Седьмое евангелие от «ЭМ»

Грелкин изучил работу ПЦ-4 до мелочей. Он знал его спицифику, знал, что Семён будет работать с утра на другом прессе. Всё уже было готово к операции, но надо было сделать последние приготовления. Для этого надо было проникнуть в цех накануне ночью. Попасть на завод было не сложно. Со стороны Енисея можно было штурмовать забор завода в любой точке – никакой охраны вообще не было. Вдоль забора были склады металлозаготовок и нового, нераспечатанного ещё оборудования.

В начале первого ночи Грелкин подошёл к цеху со стороны административной пристройки. Оглядевшись и убедившись, что вокруг никого нет, он извлёк из укромного места стремянку и приставил её к открытому на втором этаже окну. Это было окно туалета. Под мышкой у Грелкина был небольшой свёрток. Легко забравшись на второй этаж, он проник через окно в туалет. Затем привязал к лестнице заранее приготовленную верёвку и, потихоньку её стравливая, опустил стремянку на газон. Конец верёвки привязал к водосточной трубе на углу (благо окно было крайним) и аккуратно закрыл окно изнутри.

Не включая света в цеху, он нашёл нужный пресс и принялся за дело. Надо было открутить все четыре крепёжных болта, которые соединяли матрицу со столом станины станка. Затем у двух болтов спилить шляпки и третий болт на две трети перепилить. Болты были миллиметров двадцать в диаметре, а может быть и больше. Пилить пришлось долго. Затем Грелкин всё привёл в надлежащий вид. Но на самом деле матрица крепилась теперь только одним целым болтом и одним подпиленным, расположенными друг к другу по диагонали матрицы. Два других болта были без гаек и создавали только вид крепежа. Крепление пуансона слегка было ослаблено и с одного бока между верхним столом и пуассоном была вставлена незаметная металлическая прокладка, благодаря чему пуансон несколько перекосило. По рассчётам (конечно же на логарифмической линейке) Грелкина после пяти минут работы на этом прессе подпиленный болт должно было срезать многотонным усилием пресса. И срезанная гайка с куском болта должна была отлететь в направлении того, кто работал на прессе. На всю эту работу ушла практически вся ночь. Но не всё учёл Грелкин в работе цеха.

Направляясь по коридору второго этажа в сторону туалета, Грелкин вдруг услышал непонятный шум. Потом кто-то стукнул чем-то об пол и послышались шаркающие шаги. Грелкин юркнул в открытую дверь кабинета и стал прислушиваться. Шаги направлялись в его сторону. Он быстро огляделся. Слева был встроенный шкаф для верхней одежды. Грелкин тихонько в него втиснулся и, цепляясь за внутренние рамки двери, тихонько притворил створки. В комнату, громыхая ведром и, что-то бурча себе под нос, вошла уборщица. У Грелкина оборвалось сердце, а вдруг в шкаф полезет… Придётся пугнуть. Уборщица протёрла полы, чем-то ещё прошелестела, наверное пыль где-то смахнула и удалилась. При этом она звякнула связкой ключей и заперла дверь на два оборота. «Вот невезуха, а так всё хорошо начиналось». Стажёр подождал ещё немного, потом выбрался из шкафа и подёргал дверь. Дверь не поддалась. Можно было подналечь, но ломать дверь и создавать шум не хотелось. «Эх, – подумал он, – придётся за шефом сгонять». – Грелкин помнил, что после провала операции на фонтане, создавать и пользоваться коридорами было категорически запрещено. До начала смены оставалось ещё больше часа. Грелкин снова закрылся в шкафу, уселся там поудобней, рядом положил свой свёрток и вывалился из физического тела.

Леониду Григорьевичу до пенсии оставалось всего ничего и хотелось уйти на пенсию спокойно. Цех его работал неплохо и он молил бога, чтобы не случилось что-то непредвиденное. Он приходил обычно за полчаса до утренней планёрки. Ночной смены не было и на душе всё было спокойно. Подходя к цеху он уже издали заметил, что окно в туалете закрыто. «Хоть кол на голове теши, – про себя ругнулся он, – говорил же не закрывать на ночь, опять всё провоняет».

