bannerbanner
Время надежды, или Игра в жизнь
Время надежды, или Игра в жизнь

Полная версия

Время надежды, или Игра в жизнь

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
9 из 10

В больничном дворе показался милиционер – мужчина средних лет, с внушительным животом, красным потным лицом и потёртой дерматиновой папкой подмышкой. Было видно, как ему всё надоело, и больше всего в этот погожий субботний денёк он хотел бы оказаться на берегу речки с удочкой, а не брать показания с этих двух чумазых перепуганных девчонок, от которых за версту несёт спиртным…

– Это вы, гражданочки, раненого привезли? – строго спросил милиционер, присев на лавочку.

– Мы… – шмыгнула покрасневшим распухшим носом Лена.

Милиционер снял фуражку и положил её рядом с собой. Достал из кармана серых форменных брюк несвежий носовой платок, вытер потное лицо, вытащил из папки листок бумаги, ручку и, устроившись поудобнее, приготовился писать.

– Угораздило же вас в субботу… – проворчал страж порядка. – Ни одного нормального выходного ещё не было… Что за народ – как суббота, так обязательно членовредительство какое-нибудь. Будто сговорились… Давайте всё по порядку.

Последующие двадцать минут Лена и Надежда, отчаянно жестикулируя, эмоционально рассказывали милиционеру о случившемся. Тот морщился, крякал, вздыхал и старательно записывал за девушками, вытирая взмокший лоб.

– А номер машины вы, конечно же, вы не запомнили? – спросил милиционер устало, закончив писать.

– Нет! – хором ответили Надежда и Лена.

– Тогда распишитесь – здесь и здесь. Ваши адреса есть, если надо будет – вас вызовут… Гуляйте. Пока…

– Что значит «пока»? – возмутилась Лена. – Вы что, нам не верите?

– Да тухлая история какая-то, – вздохнул милиционер, поднимаясь с лавочки и надевая фуражку. – Неправдоподобная. Перепутать ногу с палкой… Долбануть топором…

– Говорю же – темно было! – Надежда тоже вскочила со скамейки. – Костёр погас! Женька мёрзнет! Ноги голые! Что мне оставалось делать?!

– Что делать? – пожал плечами милиционер. – Не знаю. Укрыть чем-нибудь…

– Да нечем его укрыть было! В том-то и дело! Единственные штаны – и те мокрые были! Сушились у костра! А костёр начал гаснуть! И погас бы!

– Ладно, разберёмся, – милиционер аккуратно сложил листы с показаниями в папку. – Я вот ещё с пострадавшим потолкую, когда оклемается…

– А он вам ничего нового не скажет, – буркнула Надежда, снова усаживаясь на лавочку рядом с Леной.

– Посмотрим… – многозначительно сказал милиционер, направляясь в сторону больничного крыльца.

Интуиция подсказывала ему, что дело тут нечистое, но она же подсказывала и другое: что-либо доказать будет трудно. Старший лейтенант Бричкин уже двадцать лет боролся с преступностью у себя в районе и очень хорошо уяснил одно: лишняя головная боль с плохими показателями раскрываемости никому не нужна – ни ему, ни начальству. Свой долг он частично выполнил – показания с не совсем ещё трезвых подружек взял; очнётся от наркоза их дружок – опросит и его. И если заявления от парня не поступит, то и дела никакого не будет. И тогда, может быть, он ещё и на рыбалку сегодня успеет…

В пустой шестиместной палате в углу на кровати лежал Женя с перевязанной ногой поверх одеяла и по-прежнему сильно отёкшим лицом. Рядом на стуле сидел милиционер; его многострадальная фуражка валялась на соседней койке.

Милиционер обмахивался чистым листом бумаги – августовское солнце шпарило прямо в окна, и в палате было душно.

– И всё равно, мне непонятно: как можно было так промахнуться, – пыхтел милиционер. – Она что, дура – ваша Надя?

– Почему сразу дура? – обиделся за подругу Женя. – Просто бестолковая. Она же без злого умысла….

– А ты уверен, что умысла не было? Может, ты ей где-то дорогу перешёл? Может, она тебе мстит за что-то?.. А? Не думал?

– Да почему я должен так думать! – возмутился Женя. – Я Надьку с детского сада знаю! Это просто нелепое стечение обстоятельств! С таким же успехом я мог с дерева упасть, или на корягу напороться, или вообще в речке утонуть. Когда люди на природе отдыхают, иногда и не такое случается!

