза и удивленно посмотрел на Поликарпа Прокопьевича.

– Тебе, конечно, все равно никто не поверит, но мало ли что. Я, конечно, мог бы и иначе с тобой поступить, но за столько лет, ты же мне как брат родной стал, и держать тебя в дурдоме или еще хуже – отправить на тот свет – не могу. Хотя, может быть, и зря, – о чем-то задумавшись, добавил он. – Сентиментальный, видимо, стал. Но я так хочу. Это тебе такой мой братский грев.

После этих слов Поликарп Прокопьевич устало улыбнулся и поднялся со своего места. Следом встал Дима. Его выцветшие глаза были полны слез:

– Я не знаю, как вас благодарить! Спасибо вам, спасибо огромное, – Дима попытался заключить в объятия Поликарпа Прокопьевича, но тот уклонился, крепко пожав ему руку.

– Ну, что ты, успокойся, – проговорил он, провожая Диму до двери. – Я своих не бросаю, ты же знаешь.

– Вы не представляете, как я рад, какое это счастье было работать рядом и вместо…

– Забудь уже про это, Дима. Забудь. Я же тебе сказал.

– Поликарп Прокопьевич, вы же меня знаете, могила. Ни одна живая душа не узнает. Богом клянусь.

– Я верю тебе, Дима, верю. Все, у меня дела еще, после договорим, – кивнул головой Поликарп Прокопьевич и, вытолкнув собеседника в коридор, закрыл за ним дверь.

Потом снова сел в кресло и вызвал начальника охраны. Спустя минуту, в комнату вошел коренастый мужчина, примерно сорока лет, с наголо обритой головой, одетый в строгий костюм черного цвета и красный галстук. В левой руке он держал тонкую красную папку с надписью «Дублеры».

– Максим, что у нас там с подготовкой пятого номера?

– Все согласно графику.

– Как он себя чувствует?

– Отлично. Вчера прошел контрольный тест, результаты впечатляющие.

– Да, я смотрел. Даже не верится, что такое может быть… Я тут подумал, – Поликарп Прокопьевич сделал небольшую паузу, – ты свози его к Альбине, пусть она на него посмотрит.

– Ей говорить, кто он?

– Ни в коем случае! Сделаете вид, что я приехал проведывать бывшую жену. Пусть поболтает с ней, вспомнит что-нибудь.

– Хорошо.

– Только смотри, чтобы он там руки особо не распускал. Деловая беседа, и все. Понял?

– Так точно! А с этим что делать?

– Как и обговаривали. Предварительно стереть из памяти последние десять лет и подготовить к отправке. И с голосом его что-то сделайте. Это же невозможно слушать… Давно, кстати, у него такой голос?

– Да обычный вроде голос…

– Да какой обычный-то?

– Я внимания не обращал.

– Плохо, что не обращал.

– А может быть, его проще того… – Максим рубанул правой рукой воздух. – И вам спокойней. А то накуролесит.

– А ты на что? Приставь к нему человека надежного, чтоб не накуролесил. Да и нельзя мне его того… Мы же обговаривали уже. Такое сходство, не могу я, – отрицательно покачал головой Поликарп Прокопьевич. – Прошьете его, и все. К тому же он должен будет нам почву в Аргентине подготовить. Приедет спокойный, тихий, доброжелательный и щедрый, главное, щедрый человек. Поживет с полгодика, а может, и побольше. Пока мы всю легенду разработаем. За это время он там положительно себя зарекомендует. Люди к нему привыкнут, потянутся, а если что-то пойдет не так, то, в принципе, невелики потери. Ты меня понял?

– Так точно!

– Ну вот и хорошо.

– Я могу идти?

Ватутин махнул рукой, и Максим, по-офицерски щелкнув каблуками, бесшумно вышел из кабинета.

Оставшись в одиночестве, Поликарп Прокопьевич откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

«Ну вот и все, – подумал он. – Это уже четвертый. Как время быстро идет, с ума сойти».

Он сразу вспомнил всех своих предыдущих дублеров, судьбы которых сложились трагически.

Первый из них, бывший гимнаст, член спортивного общества «Динамо», начал периодически замещать действующего президента в конце его первого срока, в основном произнося короткие речи в ходе публичных мероприятий и совершая поездки по стране.

