Книга демона

Освободить ноги получилось гораздо быстрей.

Тильт глянул на смешавшихся в драке людей, подхватил саблю и бросился назад к повозке:

– Давайте руки! – крикнул он пленникам. – Быстрей! Бежим!

На него посмотрели, как на безумного.

– Ты с ума сошел, мальчишка, – прошипел старик, жуя свою бороду. – Тебя убьют либо солдаты барона, либо разбойники. Хочешь умирать – беги. Но нас за собой не тяни.

– Здесь безопасней всего сейчас, – добавил тощий мужик. – Если барон одержит верх – он нас спасет. А лезть под стрелы и на мечи – неразумно.

Тильт оглянулся.

Солдаты неведомого барона превосходили лихих оборванцев и в выучке, и в оснащении. На солнце ярко блистали доспехи и круглые щиты; сверкающие прямые мечи с одинаковой легкостью вспарывали воздух и плоть; со смертельной точностью били разбойников острые легкие стрелы.

Но бандиты сдаваться не собирались. И не похоже было, что бегство входит в их планы. Разбойники сбивались в стаи и успешно сдерживали врага, а кое-где даже теснили его. Они находились на своей территории, они давно ее обжили, и у них было достаточно времени, чтобы как следует подготовиться к обороне. С деревьев на головы солдатам падали тяжелые бревна, под обутыми в железо ногами рушились настилы, скрывающие ямы с заостренными кольями на дне.

Несколько секунд присматривался Тильт к сражающимся сторонам, пытаясь угадать, на чьей стороне сила. Тщетно! Ему, мало что понимающему в ратном деле, разобраться в происходящем было непросто.

– Лезь назад, – шепнул кто-то из связанных пленников. – Барон нас освободит.

Баронам Тильт доверял не больше, чем разбойникам. Гораздо разумней было положиться на себя.

Он нырнул под повозку, вылез с противоположной стороны.

Лес был рядом. Лес, полный ловушек.

Тильт сделал два шага. И остановился в нерешительности.

Не лучше ли спрятаться где-нибудь здесь, неподалеку? Дождаться, пока всё успокоится, а потом…

Он не знал, что именно будет потом. Но почему-то был уверен, что «потом» будет лучше, чем сейчас. Понятней, ясней, определенней.

Он пригнулся, присел, обернулся затравленно. Он боялся двигаться: боялся, что его кто-нибудь заметит, что случайная стрела ударит в спину, что нога зацепится за веревку ловушки, и в траве щелкнет тетива, или прошуршит сквозь крону тяжеленное бревно, от которого не увернуться, не спастись…

Но и стоять на месте он не мог.

Тихо, словно потерявший родителя звереныш, пополз Тильт к густым зарослям терновника. Туда, где, как ему казалось, можно было надежно укрыться. И где можно было обдумать сложившееся положение, не боясь получить стрелу в спину.

Продраться сквозь кусты оказалось делом непростым. Колючие ветви сомкнулись, переплелись плотно; кривые шипы цеплялись за одежду, царапали кожу; узловатые перекрученные стволы стояли так тесно, что протиснуться меж ними порой можно было лишь боком. В зарослях было сумрачно, серо – даже звуки недалекой битвы потускнели и расплылись. От сырой земли шел тяжелый дух, и у Тильта кружилась голова и перехватывало дыхание.

Он не стал забираться совсем уж глубоко. Выбросил тяжелую ненужную саблю, нашел ямку у корней тернового дерева, нагреб в нее палых листьев – и устроился в своем убежище, похожем на гнездо.

Снизу, с земли, обзор был гораздо лучше – не мешали частые ветки. В просветах даже можно было различить кое-какое движение и острые холодные проблески – это лесные разбойники бились с солдатами барона. Тильт уже не пытался угадать, на чьей стороне сила. Ему это стало безразлично. Он лишь хотел, чтобы его пропажу заметили как можно позже. И он верил, он убеждал себя поверить, что искать его не станут.

