Пик Гамлета

Но это хорошо, что снег. Потому что он прилипает ко льду, когда колеса сминают его, и создает прослойку, по которой они могут катится, не касаясь льда. Если держать минимальный газ и не изменять его, так и будет. Подъемы требуют увеличивать обороты, и в этот момент колеса разрушают непрочный слой снега, отделяющий их ото льда. Он забуксовал потому, что прибавил газу. Если этого не делать, возможно, снежная прослойка и не будет разваливаться под колесами…

Он вернулся к машине и попытался тронуться, но это не получалось – колеса сразу начинали буксовать. И на первой, и на второй, и после подсыпания под них уплотненного ботинками снега.

Ничего страшного. Тронуться в такой ситуации и должно быть тяжело. Ехать на постоянном газу куда легче…

Он снова вылез, и осмотрел багажник.

В багажнике нашлась сумочка с инструментом, довольно скромная. Но в ней был довольно увесистый колесный ключ.

Этим ключом Конго некоторое время долбил ледяные дорожки перед колесами, а потом посыпал их снегом, и утрамбовывал. Первые попытки тронуться к успеху не привели. Но в конце концов он подобрал такой уровень раздолбанности льда, что «Опель» сумел тронуться и покатил на подъем. За подъемом стало еще лучше, и Конго торжествовал, но лишь до тех пор, пока подъем ни начался снова.

Тогда он снова забуксовал.

Рецепт у него уже был, и он принялся долбить лед.

Между тем, мимо проехала легковая тачка. Конго знал, что она не полноприводная. Она ползла осторожно, но все же ползла. Понаблюдав за ней, Конго заметил, что на ее колеса надета какая-то редкая светлая сетка, словно их обкрутили толстой проволокой.

Может, в этом и дело?

Как бы то ни было, у него не было никакой проволоки, а был колесный ключ. И с его помощью «Опель» тронулся снова.

Но на сей раз триумф продлился считанные метры. Минут пятнадцать долбежки не привели ни к чему.

Тогда Конго применил средство, которое успел обдумать, пока долбил лед и прикидывал, что будет делать, если сие помогать перестанет.

Он отошел на обочину, разгреб ногами снег и попробовал ключом землю. Земля совершенно не промерзла. Если насыпать ее на раздолбанный лед, трение увеличится. А может быть, его хватит, если сыпать просто на лед.

В багажнике не нашлось ничего, похожего на совок, но у Конго была банка консервированных ананасов – он любил ананасы. Тотчас они были съедены, а банка использована для подсыпания земли под колеса.

«Опель» снова поехал.

Как можно предположить, он ехал до подъема, который оказался круче всех прежних. Это был долгий подъем, но за ним навигатор показывал какой-то населенный пункт. Кроме того, Конго удалось выяснить, что в населенном пункте есть отель, удобно стоящий возле дороги. В таких городках почти все общественно значимое стоит возле дорог… Он переночует в этом отеле, а к утру погода может улучшиться. Сейчас весна. Снег не может идти долго.

По крайней мере, в это хочется верить.

Оставалось доехать.

Конго снова принялся долбить и сыпать. Ему то удавалось тронуться, то он опять буксовал. Он порядком устал. Мимо проехало некоторое количество машин, но никто, как и следовало ожидать, не остановился. Возможно, проезжающие видели нездешние номера. А может, здесь просто не принято останавливаться в таких ситуациях. По крайней мере, без соответствующего приглашения. Конго их не останавливал – вот они и не останавливались.

Но когда очередная неспешно ползущая машина поравнялась с ним, произошло неожиданное – машина опередила его, срулила на обочину и остановилась.

Конго, сидевший перед «Опелем» на корточках с колесным ключом, поднялся, глядя на нее.

Ярко-зеленый «Дефендер» вез на крыше слой пушистого свежего снега; похоже, он путешествовал через этот снег уже долго.

Тотчас перед Конго предстала леди лет двадцати, в джинсах, майке и кроссовках, которые ассоциировались скорее с прогулками, чем со спортзалом. Пока дверь машины оставалась открытой, Конго явственно слышал музыку Поля Мориа. Кроме леди, в машине никого не было.

Несколько секунд они молча рассматривали друг друга.