Необходимость наличия дублера у главы государства была обоснована тем, что спустя шесть лет после вступления в должность Поликарп Прокопьевич уже успел обзавестись достаточным количеством тайных и явных врагов. Придя к власти, он затеял передел собственности, и многие крупные бизнесмены лишились не только своих денег, но и возможности влиять на президента. Большинство из них он поставил перед выбором: либо добровольно поделиться с новым «хозяином», стать лояльными системе, либо надолго сесть на тюремные нары. Причем этот процесс новый глава государства представил, как борьбу с олигархами, оказывающими давление на власть.

В результате этих действий потоки денежных средств от реализации природных ресурсов лишь сменили свое направление и стали пополнять счета самого Поликарпа Прокопьевича, а также людей, приближенных к нему и связанных с ним неформальными отношениями. Они стали пользоваться его неограниченной поддержкой и оказались поставленными, в сущности, над законом.

На мировой арене Поликарп Прокопьевич также успел себя активно проявить, одержав победы в развязанных им небольших локальных конфликтах со своими соседями, принуждая их вступить в состав Московской Руссии. Новому главе государства не давали покоя лавры его предшественников, грозивших миру ракетами «Маруськина мать» и системами залпового огня «Смерть пидарасам».

«Наш президент, собрав под свои знамена осколки некогда могущественного государства, уничтоженного врагами Отечества, снова вдохнул в униженную и оскорбленную страну имперский дух, отомстив остальному миру за недавнее историческое поражение», – констатировали приближенные к Кремлю журналисты.

А зарубежные журналисты смотрели на эти события, естественно, под другим углом, и эпитеты для анализа текущего момента подбирали диаметрально противоположные.

«Власть Московской Руссии в очередной раз изнасиловала свой народ, – писали они. – Работающий на ядерном топливе раскаленный пенис президента развалил худосочную народную задницу, войдя в нее „по самое не хочу“ и пролился туда воинствующим семенем ненависти к остальному миру. Нам остается надеяться лишь на то, что здравый смысл рано или поздно возобладает, ведь в результате такого соития народ не может забеременеть его сумасбродными идеями и поэтому не станет участвовать в кровопролитной гражданской войне. Однако аншлюс Приволжья и аннексия Калмыкии только разыграли аппетиты Ватутина. И взоры последнего диктатора уже устремлены за Уральские горы в бескрайние просторы Сибири…»

В этих словесных поединках никто уже не замечал голоса тех, кто говорил, что пора уже оставить в покое свое пусть и героическое прошлое и начать жить в мире и согласии со своими соседями, переключившись на решение внутренних проблем. Но Поликарпу Прокопьевичу кругом виделись враги, мечтающие поработить его едва окрепшее государство.

В своей политике он делал упор на окончательную изоляцию страны. Уроки прошлого хорошо были им усвоены: нищими гражданами, накаченными ненавистью, всегда легче управлять. Для подавления народных восстаний и бунтов, которые, несмотря на жесткий стиль управления, периодически вспыхивали в разных областях страны, он создал президентскую гвардию, представителей которой называли жетонами. Каждый ее член носил на правой стороне груди особый круглый знак – жетон, изготовленный из серебра высшей пробы, в центре которого был выгравирован портрет президента, а по краю – личный номер владельца, имя и фамилия. На обратной стороне имелись дополнительные сведения – о принадлежности к роду войск и подразделению.

В начале своей деятельности жетоны выполняли лишь функции личной охраны президента. Спустя несколько лет наличие серебряного нагрудного знака стало необходимым требованием при поступлении новобранцев на службу во все органы государственной безопасности. Благодаря специальной подготовке, в программу которой входило обучение многим видам единоборств и стрельбе из разного вида оружия, популярность жетонов в Московской Руссии достигла небывалых размеров. Многие мальчишки хотели вступить в президентскую гвардию, несмотря на строгие критерии отбора и сложнейший период подготовки.

Когда число молодых людей, имеющих нагрудный знак, стало превышать количество, необходимое для поддержания внутреннего порядка, из них сформировали элитные воинские подразделения. Московская Руссия вела постоянные боевые действия и нуждалась в солдатах, не обсуждающих приказы и готовых на все ради своего кумира, коим являлся Поликарп Ватутин.

После того как охрана предотвратила несколько покушений на жизнь президента, поиск двойника стал первостепенной ее задачей, с которой она успешно справилась. Сходство «Димы №1» (таков был оперативный псевдоним первого и всех последующих дублеров, менялись лишь порядковые номера) с Поликарпом Прокопьевичем оказалось таким очевидным, что не пришлось даже прибегать к пластической хирургии. В процессе подготовки специалисты лишь откорректировали его прическу, укоротив ниспадающие до плеч огненно-рыжие волосы.

