Пик Гамлета

– Я ее закрыла. Менеджеров нормальных переманила, клиентам хорошим поставляла со скидкой… стали мои. То, что у нее осталось, себя не окупало. Вот она и закрылась.

– Это деньги надо иметь – хорошим клиентам со скидками поставлять.

– Я у отца взяла. Наполеон говорил: Бог всегда на стороне большой армии. Отец дал под низкий процент. Банки так не дают.

– У отца – в долг под проценты?

– Отец не ворует. У него тоже бизнесы. Лишних денег нет, чтобы мне дать, брал из нелишних. И потом – они же все наши семейные, деньги-то – что его, что мои. Лаве должно давать доход. Брать просто так – себя обманывать.

– Позавидовать можно отцу твоему. «Деньги семейные»… Мои умеют только клянчить да тратить… Ладно, черт с ними… – помолчал, усмехнулся, – это такому в английских университетах учат?

– Жизнь этому учит. Желание жить этому учит.

Он снова усмехнулся:

– Верно… Ты умная девочка. Знаешь, что нельзя брать, не отдавать и быть зависимой.

– Иногда хочется быть зависимой. Только не от кого.

– Избалованная ты.

Она засмеялась:

– Почему?

– Потому, что все остальное у тебя, видно, есть. И еще потому, что ни от кого ты на самом деле не зависишь. Делаешь, что хочешь. Говоришь, что думаешь. Если баба зависит, она правду не говорит. Отец, наверное, нянчился с тобой, ни в чем не отказывал.

– Это да. Я всегда папина дочка была. А сестра старшая – мамина… А про зависимость… Мама в жизни своей дня не работала. Замуж вышла студенткой. Все деньги – отцовские. И семья ее – простые советские интеллигенты. А счастливее ее я женщины не видала. Это, знаете, чувствуется. Она не думает, что от кого-то зависит. Она живет так, как для нее естественно.

– Для этого своего мужика любить надо, чтобы естественно было. А это не всем дано. Ни за деньги, ни без денег. Это талант довольно редкий.

Он замолчал, точно задумался о чем.

Потом сказал:

– Ладно… Интересно поговорить с тобой, но как-то стремно немного. Слишком ты умная и откровенная. Не верится, что все так просто… Кажется, типа сидишь сейчас за столом, вокруг книжки английские умные, и разговор на диктофон записываешь. А потом прокручиваешь и по книжкам анализируешь.

Она засмеялась:

– Конечно, анализирую! Только без книжек и диктофона. Это уже на подсознательном уровне… Отец со мной не только нянчился. Еще и учил кое-чему. В университетах такому не учат.

– Это видно… Ладно, давай – а то манагер твой, наверное, до меня дозвониться не может.

Явились короткие гудки.

Ксанти нажала кнопочку с трубочкой, положила мобильник на стол и сладко потянулась, глядя на «Порш».

Потом поняла, что начинает засыпать. Стоит перестать суетиться…

Она взяла телефон, поставила будильник, написала красным фломастером на листе бумаги: Отдых 15 минут, повесила на кусочке скотча на прозрачную дверь и положила локти на стол, а голову – на локоть.

Через несколько секунд она спала.

Ей приснился перевал Стельвио.

Только не летом, когда она была там с Крисом, а в середине весны. Машина та же – «БМВ М3», который она берет иногда у компаньона по автобизнесу, покататься. Вместо Криса рядом сидит другой человек. И вот с этим человеком они спускаются по серпантину в ущелье – не совсем настоящее, немного утрированное, поуже и повыше, но очень похожее.

Конечно, на серпантине она не спешит. Это место совсем не для гонок, там долгая пустота за ограждениями и она видит эту пустоту вместе с дорогой, как может быть только во сне.

День пасмурный – облака сверху, вокруг и внизу. Мокрый серый камень. Мокрый весенний ветер за открытым окном…

И в какой-то момент получается, что она и этот человек рядом с ней падают в поднимающиеся снизу облака. Это падение и опасно, и увлекательно; оно подхватывает, как порыв мокрого весеннего ветра…

И вдруг почувствовала – вокруг весна, и жизнь начинается заново.

