Две стороны жемчужины

– Вот счёт. Перечислишь на мою карточку всю сумму, что задолжал за восемнадцать лет. Папочка, – быстро приняла решение Инга, понимая, что не будет никакого разговора, раскаяний или извинений.

Он холодно посмотрел на неё, усмехнулся, взял бумажку с номером счёта.

– А ты не похожа на мать. Хорошо, я перечислю. Надеюсь, больше ты меня не побеспокоишь.

Тягостное молчание длилось минут пять. Он без интереса рассматривал её, Инга леденела под его взглядом, ощущая себя букашкой. Наконец поднялась.

– Не побеспокою.

– Вот и ладно, – он занялся бумагами, больше не обращая на неё внимания.

Инга на деревенеющих ногах покинула кабинет. Никогда ещё она не чувствовала себя настолько никчёмной и незначительной. Во дворе столкнулась с давним поклонником Димкой. Он протянул ей букет гладиолусов. Инга не любила их: один-два цветка распустятся, остальные остаются в зачатках на длинном зелёном стебле.

– У меня есть два билета на концерт Киркорова. Пойдёшь?

– Дима, я не дешёвка какая-нибудь, у тебя на меня денег не хватит, – ухмыльнулась Инга.

– Хватит, я заработаю, – воодушевился Дмитрий, обрадованный, что любимая девушка наконец снизошла до беседы с ним. Тёмные глаза загорелись упрямством. – Пойдёшь со мной?

Так всё началось. После беседы с папашей Инга решила: никогда не позволю мужчине растоптать себя, как это произошло с матерью. Я всегда буду главной. Тем летом она чувствовала себя роковой женщиной, немного жалела, что один из поклонников слишком молод, игра стала бы ещё увлекательнее. Её не интересовало, где Дмитрий берёт деньги, каждый сам решает, как поступать.

***

– Вы к кому? – Елена Назаровна, открыв дверь на звонок, обнаружила на пороге незнакомую женщину.

– Если вы мать Арины, то к вам.

– Что она опять натворила?

Мать Арины мучилась от головной боли и желания выпить. К концу второй недели трезвости желание становилось просто невыносимым. Если муж пил ежедневно и понемногу, то она периодами. Спустя две недели употребления горячительного у неё начинал болеть желудок, отказываясь принять ещё хоть каплю. В трезвый промежуток времени Елена Назаровна наводила порядок в квартире, усерднее ходила на работу, бралась за воспитание дочери.

– Вы знаете, что Арина спускается к морю с Высокого берега? Вчера потащила туда моего сына, и он чуть не сорвался вниз.

Высокий голос гостьи вонзился в мозг Елены Назаровны.

– Но не сорвался же. Что вы от меня хотите?

Гостья обвела глазами комнату, губы дёрнулись в пренебрежительной усмешке. Чисто, но обстановка ужасающе скудная: продавленный диван, дешёвый пожелтевший тюль на окнах, круглый древний стол в пятнах ожогов от сигарет и горячих сковородок, на тумбочке с перекошенной дверцей ламповый телевизор.

– Вы не боитесь, что дочь упадёт?

– Она с трёх лет там лазает. Ничего с ней не сделается.

Гостья покачала головой.

– Тогда объясните своей девочке, чтобы не водила туда моего сына.

Елена Назаровна поморщилась.

– Сами объясните. Аринка, иди сюда. Быстро я сказала!

Арина в комнате, принадлежащей ей и брату, наклеивала ракушки на глиняный горшок. Услышав голос матери, побежала на зов.

– Тут кое-кто требует, чтобы ты не таскала её трусливого сына на Высокий берег, – наклонила голову Елена Назаровна, глядя на гостью с насмешкой.

– Что вы говорите, он не трусливый. Это вы безответственная, если отпускаете туда дочь! Что можно взять с девочки, когда у неё такая мать.

– Какая такая? Ты чего припёрлась сюда? Оскорблять?

Арина встала перед разъярённой матерью, та всегда вспыхивала быстрее, чем сухая трава от искры.

