Седьмое евангелие от «ЭМ»

Уезжал Франц таким же путём. Сначала поездом до Новосибирска, потом самолётом в Германию с посадкой в Москве. Поезд был утренний: Владивосток – Москва. Вечером поезд уже должен быть в Новосибирске. Предстояло ещё провести ночь в аэропорту, а утром следующего дня вылетал самолёт в Германию.

В купе седела семья из трёх человек. Мальчишка лет десяти спал, положив голову на колени матери. Франц закинул свою сумку наверх и уселся напротив женщины. Вид пассажиров поразил Франца – они выглядели усталыми и удручонными. В глазах была какая-то обреченность.

– Простите, вы до Москвы или раньше сходите? – начал разговор Франц.

– До Москвы, – потухшим голосом сказал мужик, – ещё три дня мучиться. А вы – далеко?

– Я до Новосибирска. Надеюсь поезд не опоздает и вечером уже буду на месте.

– Вам повезло – сказала женщина с ребёнком на коленях, – мы третьи сутки в дороге, от самого Владивостока.

– В чём же повезло? – удивился Франц.

– Две ночи практически не спим, – сказала женщина.

– Тараканы, – мужик неопределённо махнул рукой вокруг себя.

Франц бросил взгляд вслед за его рукой и мгновенно вспотел. По стенам и потолку купе толпами блуждали тараканы. Он мгновенно выпрямился и отодвинулся от диванной спинки – тараканы были везде.

– А что проводник, – сказал Франц, со страхом оглядываясь.

– Какой проводник, – мужик махнул рукой, – тараканы во всём поезде… Хоть соседний вагон, хоть вагон-ресторан…

– А во Владивостоке они были? – спросил Франц, – они что, живут в поезде?

– Похоже, они тоже едут в Москву, – сказал мужик, – проводница сама перепугалась. Почему-то в её комнате их меньше.

Вагон тряхнуло на стыке и сразу несколько тараканов хлопнулось с потолка. Один упал на столик, на котором лежала стопка газет, и быстро побежал к окну.

– И весь коридор в тараканах…

– И в тамбуре полно.

– Ночью вообще спать невозможно, – сказала женщина, – они ночью как-то активизируются. Смелее что ли становятся. Бегают больше и сыпятся с потолка, как град.

– Мы газетами голову прикрываем, – пояснил мужик, – так слышно, как они падают с потолка на газету. Какой тут сон…

Франц осторожно встал и вышел в коридор. Тараканы действительно были и здесь. Из первого купе вышла проводница и направилась в сторону Франца.

– Ваш билетик пожалуйста.

– А у тараканов билеты проверяли? – пошутил Франц, доставая из кармана свой билет.

– Это нашествие какое-то. Перед отправкой готовили поезд, ни одного таракана не было. А как тронулись, они окуда-то вылезли. И везде ведь. Хоть вагон-ресторан закрывай. Там вообще полчища, как в страшном сне.

За эти тринадцать часов Франц прошёл весь поезд из конца в конец несколько раз. Поговорил с мужиками, которые курили в тамбуре. Тараканы были как у себя дома. Это были обыкновенные рыжие домашние тараканы. Их было так много что казалось, что все тараканы Владивостока вдруг решили куда-то переехать. Видимо они все направлялись в Москву.

Уже вернувшись в Германию Франц неожиданно наткнулся на статью в интернете, что армии тараканов с юга идут в Москву. Тараканы шли и с востока, и с юга, но куда? И какая сила заставила их вдруг одновременно сняться с места. В очередном письме от Бориса Франц прочитал, что в Красноярске вдруг исчезли тараканы из квартир. Тараканы жили в квартирах десятилетиями. С ними невозможно было бороться. Их травили всеми способами, но они были неистребимы, а тут вдруг разом все ушли. Куда и почему? Это было какой-то загадкой. Да и не просто ушли, они на поезде уехали… Какой-то великий исход!