Он увидел вполне обычную девушку, среднего роста, довольно невзрачную, но с приличной фигуркой и неслучайно-правильными чертами лица. Лицо ее показалось Конго приветливым и отчего-то привычным, хотя он точно знал, что они не знакомы. Почему-то вспомнился сингл про Алису, где «Секрет» так похож на «битлов» – ту, которая не слишком любит гостей и проводит вечера в одиночестве, и любит при этом мечтать, а еще есть конфеты. Но у той Алисы, наверное, могло сохраниться что-то детское в лице – если не черты, то выражение. Лицо этой Алисы состояло из одних взрослых черт – и внимательные взрослые глаза создавали ощущение, что она принимает решение, глядя на вас.

Еще у Алисы из песенки явно не было такого автомобиля. Если вы любите сидеть дома, зачем вам «Дефендер»?

Все детальки этой картинки – одежка, собранные в «хвост» волосы, практичная на зимней дороге машина – были совершенно функциональны, без претензий на что-то еще. И вся эта аккуратная функциональность выглядела очень дружественно и надежно. Каждой ее черточкой Алиса говорила: со мной легко, со мной не скучно, я занимаюсь тем, что требует ответственности и реализма, я сама умею найти что-то интересное в жизни и обеспечить себя хорошим настроением, и мне есть о чем подумать, кроме своего несравненного имиджа. А еще она говорила: мне кажется – я умею мечтать.

Возможно, что-то из этого списка он не столько увидел, сколько придумал – но именно потому, что ясно видимое позволяло это придумать.

Она увидела человека лет тридцати, ничем особо не примечательного, брившегося явно не нынче, в брюках и свитере, которые друг к друг совершенно не шли. Человек этот долго и старательно работал на свежем воздухе, ибо выглядел раскрасневшимся и слегка вспотевшим, а на коленях его брюк виднелась земля. За его машиной тянулась длинная колея с пятнами присыпанного землей льда. Колея эта и побудила Ксанти остановиться, ибо она видела такое упорство впервые. Застрявшая посреди снегопада машина едва ли может улучшить чье-либо настроение. Но этот человек улыбался. И оттого лицо его, скорее неглупое и открытое, чем заурядное, приобретало явственную привлекательность. Она поискала глазами лыжи или борд в салоне его «Опеля», потому что человек выглядел очень подтянуто, и ехал в сторону гор – но ничего такого там не было.

Жаль!

Потому что он сразу понравился ей. Потому что показался знакомым, хотя никогда раньше она не встречала его. И потому что у его улыбки не могло быть иной причины кроме той, что она тоже понравилась ему.

– Добрый вечер! Вы говорите по-английски?

Он кивнул.

– Добрый вечер. Да, говорю.

Она подошла, глядя на «Опель».

Он это заметил – сперва посмотрела, и только потом спросила:

– Что с ним?

На ней не было макияжа, а посредине носа словно проходила горизонтальная черта, разделяющая лицо на две части – светлую верхнюю и более загорелую нижнюю.

– Скользит…

– Цепей у вас нет?

– Что это?

Она посмотрела на него с некоторым удивлением, и улыбка стала появляться на ее лице:

– Понятно. Тачка прокатная?

– Ну да.

– Можно посмотреть у вас в багажнике? Я имею в виду цепи…

– Конечно, – он сунулся в салон и открыл багажник.

Она посмотрела:

– Нет, к сожалению, – она закрыла багажник, – а в салоне?

– Посмотрите.

Она посмотрела и там.

– Тоже нет. Плохо… Вы часто бываете в горах, если не секрет?

– Впервые в жизни.

Она снова улыбнулась:

– Понятно. Что вы хотите делать дальше?

– Ехать до города, – Конго кивнул вперед.

– А потом?

– На побережье, – Конго снова кивнул туда же.

Она подняла брови, указав взглядом на «Опель»:

– На этом?

– Ну да.

– Вы прогноз слышали?

Он отрицательно покачал головой:

– Нет. А если бы слышал, все равно бы не понял.

Тогда она перестала улыбаться:

– Скоро будет сильный снегопад. Может, дня через два или три. Вам не стоит находиться в это время в горах. Наверное, вам лучше остановиться где-нибудь до утра, а потом сразу ехать дальше, и не возвращаться в горы до конца снегопадов. Тот, который сейчас, скоро кончится. Дороги расчистят… и обязательно купите цепи. Лучше два комплекта, они нередко рвутся.