Действительно, зачем он барону?

И неужели разбойники, потерявшие многих товарищей, бросятся в погоню за мальчишкой-писцом, не зная даже, в каком направлении тот двинулся?

Нет! Они оставят его в покое. Кто бы ни победил. У них найдется достаточно дел, и они просто забудут о сбежавшем пленнике.

В конце-концов, им легче похитить нового писца, чем искать сбежавшего в этой чащобе…

Тильт кивнул и перевернулся на спину. Он почти уже успокоился.

Над головой светилось небо, испещренное черной сеткой ветвей.

«Вот как странно, – лениво подумал Тильт. – Еще вчера холодный ветер с трудом тащил по небу свинцовые тучи, а сейчас тихо и ясно, будто в летний погожий день».

Куда все девалось?..

С ветвей отрывались потерявшие жизнь листья; они падали, кружась, и мягко ложились на землю. Тильт смотрел на них, все больше и больше погружаясь в умиротворенное созерцание – и в какой-то момент ему вдруг открылось нечто огромное, очень важное, бесформенное – невыразимое простыми словами.

Подобные озарения посещали его и раньше. Обычно он, бросив текущие дела, хватался за перо и выплескивал на бумагу свои ощущения, мысли, освобождался от них, при том остро чувствуя беспомощность выбранных слов и вялую ущербность складывающихся предложений.

Сейчас под рукой не было ни пера, ни бумаги.

Может, и к лучшему, – подумал он, вспоминая разочарование, возникающее при перечитывании получившихся опусов.

Он лежал еще долго, глядя вверх и ворочая в уме тусклые слова…

Потом хозяева ругали его за перевод бумаги и чернил. А он сердился на себя за то, что не мог выразить в письме и малой части ощущаемого…

Сбивая листья, сквозь ветки пролетела стрела. Она упала в трех шагах от Тильта, напомнив ему о реальности. Шум битвы, вроде бы, стал громче, ближе. Ясно слышались крики.

– Отрезай! – истошно орал кто-то в стороне. – Там Смешливый Ферб!

– Справа, справа заходи!

– Зови подкрепление!

Взревел рог.

Еще одна стрела пробила терновые заросли, упала неподалеку, потеряв силу. Тильт вжался в землю, попытался зарыться в листья.

Что-то происходило. Совсем рядом.

Лязгала, громыхала сталь. Трещал валежник. Отовсюду неслись крики. Слышался топот. За кривыми стволами мелькали тени. Щелкали по деревьям стрелы – все чаще и чаще.

Нужно было прятаться.

Или бежать.

Тильт задергался.

Бежать? Или прятаться?

Или сражаться?

Где-то была сабля. Он притащил ее с собой. Потом бросил.

Где-то здесь.

Где-то…

Пальцы его коснулись холодной стали. Он, приподнявшись, вытащил оружие из-под листьев, обхватил рукоять обеими руками, занес саблю над головой.

Страшно было представить, как этот клинок врубается в чье-то тело.

Страшно было подумать, что одно движение может прервать чью-то жизнь.

Такое простое движение… Он взмахнул саблей. На землю упала срубленная ветка.

Прятаться!

Приняв решение, он срезал еще несколько ветвей побольше, подтащил их к своему убежищу, прикрыл ими яму, а сверху бросил охапку листьев. Вышло довольно неплохо. Если кого-то и занесет сюда, он пройдет мимо, не заметив, что под кучей хвороста у корней кривого тернового дерева прячется свернувшийся клубком мальчишка.

Почтенный мастер… Ну, надо же – почтенный мастер…

Тильт негромко рассмеялся. Ему было совсем не смешно – но он давился смехом. И никак не мог остановиться.

Смеясь, полез он в укрытие. Смеясь, засыпал себя листьями. И лишь скорчившись на холодной земле, обняв саблю, немного успокоился.

