Брод через Великую реку. Книга 1

– Да щаз придёт твоя Анька! – и сам не заметил, как перешёл на простой и понятный деревенский язык, называя, как и Павла Аню Анькой. С одной стороны, хотелось рассердиться, с другой – смеяться: наверное, уж очень было смешно смотреть со стороны, как два перемазанных в глине человека пытаются выбраться наверх, подталкивая друг друга, а потом падают и снова оказываются в воде.

Аня, прибежав, оценила ситуацию мгновенно: привязав один конец веревки к деревцу, сбросила другой к нам со словами. – Держите!

– Пашка, ты давай первая! – говорю, обвязывая её вокруг талии веревкой. – Я сзади буду помогать тебе!

Павла карабкалась наверх, соскальзывая и сбивая меня, из последних сил. И наверное, ничего бы у нас не вышло, да ребята услышали крики Ани, подбадривающие Павлу. Когда её вытащили, оказалось, что рядом с Аней, были ещё двое Володей. Затем подняли очки Павлы, о которых она всё время сокрушалась. И лишь в конце быстро подняли и меня. Очки Аня тут же протерла и подала Павле. Та нежно чмокнула её в щеку.

– А меня? – пододвигаю свою щёку.

– Обойдёшься! – вдруг отрезала Аня, и покраснела. Подружки, обнявшись и хихикая, побежали в палатку.

Отмыв глину, переодеваюсь и приступаю к вязке плота. Но, почему-то память то и дело возвращает меня к этому случаю. Что же здесь необычного? Почему это вспоминается? И вдруг отмечаю, что мне приятно вспоминать именно тот благодарно – счастливый взгляд одной покрасневшей особы, которым она одарила меня, перед уходом в палатку. Тогда почему «Обойдешься»?

Плот уже был почти связан. Мне оставалось его хорошенько проверить и доложить Григоричу. Неожиданно поймал себя на том, что и я теперь зову лоцмана «Григорич». Как-то, даже необычно приятно стало. Отчего? Пока и сам не знаю. Но приятно.

Запах пищи, который принес от костра ветерок, вызвал ощущение настоящего голода. Сглотнув слюну, досматриваю последние ремни на резиновых баллонах. Ну вот, можно и докладывать. Проверяю крепление плота к колу и направляюсь к костру. Здесь уже все собрались. – И когда успели? Видно, не у одного меня слюнки текут!

Но до начала обеда было ещё далеко. А потому иду к реке, чтобы успеть помыть руки.

Солнышко грело так, что было жарко. Хмыкнул, вспомнив утреннее купание, и просто помыл руки. Только сейчас и смог рассмотреть наше стойбище по-настоящему. Это была поляна метров пятьдесят длиной и столько же шириной на краю деревни. Всю поляну захватили ромашки, и лишь в канавах красными пятнами рос Иван-чай. На берегу возле обрыва, где перемазались мы с Пашкой, росло одно деревце, а за ним ещё несколько.

Река текла своими прозрачными водами у самого берега, темнея с каждым метром от берега. То тут, то там, на поверхности её образовывались воронки, образовывая водовороты. Время от времени мальки, собираясь вместе, лихо удирали от хищников, которых, надо полагать, было здесь немало.

Очередной приступ слюноизвержения напомнил об обеде, и ноги сами понесли к костру. И вовремя.

Хотя самые удобные места были уже заняты, было все едино, где есть, лишь бы начать. Получив свою порцию картошки, пристроился возле подружек, из-за которых искупался в реке второй раз за день.

Между тем одна пара девичьих глаз внимательно наблюдала за тем, как я лихо уничтожаю свою порцию. Также быстро было покончено и с чаем. Довольный и сытый откинулся на траву и стал наблюдать за плывущими в небе облаками.

Проснулся оттого, что какая-то букашка пробежала по щеке. Шлепнул. Похоже – промазал. А она опять пробежала. Бью и опять мимо. – Не понял! Вот, зараза, разбудила… А как было хорошо!

