Седьмое евангелие от «ЭМ»

Очередная книжка из серии библиотечки «Квант», которую приобрёл Семён, содержала много интересных задач. Одна из задач бала как раз задачей, над которой когда-то работал Семён. Только Хонсбергер (автор книги из Канады) рассматривал самый примитивный случай, а результаты Семёна давали общую теорию для этой задачи. И Семён решил об этом написать письмо в Канаду, в университет, где преподавал Росс Хонсбергер. Лена перевела письмо на английский и письмо ушло в университет «Ватерлоо».

Перед отъездом Семён обещал маме Лиде, что в Германии возьмёт вместо настоящего имени имя её отца: легендарного деда Франца.

С собой в Германию взяли только часть своей библиотеки, без которой вся жизнь уже была немыслима, математические труды, архив Семёна и личные фотографии.

Часть III

Итоги жизни

«Разве нет в природе массы явлений,

которые никак не могут быть объяснены,

но отбрасывать которые как неправдоподобные,

ложные, кажущиеся мы не имеем права,

рассуждая научно и логически?»

В. И. Вернадский

(из письма к супруге)

Глава 11.

Сакральная геометрия

Боинг 767 Москва – Мюнхен, казалось, был полностью заполнен переселенцами. Переселенцы летели не только семьями, но и целыми деревнями. В этом несложно было убедиться, прислушавшись к разговорам, которые велись без остановки в салоне самолёта.

После приветственной речи представителя «Красного Креста», и, выйдя на внешнюю сторону аэропорта в ожидании автобуса, Семён вдруг заметил, как Гошка вытащил из кармана носовой платок и, наклонившись к полу, быстро провёл им по каменным плитам.

– Ты что это делаешь? – с удивлением спросил его Семён.

– Мне кто-то говорил, – невозмутимо ответил Гошка, – что улицу здесь моют с мылом.

После трёхчасовой поездки, автобус прибыл в первый пересыльный лагерь для переселенцев, который находился в маленьком городке Эмпфинген под Штуттгартом. Лагерь – это одна из бывших военных баз США в Германии. Сами военные уже оставили эту базу, но сетчатый забор с колючей проволокой по всему периметру ещё окружал строения. Все переселенцы получили временные пропуска и с восьми утра до десяти часов вечера можно было свободно выходить за ворота базы. База находилась как раз между самим Эмпфингеном и местным лесом. Надо сказать, что американские солдаты на базе жили не плохо. Современные двухэтажные домики-казармы были оборудованы двухярусными кроватями, душевыми и туалетами. Окна были широкие и давали много света. База была полностью автономна. Кроме столовых и небольшой котельной была даже своя пекарня. На территории лагеря был маленький магазинчик.

В первый же вечер, выйдя из лагеря на прогулку, сразу за воротами, что-то знакомое вдруг резануло душу. На площадке для автомобилей стояли российские «Жигули», задняя дверца была открыта, а на сиденье, свесив ноги на асфальт, сидел мужик с баяном и душевно напевал Пугачёвского «Паромщика»: «…то берег левый нужен им, то берег правый …».

Во время официального знакомства с администрацией Семёна спросили, будет ли он менять своё имя? Семён, как и обещал матери при отъезде, взял себе имя деда, причём сделал это с удовольствием. Почему-то расcтаться с прежним именем было легко. Дед Франц был легендарной личностью. Семён много интересных рассказов слышал от матери про деда Франца. Например, будучи католиком, он венчался по православному обряду по настоянию бабы Лены. Просто приставил наган ко лбу местного попа, и он их обвенчал. Дед Франц был ещё и таинственной личностью. Он никогда не рассказывал, как он жил одиннадцать лет в Чикаго и почему вдруг вернулся в Европу, когда началась первая мировая война, и сразу пошёл воевать на стороне австро-венгров, а при первой возможности сдался в российский плен. И, когда появилась возможность вернуться в Европу, он не использовал эту возможность, а женился на россиянке, практически не зная русского языка. И многое другое.

Теперь во всех документах у наших переселенцев стояло имя: Franz Molnar.

На выбор для дальнейшего проживания предлагалось три земли. Семья Франца (теперь мы будем называть его этим именем) выбрала Саксонию. В Эмпфингене прожили две недели, пока были оформлены нужные документы. Теперь предстояло отправляться в пересыльный лагерь Беренштайн в Саксонии. Всех, кто уезжал в Саксонию (таких было две семьи), автобусом отправили до ближайшей станции. Как она называлась уже невозможно вспомнить.