– Можешь не сомневаться, моя дочь больше не приблизится к маменькиному сынку.

Гостья, медленно отступая к выходу, кивнула:

– Я только рада этому.

Елена Назаровна, обогнув Арину, с силой захлопнула дверь за женщиной и повернулась к дочери.

– Я тебе говорила, не таскаться на Высокий берег! Какого чёрта ты меня не слушаешь?

– Я осторожно, по удобной тропе, – Арина тронула мать за руку. – Мамочка, не сердись.

В висках Елены Назаровны пульсировала боль.

– Марш в свою комнату и не высовывайся. На пацанов вечно жаловались, теперь на тебя. Как мне всё это надоело!

– Мамочка.

– Иди к себе и сиди там тихо, – она сняла с крючка в прихожей матерчатую сумку. – А мне нужно лекарство.

Арина, опустив голову, поплелась в комнату, из-за неё маме снова понадобилось лекарство. Ей хотелось плакать, опять несколько дней в доме не будет горячей еды, станет грязно, родители начнут кричать и ссориться. Целых десять дней она была счастлива, после уроков мама кормила её супом и спрашивала о школе. А вечером даже пару раз читала ей книжку. Папу, чтобы не раздражал, запирала в спальне. Брат принёс коробку цветного теста, и Арина слепила букет цветов, теперь он красовался на тумбочке возле маминой подушки. Она сказала: букет ей нравится.

***

Неприятности Арины не закончились и на следующий день. Перед началом занятий в класс вместе с Серёжей Волковым вошла его мама и потребовала от учительницы пересадить сына от Рудаковой.

– Хорошо хоть обошлось синяками, – закончила она рассказ. – Кто знает, что ещё она выкинет – лучше держаться от этой девочки подальше.

– Я пересажу, не волнуйтесь, – успокоила её Римма Михайловна.

Когда мама Серёжи ушла, учительница спросила:

– Может, кто-то хочет сесть за один стол с Рудаковой.

Арина переводила взгляд с одного одноклассника на другого, но они либо отворачивались, либо опускали глаза. «Неужели и в школе я буду одна», – запаниковала она.

– Я сяду с Ариной, – вызвался Саша Фламер. В ответ он получил от одноклассницы такой признательный взгляд, что смутился. Саша не мог вынести, потерянного вида Арины, она напомнила ему любимого пса Джойса, тот выглядел также, когда его оставляли в одиночестве.

– Вот и замечательно, поменяйся местами с Серёжей.

После занятий Саша решил и дальше опекать Арину. Этот весьма самостоятельный мальчик всегда отправлялся домой сам. Отец Саши работал хирургом в центральной городской больнице, мама медсестрой в приёмном покое, занятые родители многому научили сына.

– Хочешь, я провожу тебя домой, – предложил Саша.

Арина сначала обрадовалась, но потом, вспомнив сердитую маму Серёжи, решительно отказалась.

– Нет. Я далеко живу, тебя родители заругают.

Саша улыбнулся.

– Не заругают. Где ты живёшь?

Выяснилось, что им по пути три квартала, получалось, это Арина доведёт Сашу до дома. Дорогой они болтали о любимых мультфильмах, школе и друзьях.

– Мне Серёга рассказал, почему его мама не разрешает с тобой дружить. Ты, правда, показала ему грот на Высоком берегу.

Арина сердито засопела: вот гад Волков, и про грот разболтал.

– Показала своё тайное место, а Серёжа оказался предателем, всё родителям растрепал. И вовсе он не падал оттуда, так немного оцарапался. Я часто там бываю и ничего.

Глаза у Саши заблестели от любопытства. Ему нравились всякие секреты и тайны. Вдруг это бывшее убежище пиратов?

– Мы же теперь друзья, покажешь грот и мне?

Арина покосилась на круглое лицо одноклассника. Голубые глаза просительно смотрели на неё, а вихор на его макушке казалось, дрожал от предвкушения узнать что-то необыкновенное.

– Может быть. Позже, – произнесла она, отступая от одноклассника на пару шагов.