Примерно в сорока шагах от него шел бой. Совсем рядом люди убивали людей. Тильт слышал, как умирают побежденные, и как ликуют победители.

А потом он услышал, как кто-то продирается сквозь заросли, направляясь точно к нему…

Гай. Воровское логово

Человек, распятый на засаленной стене пыточной, был стар, толст и тяжел, что усиливало его муки. Впрочем, страдать ему оставалось недолго, и палач это понимал не хуже любого лекаря: отложив в сторону кривые щипчики, он сказал своему коллеге:

– Похоже, брат Олма, подопечный наш вот-вот кончится. Посинел вон как, дрожит… Верный признак.

– Ну и Дран с ним, – ответил второй, шумно почесываясь.

– Заказчик будет недоволен. Он так ничего и не сказал.

– Видят боги, мы старались, – развел руками Олма и обратил морщинистое лицо к подсвеченному масляной лампадкой углу, где скалился Ягупта – покровитель пыточных дел мастеров.

Человек на стене хрипло застонал и пошевелился. Олма поспешно склонился к нему, второй палач плеснул в лицо пытаемого ковш холодной воды. Человек открыл налитые кровью глаза.

– Ну, голубчик, ты уж скажи что-нибудь, – ласково попросил Олма. Человек, скосив глаза, посмотрел на него, и по телу пробежала судорога. Изо рта хлынул поток рвоты, перемешанной с кровью, и палач еле-еле успел увернуться, принявшись сыпать ругательствами.

– Подох-таки, – констатировал второй, потыкав висящего костлявым пальцем под ребра. – И сердчишко стало. Интересно, сколько заказчик вычтет?

– Больше трети не верну! – воспротивился Олма, возмущенно выкатив глаза. – Сопрели тут в жаре, покуда возились… Ноги болят, поясница – не мальчик уже! Почитай, с полудня маемся! Да и задание, тоже мне: скажи, мол, куда ездил по весне и зачем. Не люблю я таких заданий, не понимаю. Видать, заказчик и сам человек темный, раз такие вопросы задает. Муторно больно. Вот почтенный Граанек, даром что душегуб известный, у того все просто: куда золото зарыл или, к примеру, камушки какие… Опять же без рескрипта, магистрат узнает – самих нас обдерет, как свиней на мясной праздник. Ох, работка у нас, брат Гефен…

– Да, почтенный Граанек уважаемый клиент, – согласился второй.

– А этот – и сам чужак, черный весь, глаза с зеленью, говорит нехорошо, и нам чужака приволок, – продолжал брюзжать Олма, наливая в оловянную кружку разбавленного вина из висящего бурдючка. – Не ровен час, самого приволокут в пытошную, да только не к нам, а в магистрат, у них там мастера-то поинтересней будут, и инструментец новенький, не то что наш. Ты, брат Гефен, не слыхал, скоро у них там местечко освободится?

– Не слыхал, брат Олма, – Гефен собирал страховидные железяки в сундучок, предварительно ополаскивая их в корытце. – Выживешь кого оттуда, как же. И что главное – старенькие уже все, песок сыплется, а всё работают. Нет, понимаешь, кому помоложе пост уступить, а самому – на отдых, на отдых… Рыбку ловить, внуков качать…

Олма сочувственно покивал. Гефен запихнул сундучок под сколоченный из горбылей лежак, покрытый темными пятнами, потом подвел по балке к телу веревку с петлей и деревянным блоком, и стал прилаживать петлю на шею покойнику. Олма, прихлебывая из кружки, наблюдал за стараниями коллеги.

– Палкою, палкою пособи, – посоветовал он. – Не достанешь.

– Ну что за несчастье, – плакался Гефен, неуклюже подскакивая на цыпочках. – Как жирный и здоровый, так я тащу, как хилый да тщедушный – ты…

– Сам жребий вытянул, – возразил Олма. – К тому же барахло все тебе досталось.

– Ну уж и барахло: тряпки да железки. Всего-то добра, что перстень, да и тот небось в карты сегодня же вечером у меня и вытянешь.

