Брод через Великую реку. Книга 1

Мне даже показалось, что она борется с собой, чтобы не нагрубить Кощею. – Ух ты! Не зря говорят, что в тихом омуте черти водятся. Интересно, какие же черти у тебя, Несмеяна? Не иначе как наш брат основательно наследил в твоей душе!

Кощей сначала пожал плечами, а потом мотнул головой.

– Ладно, отвечу доверием на доверие. – почти зло произнесла Несмеяна. – Ты, я вижу, не знаешь, какими сволочами мужики бывают, раз так утверждаешь!

Она вздохнула, набрала побольше воздуха, словно собралась на войну.

– В девятнадцать лет… Прямо в свой день рождения влюбилась… Слепо и горячо… В студента нашего института…

В этот момент она даже преобразилась. Куда ушло то злое, даже несколько хищно – ехидное выражение лица? Мне даже как-то стало не по себе подслушивать сердечную тайну. Но пошевелись я сейчас, позор неминуемо помоями полился бы на мою голову. А потому, замерев, весь превратился в слух.

– Ему двадцать два. Уже четвертый курс. А я? Сопливая первокурсница. Тогда, на вечеринке у подруги… Молодой, высокий, красивый. Голубые глаза… Как же не влюбиться в такого… – Надя улыбалась куда-то в темноту леса.

– Ну-ну, да ты, голубушка, и сейчас ещё его любишь! – я чуть не произнёс это вслух.

– Мне кажется, ты и до сих пор его любишь… – с некоторой завистью произнёс Володя.

– Нет. Сейчас уже не то. А тогда. Тогда я влюбилась, как кошка! – Надя хоть и смутилась сначала, но потом вполне овладела собой. – Не знаю почему. Думаю, дело не в нём. Просто пришла пора влюбиться. А он? Он просто попался на дороге…

Какая-то горечь и грусть прозвучала в её словах.

– Так-так, голубушка, как мотылек… На огонёк? Вот и обожглась! – почему-то и мне самому вдруг стало грустно – Вот и у меня с Верой. Всё закончилось, а горечь почему-то осталась. Может, и мне она просто попалась на дороге?

Вздохнув, смотрю, как Володя крутит козью ножку и закуривает от уголькового кончика ветки из костра. Облако ароматного табачного дыма окутывает их, а Надя и не замечает. Она всё ещё там, в своём восемнадцатилетии. Но уже не та восторженная девушка…

– Вот дурища-то была. Он мне шутки, анекдоты, поцелуи. Пол уходил из-под ног, так хорошо было! Потом была волшебная ночь… – она усмехнулась и пошевелила веткой угольки. – Даже сейчас не жалею об этом. Тогда было хорошо…

Невольно и я вспомнил свои первые впечатления и вздохнул. – Вначале всё всегда бывает хорошо. А потом?

– А потом мы жили с ним в гражданском браке почти год. Я уже считала свадьбу делом решенным. Да и все наши так же. – усмехнулась она. – Только вот он решил иначе. А перед окончанием института и вовсе стал невыносим: ссоры, скандалы по пустякам. Я плакала. Считала себя виноватой во всём, дура! Мне ведь подружки не раз говорили: « У него есть любовница!». А мне было жалко. Как же – защита диплома!

Она опять вздохнула и начала ковыряться в костре.

– Спасибо, быстро вылечил от любовного угара… Надолго… – она явно уже подсмеивалась над собой. – Однажды застала его с размалёванной девкой в своей постели. И вылетела из комнаты. Что-то умерло во мне. Было очень… Очень больно. Чуть крыша не поехала…

– Понимаю… – тихо произнёс Володя. – Ну, а он?

– Защитился и уехал. С той… Которая была в постели… – и улыбнулась.

– А ты?

– А что я? Окончила институт. Стала учительницей. Вот в этом году родители моих учеников путевку подарили. Сюда. Сговорились видно! Вот я и здесь. А ты?