* * *

Неожиданно пришло приглашение на вторую конференцию в Дармштадт. Конференция была двухдневной, но это были рабочие дни и Франц решил взять два дня в счёт отпуска. Но профессор Зеелигер, когда Франц обратился к нему за разрешением на внеочередной отпуск, предложил всю поездку офрмить, как командировку и даже оплатил проезд за счёт фирмы. Францу опять предлагалось выступить и он темой доклада взял теорию геометрических преобразований, как векторных функций. Это была теория полностью построенная Францем и неизвестная пока мировой математике.

Доклад был принят сдержанно. Вопросов не задавали, хотя Франц и предполагал, о чём должны спросить. Складывалось ощущение, что в аудитории вообще никто не интересуется классическими геометрическими преобразованиями. После доклада, а он был последний в этот день конференции, доктор Райнбольд предложил отужинать у его отца.

– Старик будет рад, – заверил Райнбольд, – сидит целыми днями дома, ни с кем не общается. Я предупредил его, что мы приедем.

В магазине Райнбольд взял бутылку вина, упаковку сыра и апельсины. Франц взял бутылку французского коньяка. Потом заехали за подружкой Райнбольда и отправились к отцу. Подружка была пышнотелой и одета была соответственно жаркой погоде. На ней была просторная манишка до пупа, под которой свободно колыхалась сочная грудь запредельного размера и широченные коротенькие шорты, которые Франц сначала принял за мини юбку. Белья под шортами не было и Катрин усиленно демонстрировала все свои интимные подробности. Дед приветливо их встретил и сразу захлопотал – передвинул журнальный столик к дивану. Катрин нарезала сыр кубиками и в каждый кубик воткнула зубочистку. Апельсины были тоже порезаны, каждый на шесть частей. Деда и Франца усодили на диван, а Райнбольд с подружкой уселись напротив на стулья. Старший Райнбольд сказал, что у него сердце и он выпьет только рюмочку коньяку. Коньяк быстро укокошили и Райнбольд с Катрин отправились домой. Франца дед не отпустил в гостиницу и, когда сын с подружкой удалились, откуда-то с заговорщицким видом вытащил ещё одну бутылку коньяка. А когда до закрытия супермаркета оставалось полчаса, Франц сбегал ещё за одной бутылкой.

Утром Франц обнаружил у себя под подушкой незнакомый предмет. Оказалось, что это его собственная рука, только потерявшая чувствительность. Через несколько минут чувствительность вернулась, но два пальца правой руки мизинец и безымянный так и остались занемевшими. Они двигались, как и положено пальцам, но чувствительность почти полностью исчезла. Потом дома Франц обращался к врачам. Сначала причину исчезновения чувствительности искали в самой руке, потом в спине, потом в голове, но причина так и не была установлена. Никакая физиотерапия тоже не помогла. Кто-то из врачей даже выдвинул предположение, что это произошло вследствие напряжённой работы с компьютерной мышью. Сам Франц так не считал и полагал, что третья бутылка коньяка там в Дармштадте была лишней.

Давно обещанный ураган пронёсся наконец над Саксонией. В Косвиге его никто не заметил – город располагался в низине. Но, когда Франц зашёл в ближайший выходной после урагана в лес, картина увиденного его потрясла. Многие сосны просто были вырваны с корнем. Корневища были почти плоские и, порой, достигали в диаметре трёх метровой ширины. На кружке Франц рассказал об этом, и все кружковцы загорелись желанием посетить этот лес. Решено было совершить эту экспедицию в ближайшее воскресенье. А в субботу Франц отправился в лес один, чтобы предварительно пройти тот маршрут, которым собирался повести детей.

* * *

В ночь с пятницы на субботу, накануне экспедиции решено было брать егеря.

– Ты уверен, что тебе удастся вытянуть его во сне? – спросил Погребняк.