Он покачал головой. Как, однако, много нужно знать, чтобы нигде не влипнуть в проблемы! Цепи…

– Я и хотел доехать до города и переночевать там, – сказал он.

Она отрицательно покачала головой:

– Так вы и до утра не доедете. Я вас оттащу.

– Это не будет сложно?

– Нет. В этом танке дизель и «механика».

Конго улыбнулся:

– Спасибо…

Она повернулась, и пошла к своей машине. Открыла заднюю дверь, и извлекла свернутый трос.

– Знаете, за что прицепить?

Ее некрашеные ногти были коротко острижены, но такой формы, что на них хотелось смотреть.

Он отрицательно покачал головой. У него было смутное подозрение, что тачки вроде этого «Опеля» строят исключительно в расчете на эвакуатор.

– Найду. Если сильно не дергать, можно привязать за много чего…

Она сделала предупреждающий жест:

– Подождите. Принесу вам пленку…

Снова вернулась к машине и достала из багажника нечто вроде свернутой во много раз пленки для парника.

– Спасибо…

Конго взял пленку, положил перед бампером «Опеля», улегся на нее и просунул руку под моторный отсек. К чему привязать веревку, можно было определить на ощупь – ясно ведь, какие детали насколько прочные. Привязал осторожно, чтобы не пачкать руки, свернул пленку мокрой стороной внутрь и отдал ей.

– Скажете, когда можно будет надеть трос на фаркоп…

«Дефендер» осторожно подполз задом.

– О-кей!

Мисс Алиса вылезла, и закрепила трос на фаркопе.

В этот момент Конго увидел ее по-новому.

Ничего особенного не произошло. Просто мисс Алиса повернулась к нему спиной и чуть наклонилась, прилаживая трос. Это было совершенно естественное движение, безо всякого скрытого смысла. Но оно показало то, что заинтересовало самца обезьяны, пребывавшего во вполне цивилизованном и политкорректном господине Конго.

Сам Конго был приятно удивлен тем, что мисс Алиса оказалась дружественным существом. Наверное, на подсознательном уровне Конго отметил, что все в ее имидже и манерах прямо противоположно его нынешней гелфрендше – и это, конечно, еще придало ей привлекательности. Конго отдал себе отчет в том, что ему понравились ее лицо и фигура. Возможно, подсознательно Конго почувствовал, что это лицо и эта фигура смогут его возбуждать. Но на сознательный уровень это возбуждение не вышло – дружественность Алисы заблокировала ее. А вот обтянутая джинсами и майкой фигура, вид сзади, этот блок сняли. И тогда сознание Конго и неосознанное желание самца обезьяны объединились, и в голове Конго произошел мгновенный синергический взрыв.

Перед ним была самка, которая понравилась ему как таковая, и которая оказалась дружественным существом.

Неплохо!..

Тогда время остановилось для Конго и он почувствовал, что во рту у него пересохло. Пока она возилась с тросом – а это длилось едва ли дольше десятка секунд – самец обезьяны вылизал ее жадным взглядом с ног до головы множество раз. Он так увлекся этим занятием, что Конго не успел изменить ни направление, ни выражение своего взгляда, когда мисс Алиса выпрямилась и повернулась к нему.

Она повернулась к нему и споткнулась о его взгляд.

Разумеется, она много раз ловила подобные взгляды. Но только подобные – и при этом не в главном. Те, к которым она привыкла, имели одну характерную черту – они тут же отдергивались, когда встречались с ее взглядом. Иногда они отдергивались раньше – ведь не сложно предугадать направление взгляда другого человека, если он не торопится этот взгляд перевести.

Гораздо реже ей случалось несколько секунд смотреть в глаза человека, который рассматривал ее только что. Иногда этот человек начинал улыбаться, и тогда она отвечала ему улыбкой. Иногда – отводила взгляд сама.