Выйдя на перрон, у Франца что-то ёкнуло в груди.

Однажды ему приснился необычный сон. Они с отцом должны были куда-то ехать на поезде. Все подходили к окошку, где сидел кассир, и говорили, до какой станции надо ехать, и кассир в виде билета, а, может, вместе с билетом, выдавал фужер красного вина. Чем дальше была станция назначения, тем больше был фужер.

Сейчас стоя, на перроне, Франц вдруг понял, что именно эту маленькую, сказочную станцию он когда-то видел во сне. День был такой же солнечный, станция была игрушечно маленькой, и со всех сторон её окружал какой-то сказочный лес. Тихонько подкатил маленький пассажирский состав. В нём было только два вагона. У всех, судя по лицам, было какое-то ощущение нереальности.

Пересыльный лагерь в Саксонии назывался Беренштайн. Он находился на границе с Чехией. Одним из главных развлечений переселенцев была прогулка за границу. Перешёл по мосту небольшую речку и ты уже в Чехии. Лагерь Беренштайн – это была бывшая военная база войск бывшего СССР. Все постройки были какие-то ветхие и неприглядные по сравнению с лагерем в Эмпфингене, но находился этот городок прямо в сосновом лесу и это напоминало Францу лес на дачах под Красноярском. Здесь семья Молнаров прожила недели три – не было свободных мест в общежитиях для переселенцев для постоянного проживания. А по желанию Молнаров – место это должно быть в большом городе, чтобы можно было найти работу по своей специальности, а какой может быть вычислительный центр в маленьком городке или деревне. Другие семьи переселенцев не кочевряжились и ехали в первое же предложенное место. Наконец Францу сообщили, что есть место в десяти километрах от столицы Саксонии – Дрездена. Городок назывался Косвиг и с Дрезденом было железнодорожное сообщение на Берлинском направлении. Франца не смущало, что это была бывшая ГДР – социализм умер почти на всей планете.

Общежитие для переселенцев было одноэтажное блочное здание, длинное и неуклюжее в виде перевёрнутой буквы «Г». На семью полагалась одна комната с двухярусными кроватями. Кухня была общей, как и душевая с туалетами. В здании жили практически все семьи российских немцев из Казахстана, одна семья была из сербии и молодой мужик не то из Румынии, не то из Молдавии, не то из Польши с длинной немецкой фамилией Вэрмефляшке – эта фамилия напоминала Францу фамилию известного немецкого математика-геометра, ученика Клейна и Гильберта, умершего в шестидесятых годах – Вильгельма Бляшке.

Сыновья Франца сразу же пошли в местную школу, а Тамару и Франца должны были отправить на курсы по изучению немецкого языка, но группа ещё не была сформирована и ничего другого не оставалось, как гулять по берегу Эльбы и изучать местный городок. У Франца никогда не было столько свободного времени и он тут же засел за свою математику. В первые же дни своих математических занятий была открыта любопытная формула, очень похожая на формулу Пика, но проверить это Франц не мог, так как их багаж с библиотекой был ещё где-то в дороге. Формула эта позволяла вычислить площадь многоугольника, расположенного на целочисленной решётке.

Библтотека прибыла через три недели со дня приезда в Косвиг. Помогать разгружать ящики пришли некоторые из соседей и были очень удивлены, увидев в богаже только книги и в таком количестве.

– Да…а, – сказал сосед Андреас, увидя книги в таком множестве, – зачем тебе столько книг?

– Я их читаю, – удивлённо ответил Франц.

– Сразу все? – выпучил глаза сосед.

– Да нет, по мере необходимости. Здесь ведь примерно половина художественных, половина – по специальности. Тамара всё каталог собирается составить для художественных книг, свои-то я наизусть помню.

– Сколько же их здесь?

– Примерно тысяча, не считали.

– Я тоже одну книгу в жизни читал, когда лежал в больнице, но потом, слава богу, поправился и не дочитал, – грустно сказал сосед.

В одном из ящиков находилась коробка, открыв которую, Франц обнаружил, что наглядные математические пособия не пострадали и благополучно прибыли в Германию.