– У меня проще было. На самом пороге загса Людка вдруг заявила мне: «Не люблю тебя. И не любила. На спор это. Прости!» – он вздохнул и затянулся табачком. – Тоже чуть в ящик не сыграл. Закурил вот. Легче…

От простой и грешной мысли, что не у меня одного это дело так плохо получается, даже как-то теплее на душе стало. Зеваю: время спать пришло. – Да ну их! Видно, ничего интересного больше не услышу!

Глава 8. Массовое купание

Звук ударов чашки о чашку сделал своё дело: глаза мои открылись сами собой. Над головой темнел наклонный полог палатки, от долгого лежания на твердой поверхности болел бок. Вздыхаю, ползу назад: есть-то, хочется!

У костра Света и Нина. Пахнет вкусно, но надо умываться. Беру полотенце и иду к реке между палаток.

– Аньк, а Глеб-то сегодня не купается… – слышу.

– Вот, Пашка, зараза! Опять началось! Нет, уж, хватит! – И быстренько юркнул в проход.

А через несколько минут, как ни в чём не бывало, стоял с ложкой у костра, дожидаясь своей порции вкусно пахнущей гречневой каши.

– Глеб, ты сегодня не купаешься? – слышу голос Павлы и хохоток Ани.

– Вот, зараза, опять начинает. Вот только напрасно, я в прошлый раз накупался!

– Вчера накупался… – отвечаю без промедления, а сам хихикаю. – Ну как? Вопросик-то твой меня не застал врасплох!

Пристраиваюсь к ним рядом на бревно.

– Глеб, а ты как сюда попал?

Хмыкаю. – Хорошо, хоть успел съесть кашу… Опять эта Пашка…

Но замечаю и интерес в глазках Ани.

– Случайно. Так получилось. Сплавили горящую путёвку.

– А ты и вправду военный? И кто по званию?

– Капитан. Вопросы ещё есть? – почему-то начинаю злиться.

– Есть. Ты холостой? – Аня уже рукой закрывает рот Павле, улыбаясь.

– Разведен. – докладываю и тоже улыбаюсь: – Ну, как же. Не дурак, понимаю, кому это нужно знать. А чего сама не спросила? Слабо? А меня вчера… В воду. Не слабо?! Ох, уж эти женщины…

Своё место у костра уступил Тамаре с Женей. Павла с Аней ушли ещё раньше к себе в палатку. Иду к своей палатке и слышу низкий голос Павлы. – Он тебе нравится? Анька, только не ври. Я сама это вижу!

Даже замер на время. – Это они обо мне?

Почему-то сомнение влезло в душу. Но уйти и не услышать ответ, было просто выше моих сил.

И слышу ответ. – Не знаю.

– Не ври. Нравится, Анька, нравится! – они смеются, а меня накрывает волна чего-то горячего.

Чувствую, краснеть начинаю. – Надо смываться отсюда. И побыстрей!

Иду к палатке, а на душе вдруг почему-то стало легко и свободно. Что это? Почему хочется бегать, прыгать, веселиться? И сам не заметил, как первым собрал свою палатку. Хоть и остановился специально поближе к палатке Ани, но ничего больше так и не услышал. А жаль. Уже собрался нести палатку на плот, как слышу сбоку низкий голос. – Здравствуйте, я Красная Шапочка!

Поворачиваюсь и чуть не лопнул от смеха. – Пашка!

В красном спасательном жилете, такой же шапочке и очках. Делает книксен, от которого очки её слетают с носа и она, нагибаясь, рукой шарит по примятой траве. И, если бы не Аня, это могло продолжаться очень долго. А я, как все. Смеёмся. Это смешинка в рот попала. И, похоже, не мне одному.

Она с Аней так и пошла к плоту. Отстав от них, несу свою и их палатку. И как это ни странно, охотно. На плоту уже сидит Надя. Володи Один пока нет, но, видимо, скоро будет здесь.