– Это правда… – вынужден был согласиться милиционер. – Сплошное членовредительство. И всё-таки… Хочу ещё раз услышать… То есть ты претензий к гражданке… Э-э-э… Никольской… не имеешь?

– Не имею! – отрезал Женя. – Хватит искать то, чего не было, нет и быть не могло! Мы – лучшие друзья! С детства! И всё – не хочу больше об этом говорить. Я устал… У меня, между прочим, операция недавно была. Я ещё от наркоза не отошёл…

Женя демонстративно отвернулся к окну, а милиционер, вздохнув, положил листок бумаги, которым до этого обмахивался, на папку и принялся что-то записывать. Закончив, встал, взял фуражку и с сочувствием посмотрел на Женю.

– Без ноги остался, а всё туда же… Покрываешь… На, распишись, что с твоих слов записано верно…

Женя, сморщившись от боли, приподнялся на подушке и расписался на протянутом ему листе, затем снова отвернулся.

Милиционер убрал листок в папку, внимательно посмотрел на Женю.

– Ладно, – сказал он. – Лечись давай. И… Знаешь, что? Молодец ты, парень… Молодец.


Женя лежал с закрытыми глазами и прислушивался к своим ощущениям – наркоз понемногу отходил, и стопу сковывала боль. Почему-то особенно ныли кончики пальцев на раненой ноге – а ведь их, как уже знал Женя, ампутировали. Чему же там болеть? Он пока не думал о случившемся – всё было словно в тумане. Впрочем, как и перспективы…

Из коридора послышался быстрый топот ног – Женя открыл глаза и повернулся к двери, уже зная, кого там увидит. В палату буквально ворвались Лена и Надя. Они бросились к Жене – Лена сразу принялась плакать, покрывая лицо любимого поцелуями, а Надежда встала у кровати и неловко молчала, не зная, куда прятать глаза.

– Ну что, Никольская, добилась своего? – попытался разрядить обстановку Женя, неловко обнимая Лену. – Теперь я точно не пойду в армию…

Надежда, которая всё это время находилась в страшном напряжении, потеряла самообладание и, зарыдав, выбежала из палаты. Но это были не только слёзы раскаяния за то, что она сделала. Это были ещё и слёзы радости – теперь с Женькой точно ничего случится. Да, она потеряла своих детей, оказавшись в собственном прошлом, но зато спасла жизнь возлюбленному своей лучшей подруги. И теперь Лена Савельева будет совершенно счастлива, совершенно!

Стоя у распахнутого окна в больничном коридоре, Надежда плакала, по-детски вытирая слёзы кулаками. Лена, которая выскочила из палаты следом за подругой, увидела её, тихо подошла сзади и обняла. Надежда уткнулась Лене в плечо мокрым от слёз лицом.

– Спасибо, Надюшка… – вдруг прошептала Лена. – Я ведь тоже не хотела, чтобы Женька шёл в армию – мне сны плохие снились… Но сама бы никогда не решилась… Спасибо…

Надежда отстранилась, удивлённо посмотрела на Лену и хотела что-то сказать, но Лена покачала головой и закрыла рот подруги ладонью – она не хотела больше ничего слышать.


…В понедельник в скромном кабинете начальника РОВД под портретом Ю.В. Андропова старший лейтенант Бричкин докладывал о случившемся полному одутловатому мужчине в майорских погонах и с внушительной лысиной на шишковатом черепе.

– Вот, товарищ майор… – милиционер выложил на стол протоколы. – У потерпевшего претензий нет, участники и свидетели происшествия опрошены… Несчастный случай.

– То есть оснований для возбуждения уголовного дела нет? – уточнил товарищ майор, просматривая исписанные убористым почерком листы бумаги.

– Категорически нет! Порезвилась молодёжь – с кем ни бывает…

– Парень инвалидом остался – и никаких претензий? – не поверил хозяин кабинета, подозрительно глядя на своего подчинённого.

– Так точно, никаких! – милиционер кивнул на протоколы. – Там всё зафиксировано.

– Ну и нам лишний геморрой тоже не нужен… – резюмировал начальник РОВД, убирая листы в сейф. – Свободен!

Старший лейтенант Бричкин покинул кабинет начальника в приподнятом расположении духа – и показатели не пострадали, и работы не прибавилось. К тому же, дома в огороде его ждали лопата и старая жестяная банка из-под бычков в томате – милиционер собирался накопать в обед червей и после работы успеть на вечерний клёв, пока позволяла погода…


***

Заведующая почтой нервно стучала карандашом по столу. Перед ней стояла, скромно потупив глаза, Надежда. На столе лежало её заявление об уходе по собственному желанию.