И тогда страшно, непреодолимо, как ничего никогда не хотелось до этого, захотелось туда – не обязательно в эти поднимающиеся навстречу облака, но в весну, во влажный весенний ветер, в запах талого снега, в какую-то неизвестную, новую жизнь – и от этого желания она проснулась за несколько секунд до того, как услышала звук будильника.

Франкфурт, апрель

Игорь Иванов, известный на некоторых форумах как KongoFreeck или попросту Конго, тридцати трех лет, начальник отдела продаж некой московской торговой конторы, сунул в карман телефон и плюнул на чистый франкфуртский асфальт.

Причиной столь неблаговидного поступка послужил стресс.

Стресс вызвали два только что состоявшихся разговора – с гелфрендшей и с мамой.

Конго приехал во Франкфурт на выставку – компания, где он работал, продавала оборудование, которому эта выставка и была посвящена. Компания оплатила билеты и проживание во Франкфурте во время выставки. Кроме того, Конго отпросился в отпуск, который начинался сразу после выставки, и который он хотел провести, катаясь на рентованной тачке по Италии. Таким образом, он экономил на билетах. Правда, в Италии Конго оказывался не летом, а в середине весны. Но было одно обстоятельство, которое перевешивало отсутствие лета – он мог поехать в отпуск один.

Он проводил отпуск в Европе уже лет десять – с тех пор, как стал достаточно зарабатывать. Предпочтение отдавалось Италии. Обычно Конго добирался до какого-нибудь большого города, брал на прокат машину и катался по самым разным местам, забронировав два или три отеля. Пляжи, рестораны и организованные экскурсии представлялись ему вещами совершенно необъяснимыми. Он любил смотреть на то, что выбирал сам. И иногда обычная деревня оказывалась интереснее, чем какая-то распиаренная достопримечательность. Разве не интересно узнать, как живут другие люди?.. Но два года назад он познакомился со своей теперешней гелфрендшей, и стал ездить в отпуска с ней.

С этого момента все изменилось – плавно, но решительно.

Поначалу гелфрендша делала вид, что ей интересны автомобильные покатушки и элемент новизны. Потом она стала говорить, что утомлена работой и отдыхать таким образом ей тяжело. Она работала маркетологом, сочиняла тексты для буклетов и контролировала процесс изготовления таковых в типографии – возможно, это действительно утомляло. Но в итоге утомляться стал Конго. Потому что теперь он получал именно то, чего всегда избегал – пляжи, рестораны, организованные экскурсии и – чем дальше, тем больше – шоппинг. Милан ведь в Италии, так?..

Гелфрендша являла собой эталон примерной невесты – милая, симпатичная, в меру начитанная, из вполне интеллигентной семьи и к тому же не лишенная такта. Уступить ей казалось самым естественным делом. Возможно поэтому чем дальше, тем больше жизнь Конго складывалась в соответствии с ее пожеланиями.

Кроме того, она понравилась его маме – даме интеллигентной и пребывающей в разводе, у которой Конго и проживал. Проживание это сводилось почти исключительно к ночевкам – если только он не ночевал у гелфрендши, когда ее родня удалялась на дачу. Остальное время занимали работа, спортзал, гелфрендша и одинокие автопокатушки куда глаза глядят, когда все вышеуказанное начинало вызывать желание отодвинуться от него ненадолго.

Одно время Конго хотел снять квартиру и поселиться с гелфрендшей, вдали от мамы. Но этого он не сделал, и вот почему.

Когда Конго осознал, что дело идет к браку, постоянное беспокойство поселилось в его душе.

Отчего?

Оттого, что в его невесте было две стороны: она казалась почти идеальной, но при этом вызывала все более явственное ощущение потерянной жизни. Перед глазами его пребывал пример родителей: почти идеальная маман и отец, который отчего-то сбежал от нее в дрянную однокомнатную квартирку в ближнем Подмосковье. Сколько помнил Конго, во времена своего брака отец никогда ничего не решал. Но однажды, заявившись проведать отца, он застал в его квартирке леди лет двадцати пяти. Отец задержался на работе, Конго уселся его ожидать, и леди рассказала ему, какой интересный человек его папа, как много знает, как умеет помочь – в отличие от большинства юных бакланов – и что лучше слушать его и поступать, как он скажет. Конго никогда никому не рассказывал об этом случае, но выводы, разумеется, сделал.