И закрыл глаза снова.

Но тут букашка проползла на этот раз за ухом. – Вот зараза, убью же!

Щекотно. Но и на этот раз букашка вовремя сбежала. Потихоньку начинаю психовать. Теперь эта вредина по моей руке бегает. – Ну, уж нет! На этот раз ты не уйдешь просто так!

Открываю один глаз и вижу, как соломинка в руке Ани мягко движется по моей руке. – Ага, так вот какая букашка мне мешает? Ладно-ладно, посмотрим, кто кого!

И терплю. Ну, очень щекотно, но терплю. Так надо. Открываю опять один глаз, чтобы не спугнуть. – Она так увлеклась, что и не смотрит! Ага, не получается? Вот, так! Ну, сейчас достану!

И с рыком: «А-А-А!» хватаю руку Ани, в которой находится соломинка.

От неожиданности она сначала вздрагивает, а потом, густо покраснев, начинает смеяться вместе с Павлой.

– Так, всем собраться у костра на собрание! – кричит Григорич и бьет для убедительности ложкой в алюминиевую тарелку.

Когда все собираемся, произносит речь.

– Нам нужно назвать наш плот. Всякое судно должно иметь название. Иначе – не поплывет. И чем мы хуже корабля? Предлагайте!

Названия сыпались как из рога изобилия, но остановился лишь на трех: «Гадкий утенок», «Плавающее корыто» и «Маняша».

– Я выбираю «Маняшу», ведь мы плывем по Мане! – произнёс он, явно довольным тоном. – Изготовить флаг для мачты!

Только теперь я понял, для чего привязывал длинную тонкую палку на середине плота. Оказывается, там было место для флага!

Уже через несколько минут боевой плот группы 88/8 стал называться гордо «Маняша», имея взметнувшийся вверх по мачте флаг с тем же названием. Подъём флага вся команда сопровождала звуками гимна, исполняемого нашими губами.

Погрузив наши нехитрые вещички и палатки на плот, все ждали команды на отплытие. Григорич повернулся ко мне и тихо сказал. – Ну, ты чё ждёшь? Давай команду!

– Отдать концы! – кричу, а сам думаю. – Ну, надо же. Даже команду морскую как-то вспомнил!

Но никто и не пошевелился. Пришлось самому спрыгивать с плота и сталкивать его в воду.

Плот, как необъезженный конь не слушался руля под градом насмешек. Никак у нас с Володей-Два не находился способ управлять им. Только когда моя футболка стала мокрой, постиг науку управлять этим строптивцем. Оказалось, что не так-то просто это делать, если река каждую минуту выдает все новые сюрпризы! Но мне теперь было мало просто реагировать на все её причуды. Теперь хотелось их предвидеть и избегать пакостей, которые она постоянно преподносила.

Плот, как бешеный конь, уже с час, как мчался по реке, обдавая нас брызгами и заставляя то и дело замирать сердце, которое каждый раз уходило вовсе не в пятки, как нас учили, а куда-то между ног, создавая ощущение невесомости и щекотки.

– Оо-хх! Аа-хх! – неслось отовсюду во всякий раз, когда плот нырял с очередного небольшого порога, создавая в моём мозгу мысль. – Я не одинок в своих ощущениях! А река-то… Красота… То пологий участок на суше, то утес…

Тогда я посчитал, что становлюсь как минимум «асом» в плотогонном деле. Но руль неожиданно ударил по руке так, что он на мгновение выскочил из рук, резко развернуло плот направо и наклонило. При этом два человека, сидевшие недалеко от меня, тут же полетели в воду. Коварная река их подхватила, закружила, начала кидать из стороны в сторону. То и дело из воды появлялись красные спасательные жилеты. Река волокла их по порогам, ударяя то головой, то спиной, то руками.

– Люди за бортом! – крики остальных членов команды резали по сердцу острым ножом. Но я догадался, что нужно сделать лишь после Григорича.