– А ты не ставь.

– А что ж мне еще ставить-то? Э-эх! – Гефен накинул петлю и поволок тело. Где-то наверху хлопнула дверь, Олма насторожился:

– Никак, заказчик идет?

Шаги по извилистой каменной лестнице приближались, распахнулась вторая дверь, в пыточную.

– Добрый вечер, почтенный, – согнулся в поклоне Гефен, не выпуская конец веревки. Олма спрятал кружку с недопитым вином.

Заказчик стоял посередине комнаты, освещаемой тусклыми масляными светильниками. Ноздри его брезгливо дергались – в пыточной стоял плотный запах крови, испражнений, пота и горелого мяса. Олма торопливо дернул за шнурок, и под самым потолком открылось маленькое вентиляционное оконце, после чего поспешил приволочь громоздкий табурет. Заказчик покосился на грязный предмет мебели и садиться не стал.

– Умер? – спросил он, указывая на неподвижное тело.

– Стало быть, так, почтенный, – приложил ладонь к сердцу Гефен. – В аккурат перед приходом вашим к Драну и отправился.

– Что он сказал? – Заказчик говорил с акцентом, не то авальдским, не каким-то южным, почти незаметным, но достаточным для распознания чужеземца.

– Ничего, с позволения почтенного, – доложил Олма, опасливо поглядывая на меч заказчика. – Молчал, как каменный. Мы его уж и огоньком, и растворчиками едучими, и книжку одну маскаланскую вспомянули с полезными руководствами – все одно. С тем и помер. Вы уж не гневайтесь, старались по первому классу.

– Да я уж вижу, – заказчик окинул взглядом изуродованный труп.

Гефен скорчил Олме рожу, и тот, откашлявшись, начал:

– Почтенный, мы, конечно, понимаем…

– Если ты хочешь говорить об оплате, то можете оставить ее себе, – перебил заказчик. – Вы отработали ее честно, хотя и ничего не добились. Собственно, я и не надеялся, что он скажет хоть слово.

Сказав так, он развернулся и вышел.

– Вот и ладно, – потер ладони Олма. – А ты трупок-то тащи, тащи… Еще влезет кто, а он тут болтается. Прибрать все надобно, а вечером можно и погулять. В картишки сыграть…

– …Как-то нехорошо мне, – пробормотал Гай, проснувшись. Было еще рано, по крыше конюшни шуршал дождь. Рядом потягивался Скратч.

– Чего сказал? – поинтересовался Лори, просовывая голову в сенное логово.

– Говорю, нехорошо мне как-то на душе. Тролли эти из ума не идут. Мы тут спим, мясо ворованное едим, а им шкуру сдерут. Все ж думают, что они – злые. И ты вот думал…

– Ну, я, положим, уже передумал. Мне тебе не верить как-то не с руки. Раз сказал: добрые, значит, добрые. Только не слыхивал я такого, чтобы люди троллей спасали. Ну как мы их спасем, а они нас тут же и сожрут?

Гай возмущенно вскочил с постели, но Лори захохотал и замахал на него руками:

– Да сиди ты, сиди, почтенный писец! Уж и пошутить нельзя. Ты вот что, иди-ка работай, а я лошадей накормлю, почищу и поговорю с кем надо. Понял? А то деньги понадобятся, а денег-то и нет.

Сказав так, Лори исчез.

Гай вышел во двор, поплескал из бочки в лицо, попрыгал под дождиком. Потом достал из-за пояса ароматный корешок и принялся жевать, чтобы отбить дурной утренний запах изо рта.

Из задней двери постоялого двора вышел один из подручных Одвина, плотный коренастый парень с виду постарше Гая. Звали его вроде бы Стелан.

– Что-то ты с утра по двору шастаешь, писец, – проворчал Стелан, выливая помои в свиное корыто.

– На работу пришел, – стараясь говорить как можно спокойнее, ответил Гай. Драться со здоровенным малым ему вовсе не хотелось.