Как ни странно, к ней ни разу не подошел ни один из тех, кому она улыбалась. Наверное – думала она – такая непроизвольная, свободная, ненаигранная улыбка, какой отвечают ей эти люди – не сексуальный сигнал. Сексуальные сигналы обычно кажутся зажатыми и настороженными, как будто тот, кто их подает, сам считает, что поступает предосудительно. Обманывает, нарушает какие-то правила, предлагает негодный товар… Множество мужчин точно крадут что-то, побуждая женщину к сексу. Что ж – им виднее! Но бывает, что человек просто повышает себе настроение, получая от девушек улыбки. Это именно то, что он хочет, и ничего другого не будет. Ей казалось, что так делают только не слишком молодые и вполне уверенные в себе мужики. Легко поверить, что у них разумные предложения и хороший товар, но сложно – что на этот товар нет постоянных покупательниц…

Но этот человек не улыбался и не отводил взгляд. В этом взгляде было принятое решение. Ни сомнений, ни желания что-либо объяснить или узнать. И даже не столько решение, сколько констатация факта, словно решение это не только принято, но и выполнено.

Тогда она сделала глотательное движение – что-то мешалось – и сказала:

– Зачем вы это делали? Я имею в виду – можно было вызвать эвакуатор… – и указала взглядом на дорогу за его машиной с двумя колеями, которые понемногу засыпал снег.

Тогда он засмеялся.

Это был совершенно непроизвольный и очень довольный смех. Смех человека, который радуется какой-то победе. Какому-то превосходству. Какой-то реализованной возможности.

– Да просто потому, что мне так хотелось! Это же интересно – сделать все самому!

Он хотел добавить: потому, что мне хотелось сделать не так, как делают обычно. Как принято. Как от меня ждут. Ждут, что я признаю свое поражение и обращусь за помощью, и мне выставят счет. И я должен буду его оплатить, потому что ничего не могу сделать сам. И все порадуются: он совсем не сильный, им можно управлять, он вынужден платить за помощь…

Но самец обезьяны вовремя заткнул ему рот.

Потому что тогда в его мозгу возник второй синергический взрыв, и ему явилось откровение.

Его приняли за другого.

Да – приняли за другого, и признали его право смотреть на понравившуюся женщину так, словно его решение уже выполнено. Эта леди со странным загаром не знает его. Она не знает о его гелфрендше и маме. Не знает, что он не может уехать в отпуск один. Что его можно отчитывать. Что с ним можно не считаться, а лишь создавать у него иллюзию того, что его мнение что-то значит. Она решила, что он из тех, у кого все наоборот.

И вслед за вторым, с промежутком в несколько секунд, последовал третий синергический взрыв, и очередное откровение оказалось круче всех прежних.

Он вспомнил отца – и его подружку, моложе его на полжизни. Которая не знала, что этот человек никогда ничего не решал, состоя в браке. Которая видела – память тотчас забросала Конго тысячей черточек, что стал замечать и он у отца после развода – совсем другого, нового для Конго человека. Совершенно самодостаточного. С работой, в которой он хорошо разбирается. С хобби, которые обеспечивают его смыслом жизни. Спокойного, сочувственно-ироничного, уверенного во всем, что думает, делает и говорит. Который полжизни уступал не потому, что был слаб, а потому, что считал помыкавших им людей не противниками, а своими, близкими, достойными уступок. Но постепенно понял, что они ничего не достойны. И вместо того, чтобы пытаться исправить привычное, просто начал с начала – но уже не изменяя собственной сущности ради самоубийственных заблуждений.

– Поедемте, – сказал Конго, по-прежнему глядя мисс Алисе в глаза, – вы замерзнете в своей майке…

Еще секунду она смотрела на него, а потом кивнула и полезла в машину.

То, что произошло дальше, ему очень понравилось. «Дефендер» двинулся вперед, очень медленно, и в какой-то момент Конго заметил, что его машина движется тоже. Почувствовать начало движения он не смог. Мисс Алиса так использовала полувыжатое сцепление, что никакого рывка в момент сдвигания «Опеля» не было. Или он был такой слабый, что его самортизировал трос… Неплохо по нынешним временам, когда большинство водил с небольшим стажем вообще не смогут тронуться без «автомата»…

Отель показался за снегом, когда до него было метров пятьдесят.

Мисс Алиса включила поворотник и коснулась педали тормоза, чтобы засветившиеся ненадолго стоп-сигналы показали ее намерение, и Конго был готов тормозить. Она стащила «Опель» на обочину, где не было покрытого льдом асфальта, и там они благополучно остановились – перед дорожкой, ведущей к отелю.

Мисс Алиса вышла, и направилась к его машине; ее появление сопровождал голос Джо Дасена.

Конго вылез ей навстречу.

Она подошла.

– Далеко вам еще? – спросил он.