«Дима №1» погиб в заливе Петра Великого накануне президентских выборов. Тогда Поликарп Прокопьевич шел уже на третий срок. Во время поездки по Дальнему Востоку его предвыборный штаб, помимо встреч с избирателями, концертов в поддержку кандидата и других мероприятий, запланировал погружение с аквалангом. Сам Поликарп Прокопьевич не отличался выдающейся мускулатурой и не мог поразить электорат ее рельефом, в отличие от своего дублера, который, являясь профессиональным спортсменом, был крепче и моложе главы государства и мог выгодно представить своего шефа перед телевизионными камерами. Окружение кандидата всеми силами старалось заставить замолчать скептиков, утверждавших, что находящийся в преклонном возрасте и безнадежно дряхлеющий президент не сможет продолжать исполнять обязанности руководителя страны на протяжении последующих шести лет.

С самого начала все пошло не так, как было запланировано. Перед входом в воду выяснилось, что дублер никогда не плавал с аквалангом, а пляж по каким-то причинам не успели обнести металлической сеткой. Начальник охраны устроил выволочку организаторам, но отменить мероприятие уже не мог, так как оно считалось одним из важнейших в поездке.

Трагедия случилась спустя двадцать минут после погружения вдали от берега, поэтому собравшиеся не увидели расходящихся по поверхности кроваво-красных кругов. Акулы атаковали стремительно. Кроме дублера, в желудках хищников оказались и двое его охранников, погрузившихся вместе с двойником. Благо, что телевидение вело прямую трансляцию только с берега, а не из-под воды. Публике, ждавшей возвращения Поликарпа Прокопьевича, объявили, что кандидат в президенты благополучно доплыл до находящейся у берега субмарины, чтобы провести встречу с моряками-подводниками.

Смерть дублера тревогой отозвалась в сердце Поликарпа Прокопьевича. Он сразу вспомнил о Левиафане, морском чудовище, не раз упомянутом в Библии, которую он время от времени с усердием перечитывал. Президент понимал, что вполне мог оказаться на месте «Димы №1» и, уединившись в резиденции, ушел в запой, чего с ним не случалось уже много лет.

«Это знак, знак», – рассуждал Поликарп Прокопьевич, накачивая себя массандровским хересом 1775 года. – Все сходится, все. Господь говорит со мной. Он обращается ко мне. Кидает на меня свой взор. Это ясно, как день. Но о чем? Что хочет сказать? Быть может, вокруг зреет заговор, а я не знаю о нем? И он предупреждает меня? Или хочет показать, что я иду против его воли?»

Спустя неделю после трагедии протрезвевший Поликарп Прокопьевич вызвал своего начальника охраны.

– Максим, помнишь того старца, который гадал на свежем поносе? – задал вопрос президент, залпом осушив стакан с минеральной водой.

За те семь дней, которые он провел в алкогольном угаре, его лицо, несмотря на все старания придворных врачей и косметологов, осунулось и приобрело некоторую одутловатость.

– Само собой, Поликарп Прокопьевич.

– Как его звали?

– Отец Ксенофонт.

– И что, жив еще этот старец или преставился давно?

– Жив, – утвердительно кивнул головой Максим. – Что с ним будет-то? Это же старец.

– А сколько ему лет?

– Да он и сам уже не помнит.

– Ясно. Ну-ка расскажи мне, как он гадает?

– Да там, на самом деле, все просто. Он заваривает какую-то травку и потом дает ее выпить клиенту. Примерно через полчаса, здесь все зависит от организма, у того начинается жуткая диарея. Вот по этой, как бы сказать, – замешкался Максим, – м-м-м… по этим выделениям он и гадает.

– Ну а сам процесс какой? – раздраженно спросил Поликарп Прокопьевич, утирая со лба пот.

– Он набирает эту м-м-м… кашицу в свою кружку, потом костью куриной там что-то водит, водит, шепчет что-то и бросает в лицо паломнику.

– Что бросает? Говно?

– Ну, да.

– А зачем?

– Методика такая. По тому, как говно по лицу стекает, он все и предсказывает.

– И, как? Сходится?

– Да, и причем все, кто гадал, говорят, что все сошлось почти на сто процентов.

– Сам пробовал? – внезапно спросил Поликарп Прокопьевич, заглянув в глаза собеседника.

– Что? – не ожидал вопроса Максим.

– Сам, говорю, был у старца? Гадал?

– Я? – замешкался начальник охраны, потупив взгляд. – Один раз было дело.