– Ты хорошо подумала? – спросила заведующая. – Всё-таки здесь стабильность какая-то… Полдня свободных. Зачем что-то менять? Ты ведь можешь совмещать…

– Я поняла – это не моё! – искренне ответила Надежда. – Я попусту теряю время. Мне нужно заниматься совсем другими делами…

– Да какими другими делами? – раздражённо бросила заведующая, которую замучила текучка кадров на почте. – Что ты умеешь-то?

– Я многое умею. Просто растерялась сначала… Но сейчас уже всё в порядке.

Заведующая обречённо махнула рукой и подписала заявление об уходе.

– Не пойму, о чём ты, Надежда, толкуешь… Но если захочешь вернуться, я тебя всегда с радостью возьму обратно… По крайней мере, тебя хоть учить не надо будет. И участок ты знаешь…

– Спасибо, но я не вернусь, – твёрдо сказала Надежда. – Я и так здесь задержалась…

Уже на следующий день она стояла в кабинете редактора воронежской газеты «Путь Октября». За заваленным бумагами и газетами столом в кресле вальяжно восседал холёный молодящийся мужчина лет сорока пяти. Он оценивающе смотрел на Надежду: девушка была очень красивой, с умными живыми глазами. Редактор уже знал, что возьмёт её на работу в любом случае, – такими кадрами не разбрасываются, а научить писать можно даже обезьяну – но решил соискательницу немного «помурыжить», чтобы знала своё место и своего благодетеля.

– Значит, хотите у нас работать… – протянул редактор. – Даже не знаю… Образования нет, опыта работы тоже…

– А вы дайте мне задание, – спокойно сказала Надежда. – А потом принимайте решение…

– Разумно, – быстро сменил тон редактор газеты. – Вот что. Давай я к тебе на «ты» буду обращаться, хорошо? Слишком ты ещё молодая – «выкать» тебе, ей богу. Язык не поворачивается. Да и не принято у нас, журналистов, на «вы» друг к другу обращаться.

– Я в курсе, – улыбнулась Надежда.

– Вот как? – удивился редактор. – Тем лучше. Так какая тема тебе более близка? Или просто хотя бы интересна?

– Любая, – пожала плечами Надежда.

– Довольно самоуверенно… – хмыкнул редактор. – Сколько тебе лет, деточка?

– Восемнадцать. Но это ни о чём не говорит. Вам ведь важен результат?

Редактор встал с кресла, прошёлся по кабинету, потом остановился возле Надежды.

– Заинтриговала… Ну что же, давай попробуем. Сбацай что-нибудь на вольную тему. Причём быстро, сама понимаешь. Хочу твой стиль посмотреть. Сколько тебе времени потребуется?

– Завтра принесу.

– Это не школьное сочинение… – засомневался редактор.

– Значит, до завтра… Всего доброго.

Надежда скрылась за дверью. Редактор озадаченно посмотрел девушке вслед, вернулся в своё кресло, достал из ящика стола зеркальце с расчёской и стал причёсываться, любовно выкладывая волосок к волоску на лысоватом темечке. Заметив какое-то пятнышко на щеке, кинулся к окну и принялся внимательно разглядывать дефект на свету. Чрезвычайно огорчённый, он швырнул зеркальце на подоконник и вышел из кабинета, прикрыв ладонью воспаление. День сегодня явно не задался…


***


Осень наступила неожиданно – казалось, только вчера она тронула золотом верхушки берёз – и вот уже деревья и кустарники пылают всеми оттенками жёлтого и багрового. Надежда обожала эту пору и в другое время обязательно замедлила бы шаг, чтобы пошуршать опавшей листвой, но сегодня ей было не до красот природы: она спешила в редакцию со своим новым материалом, которому предстояло стать очередной «бомбой». Три предыдущих «взорвались» так же, вызвав смятение в коллективе редакции и живой интерес у читателей газеты «Путь Октября». Никто не понимал, как восемнадцатилетняя «свиристёлка» (как называли Надежду более зрелые и маститые журналисты) могла писать такие серьёзные и глубокие тексты, а редактор горделиво потирал руки и самодовольно повторял: «Это я её нашёл! Я!»