Он отдавал себе отчет в том, что, общаясь со своей почти-невестой, он должен иногда настаивать на своем. Но это не получалось. И опыт руководства манагерами ему не помогал. Он не мог противостоять манере, в которой его гелфрендша вела с ним дела. Она относилась с пониманием к каждому его слову. Но каждый раз, когда дело доходило до дела, оказывалось, что сделать лучше так, как хочет она. Все это сопровождалось совершенно очевидными причинами; он просто не мог не уступить ей. Уступки щедро вознаграждались вниманием и сексом, и оказывалось, что все очень даже неплохо – но совсем не так, как хотел он.

Гелфрендша хотела и добивалась совершенно обычных вещей, с какими принято соглашаться у серьезных мужиков, готовых к семейным обязанностям. Но Конго не хотел соглашаться. Во-первых потому, что не хотел отказаться от свободной каталки куда глаза глядят ради торговых центров и аутлетов – и в прямом, и в переносном смысле. А во-вторых он все больше чувствовал, что для своей гелфрендши он – не романтическое увлечение, а ценный, важный, нужный и так далее предмет ее будущей семейной жизни.

Причем именно ее, а не их общей.

Наблюдая за ней, он заподозрил: у некоторых женщин не бывает близких людей – есть только вещи в собственности. Об этих вещах заботятся, но ничего, кроме собственнических чувств, к ним не испытывают.

Размышляя об этом, Конго предположил, что люди обладают разными способностями чувствовать. И почувствовать счастье от существования в мире другого человека некоторым просто не дано. Они могут чувствовать что-то хорошее только от обладания и использования. Ничего плохого в этом нет, если отношения строят два таких человека и честно договариваются между собой – кто, кем и как пользуется. Делают же так в бизнесе! Но строить свою личную жизнь по принципам бизнеса Конго не хотел.

Впрочем, придраться было не к чему – он сам соглашался со своей гелфрендшей в каждом конкретном случае. Маленькими шагами, каждый из которых поощрялся специальными поощрениями. Иногда в виде такого поощрения он даже получал возможность делать то, что реально хотел.

Конечно, гелфрендша была не в восторге от того, что он потратит неделю отпуска без нее. Но Конго учился быстро. И он подготовил этот маневр вполне в ее духе. Шаг за шагом она признавала правоту предлагаемых им предпосылок, а потом во всей своей красе ей предстало и следствие. И, как девушка умная и рассудительная, готовая к серьезной семейной жизни, она не смогла не согласиться.

Однако он не надеялся, что полная победа будет за ним, и предчувствия его не обманули.

Гелфрендша звонила ему каждый день, с самого начала командировки. Она говорила вежливо и приветливо, но всякий раз сообщала о каких-то проблемах и неприятностях, которые он должен будет разрулить по приезду и о которых пока должен серьезно подумать. Подумать о проблемах и неприятностях, а не об отдыхе… На будущее: сбежать от нее он, конечно, иногда сможет. Но вот воспользоваться этим временем с удовольствием – никогда.

Это было настолько прозрачно, настолько – если забыть лживый вежливый тон – нагло и нелояльно, настолько неприятно контрастировало с тем, как приветливо и серьезно воспринимали его люди на выставке – многих он очно или заочно знал – что в конце концов он разозлился.

Да, он не креативит лозунги о продаже томатной пасты! Но он руководит отделом, и это тоже не сводится к посиделкам в «одноклассниках». И редко уезжает из офиса в шесть. И обычно помалкивает об этом. И вообще…

Гелфрендша сказала, что он груб и что это не оправдание – все работают. И отключилась.

Вслед за ней позвонила маман и стала отчитывать его уже безо всяких тонких приемов, на правах родственницы, которая родственница и так, без его на то согласия, и это не изменить и с этим придется мириться. Мало того, что он отдыхает в одиночестве – если, конечно, это действительно так – он еще и не может разговаривать, не грубя!

Но Конго не даром руководил именно продажами. Он кое-что читал о коммуникациях, и знал, что ему делать. В начале разговора он предупредил, что слышимость здесь плохая, и связь иногда пропадает. В критических местах разговора он просил повторить, потому что собеседница исчезает. Этот прием и снижал пафос маминых слов, и готовил ее к близкой развязке. Наконец, начав длинную оправдательную речь, Конго отключился. Он читал, что большинство людей не могут поверить, что собеседник прервал сам себя, ибо слишком большое значение придают собственным словам.