Пашка наступила на край плота. Может, она не рассчитала, когда ставила свою ногу, а, может, и иначе, но плот резко наклонился вниз со стороны Пашки и, соответственно, противоположный конец, на котором сидела Надя, высоко поднялся над поверхностью воды. Пашка, увидев это и, испугавшись за неё, решила отступить и убрала ногу. Плот с причмокиванием ударился о воду. А Надя, ойкнув и сделав кувырок, полетела прямо в воду и исчезла.

Не успел я сообразить, что же делать, как кто-то в красном жилете пробежал мимо меня и нырнул в воду. Они так и появились из воды в метрах пяти от плота, всё больше и больше удаляясь от него и берега. Это Володя Один прыгнул! Теперь ясно вижу его голову, которая быстро приближается к Наде. Пашка сидит на берегу и вытирает слёзы.

И тут до меня дошло: их же надо спасать. До крутой скалы остаётся метров пятьдесят. – Если не успею их вытащить, потом просто будет невозможно! Верёвка! Где верёвка? А, вот она… А это кто уже впереди меня бежит туда же? Не понял: девушка. Но кто? Анька? Да, там, кроме меня и Пашки только она и была. А Володя Один откуда взялся? И что, не догоню? Точно, это она. Ну и хорошо, вдвоём легче будет!

На последний мысок перед скалами мы прибежали вместе.

Мой первый бросок веревки оказался неудачным: Надя не поймала её. А Володя Один меж тем и не пытался: он удерживал её и изо всех сил плыл к берегу, где стояли мы с Аней. Мой второй бросок оказался более удачным: она схватила веревку.

Сильный рывок чуть не сбил меня с ног, если бы не Аня. Но и её силенок было недостаточно и нас потащило по гальке и песку. Такое сильное течение было здесь. Вдруг наше движение по гальке сильно замедлилось – Камень? Верёвка попала между камнями? Нет, нас бы резко дёрнуло. Так что же это?

Оборачиваюсь и вижу Пашку, красную от бега и со сбившимися очками. Она почти лежала на берегу и, упираясь в гальку, тормозила ногами изо всех сил. Именно её помощь и решила исход дела. Надя держала верёвку, а Володя, поддерживая её, одной рукой выгребал к берегу по дуге к заводи после мыса. Выскочив из речной струи, они значительно быстрее начали приближаться к берегу. Теперь уже ясно, их на скалу не бросит эта непредсказуемая река.

Неожиданно чувствую: верёвка ослабла. Тут же подтягиваем её снова, и снова она слабее становится: это они приближаются к берегу все ближе и ближе. Так и вытащили их.

Когда Володя вывел Надю из реки, Пашка первая кинулась к ней. – Надька, прости меня, дуру старую!

Та только головой и рукой мотала, показывая ей, что не до неё сейчас и она на неё не сердится. Мне даже показалось, что та чем-то даже очень довольна. – Странно, впервые вижу человека, которому доставляет удовольствие оказаться в холодной воде! А, может, здесь что-то не то?

Махнув на этих ненормальных женщин, скручиваю веревку и устало бреду, мимо сидящего без сил Володи Один на берегу. Отправку, конечно, придётся задержать. Всем нужно успокоиться, а искупавшимся – переодеться. Да и не успели некоторые: палатка Тамары и Жени только-только началась сворачиваться. – И о чём люди думают? Ведь им же было сказано: отправляемся!

Так и сидим на берегу, ждём их. Первым появился Володя Один. Сел рядом и, молча, закурил свою козью ножку. Только через час мы благополучно отплыли. – Прощай, место нашего массового купания!

Солнышко старательно убаюкивало нашу бдительность. Но мне уже с утра хватило приключений, и коварный характер Маны теперь не мог так просто воспользоваться нашей беззащитностью. Мы с лоцманом смотрели далеко вперед, стараясь увидеть ещё издали завитки воды на порогах и принять меры. Тем более что мы с Володей Один, теперь стоя на двух рулях, уже сработались и понимали друг друга с полуслова.