Надежда быстро шла по тротуару, привлекая, как обычно, всеобщее внимание. Одета она была по моде «нулевых» 21 века, поэтому заметно выделялась на фоне одинаково и уныло одетых девушек и женщин: на ней была узкая черная юбка, серый жакет с укороченными рукавами, длинные чёрные атласные перчатки (кожаных не нашлось) и мамины чёрные туфли на высоких каблуках, которые окончательно перекочевали в её гардероб. На шею Надежда замысловато повязала красный шарфик (в «прошлой жизни» она ловко научилась закручивать платки и шарфы разными способами), в руках – красная папка. Выглядела Надежда стильно и явно «не по-советски».

Навстречу медленно шли Лена и хромающий Женя с палочкой. Лена бережно поддерживала Женю под локоть. Надежда, увидев друзей, радостно бросилась к ним. Они не встречались больше месяца – с тех пор, как её приняли на работу в редакцию. Лена несколько раз звонила, но Надежда, увлечённая новой работой, была постоянно занята – то брала интервью, то писала очередную статью (сначала от руки, потом двумя пальцами, ломая ногти, перепечатывала текст на пишущей машинке), то сидела в библиотеке, если не хватало информации (до появления интернета было ещё далеко)…

Друзья остановились на перекрестке. Лена с Женей восхищённо разглядывали школьную подругу.

– Надька, какая же ты!.. – воскликнула Лена. – Как с заграничного журнала! Я тебя даже и не узнала сразу! Откуда это у тебя?

– Да пришлось в ателье заказать! – беспечно махнула рукой Надежда. – Мама на радостях, что на нормальную работу устроилась, денег подкинула. С гонорара отдам. А то в магазинах всё страшное какое-то…

Лена печально улыбнулась.

– Ага. На меня посмотри – это как раз всё из магазина. Да ещё попробуй, купи. Может, и правда – самой шить? У меня ведь неплохо получалось…

Женя обнял Лену и прижал к себе:

– Ты у меня и так красивая…

– Ну да, как же… – стушевалась Лена и смущённо добавила, обращаясь к Надежде. – А Женьке пришлось со стройки уйти… Из-за травмы. Другого ничего ещё не нашел… Да и трудно это сейчас будет…

Надежде стало нестерпимо стыдно – она так увлеклась своей новой жизнью, любимой работой (журналистика всегда была её призванием), что за этот месяц ни разу даже не поинтересовалась, как чувствует себя Женя, как у него дела. Сделав всё, что было в её силах, поняв, что в армию друга уже не заберут, и теперь он точно останется жив, Надежда внутренне успокоилась и словно сбросила с себя тяжкий груз. Вот только сбросила она его, оказывается, на плечи лучшей подруги…

Лена по выражению лица поняла, что чувствует сейчас Надежда, и поспешила её успокоить:

– Нет-нет-нет, всё нормально! Ты тут не при чём! Что случилось, то случилось… Я на заочное перевелась, работаю в школе лаборантом в кабинете физики. Помнишь, ты говорила, что к сентябрю место должно освободиться? Вот, мне повезло – освободилось… Живём у моих родителей, они помогают. Женька в институт готовится… В следующем году будет поступать в МАИ. Правда, теперь никаких льгот не будет… Ну, ничего, как-нибудь… Он умный. А ты, я слышала, делаешь успехи в газете?

– Да как успехи… Пишу помаленьку – редактор вроде доволен.

– Ты у нас всегда «писучая» была, – улыбнулась Лена. – Так что всё закономерно… А я вот максимум, что могу, – это чужие ошибки исправлять. Самой что-то наваять у меня никогда не получалось…

– Поверь, с чужими ошибками ты будешь справляться лучше всех! – горячо воскликнула Надежда. – У тебя просто талант корректора и литературного редактора! Ты чувствуешь язык, речь как никто другой!

– Правда? – недоверчиво протянула Лена. – Ты думаешь? Только для этого надо ещё институт окончить…

Надежда бросила взгляд на наручные часики – время неумолимо приближалось к двенадцати, а текст нужно было ещё перепечатать, прежде чем отдать редактору. Дома печатной машинки у Никольских не было, приходилось делать это в редакции…

Лена заметила, что подруга смотрит на часы, и заторопилась:

– Ладно, Надь, ты беги, беги… Вижу, что спешишь. А мы к врачу… Тут рядом…

– У нас в редакции говорят: «Журналиста, как волка, ноги кормят»… – смущённо проговорила Надежда. – Вот и бегаю, как савраска. Увидимся, ребята! Испытательный срок закончится, я обнаглею – и сразу больше времени появится. А пока не забалуешь…

Надежда расцеловала друзей, помахала им папкой и быстро зашагала по тротуару. Лена и Женя некоторое время смотрели ей вслед, потом медленно пошли в противоположном направлении. Если бы стороннему наблюдателю удалось в эту минуту воспарить над перекрёстком, он бы увидел, что дороги Надежды и её самых близких друзей расходятся в разные стороны…


***

В своём кабинете редактор газеты «Путь Октября», расчистив кусочек свободного пространства на заваленном всяким хламом столе, с красным карандашом в руках читал листы со свежеотпечатанным текстом. Надежда примостилась на краешке стула рядом.