– Да его и вытягивать соразмерно не придётся, – заверил Грелкин, – у него всегда под утро сон, как у мёртвого. На улице дождь льёт, как из ведра. Самый сон в такую погоду.

– Как только из тела его вытащим, сразу накрываем его сеткой Фарадея, которую я специально из Центра привёз, даже если и проснётся, то в тело вернуться не сможет.

– А он не того… со страха.

– Да нет. Это обычно воспринимается, как тревожный сон. Ты его в этом коконе и покараулишь пока я буду в его теле путешествовать. Постарайся, чтобы он не выскользнул. Не люблю новое тело. Вечно кажется, что где-то жмёт, где-то болтается, но это лучший вариант в нашем случае. Так что – не подведи. А если всё-таки проснётся, то можешь и в контакт с ним вступить. Всё равно он ничего сообразить не сможет.

* * *

С самого утра лиль дождь. В лес идти не хотелось, но надо было проверить намеченый маршрут, по которому завтра вести детей. Франц распечатал для каждого участника экспедиции карту, на которую предполагалось наносить вектор упавшего от урагана дерева. А потом, по полученной картине векторов, определить направление прошедшего урагана.

Франц прошёл уже большую часть маршрута, когда вдруг на лесной тропе он наткнулся на белый мерседес-джип. В принципе, заехать сюда можно было, но лес был запретной зоной для автомобильного и мотоциклетного транспорта. В машине никого не было. Туристы в такой дождь в лес не пойдут. Да и расстояние от автострады было приличное. Непонятно было, с какими целями сюда заехал этот мерседес. Франц достал фотоаппарат и, стараясь не высовываться из под своего большого зонта, сделал несколько кадров. Вдруг краем глаза он заметил какое-то движение справа. Из кустов тихо вышел мужик в дождивике типа военной плащ-палатки с надвинутым на голову капюшоном. От неожиданности Франц вздрогнул.

– Есть проблемы? – тихим сочным голосом спросил капюшон

– Да нет, – сказал Франц, пряча фотоаппарат, – вижу машина стоит пустая, может помощь нужна?

– Нет, всё в порядке.

И тут Франц заметил, что через плечо у мужика висит ружьё стволом вниз И ружьё не простое – с оптическим прицелом. В животе стало холодно. Франц медленно повернулся и пошёл по тропе, чувствуя спиной взгляд незнакомца, как через оптический прицел. Метров через десять тропа резко сворачивала направо и Франц с облегчением зашёл за поворот. «А ведь в радиусе километров трёх ни души, – подумал он, – выстрели вот так и сутки никто не найдёт, даже если и хватятся». Голову и плечи скрывал обширный зонд, но спина была на виду. Метров через двадцать послышался звук мотора. Франц сошёл с тропы и пропустил белый джип. Колотящееся, как молот, сердце стало успокаиваться. «Чёрт знает что лезет в голову, – чертыхнулся Франц, – наверное егерь, машина гражданская…». Пройдя ещё один поворот, Франц снова увидел, стоявший на тропе белый мерседес. Идти к нему не хотелось, но свернуть было некуда. В машине никого не было и Франц ускорил шаг. Дождь продолжал лить, а спина опять стала чувствовать взгляд через оптический прицел. Очередной поворот был, как спасение.

На следующий день было солнечно и экспедиция прошла удачно. Дети были поражены ураганным вывалом леса.

Глава 15.

Старые и новые искушения

Порой, человеку снятся такие интересные сны, которые невозможно забыть. Более того, такие сны воспринимаются так, словно это и не сон вовсе, а другая какая-то жизнь, другая реальность.

Незабываемые сны

(из дневника Франца Молнара)

Сон первый.