– Ну, работай, работай, – таинственно произнес Стелан и убрел внутрь.

Ну и подручных насобирал себе этот одноглазый, – подумал Гай. – Морды одни чего стоят, не говоря уж о том, что жулики беспросветные… Нажалуется небось Одвину, наврет чего… Да уж ладно…

Дождь усиливался, по городу гулять в такую погоду Гай не хотел. Посему он направился на свое место в зале, хотя так рано надеяться на работу не приходилось.

Как ни странно, там уже кишел люд: человек примерно пятнадцать. Гай занял свое место, разложил принадлежности и тут же был вознагражден за столь раннее появление: двое бородатых крепышей в одинаковых серо-коричневых камзолах поспешили к столу писца. Один из них, вроде как постарше, солидно загудел:

– Утро светлое тебе, мастер.

– И вам, почтенные.

– Прошения писать обучен?

– Прошения, письма, поздравления с датами торжественными, слова на упокоение… – обрадованно затараторил было Гай, но второй гном – если это все-таки был гном – перебил его:

– Тогда пиши, мастер, прошение. В магистрат преславного города Дила от торговцев Сивельби и Дагвальби…

Гай окунул перо в чернильницу и принялся писать. Торговцы, прибывшие в Дил вчера, просили магистрат разрешить им продать привезенные кожи дешевле установленной цены, потому как спешные домашние дела не позволяли оставаться в Диле достаточно долго. Что за дела – торговцы не стали указывать, но выглядели они очень озабоченными. Гай закончил писать, помахал в воздухе листком, чтобы обсохли чернила на завитках, и получил свой шестиугольник.

– Настоящего мастера вижу! – сказали над головой беззлобно и весело, когда Гай прятал монету в клапан пояса. – Чуть свет в окно, а он уж за перо!

Это был Грифф. Он улыбался и держал в руке узкогорлый кувшин.

– Утро доброе, почтенный, – поздоровался Гай.

– И тебе, и тебе… Не откажешься выпить немного вина вместе со мной?

– С утра? – усомнился Гай.

– А-а… Да, «Утро прекрасно для ласк, утро прекрасно для роз, только вина, мальчик мой, утром не пей никогда»… – продекламировал Грифф. Увидев, что Гай недоуменно таращится на него, пояснил:

– Стихи. Уммар Благочестивый в переводе неизвестного поэта. Но ты его не слушай. По крайней мере, вот этого скафийского голубого стихи Уммара точно не касаются. Очевидно, он его попросту не пробовал, – Грифф обернулся и крикнул: – Хозяин, два бокала!

Стелан принес бокалы, Грифф откупорил кувшин и наполнил их. Вино и впрямь было прозрачно-голубым, и Гай осторожно пригубил его.

– Ну, как? – спросил Грифф, с интересом наблюдавший за писцом.

– Вкусно, – кивнул Гай. – Ни разу не пробовал такое…

– Неудивительно. Очень дорого, – вздохнул Грифф. – Обошел все лавки, специально встал спозаранок. Только в одной и раздобыл, да и то не лучшего урожая.

– Но зачем ты тратишь на меня деньги, почтенный? Может быть, я могу чем-то тебе помочь, оказать какую-то услугу? Я не смог прочесть твою книгу, но, может быть, тебе нужно что-то переписать?

– Просто ты мне понравился, парень, – улыбнулся Грифф. – И мне почему-то кажется, что мы с тобой подружимся.

И он удалился, оставив Гая размышлять над этими словами.

…День заканчивался, но рынок все еще бурлил. Лори деловито сновал меж возов и прилавков, разыскивая кого-то. Гай покорно бродил за ним, потом решился и спросил:

– Кого ищешь-то?

– Человека одного, – туманно ответил Лори.