– Все мужики с плота! Снять плот с камня! – услышав его команду, все попрыгали в воду. Но плот даже не сдвинулся, когда мы попробовали его столкнуть.

– Всем покинуть плот! Держаться за борта! – скомандовал он, но увидев, что Пашка собирается прыгать, тут же вспомнил, как два мужика её доставали, и добавил. —Кроме Пашки!

Теперь уже все барахтались в воде. Пашка нарушила приказ лоцмана и тоже старалась не отставать от остальных. Визг, охи и ахи пронеслись по реке. Плот, услышав это, поднялся и легко сошел с камня. Вылавливали всех, кроме первых уже на чистой воде. Пашку, как обычно, поднимали двое мужчин.

– Глеб, надо поймать тех, первых… Давай за ними… – В голосе Григорича было больше просьбы, чем приказа.

– Ясно. – даже не пытаюсь спорить. – Сам виноват, мне и искать!

Передаю управление Володе-Два и прыгаю в воду. Как это ни странно, но вода уже не кажется такой холодной. А, может, это от перевозбуждения? Так или иначе, но думать об этом некогда: надо искать красное пятно.

Красное пятно мелькнуло после нескольких минут погони. Это была женщина. Та самая, которая спала с мужчиной в одной палатке. Застряла между камней. Хватаю её за спасательный жилет и, упираясь ногами в камни, с трудом выдергиваю её из щели и плыву к берегу, туда, где уже причалил наш плот. Река то и дело сбивает с ног, бьет о камни, проволакивает мимо цели. – Хорошо хоть женщина без сознания, а то меня утопила бы!

Неожиданная грешная мысль кажется смешной, когда мы уже достигаем берега. Ребята подхватывают её. Вовремя, а то сил больше нет!

– Тамара! Давайте её на берег! – слышу крики на плоту и земле. Но мне уже все равно: нет сил. Дотаскиваю с мужиками её до берега и падаю. В голове всё закружилось, завертелось и исчезло. – Не понимаю, почему так быстро лишился сил…

Сколько так лежал, не знаю, но очнулся от нежных рук, которые меня шевелили и слов. – Жив! Он жив! Сам дойдет!

Непонятно, слова «сам дойдет» к чему относятся? До чего дойдёт? Пока я разбирался с этим, шум голосов переместился куда-то выше по течению реки.

Подняв голову, вижу, как мужики вытащили на берег второго члена нашей команды, упавшего за борт. Он пошевелился, сел, а потом и встал. От меня шла к нему Аня, которая твердила одно: «Жив!». Только теперь я понял, что слова «Сам дойдет» относились к тому мужчине, который медленно поднимался на берег. И всё же мне было очень приятно, что нашлась хоть одна женская душа, которая позаботилась и обо мне…

Когда мне удалось подняться наверх, возле Тамары бестолково суетились девчата. Аня встретилась мне, убежав к плоту за аптечкой. Так что никто из них приводить её в чувство даже и не пытался. Но вот в толпу врезалась плотная и грузная фигура Пашки. Все невольно расступились.

Пашка прислонила ухо к груди Тамары, похлопывала руками по телу и долго прислушивалась, когда появилась Аня с аптечкой в руках. Увидев возле Тамары Пашку, она остановилась и замерла от удивления.

Пашка взяла Тамару за руки и начала делать движения руками вверх и вниз, слегка напоминавшие движения при проведении искусственного дыхания. Увидев что-то, только ей известное, тут же перешла на искусственное дыхание. Затем, перевернув Тамару на живот, положила к себе на колено животом, начала голову и грудь раскачивать вверх и вниз. Уже после первых качаний из Тамары полилась вода на траву, а сама она, закашлявшись, пошевелилась.

Пашка махнула мне рукой, и мы осторожно положили Тамару на траву. Она неровно дышала и ещё некоторое время непонимающе смотрела на всех.

Григорич объявил привал. Плот вытащили и привязали. Начали расставлять палатки, выжимать одежду, переодеваться в сухое.