Медленно лечу над снежной пустыней на высоте двух-трёх метров. Вернее сказать, движется мой взгляд. У меня даже вопроса не возникает, как я перемещаюсь и есть ли у меня физическое тело. Подо мной снежная пустыня, вернее сказать, торосы. Беспорядочные нагромождения кусков льда, покрытые снегом. Хочу поглядеть вдаль и взгляд устремляется к горизонту. Никакого ощущения, что я повернул голову не было. Вижу горизонт. Ярко, ярко голубое небо вдалеке сходится с белым покровом. Никаких мыслей не возникает, да я и не задаюсь вопросом, где это может быть. Не чувствую ни холода, ни тепла. Только вокруг всё сверкает и искрится ослепительной бриллиантовой красотой. Кажется, что могу рассмотреть каждую снежинку. Решаю поискать солнце, и взгляд начинает скользить по небосводу вверх. Опять нет никакого ощущения поворота головы. И вдруг прямо надо мной высоко в небе (небо ярко голубое, но не вижу ни солнца ни облачка) вижу нечто отчего дух захватывает так, что словами передать это невозможно. То что висит надо мной является, очевидно, инженерным сооружением округлой формы. Скорее даже не круг, а многоугольник. Но поверхность не гладкая и на ней наворочено много всякой непонятной техники. Сама поверхность изрезана какими-то линиями или коридорами. Есть какие-то выпуклости и отверстия. Всё это отливает различными оттенками серо-стальных и гранитных цветов. И ощущение такое, что штука эта висит очень высоко и она огромна. Здесь появляется мысль, что надо все это показать сыну Георгу и я начинаю стремительно нестись над торосами. Двигаюсь просто с фантастической скоростью, следуя рельефу местности. Взгляд опять устремлён вертикально вниз. Я несусь и почему-то не возникает мысль, что могу во что-то врезаться, так как не смотрю вперёд. (Все свои очущения по поводу взгляда, холода, отсутствия звуков, скорости я восстановил уже после того как проснулся). И тут меня осеняет мысль, что зря я так несусь. Гошки здесь нет и быть не может. В этот момент я проснулся. Вернее просыпания не было. Мгновенно включилось сознание и я открыл глаза. Потом уже весь сон прокрутил в памяти ещё раз. И по сей день не покидает меня ощущение, что это был не сон, а путешествие моего сознания.

Сон второй.

Вдруг возник бледно желтоватый прямоугольник на фоне сплошной черноты. На нём угадывались какие-то тени. Напрягаю взгляд, чтобы рассмотреть, что там в этом прямоугольнике и он начинает медленно на меня надвигаться. Постепено начинаю различать, что вижу в этом прямоугольнике какую-то улицу, людей, яркий солнечный день. Но всё это застывшее, как на остановившемся кадре телевизора, а вернее – на экране в кинотатре. Прямоугольник всё надвигался на меня, но это не вызывало ни страха, ни удивления. Я мог уже рассмотреть конкретные детали картинки и не было никакого ощущения, что сплю. «Экран» приблизился вплотную и вдруг прошёл как бы сквозь меня, вернее, я прошёл сквозь экран. И в это мгновение всё пришло в движение. Люди начали двигаться, а я ощутил тепло солнечного дня. Стою я на незнакомой улице (это я уже понял потом, когда проснулся), передо мной дощатый забор и я читаю на нём какие-то объявления и афиши. Но текстов не запомнил или забыл. Потом развернулся и пошёл по улице. Улица была довольно узкая. Попадались прохожие, но транспорта не было. Свернул в какой-то проулок. Потом ещё куда-то завернул и вошёл во двор небольшого дома двух или трёхэтажного с одним подъездом. Подъезд был выкрашен в жёлтый цвет, и весь дом был какой-то обветшалый и обшарпаный, но каменный. Вход в подъезд был поднят примерно на метр от земли и от него вниз шло деревянное крыльцо с перилами выкрашенное коричневой краской, которая почти вся облупилась. Я медленно приближался к крыльцу. Вдруг из подъезда вышел мужик с половинкой скобы в руке. У меня возникло ощущение, что такими скобами сплавщики сцепляют на воде брёвна. Мужик спустился с крыльца и прямо перед крыльцом стал пытаться вывернуть здоровенный булыжник из земли или из брусчатки, не помню. Я подошёл поближе и остановился. Мужик посмотрел на меня и у нас произошёл с ним короткий диалог.