В цехе царила тишина и полумрак. Леонид Григорьевич прошёл по главному пролёту, ревностно бросая взгляд на рабочие места и оценивая чистоту у станков, потом заглянул в раздевалку, а потом уже поднялся на второй этаж в свой кабинет. Распахнув окно, он скинул на ходу лёгкий плащ и открыл дверцу платяного шкафа. На полу шкафа сидел незнакомец в заломленной на затылок кепке и остекленевшими глазами таращился в пустоту. Крик ужаса застрял в голосовых связках начальника цеха, он дёрнулся, выронил плащ и пятясь, и теряя равновесие грохнулся на пятую точку. Сознание его покинуло. Навзничь упасть ему помешал рядом стоявший стол. Они так и сидели друг против друга, но один с открытыми глазами – тот, что в шкафу, а другой с закрытыми, облокотившись спиной на ножку стола, пока их не нашла бухгалтерша цеха Валентина Ивановна.

С криком: «что с вами, Леонид Григорьевич?» она бросилась в открытые двери кабинета, на ходу наклоняясь к сидевшему у стола начальнику. И тут возглас её мгновенно пререрос в крик, переходящий в пронзительный визг, когда её глаза встретьились с выпученными глазами того, кто сидел на полу открытого шкафа для одежды. Злые языки говорят, что от этого визга в цехе включился главный пресс и начал работать на холостом ходу.

Собравшиеся на планёрку мастера первой смены сумели привести в чувство своего начальника, а вот того, что сидел в шкафу, вывести из литоргического сна так и не удалось. Пришлось вызывать скорую помощь.

Когда-то давным давно Валерий Георгиевич, когда-то просто Валерка, получил распределение в больницу Новосёловского района. И начал там свою медицинскую карьеру в качестве хирурга. Именно тогда он и перенял эту присказку от тамошнего фельдшера Кузьмича, заменив в присказке только одно слово. Кузьмич вместо интеллигинтного слова «зад» употреблял другое слово, более понятное для местных мужиков. Узнав, что в краевом центе открылась больница скорой медицинской помощи и требуются врачи, Валерий Георгиевич, отработавший уже свой срок по распределению, срузу же перешёл на работу врачом скорой помощи в Красноярск. А присказка так и осталась при нём на всю жизнь. Коллеги к ней привыкли и давно не обижались, да и вообще не обращали на присказку внимания. А присказка выскакивала из него всякий раз, когда он к кому-то обращался или о ком-то говорил. «Валентина, клизьму тебе в зад, – говорил бывало Валерий Георгиевич, осматривая машину скорой помощи перед выездом на вызов, – опять инструменты не разложила» или за игрой в шахматы с соседом по саду: «Иваныч, клизьму тебе в зад, взялся – ходи», или «Вчера по телеку генсек, клизьму ему в зад, учудил…» и т. д..

– Вы где его нашли? – спросил Валерий Георгиевич, обводя взглядом собравшихся и показывая пальцем на Грелкина, лежавшего на полу кабинета.

– Открываю шкаф, чтобы плащ повесить, – стал объяснять не совсем пришедший ещё в себя начальник цеха, – а он там сидит и глаза пучит. Как серпом по … Фаберже. Я и грохнулся от неожиданности.

– Сергей, клизьму тебе в зад, гони за носилками, – обратился Валерий Георгиевич к напарнику, бегло осматривая Грелкина, – будем забирать, клизьму ему в зад.

– Тут одной клизьмой не обойтись, – тихо произнёс кто-то из толпы собравшихся вокруг работников цеха.

– Что вы говорите, – не расслышал глуховатый Валерий Георгиевич, – не может быть, – продолжал он в полголоса, – это ж сколько лет прошло, клизьму ему в зад?…

Тут в толпу врезались начальник охраны завода и какой-то представительный мужик с папкой под мышкой. «Кто же это в охрану сообщил?», – мелькнуло в голове у начальника цеха, – «да ещё мужик какой-то незнакомый припёрся, только этого мне не хватало».

– Подполковник Погребняк, – показал важный с папкой коричневую книжечку врачу, – этот? – указал он пальцем на лежащего на полу Грелкина. При этих словах лежачий вдруг моргнул, вздрогнул и принял сидячее положение. Толпа непроизвольно раздалась.