После этого Конго телефон выключил.

У него был еще один аппарат – корпоративный, с другой карточкой. Данное обстоятельство он держал в полном секрете ото всех своих родственников и личных знакомых. Этот аппарат он не отключал никогда.

После разговора с маман Конго долго стоял посреди тротуара, не замечая ничего вокруг и чувствовал, как в нем поднимается всезаполняющая злоба. Злоба на себя – какого черта он позволят так с собой обращаться? Почему, черт бы все взял, он умеет добиваться своего от людей на работе, но спотыкается о тупые манипуляции смазливой псевдоинтеллигентки? И что будет дальше, когда он поступит в официальную собственность этой милой девушки, которая так нравится его маме?

Думая так, он вспомнил Пушкина: «на свете счастья нет, но есть покой и воля».

Вспомнив это, он завис пуще прежнего.

Что, так-таки нет?

Отчего-то верить в это ему не хотелось. И он знал Пушкина с совершенно другой стороны. Может быть, у любого человека бывают моменты, когда желание быть счастливым изменяет ему, он остается один на один со своими проблемами и им удается убедить его в том, что они и есть вся его жизнь?

Так стоял он на тротуаре долго, пребывая в неожиданном для себя смятении и беспорядке чувств.

А потом поднял глаза и заметил, как за легкими весенними облачками то здесь, то там виднеется небо.

Он посмотрел в это небо так, словно впервые видел его. Посмотрел, и вспомнил прочитанную где-то непомнится где фразу: в тот момент, когда вам кажется, что вы все потеряли, вы и начинаете получать. Вдруг заметил он, что вокруг начинается весна и подумал, что на юге отсюда есть море, и там еще больше весны.

Он вернулся в отель за вещами, сел в заранее забронированный дешевый «Опель» и поехал на юг – навстречу весне.

Мюнхен, апрель

Ездить в Европу Ксанти предпочитала на машине. Она начала кататься на лыжах четыре года назад и каталась в основном в Альпах. От Лондона до Альп – тысяча верст европейских дорог; даже в одиночестве несложно проехать их за день.

Горные лыжи – очень автозависимое занятие, потому что не известно заранее, где и какие будут условия для каталки. Кроме того, ваши любимые трассы могут быть разбросаны на пространстве в десятки километров, и преодолевать эти километры на общественном транспорте не очень удобно.

Машину можно взять напрокат. Если вокруг вас лето и сухой чистый асфальт, вы просто берете то, что вам нравится. Или то, что дешевле. Но зимой на горной дороге может оказаться и лед, и свежий снег, а за ограждением – кювет глубиной в сотню метров. И будет совсем неплохо, если вместо дешевой рентовой тачки вас повезет полноприводный кроссовер, подготовленный ко всему, что может случиться зимой в горах.

Еще живя в Лондоне, Ксанти купила десятилетний «Вольво Икс Си 90» с левым рулем – для Европы – с дизелем и механикой, в самой дешевой комплектации, которую почти не поставляют в Россию. Постепенно она превратила его в идеальный автомобиль европейского лыжника. А также кавказского, хибинского, уральского и подмосковного – с переездом в Москву Альпы отодвинулись на полторы тысячи верст, и времени на них хватало теперь не всегда. Она все мечтала добраться на автомобиле до Алтая, где она в детстве не раз бывала с отцом, а там и до Байкала; ей очень понравились фотки каталки с видом на Байкал. Но ехать одной явно не стоило, а надежных попутчиков пока не нашлось.

Сейчас она едва успевала даже на самолете – первый циклон, обещающий свежий снег, быстро приближался.

В Мюнхене Ксанти знала прокат, в котором можно взять подходящий автомобиль. Она заплатила хозяину проката, и тот укомплектовал по ее списку один из своих «Лендровер Дефендер 90». Этот британский аналог «УАЗа» совершенно не предназначен для дальних поездок по шоссе. Но это один из лучших автомобилей для любого бездорожья.