Мужик:      ищешь кого или чё?

Я:            работу ищу. (В тот момент во сне я действительно знал, что мне нужна хоть какая-нибудь работа).

Мужик      Ты чё, приезжий? Какая сейчас работа.

Я:            Да нет, местный я. Шарахаюсь по всему городу, вдруг…

Мужик:      бесполезно это…

И мужик снова принялся за булыжник. Я пошёл дальше. Двор оказался проходным. И я вышел снова на небольшую улочку. Немного впереди оказалась небольшая площадь. Людей было совсем мало. Транспорта – тоже никакого. Я встал в тень под навес какого-то магазинчика. Слева от него было небольшое здание с дверью прямо на площадь. Я знал, что это выход из кинотеатра и я должен был дождаться окончания сеанса. Скоро народ стал выходить из дверей. Людей было немного, но я ни к кому не подошёл и на меня никто не обратил внимания. Я стоял на виду и ни от кого не прятался, и ни за кем не следил. Потом я прошёл через площадь (её и площадью-то назвать невозможно. Метров двадцать в поперечнике. И вообще, было ощущение захолустного городка). Потом я зашёл в довольно заросший и заброшеный сквер. Я почему-то знал, что мне надо пересечь сквер по диагонали прямо через кусты. В углу перелезть через небольшой металлический ажурный заборчик и выйти на улицу. Именно так я и сделал. Спрыгнул с забора и медленно побрёл по улице. На душе было пакостно и тоскливо. Шёл медленно, читал все попадавшиеся вывески и объявления. И тут вдруг включилось какое-то второе сознание и я отчётливо понял, что попал в какую-то другую жизнь и мне никогда не вернуться назад и не быть вновь тем, кем я был всегда. В тот момент я пережил неописуемый ужас и тотчас же проснулся. Сон и пережитый страх ещё несколько минут не отпускали меня. А заснуть в ту ночь я так и не смог, просто боялся снова очутиться в чужой жизни.

Сон третий.

Стою на каком-то перроне вместе с Тамарой (супругой). В общем это и перроном-то назвать нельзя, какой-то деревенский полустанок. Рядом с нами ещё стоят люди и взрослые, и дети. В этот момент по противоположной линии проходит товарняк. И что-то с ним не так. Причём, какой был локомотив (паровоз или тепловоз) я не видел. Сон включился, когда локомотив уже прошёл. Тамара тоже заметила, что что-то не так, потому, что мы с ней недоумённо переглянулись. У меня ещё не успела оформиться мысль, а Тамара шутя так говорит: «из одного музея в другой перегоняют». И, дествительно, вагоны были на редкость старые. Как в кино из пятидесятых или сороковых годов. День опять приснился летний, жаркий, солнечный. В это время снова пошёл товарняк, но уже по нашей стороне. И опять я не помню какой был локомотив. И снова были вагоны какие-то древние. Прямо за полустанком начинался поворот и из щелей последнего вагона прямо на землю посыпалось зерно. И просыпалось довольно много. Я потихоньку пошёл в сторону просыпанного зерна. Наклонился, взял горсть. Зерно было какое-то полуочищенное, попадались колоски. И снова я почувствовал, что что-то не так. Зёрнышки были какие-то мелкие, колосок какой-то тоненький. Я взял несколько зёрен в рот. Пожевал. Вроде вкус знакомый. В это время вижу как из кустов напротив полустанка вышла явно деревенская женщина. В каком-то светлом сарафане, и что-то было у неё в руках. Она стала наискосок переходить железнодорожное полотно и, не глядя в мою сторону, почти про себя сказала:

«Да, за такие дела во время войны сразу бы расстреляли».