Плот шёл по Мане уже четыре часа подряд. В этот раз на месте второго рулевого был Женя. К счастью, всё обошлось без происшествий. Но погода заметно испортилась. – Где прежнее солнышко? Где безветренная и безмятежная погода?

По небу то и дело набегали темные грозовые облака, сталкиваясь и объединяясь в ещё большие. Поднялся ветер. Показались два утеса, как два близнеца, стоящих на страже выхода из реки.

– Кажись, гроза будеть. Давай-ка к берегу! Надоть привал делать. Вон на той поляне! – и Григорич показал пальцем на приличную поляну, которая заканчивалась этими утесами.

Только я привязал плот к берегу, как небо продырявилось: дождь сначала закапал, а потом полился как из ведра. Свою палатку уже ставил под сильным дождем. – Интересно, надолго ли он? Уже кушать хочется. А как же костёр? Может, полог сделать? Дождь-то, видно, надолго. Да и мокрым ходить надоело: пойду-ка в лес, за дровами. Но сначала – полог!

Когда принёс жерди для полога, Григорич уже раскладывал на мокрой траве широкое полотно из двух слоёв полиэтилена. – Ну, вот, не зря, говорят, что у дураков мысли сходятся!

От этой мысли даже стало как-то теплее. А вот и Володя Один выползает из палатки – Ага, тоже проголодался! Смотри-ка, и барышни Нина и Наташа пожаловали?! Ну вот, теперь только костра не хватает!

Вяжу жерди и колья, а сам думаю – И чего раньше-то не пристали? До дождика. Ведь видели тучи? О чём начальство думает?

И тут вспоминаю. – Начальство-то теперь я. Выходит?! Ладно, пойду за сухостоем, а то ведь сожрут. Язык-то у них без костей!

По пути нашёл несколько жердей. – Ага, да тут и раньше полог делали!

С заготовленными кем-то жердями и моими полог получился большой и высокий. – Ну, и молодцы же наши костровые!

Не успели мы натянуть брезент, как они уже костер разожгли.

Иду за сухостоем, запасы которого видел недалеко отсюда в большом количестве. Когда возвращаюсь, дым от костра достает и до моего носа. Хоть он ещё дымит больше, чем даёт тепло, но это уже костёр!

Как-то незаметно все собрались у костра, огонь которого и грел и готовил пищу для нас. Но главное, он нас сблизил: неспешно лилась трогательная песня.

Иду ставить свою палатку. Теперь специально, рядом с Пашкой и Аней и у костра. И не зря: интересный разговор заставляет прислушаться.

– Ты чего на Тамарку и Женьку так смотрела? – слышу голос Аньки. Они с Пашкой давно поставили свою палатку и теперь преспокойненько ждали ужина.

Замираю. Дождик кончился. С палаткой можно и подождать. А вот разговор…

С того места, где я стоял, было хорошо видно Тамару и Женю. Смотрю на них: туристы как туристы. Хоть и посуше у них одежонка, чем у некоторых. – Интересно, а Пашка что скажет?

– Не любит их река. – задумчиво говорит Пашка. – И они реку не любят. Да и мы им не нужны…

Невольно становлюсь слушателем: с прошлой ночи мне это занятие начинает нравиться, хоть мама всегда и говорила: «Подслушивать – большое свинство!». – Не скрою, мне Тамарка тоже… Не очень!

– Ну, ты даёшь. Как же они без нас? Ведь не выживут. Вспомни, как сегодня Надьку вытаскивали! Втроём еле выловили. А тут – одни и двое.

– Да я не про то. Аура у них плохая: у Женьки – розовато-коричневая, а у Тамарки – коричневато-черная. Не так, как у всех. Здешних…

Тут меня замкнуло. – Аура, аура…

Ага, вспомнил – Это что-то такое светящееся. Вроде как у каждого бывает. А я почему-то в это не верю. И ни разу не видел. А Пашка – видит, что ли? Ну, Пашка, может и вправду видит! Не-е, придумывает…

– Ну и чё. Чем это плохо? – пробормотала Аня, не понимая подруги. Но тут же встрепенулась и, тихо спросила. – А у меня? А у Глеба какая?