И для того, чтобы посмотреть на очень, очень сильный снег…

При посадке в Мюнхене сильно трясло – первый циклон был уже тут. Ксанти сидела возле иллюминатора, смотрела, как ходит вверх-вниз край крыла среди проносящихся мимо облачных клочьев, как постепенно появляется под этими облаками близкая, мокрая, неярко-утренняя земля, и радостное возбуждение все больше охватывало ее.

Снаружи лил дождь; ветер порывами бросал его в разные стороны. Ксанти добралась до своего лендроверного проката – какое счастье, что немцы рано встают! – и вскоре уже пробиралась на юг среди мокрых баварских пейзажей и потоков дождя.

В это время в горах уже шел снег.

К северу от Альп, апрель

Конго выбрал по навигатору кратчайший путь на западное побережье Италии, и поехал по нему безо всяких лишних мыслей. Но первым же вечером он добрался до Альп. Конго не интересовался горами, но помнил со школы, что Альпы высокие. И князь Суворов перешел их с трудом и не без потерь.

Конго подумал что в горах, наверное, еще идет снег. Маленький переднеприводный «Опель» и пребывающая на нем резина не вызывали желания оказаться на горной дороге в снегопад. Посему Конго попробовал Альпы объехать, и повернул на запад. Но Альпы оказались не только высокие, но и длинные. Скоро Конго наскучило ехать по одной и той же местности, и он опять повернул на юг. Это произошло в довольно случайном месте и Конго подозревал, что могут быть места и получше. Но думать об всесторонней оптимизации маршрута ему было лень. Он и так много думает – гораздо больше, чем положено в его должности!

Навигатор выдал ему новый маршрут – какими-то второстепенными огородами, потому что никакой крупной дороги поблизости не оказалось.

Ладно, не важно – зато это самый короткий маршрут. И можно будет посмотреть, как живут люди в местной глубинке – Конго был любопытен до таких вещей.

Вскоре он нашел дешевый отель в небольшом городке у подножия гор, и остановился там переночевать.

Проснувшись ночью он слышал, как идет сильный дождь.

Еще этой ночью Конго видел сон, который в нескольких разных версиях посещал его неоднократно. Повторявшаяся в нем ситуация была придумана очень давно, еще в школе. И это была совершенно нереалистичная ситуация. Казалось бы, взрослый человек не должен помнить такое. Но чем старше Конго становился, тем чаще вспоминал эту выдумку, и тем больше она ему нравилась.

Он был в лесу, летом, со своими людьми. Людьми барона Конго, если вы не в курсе. Судя по этим людям и этому лесу, дело происходило в какой-то Европа. Но меч был привычный, японский – Конго хорошо разбирался в таких вещах, и еще в детстве выбрал себе именно это оружие. Они ехали поддержать своего короля, который вел сейчас бой совсем рядом.

Как ни странно, они ехали под чужими знаменами и это, разумеется, было неспроста. Разведка сообщила, что противник ждет подкрепления, а отряд Конго должен был неожиданно напасть из засады во время боя, атаковав противника с фланга или с тыла. Самое слабое место такой атаки – сближение, потому что противник не может не заметить отряд, едущий чистым полем. Вот тут-то и пригодятся наспех намалеванные поддельные знамена – его отряд сойдет за ожидаемое подкрепление. Когда они приблизятся и поднимут знамя короля, организовывать им достойную встречу будет уже поздно…

Впереди показался ему шум, и он движением руки остановил отряд.

Так и есть – это шум боя, они почти рядом.

Тихо, так, чтобы никто не услышал, он произнес фразу, которую всегда говорил себе перед атакой:

– За короля, что дал мне меч, титул и землю…

Потом обернулся к отряду:

– За мной, шагом.

Через самое короткое время за деревьями появилось свободное пространство.

Конго снова обернулся:

– За мной, рысью.

Он уже видел противника, и выбирал место для удара.

Лошади выбрались из леса и перешли на рысь.

Он почувствовал величайшее, ни с чем не сравнимое вдохновение. В таких моментах перед атакой был для него и праздник, и ожидание еще большего праздника. Разве не то, что будет сейчас, подняло его с самых низов? Разве не оно дало ему все, что у него есть? Но это еще не все, будет и продолжение, и этого продолжения будет много!