Задымился костер. Два человека, мужчина и женщина, медленно подошли друг к другу и обнялись. Они так и стояли некоторое время, а потом пошли переодеваться и ставить палатку. Через некоторое время лагерь напоминал место, на котором прачки сушат своё бельё. Напоминал потому, что подход к этому месту мешали палатки, разбросанные тут и там у подножья высокого утеса.

К костру пришли мы уже переодетые в сухое бельё. Развесив мокрое бельё, где удалось, уселись греться у костра. Говорить не хотелось не только мне, но и остальным.

– Паш, расскажи, что ты такое с Тамарой делала? – Аня не сдержала своё любопытство и всё-таки спросила. Не скрою, и мне было бы интересно услышать её ответ.

– Чо-чо… Искусственное дыхание, вот чо.... – Пашка вздохнула, понимая, что, вполне возможно, её не так поймут. – Я родилась в семье обыкновенного колхозника… Ничего особенного в роддоме райцентра тогда не произошло. Вот только батя мой Василий перебрал водки со своим другом Павлом. И пообещал назвать сына Павлом в его честь.

– Но родилась я… Девочка… – Пашка опять вздохнула, и как обреченная, продолжила свой рассказ. – Хорошо хоть тетка Агафья догадалась отцу магарыч поставить. Вот так и стала я Павлой или Павлиной по паспорту.

Она улыбнулась, и мне показалось, что и безобразные очки, и нелепая фигура сами собой отходят на задний план. Так проявилось то новое, что принадлежало этой необыкновенной девушке.

– Жили мы бедно, как и большинство людей вокруг нас в деревне. А потому на пьяниц, вообще, никто внимания не обращал. Тогда, в роддом за матерью батя пришёл сильно пьяный. Нянечка ему передала меня в руки, и он пошел по лестнице вниз. Да споткнулся. И выронил меня из рук. Сказывали, головой ударилась и начала синеть прямо на глазах. Такой переполох поднялся!

Она вздохнула, снова переживая те события, о которых ей потом рассказывали взрослые.

– Когда прибежала наша акушерка баба Шура, я, говорят, уже не дышала и сердце не билось. Кто-то говорил, баба Шура молилась и что-то делала не совсем обычное, кто-то ещё что-то. Но сердце заработало, и моя почерневшая от горя мать поклялась, что лучше крестной, чем баба Шура, ей не найти. Всё так и случилось. Я до самой её смерти любила свою крестную. И сейчас люблю…

Она замолчала, вытерла рукой набежавшую слезу и снова стала смотреть на огонь.

– Уже постарше когда стала, начала замечать, находит на меня что-то, лищь людей касаюсь. – призналась она. И улыбнулась виновато. – Вроде как ощущения какие-то. Сначала думала – с ума схожу. Да когда баба Шура рассказала мне про выписку из роддома и второй день рождения. Тогда успокоилась. Решила из-за него всё это… Из-за второго дня рождения…

Она вздохнула, потерла ладонью о ладонь и посмотрела на нас.

– Когда я Тамары коснулась в первый раз, то сразу же поняла, что она живой останется. Вот только было неясно, что надо было сделать. Вот и взяла её за руки, чтобы бы сжать и разжать легкие. Ну, что-то сделать надо было…

– Ну, и было? Это сжатие-разжатие? – спросила Аня.

– Было. – Павла улыбнулась. – Сначала водила руками вверх-вниз, туда-сюда, а потом делала искусственное дыхание, как нас в школе учили. А потом перевернула её и положила на своё колено. Я так видела где-то, всё так и сделала. Потому и получилось. Всё…

– Ну, ты даёшь! – только и произнесла Аня.

– Ну и что?… – вырвалось у меня.

– Ничего. Просто так получилось у меня…

Она встала. В голосе её не было ни обиды, ни торжества.