– У тебя – светло – голубая. У Глеба – ещё недавно была ярко-красная, а теперь – оранжево – светло-желтая.

Слушаю Пашку и ничего не понимаю в этих цветах. – Ох, и любят же дурить себе голову некоторые барышни!

Но на всякий случай превращаюсь в слух. – Интересно же!

– Ну и чё?

– А то: меняется он. В лучшую сторону.

От такого комплимента у меня сама собой голова поднялась. – Ты смотри-ка, меняюсь! Щаз вот нос задеру!

Хмыкнув, ещё больше прислушиваюсь.

– А ты чё, это видишь? А как ты это делаешь?

– Сама не знаю. Вижу, и всё! Это мене потом сказали умные люди. Мол, цвет плохих людей выдаёт!

– А чё ж тогда помогала ей?

– А не могу. Мене плохо быват, ежели не помогу. Потому Тамарке. – Пашка вздохнула. – Аньк, пошли к костру: уже есть чё-то хочется.

Когда они вышли, я, как ни в чём не бывало, натягивал свою палатку рядом. Даже повернулся спиной, будто не слышал их разговора.

Запахло ужином. Поужинав уже в темноте, немного посидел у костра и пошел к палатке. Как и в прошлый раз, она была поставлена так, чтобы можно было видеть и слышать разговоры дежурных.

Наташа и Володя-Два остались у костра. Вопреки моим ожиданиям, глаза мои быстро закрылись.

– Ах ты, подлая скотина, любви захотел? – что-то, с трудом напоминавшее полушёпот, полукрик разбудило меня.

Выглядываю из палатки и вижу: Наташка стоит в классической боевой стойке рукопашника лицом ко мне. Володя Два прыгает к ней и хватает её за руку. – Ой, парень, напрасно ты так…

Почему-то это прозвучало в моём мозгу, как только увидел, что амазонка, танцующим движением нырнула ему под руку и через мгновение оказалась у него за спиной. – Тебе, паря, похоже, хренец!

И точно: пятки нападавшего мелькнули в воздухе, а тело большого Володи Два полетело в кусты и мокрую траву. – Молодец, так ему и надо!

Треск ломающегося кустарника вперемешку с матом завис в воздухе. Хоть уже и готов был кинуться на помощь Наташке, но что-то не даёт. Наташка снова встала в боевую стойку. Володя Два, как бык, нагнув голову, мокрый и грязный появляется из темноты, изрыгая проклятья.

– И дураку ясно – он готов отомстить! А Наташка? Она стоит и ждёт. Может вмешаться? Он на две головы её больше…

Однако что-то не даёт. – А как ловко она его! А теперь? Ой, не стоит…

И всё-таки он кинулся. Хруст, грохот, и нападавший вылетел за пределы костра, сверкнув пятками, как и в прошлый раз.

Не помню, как выскочил из палатки. – Чего тут… У вас?!

– Да ну его… Козёл драный, любви захотел! – Наташка тряпкой вытирала потное лицо, показывая на встающего напарника.

– Ты чё? Башню снесло? – смотрю на Володю Два. Почему-то так захотелось дать ему по жирной морде. Едва сдержался: губы у него тряслись, в глазах стоял страх. О какой-то любви и речи не могло быть.

– Идиот! – не знаю, что дальше говорить ему. – Смотри! Чтоб больше – никогда!

Тот машет головой, соглашаясь с каждым словом. Даже жалко становится.

– Извини, я неправ… – бормочет он, подходя к Наташке.

– Это меняет дело. Но чтоб… – Наташка уселась на бревно у костра. – Ты думай своей башкой. У меня же чёрный пояс по айкидо…

– Предупреждать надо… – пробормотал он.

А мне вдруг так смешно стало оттого, как вспомнил его полёты. – Ну, Наташка, молодец! Лихо его!