Она быстро глянула на него и отвела взгляд:

– Ну… – она снова посмотрела на него, – неблизко. Я хотела заехать подальше в горы до начала снегопада – покататься на лыжах – но опоздала. Сейчас некоторые участки дорог уже закрыты… на перевалах, к примеру, – она замолчала, понимая, что следует из ее слов.

– Давайте поужинаем где-нибудь, – сказал Конго то, что и должно было последовать за ее словами, – я ведь могу вас поблагодарить, так?

Она посмотрела в сторону и едва заметно улыбнулась:

– Ну… да, можете…

«А потом ты поедешь дальше, на ночь глядя, в сторону закрытых перевалов, – подумала она с немалой иронией, – он поверит, что ты сделаешь именно так? Если ты здесь ужинаешь – ты здесь и ночуешь. И… и как это будет, скажи пожалуйста?»

Но думать об этом ей не хотелось.

Вообще ни о чем не хотелось думать.

Хотелось вспоминать взгляд, который он не отвел – и который говорил ей, что его решение не только принято, но и выполнено. Потому что она давно ждала этого. Потому, что именно таким – среди выполненных решений, неспособным к сомнению – выглядел ее отец. Даже тогда, когда она чувствовала, что он сомневается.

Но его жена и вторая, мамина дочка, были защищены от его трудностей и сомнений.

И только ей, и только когда настала пора учить ее добывать свой кусок жизни, он стал рассказывать все – и только тогда она узнала, что истинный мачо не тот, кто не сомневается, а тот кто умеет все-таки делать, не смотря на сомнения. Узнала, что человек не может жить, не сгибаясь и не уклоняясь. Что человеческий мир слишком мелок, завистлив и слаб, чтобы мачо мог встать в полный рост, и не получить удар в спину. Что он должен притворяться и врать, и только полное презрение к враждебной силе спасает его от презренья к себе. Что есть принципиальная разница между готовым к компромиссам мастером человеческой борьбы, и простым лизоблюдом. Что можно сознавать всю силу противостоящего тебе мира и не бояться его, и бороться с ним, сохраняя ясность ума и точность удара. Что можно позволить себе не любить окружающее, не обманывать в этом себя, и не прятать свой страх за стокгольмский синдром.

И в какой-то момент она поняла, что боится мужчин, которые боятся женщин. Ведь если кто-то не может взять желаемое от женщины, которая рада его полюбить, было бы за что – как обойдется с ним жизнь, которой он безразличен, и куда он потянет свой слабостью своих близких?

И она вспоминала тот самый взгляд, и все думала – неужели?

И еще: если он и играет – по крайней мере, он знает, что должен играть. И если побуждать его играть это снова и снова, если показывать ему каждый день – да, ты такой! – желанная маска заменит собой ненужное лицо, и вместо элементарной частицы людского моря явится на свет человек.

– Пойдемте посмотрим, что у них там, – Конго кивнул в сторону отеля, потом вспомнил кое-что и глянул на свои брюки, – только подождите пару минут, я переоденусь. У меня есть джинсы.

– А у меня есть щетка для одежды, – сказала она, – можно попробовать оттереть. На брюках такого цвета не слишком заметно, даже если не совсем ототрется, – она вопросительно посмотрела на него, – принести?

Он кивнул:

– Да, спасибо.

Пока она ходила за щеткой – и еще за флисовой курточкой, и еще за рюкзачком, в котором, похоже, хранила то, что не стоит оставлять в машине – Конго стащил свитер и надел валявшийся на заднем сиденье пиджак. Все ценное, что у него с собой было, лежало в карманах пиджака. Пиджак был совсем не костюмный – Конго крайне редко носил костюмы – так что диссонанс с имиджем мисс Алисы был, но Конго оценил его как вполне допустимый по европейским меркам. Кроме того, пиджак несколько расширял его плечи. Конго старательно качал дельтовидные мышцы и преуспел в этом, но ему все равно казалось, что можно и пошире.

Высохшая земля, и верно, покинула конговские штаны легко и практически полностью.

В отеле и ресторане понимали английский, но говорили не слишком уверенно – сказывалась глубинка. Ресторан оказался совсем небольшим, недорогим и почти необитаемым.

– Вы бывали раньше в этих краях? – спросила мисс Алиса, когда они уселись в дальнем углу.

Конго отрицательно покрутил головой:

– Нет. Самое близкое – в Мюнхене.