Золото врагов не кончится никогда…

В долю секунды он вспомнил, как – голодранец без роду, без племени, сумевший доказать, что что-то умеет – он участвовал в первом бою, и как почувствовал это вдохновение в первый раз. Оно не имело отношения к противнику – в таких делах сегодняшний противник завтра союзник, а потом снова наоборот. Его вдохновение было предчувствием жизни, тем, что никогда не будет доступно батраку. Настоящей жизни – с поместьем, титулом, красивой женой из хорошей семьи, местом в Зале приемов, по которому он год за годом будет перемещаться в сторону трона… А главное – с победой. Здесь и сейчас, этим мечом, он будет все больше приближаться к победе, и ярчайшее ощущение жизни будет с ним каждую секунду этого приближения.

Жизни!

Он вновь обернулся:

– Бросить собачьи знамена! В галоп! За короля!!

– За короля!! – заревели за его спиной.

Меч вышел из ножен, и поднялся к небу.

Последнее, что он видел, прежде чем сигнал будильника отнял у него и меч, и титул, и землю, и возможность год за годом приближаться к трону в Зале приемов, была вражеская пехота впереди. Он держал меч над головой, и ждал – вот сейчас расстояние сократится, и настанет момент, когда двадцатидюймовая бритва в его руке снимет первую голову…

Конго проснулся не рано; на улице шел дождь. Хотелось спать дальше, но оказаться на море хотелось немного сильнее. В состоянии неполного пробуждения он поехал по навигатору куда-то на юг. Дождь шел то сильней, то слабей. Вокруг было серовато. Конго рулил и зевал.

Потом он заметил, что дорога пошла вверх.

Потом пошел снег.

Снег привлек его внимание, но ненадолго – прямо сказать, после московской зимы экзотикой он не казался.

Конго снова начал зевать.

Проснулся он от того, что ведущие колеса явственно провернулись.

Это было некстати. Конго понимал, что лед и подъем – сочетание явно не для такой тачки, на которой он едет сейчас. И не для такой резины, которую установили на ней теплым франкфуртским апрельским деньком. А так как впереди были горы, подъем не мог кончиться скоро и навсегда.

Конго стал обдумывать сложившееся положение. Так как он не впервые ездил по Европе и не лишен был предусмотрительности, ему было известно, куда звонить, если он не сможет продолжать ехать. Но цены ему тоже были известны, и он хотел обойтись без платной помощи.

Может, стоит все же вернуться, и обогнуть Альпы с запада?

Нет, далеко. И температура около нуля – скорее всего, этот снег скоро стает, и все будет хорошо…

Но хорошо не становилось. Становилось холоднее. Снег шел все сильней. Колеса проскальзывали все чаще. Конго заметил, что машины почти совершенно исчезли. Еще он вспомнил, что навигатор проложил маршрут по весьма второстепенной дороге. Она была короче любой другой, а никакого иного критерия при выборе дороги Конго не использовал…

Наконец на очередном окрутении подъема машина забуксовала обоими передними колесами, и остановилась.

Конго осторожно подал задом к обочине – там был сплошной снег, кто знает, что под ним – поднял ручник и вышел из машины.

Вверх вели две бесснежные дорожки, оставленные буксующими колесами.

На дорожках был лед.

Просто лед, а под ним асфальт.

Конго отошел на несколько метров в сторону и разгреб снег носком ботинка.

Лед.

Разгреб в другом месте.

Тоже лед.

Неплохо! Похоже, здесь шел ледяной дождь…

Колеи в снегу, оставленные проехавшими ранее машинами, были слегка присыпаны свежим снегом.

Получается, здесь уже никто не ездит. В сущности, это логично. На этой дороге полно подъемов. Европейцы предпочитают неполноприводные тачки, которые в такой ситуации имеют шанс никуда не доехать. Какое-нибудь местное радио, которое он не слушает – он вообще не слушает радио – давно сообщило, что на участке таком-то гололед, и никто на него не суется. Недалеко есть дороги классом повыше, там наверняка чистят – вот по ним все и едут.

Он вернулся к машине, выключил двигатель, запер машину и пошел вперед, на подъем.

Метров сто, а потом гораздо более полого. Видно недалеко – сильный снег.