Бутылка кефира

(рассказ из жизни Семёна Молнара)

Однажды зашёл к Семёну Сергей. Иду, говорит, сдавать молочные бутылки, а одна вроде дефектная. Кефир в неё разлили, а вот примут назад или нет – не уверен. И вытаскивает из авоськи бутылку из под кефира. Ну вы все представляете себе такую бутылку из восьмидесятых годов прошлого столетия. Бутылка, действительно, оказалась необычной.

Семён не знал технологии изготовления таких бутылок, но по внешнему виду можно было догадаться, так как вдоль всей бутылки был небольшой тоненький технологический шов, как будто бутылку лепили из двух половинок, а, может быть, – это так и было. А вот внутри бутылки была стеклянная нить, напоминающая цепную линию, концы которой расположены в диаметрально противоположных точках на внутренних сторонах бутылки. Можно было предположить, что капелька раскалённого стекла оторвалась от одной стороны бутылки и, падая, прилипла к другой стороне. А при падении эта капля вытянулась в нить и так застыла. Просто не бутылка, а произведение искуства. Семён попросил Сергея подарить ему эту бутылку в качестве наглядного пособия, мол, студентам буду показывать, когда будем изучать цепную линию.

Когда уезжали в Германию Семён взял эту бутылку с собой.

На таможне, перед отправкой багажа за границу, все ящики проходили досмотр. Два ящика Семёна были забиты книгами, в третьем лежал холодильник, в котором тоже были книги. Семёна предупредили, что энциклопедии, справочники и словари не подлежат вывозу за границу. Многое Семён оставил у друзей и сестры, но с чем-то расстаться просто не мог. Это были книги по математике. То, что могло не пройти таможню, Семён положил на самое дно ящиков, в надежде, что до них не докопаются.

Таможенник предложил открыть один ящик на выбор.

– Что в этой коробке? – указал таможенник на коробку, которая лежала в самом верху.

Семён открыл коробку. Среди каких-то поделок лежала бутылка из под кефира, которую подарил Сергей.

– Что это? – показал пальцем военный.

– Наглядное пособие, – ответил Семён.

– Можно? – таможенник протянул руку к бутылке.

– Конечно, только осторожно – хрупкая вещь.

– Бутылка от кефира? – не веря своим глазам спросил офицер.

– Да, – ответил Семён.

Офицер оглянулся. Неподалёку шёл досмотр вещей семьи, которая уезжала в Израиль. Их ящик был такой огромный, что таможенник ходил в нём, как в комнате. Офицер, который досматривал вещи Семёна, вдруг развернулся и, прижав к себе бутылку из под кефира, бросился к соседнему досмотру.

– Ты посмотри, – обратился он к военному, который досматривал вещи, отправлявшиеся в Израиль, – бутылку из под кефира в Германию везут.

Военные, вытарищив глаза, внимательно рассматривали стеклянную бутылку. Через несколько минут таможенник вернулся к вещам Молнаров.

– Ты кто по профессии? – спросил он, возвращая бутылку Семёну.

– Математик, – сказал Семён.

– Заколачивай свои ящики, математик.

На этом досмотр вещей Семёна был закончен. И бутылка со стеклянной цепной нитью благополучно отправилась в Германию.

* * *

Новая формула не давала покоя и Франц тут же начал рыться в своих книгах. И вдруг что-то необычное привлекло его внимание. Этой книги в библиотеке Франца точно не было – он готов был поклясться. Это был сборник статей «Прометей» из серии про замечательных людей. Один такой сборник 1977 года выпуска у Франца был. В нём была интересная статья про Достоевского, а так же статьи про Фолкнера, про Николая Фёдорова, ещё про кого-то, а эта книжка была 1988 года выпуска. Она была абсолютно новенькая, что говорится, нечитанная, и целиком была посвящена стодвадцатипятилетию со дня рождения Вернадского. При чём здесь Вернадский? Почему-то сразу вспомнилось, что новое посольство ФРГ было где-то рядом с проспектом Вернадского в Москве. Чертовщина какая-то. Франц знал, что был какой-то известный российский учёный – Вернадский, но на этом его знания об этом человеке и кончались. Как могла попасть эта книга к ним в Библиотеку? Более того, в ту часть библиотеки, которая была отправлена в Германию. Половину своей библиотеки они раздали друзьям. Франц точно знал, что даже если эта книга каким-то образом и попала в их библиотеку, то в Германию он бы её точно не взял. Это была загадка, разрешить которую не было никакой возможности. Тамара ничего прояснить не могла и относилась к этому, в отличие от Франца, абсолютно спокойно, как будто книги у них в библиотеке материализовались ежедневно. Франц недоумевал. Были случаи, когда книги исчезали, но чтобы вот так появлялись – никогда.