«Это точно» – встрял я с разговором.

Женщина повернулась, осмотрела меня с ног до головы и говорит:

«Да тебя ещё и в помине тогда не было. Что ты о войне-то знаешь? Хорошо, если из школьного учебника что-то запомнил…».

«Почему, я уже был. Только вот такой маленький».

И показал, какой я был маленький большим и указательным пальцем. Она снова посмотрела на меня. Она уже поднялась на полустанок и остановилась рядом с Тамарой.

«Городские, пшеницы никогда не видели», – она заметила, что я рассматриваю зерно на ладони.

«Видели» – говорю я. А сам вспоминаю, как работал на току в колхозе, когда был абитуриентом после поступления в институт. – «Только, зерно какое-то не такое».

«Зерно как зерно, вы что с Луны свалились?».

Тут какие-то нехорошие предчувствия полезли в мою душу и я вдруг бухнул.

«А когда вторая мировая война кончилась?».

Женщина посмотрела на меня с удивлением и говорит:

«Да я-то знаю, сам-то знаешь?».

«В сорок пятом, третьего сентября» – говорю я.

Женщина как-то укоризненно хмыкнула:

«Третьего сентября…тото и оно, двенадцатого ноября война закончилась».

Как обухом по голове. Тут к нам стали подходить ещё люди, стоявшие на перроне. Разгорелся спор. Все стоявшие на перроне в один голос утверждают, что война кончилась второго сентября, а не третьего и уж конечно не 12-го ноября. А женщина смотрит на всех каким-то ошалевшим взглядом. Тут из кустов показалась местная ребятня и тоже стали переходить железную дорогу.

«Эй пацаны, идите-ка сюда – крикнула женщина – кто из вас знает, когда вторая мировая война закончилась?».

Мальчишки как-то замялись, переглянулись, а потом как-то вразнобой сказали:

«12-го ноября 1945 года».

Тут начался какойто всеобщий спор. До меня краем уха донеслось из детского разговора: «…а Маркс у Вас был?» – «был» – «с бородой?» – «.. с бородой…». А между тем женщина говорила:

«Да откуда Вы. На вас и одежда-то какая-то не такая. Подарите, что-нибудь на память. Ведь уедите, мне ж никто не поверит, что пришельцев из другой жизни видела».

Тамара толкает меня в бок: «Подари часы». Я снял с руки часы, протягиваю женщине, а про себя вдруг думаю. «Вот так часы, прямо прибор какой-то». А часы и впрямь были какие-то навороченные. И заводная головка не сбоку, а прямо сверху, на стекле, в виде многогранника, как призма. Потом вдруг обратил внимание на то, что ребятишки, которые стояли на перроне, все держат в руках ветки кустов.

«Вы зачем это?…» – спросил я.

«Да они ведь не такие, как у нас…»

Я присмотрелся, и, действительно. Ветки все были шипастые, причём шип был не в виде иглы, а закрученный, как коготь.

Потом проснулся. Долго сидел на кровати, вспоминал сон. И вдруг вспомнил деталь, на которую во сне не обратил внимания. Все местные ребятишки были в пионерских галстуках. И нам с Тамарой было лет по 20-25.

Сон четвёртый.