По мере чтения лицо у редактора просветлялось; он то и дело бросал на Надежду озадаченные взгляды. Дочитав, редактор отложил листы в сторону, пристально посмотрел на девушку. Та сделала «бровки домиком», старательно изображая почтение и готовность выслушать любую критику.

Редактор побарабанил пальцами по столу.

– М-да… Забавно. Это ты тоже сама писала?

Надежда закатила глаза, давая понять, как абсурден подобный вопрос.

– Тогда это какой-то феномен… – заволновался редактор. – Вот уже четвёртый материал – и каждый раз ты меня ставишь в тупик. Тебе ведь 18 лет, правильно? А такое впечатление, что пишет зрелый журналист с огромным опытом работы, ну, и просто с опытом… С жизненным, так сказать, багажом… У меня прямо раздвоение в мозгу начинается! Читаю – вижу за текстом автора: взрослую тётку, как минимум, свою ровесницу, умную, хорошо образованную, грамотную, хваткую и, безусловно, талантливую. Открываю глаза – вижу тебя… И что я, по-твоему, должен делать?..

– Для начала покончить с испытательным сроком и взять меня на работу… – скромно потупила глазки Надежда. – Пока я не ушла в другую газету…

– Это шантаж! – возмутился редактор. – Иди и прямо сейчас оформляйся!

Надежда перестала дурачиться – с серьёзным видом кивнула головой и вышла из кабинета. Редактор любовно взял в руки листы и с блаженной улыбкой прижал их к груди.

– А это пойдёт у нас на первую полосу…

Он ещё раз пробежал глазами статью, удовлетворённо хмыкнул. Достал из укромного места зеркальце и принялся внимательно себя рассматривать. Увидев что-то в носу, редактор сорвался с места и быстро подошёл к окну. Задрав голову и скосив глаза, пытался рассмотреть свой нос. Обнаружив то, что искал, редактор достал из нагрудного кармана пиджака маленькие щипчики и ловко выдернул не к месту выросший волосок. Тут же сморщился, чихнул, снова посмотрел в зеркальце и расплылся в довольной улыбке. Теперь всё было безупречно – почти так же, как написанная новенькой журналисткой статья…


***


Новый 1984 год Надежда встречала дома, с родителями и их гостями. Лена с Женей ушли к кому-то из родственников – договорились встретиться вечером 1 января. Улучив момент, нарядная «новогодняя» Надежда с мишурой в волосах сбежала из-за стола и скрылась в своей комнате. Подойдя к настенному календарю, она сорвала его последнюю страничку – 31 декабря 1983 года.

Из-за закрытой двери доносились звуки застолья, крики «С Новым годом!», звон бокалов. Надежда с грустью посмотрела на листок календаря.

Вот и закончился этот странный, безумный, удивительный первый год её новой старой жизни. Она так и не поняла, почему это случилось именно с ней; не смирилась с потерей детей. Невыносимо трудно было себя контролировать всё это время, ведь каждое неосторожное слово вызывало, в лучшем случае, недоумение близких, знакомых и незнакомых людей, а в худшем – желание упечь её в психушку. Но было и то, что постепенно примиряло Надежду со случившимся, – остался жив Женя; была (была, была!) надежда встретить Максима и начать всё «с чистого листа».