Сосед Валерий, живший через стенку с Молнарами, вызвался помочь привезти доски для книжного стеллажа. Франц решил сделать книжный стеллаж сам.

– Когда машину собираешься брать? – спросил Валерий, когда они поехали покупать доски.

– Да, как-то ещё не думал на эту тему, – ответил Франц.

– Надо. Здесь без машины никуда. Город маленький. Работы не найти. Скорее всего в Дрезден надо будет ездить. Да и в магазин не находишься. Я вот старенькую «Джету» взял и ничего, бегает ещё хоть куда. У тебя права российские есть?

– Есть, – сказал Франц, – а ты здесь получал?

– Нет, у меня вообще их нет. У жены есть, а я езжу. Если нарушать не будешь, то никто и не остановит, здесь нет ГАИ, а полиции всё пофиг пока в аварию не попадёшь. Главное, – давал советы Валерий, – за руль пьяным не садись. Уже половина соседей по-пьянке машины разбили. А что ещё делать. Пьют все с утра до вечера. А на российских правах год можешь спокойно ездить. Это по закону так.

Через неделю Валерий разбил свою «Джету» по-пьянке.

Из жизни переселенцев.

(рассказ, горькая быль)

История эта подлинная, как и все те имена и названия, о которых вы узнаете из этого рассказа.

События эти произошли уже здесь, в Германии. То о чём я хочу рассказать случилось ясной июльской ночью в небольшом городке Косвиг (Coswig) под Дрезденом, в одном из хаймов*) для переселенцев из бывшего СССР.

Глубокой ночью, когда уже почти весь хайм спал и видел сны, Пётр О. вышел по малой нужде из комнаты, где ещё с вечера началось весёлое застолье. Как и все мужчины, находясь в умиротворённом состоянии души, да ещё в столь поздний час и при хорошей погоде, Петя решил произвести этот интимный обряд прямо с крыльца общежития. Надо сказать, что ночь была тёплая и звёздная, но безлунная. А фонарями наш хайм оборудован не был. И вообще трудно сказать для чего предназначался этот дом-сарай до того как сюда въехали переселенцвы.

Стоя на крыльце и совмещая полезное с приятным, то есть пытаясь направить струю в нужном направлении и одновремено созерцая красоты звёздного неба, Петя сделал неверный шаг, и как космонавт Леонов, прямо с крыльца шагнул в открытый Космос. Правда полёт его, по сравнению с полётом Леонова, был не продолжительным. Мать – Земля, в соответствии с правилами предательского закона всемирного тяготения, открытого, как на грех, ещё Ньютоном, призвала Петю к себе. Придя в соприкосновение с землёй, Петя потерял сознание. Какое-то время, пролежав без чувств, он открыл глаза и увидел звёздное небо. Поняв, что других ориентиров, кроме как по звёздам, у него нет и, взяв направление на Полярную Звезду, Петя ловко перевернулся на живот (космонавт Леонов позавидовал бы, наверное, такому профессионализму движений в открытом космосе, а состояние Пети было если не космическое, то почти космическое) и отчаянно пополз, теряя время от времени сознание.

Но Пролярная Звезда оказалась не той звездой, под которой родился Петя. Азимут направления где-то сбился по дороге следования и Петя успешно миновал крыльцо и выполз на проезжую часть двора нашего хайма. Прямо по курсу располагалась обширная лужа. Частенько, глядя на эту лужу, я вспоминал о Родине. И, порой, мне казалось, что лужа эта вместе с переселенцами прибыла сюда из далёкой России.

Продолжая двигаться, как разведчик, Петя вполз в самую середину лужи и, почувствовав родное тепло воды, снова перешёл в небытие. Надо сказать, что отсутствие Петра никто в компании не заметил и веселье там продолжалось своим чередом.

*) хайм (Heim – общежитие (нем.))

В то время, как Петя отдыхал на «грязях», возвращался с ночной шабашки или, как здесь говорят, со шварцовки, на своём автомобиле Эдик Б.. У въезда на территорию хайма, он притормозил и, зная, что впереди вечная лужа, на малой скорости въехал во двор.