Сижу на кухне в какой-то незнакомой квартире на четвёртом этаже и смотрю в окно. И наблюдаю нечто необычное. Из дома напротив, немного наискосок, из окна третьего этажа бьёт лазерный луч оранжевого цвета. Луч необычный. Даже не луч а пучок параллельных лучей. Причём, все лучи дискретные, т. е. не сплошной луч, а как бы пунктирная линия. И бьёт этот луч прямёхонько в головы прохожих. Но никто на это не обращает внимания, а может быть никто и не видит кроме меня. А под тем окном, откуда бьёт луч, есть какие-то строения, вроде сараев. И если залезть на крышу этого сарая, то можно в аккурат заглянуть в то самое окно, откуда луч светится. И я решил это осуществить. Не помню как лез, а вижу что окно прямо передо мной, и я, нагнувшись в сторону окна, к нему крадусь. Но луча уже никакого из окна нет. Подобрался к окну, глянул в него, а оно фанерой заколочено и на фанере какая-то мазня. Ничего разобрать невозможно. Вроде как акварель потекла. Я стал всматриваться в эту мазню и вдруг вижу, что на ней начинает проступать прямо какая-то дьявольская рожа с рогами и страшными тёмными глазами. И я не могу оторваться от этого взгляда, а у самого ужас аж по спинному мозгу растекается. И думаю, – «не пересмотреть тебе меня взлядом, не отведу глаз». Несколько мгновений шла борьба взглядов и вдруг лопнула фанера. Натурально, как мыльная плёнка. Вижу за окном подоконник и пустая комната. Серая, небелённая и без обоев. Голый бетон. А в стене напротив проём. Довольно большой и без дверей. За ним другая комната. И в центре этой комнаты, прямо напротив меня стоит высокий мужик в дорогом домашнем халате до пят. Подпоясанный поясом тёмно красного цвета, руки в карманах. Лицо красивое и, как говорят, породистое, чуть вытянутое, но не узкое. Волосы слегка вьющиеся, зачёсаны назад без пробора, рыжеватого оттенка. Смотрит на меня внимательнейшим строгим взглядом, а на лице едва заметная, почти ускользающая ироническая улыбка. Возраст за 50. Но видно, что мужик в силе. И вдруг из под подоконника появляется отвратительная старушечья рожа с наганом в руке и начинает его на меня наводить. И понимаю я, что на отход времени нет, надо прыгать. Слева от меня – водосточная труба. И я понимаю, что не выдержит она меня, сломается, но падение всё-таки смягчит. И прыгнул. Труба начала разваливаться, а я по ней скользить. И последняя мысль, которая у меня промелькнула: «всё-таки удачно приземлился». Здесь проснулся.

Я падал во сне много раз. И из окон, и со скал. И всегда просыпался в момент отрыва, когда понимал, что сорвался и падение неминуемо. А этот сон был исключением. Я помню само падение среди обломков водосточной трубы.

Сон пятый.

Нахожусь на какой-то площадке. Красивейшее место. Какой город не знаю. Вижу аллеи, клумбы. Как-то всё просторно. Фантастическое освещение. Много гуляющих каких-то беззаботных, красиво одетых людей. Прямо за моей спиной куда-то вверх полукругом уходит лестница. Вечер, тепло. Небо тёмносинее с какими-то сиреневыми отливами. В общем красота, мир и покой. А по небу движутся, вернее плывут камни, глыбы и целые скалы. Плывут они ровными рядами параллельно земле. При этом некоторые из них ещё имеют и собственное вращение. Вроде как кувыркаются в воздухе. Некоторые люди поднимают головы и смотрят на небо. Причём, я понимаю, что они видят этот парад камней (иначе не назовёшь), но никого это не пугает. И тут на небе моё внимание привлекает какая-то точка. Я смотрю на эту точку, как завороженный. И вдруг понимаю, что это тоже камень, целая скала. Но движется она не в общем потоке, а поперёк и через несколько секунд грянется на землю и именно на меня. В каком-то паническом страхе бросился я вверх по лестнице – мне обязательно надо туда подняться. А спиной чувствую надвигающуюся махину. Рву все жилы и уже в последнем отчаянном прыжке достигаю верхней площадки, а там прямо на полу лежит компьютерная клавиатура и я успеваю стукнуть пальцем по какой-то клавише. При этом мысль: «где-то произошёл координатный сбой, такой красивый мир смоделировал, а он угодил в кольцо Сатурна». И на этом проснулся.