Так и не заметил, как подкатил сон…

А утром не узнал полянки. Накрытая тонким одеялом из тумана, она казалась точь-в-точь такой, какой однажды я видел берег реки на полотне какого-то китайского мастера. Как это ни странно, но всегда на полотнах этих мастеров меня поражало одно обстоятельство: горы у них рисовались таким образом, что верх горы обрисовывался очень четко, а низ как бы растворялся в белизне холста. Горы просто висели в воздухе!

Вот и в этот раз. Только глянул на утёс, верх которого оброс соснами, и обомлел: утёс парил в воздухе! Точь-в-точь как на той картине. Обрисованная солнцем верхушка, две сосны вверху и одна – ниже, серовато-черный утёс, низ которого застилал туман, опускающийся на глянцевую поверхность реки…

Смотрю на утёс, а, кажется, будто огромный великан склонился над кем-то рядом с рекой Маной, над которой белой пеленой стелется туман, а на берегу расположился наш палаточный городок… Этого просто невозможно забыть! Молочная полоса тумана отрезала реку от утеса, создавая иллюзию парения в воздухе…

– Господи, красота-то какая! – произнес чей-то женский голос, точно угадывая мои мысли. И я даже почти знаю, кому принадлежит этот голос.

– Да. Очень красиво… – с трудом выдавливаю, понимая, что не смогу описать нахлынувшие вдруг чувства. Почему-то становится грустно. – Ну вот, очарование одиночества закончилось. Надо же, оказывается, есть ещё кто-то… Он даже видит и ощущает эту красоту… Так же…

Так и стоим, ощущая некоторую безмятежность в душе. И смотрим, как солнышко съедает нашу красоту… Скоро от тумана над рекой остаётся только легкая дымка.

– Ну что, пойдём умываться? – спрашиваю соседку, а почему-то самому хочется увидеть её большие и притягательные голубоватые глаза. Но неожиданно у костра встречается Наташа.

– Глеб, можно мне замениться? Я уже договорилась с Ниной…

– Да меняйся на здоровье! – тут же вспоминаю вечерние полёты её напарника. И начинаю улыбаться.

Мы умывались холодной водой Маны, с удовольствием ощущая обжигающее её прикосновение. Необыкновенное ощущение чего-то невероятно хорошего уже давно так меня не посещало. И вот… Может быть? Об этом я даже и думать, не смел.

Приятное ощущение разгаданной мною тайны китайского полотна, которая много лет не давала покоя, так и покидало меня всё это утро.

Глава 9. Нападение

Уже четыре часа мы плыли без происшествий. На этот раз ощущать себя заправским лоцманом не позволял недавний случай, но плот уверенно шел по фарватеру. Неожиданно река начала заметно сужаться, а скорость движения – возрастать.

– Глеб, Володя! Будьте осторожны, скоро поворот! – голос Григорича тревожен: Видать и вправду место не очень хорошее!

Река, как норовистый конь, тут же ответила ему: нас с невероятной силой потащило прямо на скалу утёса, серо-желтой вертикальной стеной спускавшегося прямо в воду.

Мы с Володей-Один как ненормальные непрестанно гребли рулевыми вёслами, лишь бы избежать удара, но река с нами делала всё, что хотела. Неожиданно у самого утеса, когда казалось нам, что удар будет неизбежен, она вильнула. А вслед за ней и мы. В какой-то момент плот наклонился так сильно, что все, кто был, чуть ли не попадали на пол, лишь бы удержаться.

– А-а-ах! – вздохнули все, когда плот вернулся в прежнее положение. И даже начали занимать свои прежние места.

Но тут, откуда ни возьмись, появилась большая белая береза, наклонившаяся горизонтально со сломанными, как обрубки, ветвями.

– Ложись! Гребёнка… – крикнул Григорич. – В сторону! В сторону гребите!

Плот, как магнитом притягивался к этой гребенке, возникшей из-за поворота просто ниоткуда. И мы, как ни гребли, ничего не могли сделать!

Все упали на дно. Лишь мне некуда было деться: вот и гребу в сторону изо всех сил!