– Зачем? И меня зачем вытащил раньше времени? Вечером, может, самый клиент идет…

– Твои тролли, ты и разговаривай. Хотя какой с тебя толк…

– Так он что, человек твой, поможет нам троллей освободить? И зачем это ему?

– А просто так. Захочет – поможет, не захочет – не поможет. Слушай меня внимательно, – прошипел Лори. – Сейчас мы будем разговаривать с очень опасным типом. Зовут его Ларс Мотыга, но для нас он – почтенный Ларс, никак иначе. Ему в принципе наплевать на троллей и на нас вместе с троллями, но ради хороших денег он может сделать очень многое. Среди воров в Диле он едва не самый главный, да и то лишь потому, что молодой, дальше и главным станет… Говорить я буду, а ты только кланяйся, когда надо, да отвечай, если спросит.

– Привет, лошадиный прислужник! – сказал кто-то толстым голосом над самой головой Гая. Он испуганно обернулся и едва не уперся носом в грязный замшевый жилет. Жилет с трудом сдерживал огромное пузо, а над пузом была неловко приделана маленькая голова с пухлыми губами и рачьими глазками.

– Привет, Упырь, – Лори облегченно вздохнул. – По всему рынку тебя ищу.

– Что ж так? – Толстяк выглядел вполне добродушным, но Гай заметил, что во время разговора он внимательно следит за происходящим вокруг и словно чего-то опасается.

– Дело есть. Надобно с Мотыгой встретиться.

– Так уж и надобно? А ты спросил у Мотыги, надобен ли ты ему?

– Ты, Упырь, передай, а там видно будет, – сердито сказал Лори. – Я тут обожду.

– А это кто с тобой? – рачьи глазки на мгновение скользнули по Гаю.

– Приятель. Иди, иди давай.

Толстяк пожал плечами и неожиданно проворно ввинтился в толпу.

– Это кто? – шепотом спросил Гай.

– Дайну Упырь. Рыночный вор, но может и зарезать кого, если заплатят. А так, в общем-то, порядочный человек.

Сочетание «вор», «может зарезать» и «порядочный человек» не очень-то представлялось Гаю возможным, но он смолчал, тем более что Упырь тут же вернулся.

– Пошли, – сказал он, с некоторым уважением посмотрев на Лори. – И впрямь согласился. Это ж надо, с таким головастиком!

– Кому головастик, а кому и нет, – буркнул Лори, но Гай видел, что его приятель гордится оказанной честью.

Они вышли с рыночной площади и поднялись по извилистому проулку, засыпанному щебнем. Остановились у приземистого бревенчатого дома. Упырь постучал в массивную дверь, в ее центре открылось окошечко, в окошечке появился любопытный глаз.

– Вот я тебе в следующий раз пальцем в зыркало-то ткну, – пообещал Упырь, утробно хихикнув. – Или ножичком.

– Ну, чего ты, чего… – забормотали за дверью, лязгая железом.

– А то, что службу надо исправно нести, – наставительно заявил Упырь.

Они вошли внутрь и оказались в полутемном помещении. Обладатель любопытного глаза, худосочный плешастик, состоявший, казалось, из одних суставов, сделал непонятный знак пальцами и скрылся за шторой, свисавшей с дальней стены.

– Это мы где? – спросил Гай, но Лори молча ткнул его локтем в бок.

Тощий высунулся из-за шторы и поманил приятелей пальцем.

За шторой оказалась комната с узеньким окном, забранным желто-оранжевым стеклом. Посреди комнаты помещался изящный резной стол, а за столом в огромном кресле сидел человек.

Даже если бы Лори не рассказал Гаю, насколько опасен Ларс Мотыга, это легко было понять по его внешности. Несмотря на вальяжность позы, Мотыга был похож на комок мышц, и Гай понял: если он сделает что-то не так, жить ему останется очень и очень недолго. Притом вор был очень красив и за внешностью своей явно тщательно ухаживал.

Мотыга взял из серебряной вазочки незнакомую Гаю ярко-красную ягоду, бросил в рот, разжевал. Лисьи глаза вора быстро обежали фигуры вошедших и остановились на Лори.