– Товарищ подполковник, клизьму тебе в зад, – доверительно начал врач скорой, беря подполковника под руку. Толпа при этих словах одобрительно выдохнула, – должен вам сказать, что много лет назад я уже с ним сталкивался, – показал он пальцем на очнувшегося Грелкина.

– Это его паспорт? – спросил подполковник, не обращая внимания на слова доктора.

– Да и паспорт, – зашептал доктор, – десять лет прошло,… больше,… не стареет он!

– Наш клиент, – спокойно перебил подполковник.

– Нет, это наш клиент, – продолжал шептать врач, – его наука должна изучать, клизьму ему в зад.

– Не волнуйтесь, товарищ доктор, клизьму он точно получит.

* * *

Смена в этот день началась с опозданием. Семён работал на другом прессе без напарника. Положив заготовку на матрицу, он нажал кнопку пуска. Пуансон придавил заготовку и на какое-то мгновение, как показалось Семёну, замер, собираясь с силами. Потом с грохотом вдавил железяку в матрицу. При этом Семён явно заметил, как матрица вместе со столом немного перекосилась. Семён выключил станок и пошёл за мастером.

– Стол шатается, надо крепления подтянуть, – начал он объяснять мастеру.

– Да ничего он не шатается, вчера смену отработали, всё нормально было, – мастер повернулся и ушёл.

Семён заложил очередную заготовку и пустил пресс. Пуансон снова придавил будущую деталь, замер и тут раздался какой-то незнакомый звенящий звук. Что-то чиркнуло Семёна у виска и где-то за спиной посыпались стёкла – это на другом конце цеха вышибло окно. Капелька крови скатилась по щеке Семёна. Пуансон заклинило с прекошенной матрицей и Семён понял, что ему едва не разнесло голову срезанным болтом крепления. Он, никому ничего не говоря, оставил цех и отправился к себе на вычислительный центр. Больше его уже никогда в жизни не посылали на прорыв.

* * *

Серёга был один из немногих корешей, которые прибились к Семёну во время работы в комсомоле. Был он комсомольским секретарём отдела главного технолога, работал инженером-технологом и когда-то учился в той же школе, что и Семён, но годом позже. А мама его даже один год преподавала у Семёна немецкий. Как-то незаметно он «въехал» в компанию Семёна и знал всех его друзей, которые неожиданно для себя вдруг стали приглашать его на различные домашние мероприятия. Частенько в компании друзья вспомнали случай, который произошёл однажды на дне рождения Жорика.

Жорик был почти на месяц старше Семёна и в этот раз день своего рождения решил отметить у себя дома, а не на даче. Среди приглашённых был и Серёга, друзья меж собой называли его Рог – сокращение от длинной польской фамилии.

После третьей рюмки Игорь и Сергей вышли перекурить на балкон. Жил Жорик в новом микрорайоне комбайнового завода, в большом доме на седьмом этаже. Оглядевшись на балконе, Игорь вдруг заметил с зимы забытые санки.

– Интересно, как они полетят с седьмого этажа? – и, долго не прицеливаясь, сбросил санки с балкона. Внизу никого не было и санки с треском приземлились на газон под балконом.

– А хозяева хватятся? – со страхом спросил Сергей.

– До зимы не хватятся, – как-то безответственно махнул рукой Игорь.

– Нет, надо принести, – и Сергей потихоньку выскользнул с балкона и, никем не замеченный, пошёл за санками. Игорь докурил сигарету и вернулся в компанию. Жорик как раз наполнял рюмки.

– Рогу не наливай, – серьёзно сказал Игорь.

– Что так? – удивился именинник.

– Да, нажрался уже, как свинья – июнь месяц, а он на санках пошёл кататься, – Гости недоумённо переглянулись – Сергея, действительно, за столом не оказалось.

Выпили и принялись вкусно закусывать, посчитав, что Игорь, как всегда, шутит и Рог ещё курит на балконе. Вдруг через несколько минут раздался звонок в дверь.

– Кого это несёт? Гостей больше не жду, – вопросительно произнёс Жорик и пошёл открывать дверь.