– А-а! – два острых и толстых сучка гребенки всё же зацепились за кого-то, скидывая их с плота. Даже плот на мгновение наклонился и тут же встал в своё прежнее положение. Затем опять наклонился, но уже в другую сторону, ещё раз качнулся, и ещё наклонился. И мы все в воде! Нет, кто-то висит на сучках гребенки…

Почему-то в этот раз вода мне показалась не такой уж холодной, как в прошлый раз. Странно. Вынырнув, хватаюсь за ребро плота. Остальные делают то же самое.

– А нас? Нас-то забыли! – это, активно борясь с ветками гребенки, пытаются освободиться Аня и Наташа. Наконец, им это удаётся и они, присоединяются ко всем, подталкивающим плот к другому берегу.

Те, кто уже почувствовал дно под ногами, просто начали брести к берегу, а мы с Володей-1 до конца заталкивали плот до берега. А там вытащили на берег и привязали к одинокому дереву веревкой.

– Кажись, придётси привал изделать! – подвёл итог Григорич, под общий вздох упавших на берег туристов.

Наташа выходила на берег как-то скособочено, что ли. Удивительно, но никому это, как ни странно, не показалось важным, кроме Ани и Павлы. Они без слов раздели и обнажили её спину. Порванная рубашка полосами тут же напомнила мне о гребенке. И действительно, три глубокие ссадины, кровоточа, шли сверху вниз. Накинув на Наташу свою куртку, Аня пошла за аптечкой, а Павла направилась за лопухом вдоль берега. Вернулись они почти одновременно.

Скоро наша пострадавшая уже вовсю крутилась возле костра, пробуя на вкус наш ужин.

Ставлю палатку и слышу тихие звуки, слегка напоминавшие шипение. – Ахх! Шши! Ашш! Интересно, что это?

Тем более, что идут они из палатки Ани. Даже интересно становится. Подхожу ближе, заглядываю и вижу: Аня прижигает свои такие же полосы, как и у Наташи. – Вот те раз! Ну и скромница!

Сначала хотел ей разгон устроить. – Почему не сказала сразу? И почему скрывала?

А потом сам себе ответил. – А зачем?

– Дай-ка я тебе помогу? – отгибаю полог палатки и первое, что увидел – её обнаженную грудь. Даже поразился: Такая круглая, полная… И неудобно стало.

– Ой! Да ты чего? Чего надо? Уйди… – зашипела, испугавшись, она, едва увидела меня. И засмущалась, прикрыв грудь тут же руками. А потом отвернулась.

– Да ладно, тебе! Ты глянь, как спина-то располосована. А Пашка где? – демонстративно сержусь, а в глазах её грудь так и стоит. – Давай помогу!

– Не надо. Она щаз придет. За лопухом пошла. Иди. Я сама! – она уже не ругалась, а просила. Даже как-то неуклюже улыбаясь.

Беру пузырёк с йодом и ваточку из рук Ани и начинаю осторожно рисовать ею по ране. Мой подопытный кролик лишь шипит и ахает время от времени. Нечто похожее на необыкновенное сочувствие покатилось по мне, вызывая ласку, смешанную с нервозностью. Когда же всё было закончено, мне почему-то не захотелось этого. Смотрю на её спину, талию, плавно переходящую в бедра, и что-то зажигается там, где-то внутри. Даже и сам не понял, как пальцем потрогал этот притягательный изгиб. И отдернул руку.

Аня вздрогнула и резко с шумом вдохнула воздух. И тут же накинула на себя одежду. Не поворачиваясь ко мне, тихо строго сказала. – Спасибо, Глеб. Дальше я сама…

Некоторая таинственность окутала нас. Я чувствовал, что ни мне, ни ей не хотелось расставаться. И сидели-то мы вот так, не шевелясь, всего мгновение. Но мне оно показалось таким длинным-длинным… Шорох и тяжелые шаги Пашки нарушили наше невольное единение. И не заметил, как из груди моей вырвался вздох.