На перекрёстке они расстались, хоть Саша и уговаривал:

– Нужно пройти ещё полтора квартала, тогда будет одинаковое расстояние до наших домов.

Ещё на лестничной площадке Арина услышала из квартиры звуки ссоры – настроение сразу упало, у мамы снова начался лекарственный период, так она называла запой. Опять не будет горячей еды, папа начнёт до поздней ночи рассказывать о политике, она не сможет нормально учить уроки. Арина, стараясь не шуметь, тихо отворила дверь и пошла по стеночке. Ей почти удалось пробраться в свою комнату, когда на пороге остановил голос отца.

– Гляди, мать, будто мышь шуршит, а это наша дочь крадётся, явно что-то натворила.

Арина вздохнула, ей не повезло проскользнуть незамеченной.

– Ничего я не натворила.

– А мы щас узнаем. Давай сюда дневник, показывай тетради.

Арина покосилась на грязный стол. Отыскав газету, положила на неё тетради и дневник. Отец пальцем, вымазанным в кетчупе, открыл дневник и, пачкая страницы, ткнул.

– Что за фигня?

– Звёздочка.

– Какая ещё звёздочка, оценки где?

– Нам пока не ставят оценок в дневник, – пояснила Арина, сдерживая боязливую дрожь в голосе. Стоило отцу заметить её испуг или малейшее недовольство, он становился придирчивым и раздражённым. Тогда ей придётся долго выслушивать его нравоучения и упрёки.

Мать лениво полистала тетради, заметив среди четвёрок, тройку, усмехнулась.

– А тут ставят. Дочура в тебя пошла, ни одной пятёрки.

– Чё сразу в меня, – обиделся отец. – Я до пятого класса отличником был и красавцем.

Арина покосилась на его сморщенное лицо. Она видела фотографии родителей в молодости – мама действительно выглядела красавицей, брат Юра на неё очень похож. Надеялась, что когда вырастет, будет такой же. Но папу и раньше нельзя было назвать симпатичным, а теперь тем более. Старшего брата Арина не помнила, он исчез, когда ей исполнилось два года. На семейных снимках он отличался от них всех, тёмный, черноволосый, с какими-то пронзительно-жгучими глазами на грустном лице.

Арина сделала попытку убрать тетради и дневник со стола.

– Не трожь. Я ещё не всё проверил, – отец, высоко задрав худую шею с остро торчащим кадыком, залпом выпил полную стопку водки. Крякнул, нацепив на вилку кусочек сала, закусил. – А тут у нас что? Запись какая-то. «Принести сто рублей на цветы». Какие ещё цветы? – повысил он голос.

– Учительница сказала: будем озеленять класс, – пробормотала Арина. – Но если дома есть красивый горшок с цветами, можно его принести.

– Мы что, миллионеры? Все без конца требуют денег. А пошли они… – отец скрутил увесистую фигу и помахал ею у лица дочери. – Вот им деньги. Обнаглели совсем.

Арина закусила губу и ойкнула от боли: почти засохшая болячка лопнула, на подбородок потекла кровь. Ей очень не хотелось выслушивать нудные разглагольствования отца. Теперь он долго будет ругать школьное начальство, затем перейдёт на своих руководителей, потом доберётся до депутатов и президента. Когда у мамы был спокойный период, сначала она предлагала отцу заткнуться, а если не помогало, заталкивала его в спальню и запирала на ключ. Немного побуянив, он ложился спать. Но сейчас мама поддакивала и во всём соглашалась с ним. В животе Арины громко заурчало. Она оглядела стол – на тарелках лежало ненавистное ей сало, куски хлеба, крупно порезанные огурцы, помидоры и отварные яйца. Дождавшись, когда родители отвлекутся на поиск новой бутылки, Арина, сложив запятнанные жиром тетради и дневник в портфель, отправилась переодеваться. Бабушка Маша учила: форму надо вешать на плечики, а ещё обязательно умываться и мыть руки. Она уверяла, что грязнуль никто не любит, с ними не хотят дружить, поэтому Арине нужно самой убирать свою комнату и купаться по вечерам. Теперь в плохой мамин период Арина относила бабушке Маше свою одежду для стирки, соседка же помогала ей вымыть голову. Переодевшись в футболку и удобные трикотажные брюки, она вернулась к столу. Родители, согретые новой порцией спиртного, вспоминали своё детство. Она наизусть помнила все их истории, поэтому принялась быстро есть варёные яйца с помидорами, пока отец и мать не начали ссориться и не прогнали её. Угомонились родители в десятом часу вечера. Арина кое-как сделала уроки и, радуясь тишине, легла спать. Бабушка Маша подарила ей электронный будильник, теперь она не боялась проспать в школу. Утром Арина умывалась, чистила зубы, одевалась и спускалась к бабушке, чтобы та заплела ей косы. Мария Алексеевна настояла на этом, видя, что девочка сама не может привести голову в порядок. К приходу Арины она ставила на стол чай с оладьями или блинчиками, пока та завтракала, расчёсывала её густые волосы и плела косички.