Каково же было искреннее удивление гостей, когда в комнату вошёл Сергей с санками под мышкой. Женщины так и остались сидеть с открытыми ртами, пока Сергей относил санки на балкон.

– Как покатался? – серьёзно спросил Игорь Сергея.

– Пока он спускался с седьмого этажа – снег растаял, – невозмутимо констатировал Жорик.

– Балда – лифт же работает, – продолжал Игорь.

– Прошлый раз Иван Иваныч в лифте с лыжами застрял, теперь не каждый отважится, – как ни в чём не бывало продолжал Жорик.

– Так то с лыжами, а он – с санками.

– А где лыжи? – вдруг спросил обалдевший от услышанного Сергей.

– Так Иван Иваныч ещё тогда в лифте оставил, одни санки остались. Ты полозья смазал? – спросил с самым серьёзным видом Жорик

– Не только смазать, но и навострить надо, – уточнил Игорь. Гости сидели переглядываясь, иногда бросая взгляды в окно, проверяя – не пошёл ли в июне, действительно, снег.

* * *

– Босс, посмотрите наработки по операции «Наркотик», – протянул Грелкин несколько исписанных листов Погребняку.

– Положи, потом гляну, – указал пальцем на стол босс, – я в Ташкент уезжаю, наверное месяца на три.

– Новое задание?

– Нет, хочу поближе познакомиться с объектом.

– Почему в Ташкенте?

– Он там на курсах будет учиться.

– А мне здесь оставаться или тоже в Ташкент?

– Считай, что у тебя отпуск. Можешь отдохнуть в Центре, а можешь и здесь оставаться, но сильно не расслабляйся. Операция «Прорыв» хорошо была рассчитана, несмотря на её смазанное окончание, но в общем-то всё сделал правильно. До сих пор удивляюсь, как случай мог свести вас с тем доктором со скорой. Просто начинаешь верить в какое-то высшее провидение. Постарайся больше нигде с ним не засветиться. Ты, кстати, как с вычислительной техникой?

– Честно сказать, Босс, никак. Это выше моего понимания. Пробовал книжки читать – через минуту засыпаю.

– Ладно, – это, действительно, не наше, но общую политику надо пониать. Без ЭВМ сегодня никуда…

* * *

По министерской разнарядке в следующем году на завод должна была прийти новая ЭВМ – ЕС-1046. Решено было установить на ней новую систему «СВМ» – систему виртуальных машин, поэтому трое операторов были отправлены на трёхмесячную учёбу в Ташкент. Среди них был и Семён.

Учебный центр разместил трёх красноярцев в военной гостинице местного авиапредприятия. Семён сидел на кровати и занимался исследованием очередной точечной структуры игры «Эволюция», когда вернулся сосед по гостинничному номеру – Евгений Иванович.

– Сегодня в буфете только красненькая, – обратился он к Семёну, – уважаешь красненькую?

– Да не особенно, ещё студентом как-то отравился пуншем…

– Правильно, чем прозрачней продукт, тем он качественнее. Вчера толком не успели познакомиться, вижу – ты человек не военный, а почему в военной гостиннице?

– Куда учебный центр разместил, там и остановились. Мы не выбирали.

– Так ты на учёбе здесь?

– Да, до нового года будем в Ташкенте.

– А я здесь уже полгода торчу.

– В командировке?

– На местном заводе. Новую систему обкатываем.

– Вы – авиастроитель?

– Можно и так сказать. Система «свой-чужой», слышал наверное.

– Так, – неопределённо качнул головой Семён.

– Распознавание цели на радаре самолёта. Ну ладно, чем занят?

– Собственно, ничем особенным, пытаюсь найти минимальную структуру выживаемости.

– Теория игр?

– Да нет, просто игра. Логика, аналитика в зависимости от начальных условий.

– Грелкину, наверно, не помешало бы.

– Кому?

– Да есть у меня в группе один молодой человек. Логика иногда хромает. Ну так что? Идём? Познакомлю тебя с местными достопримечательностями. Я это называю: «очаг культуры».