Глава 7. Володя и Надя

Наш палаточный городок на этот раз расположился рядом с утесом на небольшой полянке. Сухих деревьев было достаточно, и костёр горел хорошо. Палатки расположились вокруг костра почти вплотную друг к другу. У костра хлопотали девчата. Надя принесла гитару и вместе с хлопотуньями, Аней и Пашкой пела туристские песни.

Сидеть с Аней и Пашкой чего-то расхотелось, а потому я двинулся по тропинке к реке.

– Женя, прошу тебя, ну не пей ты эту проклятую водку! – неожиданно тихий голос из палатки заставил меня остановиться. – И на хрена я тебя взяла с собой!

– Отстань! Сказал – надо, значит – надо! И буду! – голос затих, а потом возобновился. – Вы только гляньте на неё. Ну, прямо заблудшая овца, да и только!

– Я выкину всё это, вот увидишь! – угрожающе произнесла Тамара.

– Я тебе выкину! Я тебе так выкину – мало не покажется! Запомнишь надолго, стерва подколодная! Шлюха…

– Странно. Любовники, а говорят, как муж с женой. А, может, и вправду муж с женой? Тогда ничего не понимаю. Может, она хочет проехать на плоту, а он – нет? Вот и пьет?! – подумал я и пошел дальше.

Неприятный осадок от услышанного ещё долго сопровождал меня, пока у реки не замечаю человека с удочкой. Он сидел на плоту и внимательно следил за поплавком.

– Клюёт? – понимающе спрашиваю, хотя прекрасно знаю ответ. – Дурацкий вопрос, но ничего другого не придумалось.

– Знаешь, Глеб, никак не возьму в толк, откуда здесь появился этот валун… – словно выстраданная проблема прозвучали слова Григорича. – Я ведь здесь уже много лет плаваю, а наскочил на него в первый раз.

– Григорич, брось себя казнить! Ну, случилось так. Да и я виноват – выпустил руль из рук… Значит, так и надо было! – даже сам не заметил, как назвал лоцмана по отчеству и в эти слова поверил. А из меня словно прёт что-то и всё тут. – Мне кажется что-то тут не так… Да и группа у нас какая-то особенная.

– Да… Дефькя ента, Павла, она, кажись, точно… Тово ентова… Не такая… – задумчиво произнёс он и раскрыл рот, чтобы ещё что-то сказать, но в это время поплавок нырнул и исчез совсем под водой.

Резкая подсечка и окунь, сопротивляясь изо всех сил, плюхнулся ему в ведро. С этого момента Григорич и вовсе забыл про меня.

Сижу и жалею, что тоже не взял удочек. – Сил нет видеть, как клюёт у другого!

Подумал-подумал и потихоньку двинулся в обратный путь.

– «Милая моя, солнышко лесное…» – доносятся голоса Наташи и Нади.

Не успел растянуться на полу палатки, как послышался стук ложки о чашку, ставший уже привычным зов на приём пищи. – Ну, вот, уже и ужина дождался.

– Так… Нам надо решить вопрос с дежурством! – я решил не дожидаться, пока все разбредутся по палаткам, а мне опять придётся дежурить. – Надо по-честному. Всем по очереди.

– А чего тут обсуждать, составляй график, да и всё! – сказал Володя Один. Это он рано утром заменил меня на дежурстве, увидев, что сплю.

– Никто не пошёл, а он заменил. – подумал я с благодарностью о парне.

– Пиши меня с Женей на эту ночь! – предлагает Володя Два. – Вы с Володей уже дежурили. Теперь наша очередь.

– А почему это одни мужчины должны дежурить. Мы что – хуже? – возмутилась Наташа. – Ежели страшно за нас, давайте сделаем смешанные пары!

Все заулыбались как заговорщики.

– Ну-ну. И с кем бы ты хотела подежурить? – ухмыльнулся Володя Два.

– Только не с тобой! – ответила та и показала ему язык.