– Бабушка, правда же, Серёжа предатель? Я больше не буду с ним разговаривать, – произнесла Арина с набитым ртом. Её не покидала обида на одноклассника, разболтавшего о секретном месте.

Мария Алексеевна задумалась: как бы понятнее объяснить ребёнку, что нельзя безоглядно доверять свои тайны.

– Когда ты отдаёшь другому человеку самое дорогое, что у тебя есть например: важную для тебя вещь или открываешь секрет, а он не оценил – это всецело твоя вина. Ты выбрала не того человека. Поэтому не надо обижаться. Ведь именно ты не смогла понять, кто перед тобой. И стоит ли делиться с таким человеком дарами твоей души? Спроси себя: так ли уж важно то, что ты с лёгкостью поведала первому встречному? Выходит, это лишь твоя ошибка. И хороший повод научиться понимать себя и других.

Арина проглотила блинчик и посмотрела на Марию Алексеевну. Из сказанного она лишь поняла: виновата сама и нельзя доверять кому попало.

– После школы зайди ко мне, сходим к врачу. Надо узнать, как вылечить болячки на губах. Пока дождёмся, чтобы твоя мамаша нашла время для похода в больницу, совсем без губ останешься.

Мария Алексеевна не могла больше смотреть на страдания девочки. Пока одна ранка подживала, появлялась следующая, доставляя Арине во время еды и даже при обычном разговоре мучительную боль. Она решила рискнуть и, представившись бабушкой, сводить Арину к доктору.

Всё получилось даже лучше, чем она задумала. В регистратуре попросили лишь её паспорт и свидетельство о рождении Арины. Ей поверили на слово, будто она родная бабушка.

– Я вру для твоей пользы, – объяснила она Арине, сердясь за то, что невольно учит девочку обманывать.

– Вот бы ты была по-настоящему моей бабушкой, – вздохнула Арина. – Ты самая замечательная бабушка на свете.

Мария Алексеевна растрогалась.

– Спасибо, малышка.

Осмотрев Арину, доктор выписала направление на анализы. На следующее утро им пришлось идти в лабораторию. После сдачи анализов Мария Алексеевна отвела девочку в школу.

Глава 3

– Рудакова, почему не выполнила задание? Что это за самодеятельность? – Римма Михайловна потрясла листочком Арины. – Требовалось сфотографировать строящийся дом, наклеить снимок и в двух-трёх предложениях описать увиденное. А у тебя тут лишь рисунок дома и пояснение.

– У нас нет фотоаппарата, – опустила голову Арина, едва сдерживаясь, чтобы не расплакаться. Она так старалась, зарисовывая дом на стройке. У неё не только подъёмный кран хорошо получился, но и строители неплохо вышли.

– Тогда бы на телефон сняла, – растерялась учительница. Она сама считала: те, кто составлял задания для первоклашек, совсем без головы. Лучше бы учили детей навыку рисунка. Но куда деваться? План урока – закон для преподавателя.