– А что ты так застеснялся-то? – усмехнулся Поликарп Прокопьевич. – У тебя-то говно правильно стекало? Все, что хотел, узнал?

– Да я там так, по личным вопросам справлялся, ничего особенного.

– Ладно, ладно, не буду тебя пытать. А кто у него еще из наших был?

– Почти вся дума, министры, – оживился Максим, радуясь тому, что разговор переключился на другую тему.

– А им-то что узнать хотелось?

– По-разному. Он же не только будущее предсказывает, он же и лечит еще.

– И что они лечили?

– Импотенцию, в основном. Но также геморрой и энурез. Кстати, все лекарства он тоже готовит на основе кала и мочи пациента.

– Что значит «кстати»?

– Ну, гадает же он при помощи говна, вот я и уточнил.

– Так, Максим, давай-ка, вези мне этого говнометателя, – решительно сказал президент.

– Вы гадать хотите?

– Нет, просто так в морду говном получить! Конечно!

Уже на следующий день доставленный в резиденцию президента оракул приступил к гаданию. Но, несмотря на все старания, отец Ксенофонт ничего внятного относительно будущего Поликарпа Прокопьевича не сказал, так как исходный материал никак не мог приобрести необходимую консистенцию. Желудок Поликарпа Прокопьевича редко давал сбои, вот и сейчас он легко выдерживал действия настоя, приготовленного знахарем.

Находясь в неведении, президент, всегда отличавшийся бесстрашным и решительным характером, стал недоверчивым и подозрительным, устраивая своей охране регулярные проверки. Чрезмерно озаботившийся своей безопасностью Поликарп Прокопьевич превратился в мнительного и суеверного человека, везде и всюду видевшего для себя лишь опасность и плохие предзнаменования.

Старца из резиденции он не отпустил, в надежде, что в один из последующих сеансов вещун приоткроет завесу тайны будущего главы государства. Его поселили в Крымской резиденции, во флигеле, недалеко от покоев Ватутина, который частенько навещал прорицателя, проводя за разговорами с ним по нескольку часов.

Нина

Первый раз Шамиль Ермолов увидел Ниночку, посетив премьеру спектакля «Разговор Шамиля и Джохара о любви». Генерал обратил на нее внимание, когда она, в образе пожилой чеченской женщины, провожала на войну своего сына Шамиля. Ермолову и его спутникам постановка не понравилась, и если бы не Ниночка, они бы покинули театр, не дождавшись окончания спектакля.

Генерал с трудом сдержал своих ординарцев, порывавшихся устроить резню прямо на сцене, когда в самом начале второго акта известные полевые командиры, увлеченные общением друг с другом, купались обнаженными в горной речке. Этой сценой автор хотел донести до зрителя свою мысль, вычитанную у одного из поздних классиков. Она заключалась в том, что ярко выраженная мужественность многих брутальных героев, их бритые черепа и густые бороды являются обратной стороной силиконовой груди и надутых губ, ведь, по его мнению, выполняют похожую функцию. Но кавказцы не поняли столь сложной аллегории современного режиссера и остались недовольны спектаклем.

Шамиль, вооружившись роскошным букетом, посетил Ниночку в гримерке и, не терпящий пустых сантиментов, начал отвешивать ей комплименты прямо с порога. Без грима, черного платка и длинного в пол платья актриса еще больше понравилась генералу.

– Вай, какой белий, маладой, – говорил генерал, прищелкивая языком, – а как играишь, как богиня играишь. Ты мне маму маю напомнила. Как кинжаль сэрдце пранзиль.

– Спасибо, вы очень любезны, но я… мне еще… – невнятно лепетала Ниночка, смущенная стремительным напором Первой Головы. Она, оплакивающая Виктора Ивановича, еще не была готова к близким отношениям с мужчинами.

О гибели своего любовника актриса узнала от Петрушки, водителя Костылина, который вез своего шефа в тот злополучный вечер. Как только скорая помощь констатировала смерть Виктора Ивановича, шофер сразу позвонил Ниночке и сообщил о случившемся. Все произошло почти так, как она себе когда-то представляла, читая Станиславского.

От этого совпадения актрисе стало не по себе. Она и раньше знала о том, что надо быть осторожной в своих высказываниях и желаниях, но Ниночка и подумать не могла, что такое может случиться в ее жизни. К тому же здоровье Виктора Ивановича, тщательно следившего за собой, никогда не вызывало у нее подозрений. А тут внезапный сердечный приступ…