ЛЕОНИДЫ

Тогда было тогда. А сейчас он смотрел на неё и был готов в тысяча первый раз, как под воздействием сыворотки правды, нарушить давно данное себе обещание. «Я ведь до сих пор люблю тебя…» – билось о его плотно сжатые губы, пытаясь вырвать на свободу.

И, кажется, вырвалось. И она, кажется, услышала. Её глаза потеплели, но она промолчала.

– Если я с кем и хочу быть рядом, то это с тобой. А ты этого хочешь?

– Мало ли кто чего хочет, – ответила она, – в жизни так просто ничего не бывает.

– Пусть не просто… Но я готов дать тебе всё, что смогу, и считать твоего сына своим.

– Это одни лишь слова, а я так устала от слов, которые не выполняются. И уже не верю никому и ничему.

– Не верь! Проверь. Оставайся у меня. Сегодня. Сейчас. И мы хотя бы попробуем начать жить вместе.

Она засмеялась и взяла его за руку.

– Ну что ты такое говоришь? Сын сейчас на даче с мамой. Как я ему об этом скажу?

Как я скажу об этом родителям, что они про меня подумают?

– Разве это сейчас самое важное?

– Конечно! Вот такая я ненормальная мать. Для меня сейчас самое важное это сын. А ему через несколько недель надо идти в садик, и он должен пойти в него в Америке. Как ты себе это представляешь?

– Не уезжайте. Живите у меня. До осени можно найти и садик и много ещё чего.

Она начала злиться на него за его непонятливость. Ещё раз сказала, что он просто не понимает, насколько это всё сложно и серьёзно для нее. Спросила, и чем она сама будет здесь заниматься, ведь все её контакты там, в Америке? И как тут будет сыну, для которого питерский осенне-зимний климат подходит явно хуже погоды в Майами.

Он попытался было убедить её, что… Но тут ей позвонили, и она сказала, что пора бежать.

– Попрошу тебя, подумай… – тихо сказал он. И через паузу… – я люблю тебя… Она встала из-за стола.

– Я подумаю… и обязательно дам тебе ответ. Очень постараюсь в ближайшие дни найти время, чтобы мы смогли встретиться и обо всём поговорить. Знаешь, только я тоже хочу перед этим немного выпить, не рискуя остаться без прав. Ты вот выпил сейчас, может потому такой и смелый. Я напишу тебе.

– А ты?.. – он не мог не спросить её об этом. В этом вопросе был смысл всех лет, в течение которых он шёл к сегодняшнем разговору с ней.

– Ты любишь меня?

– Я напишу тебе… – она прижалась к нему и, когда он повернул к ней свое лицо, поцеловала в губы.

И ушла, с кем-то говоря по телефону.

Глава 23. Анима

Когда после этой встречи он вернулся домой, она встретила его взглядом, мерцающим каким-то невыразимым восторгом и одновременно ужасом, как перед неотвратимой волной накатывающего цунами. Коктейлем предвкушения возможного счастья и ожидаемой боли. Старые швы на её теле, ещё вчера почти совсем незаметные, как будто воспалились и стали какими-то особенно рельефными.

– Думаешь, напишет? – обратился он то ли к ней, то ли к самому себе.

Она молчала, продолжая неотрывно и пристально смотреть на него глазами всех когда-то любимых им женщин, пока в уголках этих прекрасных глаз не блеснула искрой набухшая, как капля росы, прозрачная звезда. Увлекаемая притяжением Земли звезда сорвалась и, оставив подобно потоку леонид, сияющий след на её щеке, устремилась вниз, к лежащему перед ним листу бумаги. Он обмакнул перо в эту пульсирующую неземным мерцанием каплю и вывел первую сточку.

«Эту дверь я смог бы открыть даже с завязанными глазами».

Закурил, приобнял её и, насколько мог, ободряюще прошептал:

– Потерпи… Потерпи, пожалуйста. В конце концов, ты же бессмертная. Ещё отдохнёшь от меня. Успеешь…

Изображение для обложки взято с ru.123rf.com.

Виталий Марко Санкт-Петербург – New-York – Санкт-Петербург 2015 год