Здесь пришлось ему применить весь свой шофёрский опыт и сноровку и резко нажать на педаль тормоза, так как в свете фар, прямо посреди лужи он увидел распростёртое тело. Не гася фар, Эдик вылез из машины и на трясущихся ногах подошёл к луже. Здесь он понял, что бездыханным телом является его сосед Пётр О. Но, приглядевшись повнимательнее и заметив, что Петя пускает пузыри, Эдик догадался, что перед ним живой человек, просто отдыхающий в луже.

Не побоявшись замочить ног и испачкаться в грязи, Эдик вытянул Петра на берег и дотащил до крыльца. Здесь он усадил на лавочку, так и не проснувшегося Петра, и стал строить причинно – следственную цепочку. А цепочка была проста.

Так как есть следствие, в виде утомлённого Петруши, отдыхающего сейчас на лавочке, то должна быть и причина. И вот принять бы стаканчик-другой этой причины с устатку как раз бы не помешало. И Эдик двинулся логическим путём, то есть по коридору общежития, в направлении доносившихся среди ночи голосов. Удачно влившись в компанию и приняв на грудь штрафной стакан, Эдик весело поведал друзьям, что он только что совершил подвиг, спасая на водах Петю О. И только тут все, среди которых была и жена Петра, заметили, что, действительно, Петя-то исчез. И вот тут начинается самое страшное, что произошло в эту июльскую ночь.

Хозяйка комнаты, где проходило весёлое застолье, с ужасом вдруг поняла, что вместе с Петей, а может быть, и раньше исчез её трёхлетний сын.

Страшный, истерический женский крик-вопль, от которого я чуть было не свалился с верхнего яруса кровати (семья из четырёх человек могла разместиться в маленькой комнатке только в двух ярусах), потряс всю общагу. Полуголый, натягивая на ходу спортивные штаны, я выскочил в коридор. Почти всё наше «крыло», кто в чём, уже было на ногах. Посреди коридора истошно завывала Эльвирка Н. и, размазывая по лицу слёзы и сопли, сквозь рыдания рассказывала ошарашенным соседям, что пропал её мальчик. Конечно же, во всём обвинялся муж и судьба-злодейка. Все повалили на улицу. Кто мог – вооружились фонариками. По уши в грязи, невменяемый Петя, сидевший на лавочке у входа и, пугая своим видом и так уже не в меру перепуганных соседей, ничего прояснить не мог. Все кинулись на поиски ребёнка. Кто с фонарём, а кто – просто ощупью, как ночью по тайге. На шум из дома напротив вышел на крыльцо чёрный, как сама ночь, негр из Мозамбика, женатый на местной немке. Ничего не понимая по-русски, но всё-таки, каким-то образом разобравшись в ситуации, он привёл с собой огромную собаку, которой давали нюхать велосипед пропавшего ребёнка, и тоже включился в поиски.

Но, как потом выяснилось, не все приняли участие в розыске пропавшего мальчика. Некто, Витёк Т., также принимавший участие в застолье, решил не утомлять себя лишними хлопотами, а также, преследуя и другие цели, прикинулся уже готовеньким и остался в комнате.

Когда хозяева и друзья покинули общагу, Витёк вдруг очнулся и, воспользовавшись удачной ситуацией, решил пропустить несанкционированный стаканчик-другой. После второго бесконтрольного стакана он на самом деле впал в транс и отключился прямо на стуле.

Меж тем, поиски продолжались.

По истечении некоторого времени и, вследствии шума, производимого поискными бригадами, равновесие, сидящего на стуле Витька, было нарушено и он грянулся под стол.

От удара об пол к нему вернулось на какой-то миг сознание. Взгляд, летевший параллельно полу, устремился в дальний угол комнаты, где под кроватью, забившись в уголок, крепко спал потерянный ребёнок.

Таким образом, пропажа была найдена. Все успокоились и отправились спать. И только Петя, по-прежнему всеми забытый, проспал всю ночь на лавочке.

* * *

Одной из достопримечательностей местной жизни переселенцев была «зона».