– А у неё и телефона нет. У них ничего нет. Моя мама говорит: Арина будет такой же хаба-хава-халалкой как и её мама, – ехидным голосом произнесла Нина, не сумев правильно произнести непонятное для неё слово

Римма Михайловна глубоко вздохнула, сдерживая гнев. Когда-то за оскорбление она могла выгнать ученика из класса, поставить в угол, наорать в конце концов. Сейчас же её заставляли находить общий язык с детьми, применяя мягкие методы воспитания. Особенно требовалось быть внимательной к деткам, чьи родители являлись важными спонсорами школы. Как ни горько, но Римма Михайловна признавалась себе: она, преподаватель, не авторитет для детей, не по годам умная и развитая Нина Садовская ухитрилась завоевать и подчинить класс своему влиянию. Обаяние Нины действовало даже на неё, многоопытную учительницу, заставляя прощать высокомерие и недетскую жестокость девочки. Этот красивый ребёнок обладал харизмой и даром лидера.

– Нельзя обзывать других, – наставительным тоном произнесла Римма Михайловна. – Особенно девочку это не красит. Если семья Арины не может позволить себе иметь фотоаппарат и телефон, то это не повод грубить.

Нина скромно улыбнулась. Однако, она была ещё слишком мала и ещё не научилась прятать истинные чувства – на её личике появилось презрительно-упрямое выражение.

– Хорошо, Римма Михайловна.

Далеко пойдёт Садовская, если уж в восемь лет делит людей на своих и чужих, на тех с кем, стоит общаться, и на тех, кого нужно игнорировать. Вот они, нынешние детки, выросшие при капитализме. Радуйтесь. Снова одни баре, другие слуги.

«И я слуга, – с грустью заключила учительница, вспомнив слова директора школы: – К детям спонсоров и важных чиновников относитесь строго, справедливо, но с повышенным вниманием». Будто она дура и не понимала, что такое повышенное внимание.

– Арина, садись на место. Снижу оценку на бал за отсутствие снимка, но и повышу на бал за хороший рисунок, – пошла учительница на компромисс, рисуя звёздочки в тетради девочки. Умники-профессора составили все учебники для первого класса с таким расчётом, чтобы родители принимали участие в выполнении уроков. По-современному пытались создать команду из семьи, но не подумали, что это выходило всем боком. Дети не учились самостоятельности, а родители, уставшие после работы, мучились со своими чадами до глубокой ночи над уроками.

Арину задержала учительница в классе. Саша в ожидании соседки по парте терпеливо гонял по асфальту пустую жестяную банку. В хорошую погоду они теперь вместе ходили домой.

– Эй, Фламер! – окликнула его Нина. – Ждёшь уродину Рудакову? Не хочешь поехать с нами на машине?

Саша поднял голову, ловко подбросил банку ногой и закинул её в урну.

– Арина не уродина.

– А кто же? У неё лицо как у кикиморы болотной, – хмыкнула Света Величко.

Эту беленькую розовощёкую девочку Нина Садовская и Марина Вершинина недавно приняли в свою группу, и теперь Света во всём старалась угодить Нине. Саша сердито посмотрел на одноклассниц и насупился.

– Сами вы кикиморы.

– Зачем ты с ней дружишь. Она же противная, – добавила Марина, заправляя за ухо прядь русых волос, открывая солнечным лучам яркий аквамарин в серёжке. Марина единственная из десяти одноклассниц носила короткую стрижку.

– Арина мой друг и вовсе не противная, и не уродина! – голосом звенящим от возмущения выкрикнул Саша. – Это вы дуры!

Нина подскочила к мальчику и стукнула его рюкзаком по голове.

– Вот тебе за дуру! Это ты, Фламер, дурак, раз дружишь с таким страшилищем, как Рудакова.

На помощь Нине бросились Марина и Света – стали щипать и тыкать в мальчика кулаками. Арина, вышедшая из школы, на минуту застыла в замешательстве от увиденного, а потом ринулась спасать Сашу. Ей не раз приходилось драться с мальчишками во дворе – она научилась быстро, без раздумывания наносить удары.