Улыбки уже не сходили с лица. Кто-то переглядывался. Однако Аня встала и заявила. – Предлагаю. Давайте бросим жребий! Пусть Судьба сама решает, кто с кем будет дежурить, а там – посмотрим. Кто «За», прошу голосовать! Укажем смены по порядку. По два раза.

«За» проголосовали все. Аня тут же написала имена, скрутила бумажки и побросала в чей-то черный пакет.

– Как ставить Павлу дежурить, если она дальше собственного носа не видит? Или Григорича? Он же лоцман! – возмутился Володя Два.

– А я хочу дежурить с Женей! – голос Тамары требовал своей справедливости.

– Предлагаю Павлу и Григорича исключить из списка! А Тамару и Женю поставить вместе в смену! Кто «За» прошу голосовать!

Проголосовали единогласно. И тут началось.

– Третья смена! – заявила Наташа, прочитав бумажку. Ставлю ей троечку в график.

– Первая! – с некоторой тревогой, посмотрев на меня, произнесла Аня.

Ставлю ей единичку. Почему-то в голове звучит – Вот бы мне попасть с ней!

– Вторая! – это Надежда обращается ко мне, чтобы записал её во вторую смену. Пишу.

– А чё это написано «Кухня»? – возмутилась Света. – Чё всё время там быть? Мы же договаривались про смены.

– Кому досталась «Кухня», тот и будет дежурить на кухне каждый день! Это я попросил Аню написать. – вмешивается лоцман.

Светка вздохнула. – Ну, кухня, значит, кухня!

– И мне «кухня»… – расстроилась Нина.

Засовываю руку в пакет и кручу, кручу. Всё ищу Аню. Вытаскиваю, разворачиваю и читаю. – Первая!

Как бы невзначай смотрю на Аню. – Ага, покраснела?! Ну-ну, точно, здесь что-то нечисто.

Но не скрою, мне всё-таки это было приятно.

– Третья… – загадочно улыбаясь, произнёс Володя Два и посмотрел заинтересованно на Наташу. Та фыркнула и отвернулась.

– Вторая. – спокойно сказал Володя Один и сел на бревно. Общим голосованием решили, что в эту ночь будет дежурить вторая смена. Так что мне повезло: хоть отосплюсь. И со спокойной душой приступил к ужину. Собственно, и остальные это сделали не без удовольствия. Да и день получился длинным и суматошным.

Я уже уходил, когда Надежда, взяв в руки гитару, начала под аккомпанемент её петь.

– Клён ты мой опавший, клён заиндевелый… – понеслось по реке.

– Можно подержать гитару? – Володя взял гитару, пошевелил пальцами, как это делала Надя, и вернул её хозяйке. – Нет… Не получается…

У костра ещё сидели несколько человек, остальные разбрелись по палаткам. Павла устроилась у ног Ани, сидевшей на бревне. Надя и Володя Один расположились поодаль.

Хлопотуньи костровые помыли посуду и ушли. За ними на отдых отправились и Павла с Аней. У костра остались Надя и Володя.

Моя палатка была рядом с костром. Лёжа головой к костру, очень хорошо слышал все разговоры, а песням даже подпевал. А сон всё не шёл и не шёл в мою взбудораженную голову…

Слышу, как хрустнуло что-то (наверное, ветка), и мужские шаги направились к соседней палатке. Ага, это Володя Один. Вот он выходит, идёт к костру, где сидит Надя.

– Спасибо, Володя! Мне стало значительно теплее! Ага, значит, он принес ей свою куртку. Молодец. – невольно прислушиваюсь к разговору.

– Скажи, ты женат или холост?

– Да как-то всё не получалось… Хотя одна попытка всё же была…

Тишина воцарилась у костра: мне даже потрескивание костра стало слышно. Захотелось подсмотреть – теперь просто слышать стало невыносимо. Любопытство взяло верх. – Чем же они там занимаются?

Надя в куртке Володи сидела ко мне боком, так что видел её в основном в профиль. Володя сидел тоже боком ко мне, но так, что лицо его я мог видеть лишь изредка. Но мне и этого хватало с лихвой. Они сидели, ворошили угольки палками и молчали.