– Я тебя знаю, мальчик? – спросил Мотыга. Голос его, чистый и мелодичный, оказался столь же приятен, как и внешность. – Знаю, кажется мне. И неплохо.

– Знаете, почтенный Ларс, – сказал с поклоном Лори. – Меня рекомендовал Сванти Выползень.

– Припоминаю, – поморщился Ларс. – Лори, приемыш этого ублюдка Одвина. Ну и как, не желаешь пока в ночную армию Дила, а? Знаю, как ты у старого Леба жратву таскаешь! Нам такие шустрые нужны, ой как нужны! Так что ты, мальчик, подумай. Хорошенько подумай!

Мотыга побарабанил пальцами, унизанными перстнями, по суконному покрытию стола. Лори молчал, все так же согнувшись в поклоне; рядом застыл Гай.

– А ты кто таков, мальчик?

– Гай, писец с постоялого двора «Стол и Постель», почтенный Ларс, – запинаясь от волнения, ответил Гай. В голове его метались обрывки мыслей: вот и все… зарежут… пропадали бы эти тролли, и Дран с ними… зачем напросились…

– Ты не бойся, мальчик Гай, – напевно протянул Мотыга. – Ты же никому не расскажешь о нашей встрече, не так ли? Конечно, нет. Я в этом уверен. Если бы я не был в этом уверен, Упырь оторвал бы тебе голову еще в переулке. Ты веришь?

– Верю, почтенный Ларс.

– Ну вот. Так что у вас за дело, говорите поскорее.

– Может быть, оно покажется тебе странным, почтенный Ларс… Но мы готовы заплатить, сколько нужно, – решительно произнес Лори.

– Вот как? – поднял брови вор. – Богатые мальчики, да? Откуда же у вас деньги, богатые мальчики? Постойте, не нужно рассказывать: все равно они в конце концов окажутся у меня, если только вы не затеяли меня обмануть, а вы же не сделаете такого, да? Получается, это уже почти мои деньги, а как они достались вам – зачем мне знать… Возможно, вы их нашли. Возможно, выиграли в карты. Но что же за странное дело? Вы меня заинтриговали.

– В магистрате, в подвале, сидят двое троллей, – начал Лори. Гай следил за вором, но тот никак не среагировал на начало рассказа. – Нам нужно этих троллей оттуда вытащить, почтенный Ларс.

– Троллей, вот так… – задумчиво сказал Мотыга. – И к чему вам тролли, богатые мальчики? Ах, нет, не буду спрашивать. Вам нужны тролли, мне – деньги, и весь разговор. Но дело непростое, очень непростое, странное дело… Хорошо. У меня есть люди в магистрате, которые узнают, и где сидят ваши тролли, и что с ними собираются сделать, и как их оттуда выволочь. Магистрат, особенно Пятибашенный Замок, пронизан тайными ходами и лазами, о которых не знает ни стража, ни члены магистрата, но прекрасно знаем мы. Есть другая сложность: кто согласится заниматься этим делом? Деньги деньгами, но я не хочу, чтобы моего человека съел тролль. Если он потом съест вас – на здоровье. Но только не моего человека.

– Нам нужен только проводник, мы готовы пойти сами, почтенный Ларс.

– Так оно и будет, мальчик. И это будет вам стоить пятьсот ультов. Майтл!

Тощий телохранитель бесшумно появился из-за шторы.

– Майтл, эти богатые мальчики сегодня в полночь принесут сюда пятьсот ультов. Если они это сделают, отведи их к Гропу, он будет знать, что к чему. Если не принесут… – Ларс прервался и внимательно посмотрел на Лори. – …Если не принесут, то мы побеседуем с ними позже, главное, чтобы они никуда не делись. Проследи за этим. А ты, мальчик, подумай еще раз, с нами ты или не с нами. Другого раза у тебя может и не случиться…