– Прекратите! Сейчас же! – Римма Михайловна с трудом оттащила Арину от Садовской. У обеих девочек расплелись косы, волосы торчали во все стороны. У Нины поперёк щеки тянулась большая царапина, у Арины рот походил на кровавую рану. Учительница поёжилась, представив какую боль испытывает девочка. – Кто затеял драку?

– Рудакова на нас напала, – всхлипнула Света Величко, размазывая слёзы по грязному лицу. Под её глазом уже расцветал фингал.

Нина и Марина удивлённо переглянулись. Саша возмутился:

– Неправда! Арина не нападала первая.

– Разберёмся, – Римма Михайловна подтолкнула девочек к скамейке. – Садитесь и рассказывайте. Нина вытри лицо, – она протянула девочке носовой платок. Школьницы не успели ответить на её вопрос, как на стоянку заехал автомобиль старшей Садовской.

– Что случилось? – выкрикнула она при виде ужасного вида Нины. Захлопнув дверку машины, ринулась к дочери.

Римма Михайловна досадливо поморщилась: вряд ли теперь получится узнать правду.

– Ниночка, Господи! Кто это с тобой сделал? – женщина встревоженно осмотрела дочь. При виде царапины на её гладкой розовой щеке вздрогнула. Заметив Арину, взвизгнула: – Твоя работа!? Дрянь! Как ты смеешь прикасаться своими грязными лапами к моей девочке. – Мать Нины повернулась к учительнице и, не давая отрыть той рот, зло бросила: – Если вы не остановите этот беспредел, который устраивает в школе эта девчонка, я пожалуюсь в отдел образования города, пусть они решают, куда отправить малолетнюю хулиганку.

– Может, сначала разберёмся в произошедшем? Узнаем, кто виноват, – попыталась остудить гнев старшей Садовской учительница.

– Нечего тут разбираться, моя Нина никого не может обидеть, она воспитанная девочка, в отличие от этой дворовой шпаны, – она ткнула пальцем в сторону Арины, сжавшейся в комочек от страха. – Завтра же поговорю с директором. Пока в Гороно надумают, куда отправить, пусть он переведёт её в другой класс.

Римма Михайловна вздохнула, глядя вслед удаляющихся Садовских.

– Так кто же затеял драку?

Подруги Нины и Саша наперебой пытались объяснить учительнице произошедшее. Арина молчала, прижав носовой платок к болячкам, набухшим кровью. Она улыбалась разбитыми губами: впервые её назвали другом. Саша сказал это уверенно и твёрдо, не отступил, как обычно делали другие дети. Римма Михайловна заметила улыбку на лице возмутительницы спокойствия и нахмурилась: чему радуется девочка? Неужели она ошиблась в безобидности этого ребёнка? Что если Арина не так уж и проста? Часто ведь дети в неблагополучных семьях вырастают жестокими садистами и не только по отношению к другим, но и к себе. Некоторые специально играют роль жертвы. С подругами Нины всё понятно: оправдывали и себя, и её, так вопреки логике обычно и защищаются дети. Саша Фламер тоже пыхтел паровозом, горячился, рассказывая, как обидели Арину, а она лишь улыбалась.

***

– У девочки пищевая аллергия, но сказать на какие продукты не могу, – доктор, вклеила результаты анализов Арины в больничную карточку. – Нужно сдавать дополнительные анализы, делать тесты. Судя по виду девочки у неё сейчас обострение, а тесты необходимо делать в период затухания болезни. Вот список продуктов-аллергенов исключите их, а потом внимательно наблюдайте, может, и удастся обнаружить, на что у ребёнка аллергия?

Мария Алексеевна посмотрела на лекарства, выписанные врачом.

– Я заметила: сыпь у неё от соприкосновения кожи с синтетикой. Получается и болячки вокруг рта – это аллергия?

– Именно. Так она проявилась у этого ребёнка.

Мария Алексеевна выдохнула с облегчением: аллергия – плохо, но она боялась худшего.