Они отправились в «зону», когда стемнело. Метрах в двухстах от хайма в зарослях кустов к забору «зоны» была протоптана еле заметная тропинка. Они пробрались по этой тропинке, подсвечивая себе фонариками. В заборе оказалась дыра, и через неё они проникли в «зону» никем не замеченные. Шли гуськом друг за другом. Возглавлял поход Басти Вэрмефляшке. Неожиданно дорогу преградил паровоз. Маленький маневровый паровоз без вагонов. Он угадывался в темноте одинокий и заброшенный. За паровозом метрах в пятидесяти находилось какое-то здание.

– Здесь лаборатории и мастерские, – тихо сказал Басти, – там химия, старайтесь ничего не разбивать, может быть кислота.

– А охраны нет? – спросил кто-то из пацанов.

– Нет, здесь и днём никого нет. Завод бросили сразу после объединения. Просто ворота закрыли и все ушли. Видели паровоз? Вот он, как остановился посреди завода, так и стоит. Никому ничего не нужно. Если какой инструмент интересный найдёте, можно взять, а с химией лучше не связывайтесь. Дальше, за корпусом, почти у самой Эльбы есть свалка, там несколько старых автомобилей. Туда мужики днём ходят, ищут запчасти для своих автомобилей. Ну ладно, через полчаса сдесь же встречаемся.

И они разбрелись по корпусу. Мишка с Гошкой отправились на второй этаж, там были химические лаборатории.

Однажды старший сын Мишка спросил Франца не нужна ли ему пишущая машинка. Франц был удивлён. Оказывается, что сыновья уже несколько дней по вечерам ходят потихоньку на брошенный завод и таскают оттуда всякий металлический хлам. Тут же Францу были представлены различные инструменты. Вид у них был изрядно замшелый, но вполне пригодный для использования. Среди инструментов был даже штангенциркуль и какой-то механизм со стеклорезом. По видимому, при помощи этого механизма можно было вырезать из стекла какие-то фигуры круглой формы.

На следующий день мальчишки притащили пишущую машинку. В ней не хватало одной буквы. «Прямо, как по Ильфу и Петрову: машинка с турецким акцентом», – подумал Франц, но машинку не взял, а сказал, чтобы её выбросили.

Мужики из хайма действительно много времени проводили на заводской свалке и копались в старых автомобилях в поисках каких-то запчастей.

С некоторого времени Франц начал замечать, что пацаны из хайма всё время кучкуются вокруг этого румына Вэрмефляшке. Они вместе лазили на завод, ходили по заброшенным вишнёвым садам вдоль Эльбы, пытались рыбачить на берегу. Слава богу в воду не лезли – вода была грязная и мутная. А иногда на берег выбрасывало здоровенных рабин. Говорили, что когда-то вся вода с брошенного химкомбината сливалась прямо в Эльбу, поэтому купаться в этой воде не возникало никакого желания. А однажды в хайм приехала полиция и привезла одного из пацанов, детей переселенцев, которого поймали в супермаркете за воровство. Все дети и их родители были собраны в общей комнате отдыха и с ними была проведена серьёзная беседа. Пацаны воровали что-то по мелочи, но полицейский объявил, что если ещё кто-то попадётся, то штрафом не отделаются и будет заведено уголовное дело. Франц начал подозревать, что общение с этим переростком-румыном до добра не доведёт и запретил сыновьям с ним общаться. «Тоже мне – дракон выискался», – подумал Франц и для себя решил, что при удобном случае конкретно поговорит с соседом.

Вскоре рядом с хаймом было отремонтировано здание бывшего заводоуправления и все переселенцы переехали в этот трёхэтажный дом. В нём разместилось тридцать семей переселенцев. В подвале были душевые и прачечная. Кухня и туалеты были на каждом этаже свои. На третьем этаже жили румыны и семья из Новосибирска. Звали сибиряка Сергеем, он был оперным певцом новосибирской филармонии. Остальные были «казахи». Так называл Франц переселенцев из Казахстана. На втором этаже тоже жила одна семья из Сибири. Володя был таксистом из Омска. Франц с семьёй жили на первом этаже. Рядом с ними жил пожилой мужик из Ленинграда вместе с больным сыном Робертом. Его тут же прозвали Вовой-Питерским. Когда-то Вова, вместе с матерью был сослан в Сибирь и юные годы провёл в Красноярске. Францу интересно было, порой, общение с этим мужиком – он помнил Красноярск, каким Франц его не знал в силу своего тогда младенческого возраста.