– Тогда я вам кое-что порекомендую, – сказала она и стала водить пальцем по меню, сосредоточенно его изучая; было что-то по-детски серьезное в том, как она это делала – и очень взросло-ироничное в то же время.

Посреди этого занятия она внезапно подняла глаза, и на секунду встретилась с ним взглядом.

Потом, как ни в чем ни бывало, вернулась к меню.

– Вы часто бываете здесь? – спросил он, когда вопрос с кормежкой был решен.

Она кивнула:

– Часто. При том в любое время года. Проездом. Езжу кататься на лыжах. Отсюда совсем близко до первых лыжных районов. Я имею в виду – первых, если ехать с севера… или с северо-запада. От Мюнхена, или от Лондона, например.

– А что вы здесь делаете летом?

– Бывает – тоже катаюсь на лыжах, – она посмотрела на него, – только в других местах. Высоко. Летом в Альпах кое-где лежит снег. На ледниках. Знаете, что такое ледники?

– Знаю.

– Что вы любите больше – зиму или лето?

Конго улыбнулся – от того ощущения, о котором вспомнил при этих ее словах:

– Лето. Причем очень. В детстве я всегда проводил лето за городом. Помню, я мог чувствовать себя счастливым просто от того, что оно наступило…

Она спросила – совершенно серьезным тоном:

– А сейчас вы бываете от этого счастливы?

– Конечно. Лето ведь не изменилось. И очень надеюсь, что я тоже не изменился с тех пор. В том смысле, что не стал просто обычным взрослым, который уверен, что не должен радоваться детским игрушкам.

Он чуть улыбнулся, говоря это, но лицо мисс Алисы отразило внимание, а не его улыбку.

– А от чего еще вы бываете счастливы?

Конго немного подумал.

– Еще – когда в отпуске беру на прокат тачку и еду, куда захочу. Наверное, так ездят фанатичные байкеры – важна не цель, а процесс езды. Как в «Easy rider».

– Вы смотрели «Easy rider»?

– Да. Это же классика.

– Забытая… А еще?

– Когда что-то получается. Даже мелочь. Но не очень простая, и… не такая, как у других… то, что другие не могут. Когда наступает хорошая погода после пасмурной… Когда зимой делаешь что-то на улице, в загородном доме родителей, а потом греешься у камина… Когда возвращаешься в места, которые нравятся… Когда находишь какую-то новую цель… – он посмотрел на нее и хотел улыбнуться, но она по-прежнему смотрела на него без улыбки, и он сказал, – то, что я говорю, имеет значение?

Она кивнула:

– Да. А иначе я бы не спрашивала.

Помолчала несколько секунд и сказала:

– Я тоже люблю лето больше зимы. И очень довольна, что оно может быть связано с лыжами. Забавно, но почти все места, где люди обычно катаются на лыжах, находятся на такой широте, что большую часть года там почти лето… разве что иногда деревья без листьев. А в горах зима, потому что высоко… Но настоящим летом в горах хорошо тоже. Представьте: рано утром вы катаетесь по снегу. А потом спускаетесь вниз, а там жара, все зеленое. Можно купаться. Несколько часов на машине – и можно купаться в море. И по какой дороге! Асфальт сухой. Можно поехать на спортивной тачке, которая хорошо рулится. Между Альпами и морем есть просто невероятные дороги. Просто для полета! В меру извилистые и часто пустые. И хорошо просматриваются, если идут высоко, потому что там уже нет леса. Трава и камни. Высокие безлюдные горы вокруг… Можно представить, что вы где-нибудь в Гималаях… И лететь…

Она радостно засмеялась.

Потом в ее взгляде появился оттенок иронии:

– У меня нет спортивной тачки. Но у меня есть сотрудник, который иногда дает мне свой «бумер-эм-три». Причем тюнингованный «эм-три». С другой прошивкой компа и не совсем обычной резиной… Зато есть мотоцикл. Мотоциклов у меня много перебывало… Правда, лыжи на них возить неудобно. Но ездить на них по горам хорошо и просто так. Просто кататься и смотреть вокруг. На мотоцикле совершенно другое ощущение пространства… я имею в виде – не такое, как в автомобиле… Мне нравятся недевчачьи игрушки, – она посмотрела на Конго – с ожиданием его реакции, как ему показалось.