От нечего делать невольно стал их рассматривать. Володя был среднего роста и на половину головы возвышался над Надей. От света костра русые волосы Нади как-то светились необычно, делая из неё какой-то сказочный персонаж. – Баба Яга? Нет, сидит прямо, не горбится. И нос прямой, без горбинок. И рот обыкновенный со слегка полными губами. Да и лицо было круглое. А от света костра стало какое-то домашнее. Нет, всё же она – настоящая Несмеяна!

Володя в штормовке сидел как-то сгорбившись. Свет от костра высвечивал резкие складки его продолговатого лица с широким квадратным подбородком. Ну, чистый

Кощей! Только что-то в нём было другое. Не кощеевское. Он встал, подбросил дров и опять сел, не напрашиваясь на разговоры.

– Володя, как ты сюда попал?

– Очень просто: мне зарплату выдали путёвкой на турбазу. Вот так и приехал…

Мне даже приятно стало – Ну, надо же, не я один так сюда попал! И у меня с отпускных турпутёвку вычли!

После случая с подменой на дежурстве прошлой ночью я к Кощею стал относиться лучше. – Да и какой он Кощей, если пришёл незнакомому человеку на помощь? А если специально? Потому что капитан?! Поблажек ищет? Ладно, пускай ещё побудет Кощеем!

– Непонятно. Вообще, ты кто по профессии будешь? Где работаешь?

– Инженер – конструктор. Работаю сторожем на базе…

– Это как так? Вот я учитель. И работаю учителем в школе.

– Чего тут удивительного. Наше КБ развалилось. Вот и пришлось работать сторожем. А ты замужем?

Опять пауза.

– Ну, что ж ты, Кощей, не мог подождать с этим? Нет, не скажет. Или соврёт. А, может, и скажет: всё-таки училка!

– Нет. Но опыт гражданского брака имею. Небольшой. Ты музыку любишь? Знаешь, в тяжкие минуты здорово помогает.

– Не очень. Ты, вот на гитаре хорошо играешь, поёшь. А мне медведь на ухо наступил. Но твой голос мне нравится. Даже на сердце как-то спокойней становится.

– Правда, нравится? Вообще-то, я сама этому училась, хотя и музыкалку когда-то окончила. Тебе сколько лет?

– Двадцать восемь…

– Так мы с тобой ровесники. А какого числа? У меня восьмого июня будет.

– Моё восемнадцатого февраля было. – вздохнул Кощей.

– Ты, ведь, с Урала?! Заметно окаешь. – усмехнулась Несмеяна.

– Точно, из Свердловска. – улыбнулся Кощей. – Но и ты окаешь. Но не пойму откуда.

– Угадал. Из Нижнего Тагила. Там сейчас все мои родственники.– было видно, что ей приятно оказаться в обществе земляка.

– Ты интересно как-то смеёшься: глуховато – звонко. И голову запрокидываешь!

– Интересно, это как? Не пойму… Темнишь что-то, Кощей…

– А ты всё время закрываешь рот рукой. Стесняешься, что ли?

– Да не, уже не стесняюсь. – и пошевелил угли костра.

Тот радостно вспыхнул, осветив их лица. Нечто загадочное было написано на них.

– Если я правильно поняла, ты уже однажды обжегся. И что же, не нашлось больше другой девушки?

– Так-так. Это что же, Несмеяна пошла в атаку? А, может, простое женское любопытство? Давай, давай, мне интересно…

– На всё нужно время. Сначала было очень плохо, а потом как-то начало зарубцовываться. Но недоверие к женщинам так и не прошло с тех пор.

– Странно. Ведь ты сейчас рассказываешь свою сердечную тайну. Значит, доверие вернулось? – усмехнулась Несмеяна.

– Не знаю. Может быть.

– Значит, по-твоему, женщинам нельзя доверять, а мужикам, можно? – почти зло произнесла Несмеяна.