– Ариша, больше никаких сосисок, копчёного сала, супов из пакетиков и чипсов. Ты меня поняла? Сейчас мы купим лекарство и будем лечить твой бедный рот.

Мария Алексеевна ахнула, узнав в аптеке стоимость лекарства, в голове промелькнула стыдная мысль: ведь знала же не стоит связываться с этой девочкой, она не настолько обеспечена, чтобы помогать безвозмездно. Зачем ей, пенсионерке, это нужно, пусть родители заботятся об Арине. Лицо загорелось от стыда. Мария Алексеевна прочитала аннотацию к таблеткам и мази, расстроилась ещё сильнее. Как она проследит за приёмом лекарств, а их необходимо принимать каждые четыре часа.

– Аринушка, я буду утром, после школы и вечером давать тебе таблетки, а на ночь ты примешь их сама. Не забудешь? Это очень важно. Ты же хочешь стать красивой?

Арина кивнула. Не говорить же доброй бабушке, что она ошибается: ей никогда не стать красивой. С раннего детства в свой адрес она слышала нелестные, лишь иногда сочувственные эпитеты. Но ради соседки готова пить эти таблетки.

– Пошли домой, – улыбнулась Мария Алексеевна, с грустью вспоминая момент слабости в аптеке. Она никогда бы не простила себя, бросив этого ребёнка, пришлось бы отвечать перед Богом. Как там говорится в «Маленьком принце» Экзюпери: мы в ответе за тех, кого приручили.

Мария Алексеевна в период запоя родителей Арины старалась накормить её завтраком и ужином. Взяла с неё честное слово не есть закуски со стола родителей, давала с собой пакетик кефира, если захочется перекусить перед сном. Понимая, что девочка слишком мала, решила научить её готовить суп, делать омлет и отваривать овощи. Мало ли что может случиться и, тогда, оставшись без её опеки, Арина пропадёт.

Мазь и таблетки сделали своё дело, через неделю болячки засохли, ещё через два дня коричневые корочки отпали, обнаружилась чистая розовая кожа вокруг рта. Оказалось, у Арины верхняя губа чуть вздёрнута, от этого выглядывали краешки двух передних резцов, это выглядело забавно и немного капризно, нижняя, несколько более полная, походила на половинку луны. Правда, контуры губ из-за словно обожжённой кожи ещё смотрелись размытыми и неровными. Понадобится время, чтобы молодой организм полностью восстановил кожу, столько лет покрытую ранками. Главное, девочка перестала чесаться, из-за чего многие подозревали, что она ходит со вшами или болеет чесоткой. Как раз к выходу родителей Арины из запоя курс лечения закончился, теперь можно было не опасаться, что она пропустит приём таблеток. Две недели их трезвости Мария Алексеевна почти не видела девочку, непутёвая мамаша на время вспоминала о родительских обязанностях и принималась за воспитание дочери. Оно состояло в проверке тетрадей, дневника, в окриках и долгих нудных разговорах. Елена Назаровна, мучаясь от головных болей и последствиях алкогольной интоксикации, заставляла дочь убираться по дому, что Арина делала ещё неумело и медленно, раздражая этим вспыльчивую мать. Дней через пять-шесть Елена Назаровна приходила в себя, становилась ласковой к дочери, начинала готовить обеды, наводить порядок в запущенной квартире. Мужа, продолжавшего потихоньку пить, прогоняла с глаз долой в спальню. Перепады настроения матери сбивали Арину с толку, заставляя каждую минуту ждать подвоха. Она не знала, что сделает мать: погладит по голове, нервно прижмёт к себе, накричит, толкнёт в спину, влепит оплеуху. Арина инстинктивно вжимала голову в плечи, когда её подзывала к себе мать. Такое поведение дочери действовало на нервы несдержанной Елене Назаровне, заставляя чувствовать вину. За ощущением горькой вины перед Ариной, появлялась злость на весь мир, который, как считала она, несправедливо наказал её нелюбимым мужем, тяжёлой работой и неблагодарными детьми.