А ещё буквально за несколько месяцев она стала местной знаменитостью, звездой воронежской журналистики. Каждая её новая статья в затрапезной некогда газетёнке «Знамя Октября» вызывала фурор у читателей – однажды пришлось даже печатать дополнительный тираж, а подписка на 1984 год увеличилась в три раза. Надежда ничего особенного для этого не делала – ну, может быть, её материалы оказались написаны чуть более смело, чем было принято в то время. Правда, и темы она затрагивала нетривиальные – никто до неё не писал о таких вещах, как наркомания среди молодёжи, детская преступность, насилие в семье. Предполагалось, что ничего подобного в Советском Союзе нет, но когда Надежда, вовсю используя своё обаяние молодости, обращалась за информацией в управление внутренних дел, ей охотно шли навстречу, допуская к архивам. И статьи получались не обидные для строя – проблема вроде бы и освещалась, но виноватыми в ней, по мнению автора Надежды Никольской, оказывались проклятые империалисты, поэтому партийная номенклатура принимала материалы снисходительно и карой редактору «за смелость» не грозила…

Дальше – больше. Мало кому удавалось делать такие искренние и откровенные интервью с известными людьми. Впервые читатели узнавали не о надоях молока в колхозах Воронежской области и достижениях передовиков производства, а о том, что у некоего орденоносца «случилось» параллельно две жены, а героиню социалистического труда бросил муж с тремя детьми на руках, и она устроила в своей квартире, полученной от государства, настоящий бордель, где всем заправляла её старшая дочь, беря пример с загнивающего Запада… Героями публикаций становились не картонные персонажи с агитационных плакатов, а живые людьми – со своими страстями, мыслями, чувствами, переживаниями и тайнами…

Статьями Надежды зачитывались, их передавали из рук в руки и ждали свежий номер газеты «Путь Октября», выстраиваясь в день выхода в длинные очереди у киосков. Когда стало известно, что журналистке Надежде Никольской всего 18 лет, ажиотаж только усилился. Никто не мог понять, как ей это удаётся, а сама Надежда своих секретов не выдавала. Ну не будет же она, в самом деле, рассказывать, что давно съела на этом собаку, отработав в прессе более 25 лет; что прошла отличную школу создания с нуля и раскрутки своей собственной «Городской газеты» и хорошо знает, какую «кость» нужно бросить читателям, чтобы те её «проглотили». За плечами – выживание в условиях дикой конкуренции на рынке печатных средств массовой информации, борьба за читателя, который становился всё более искушенным. А в последние годы за внимание «целевой аудитории» приходилось сражаться с интернетом, и удерживать своих подписчиков становилось всё труднее…

Всё это будет гораздо позже, а сейчас Надежда наслаждалась своей работой на не паханом ещё поле воронежских «масс-медиа», играючи «уделывала» опытных журналистов (ещё бы – ведь опыта у неё было, может, и поболе!), купалась в восхищении – иногда, впрочем, не совсем искреннем – коллег, но при этом ни на секунду не забывала о своей великой цели: ради чего это всё…

Смяв в кулаке листок календаря с такой силой, что ногти вонзились в ладони, Надежда прошептала:

– Максим… Ты подлец… Всё было ради тебя – а теперь что?..

Тоска по мужу с каждым месяцем становилась всё сильнее. Ей физически не хватало тепла его тела, сильных рук, жадных губ. Ночами она иногда стонала от непереносимого желания, металась в кровати – чтобы ненадолго заснуть и хотя бы во сне испытать то, чего не было и не могло быть в реальной жизни. После таких безумных ночей она могла какое-то время жить и работать почти спокойно, стараясь загрузить себя по максимуму, чтобы убежать от несвоевременных и неуместных мыслей.

– Надюшка! – раздался из комнаты весёлый голос мамы. – Где ты там! Иди помоги – сейчас горячее будет!

Надежда смахнула слезинки с глаз – вот и ещё один положительный аспект ситуации: молодые, полные сил родители. Они давно помирились, и сейчас Николай Васильевич и Вера Ивановна чрезвычайно гордились неожиданными достижениями дочери на журналистском поприще. Их Наденька прославила фамилию Никольских на весь Воронеж – теперь и они стали почти такими же знаменитыми. Кроме того, существенно пополнился семейный бюджет – Надежда получала хорошие гонорары, а к ним ещё и премии. Родители не могли нарадоваться на дочь, а Вера Ивановна даже смирилась с тем, что у их Надюшки пока нет высшего образования. «Будет, непременно будет! – говорила она мужу. – Какие её годы! Заочно выучится…»

Дни бежали, как в ускоренном кино. Надежда видела себя словно со стороны: вот она с блокнотом в руках на различных мероприятиях – при разрезании всевозможных ленточек (на открытии детского сада, Дома культуры, нового памятника); вот берёт интервью у каких-то важных персон; вот ходит с директором совхоза по картофельному полю; держит на руках крошечного поросёнка на ферме; едет с милиционерами в раздолбанном УАЗике «на задание»; сидит, украдкой зевая, на каком-то совещании…

На страницу:
9 из 10