Очаг культуры находился недалеко, на Алайском рынке. Несмотря на выходной день, на рынке было людно. Евгений Иванович остановился около какой-то будки и по-свойски, но не громко стукнул в закрытый ставень. Тут же ставень распахнулся и в окошке появилось приветливое узбекское лицо.

– Салам алейкум, – приветствовал Евгений Иванович, – на двоих.

– Салам, дорогой, – почти мгновенно из окошка протянулась рука с тарелочкой, на которой был стаканчик с водкой и три манта.

– Прими, – распорядился Евгений Иванович и расплатился, получая вторую такую же тарелочку.

Проснувшись на третий день прибывания в Ташкенте, Семён ужаснулся – вся подушка была покрыта нешуточным волосяным покровом. Волосы из головы почему-то выпали. Семён со страхом дотронулся до своей головы. Всё вроде было на месте, но на подушке волос тоже было много. Вероятнее всего организм таким образом отреагировал на резкий переезд из зимы в лето и скинул лишнее.

Практически ежедневно с Евгением Ивановичем что-то случалось. Семён вернулся с учёбы в два часа дня, а Евгений Иванович уже был дома.

– Что-то сегодня живот крутит, не стал до поздна сидеть с этими схемами, решил – дома посмотрю. Тебе, как молодому, бежать. Надо закрепить желудок, а что закрепляет? – поднял он палец, – водка с солью.

В следующий раз свалилась на Евгения Ивановича простуда.

– А как с простудой бороться? – мудро излагал Евгений Иванович, – необходимо принимать водку с перцем.

Потом потеряли секретную схему «свой-чужой». Оказалось, накануне на этой схеме сельдь разделывали и на столе под тарелками забыли. Нахождение ценной пропажи требовалось отметить. Потом пригнали десантный самолёт на модернизацию. Пока взамен готовили новый самолёт, пили с экипажем спирт. Потом два дня приходили в чувство, принимая по совету Евгения Иваныча «кровавую мэри». В общем, вернувшись из Ташкента, Семён не в шутку подумывал сдаться наркологам, но молодой организм помог выйти из пике. Больше всего за эти три месяца Семён скучал по математике. К этому времени в его математических пристрастиях начало замечаться смещение интересов от дифференциальной геометрии к проективной. Проективная геометрия вообще для Семёна была открытием. В технических вузах её совсем не преподают и даже не упоминают, а в госуниверситетах касаются только вскользь.

На вычислительном центре после установки новой ЭВМ назревала революция. Главный теоретик выссказывал свои соображения начальнику отдела. К этому времени старший оператор ушла в декрет, а её место занял Семён.

– Виктор Васильевич, – говорил Борис Валентинович, – мне кажется вы не рационально используете потенциал наших работников. Пора старшего оператора переводить в программисты. Я тут на днях заглянул в его тетрадку… Аж голова пошла кругом.

– Боря, я присматриваюсь к нему.

– Да что присматриваться, надо своего системного программиста растить. Новую ЭВМ получили. Сейчас вторая по пятам на подходе. Давно нужен на вычислительном центре свой хороший системный программист, чтобы проблемные программисты знали к кому обращаться со своими вопросами, чтобы в работе ЭВМ была твёрдая продуманная линия, а то дёргают электронщиков по делу и без дела… И нечего тут присматриваться.

Для Семёна было полной неожиданностью, когда ему вдруг объявили, что он переведён на должность системного программиста и должен возглавить соответствующее бюро. Правда в штате этого бюро не было ещё ни одного человека.

Притча о системном программисте

Доводилось ли вам когда-нибудь бывать на серьёзном вычислительном центре? Зайдя на такой центр, первое, что бросается в глаза – это тишина и спокойствие царившие в коридорах. На двери одной из комнат висит табличка «Посторонним вход воспрещён». В этой комнате находится машинный зал. Оттуда едва слышно доносится размеренный гул работающих ЭВМ. На других дверях висят таблички с надписями: «начальник ВЦ», «бюро проблемного программирования», «бюро постановки», «бюро подготовки данных», «бюро тех. обслуживания» и др..

Вдруг открывается какая-то дверь и в коридор выскакивает озабоченный и взъерошенный молодой человек и устремляется в машзал. Через секунду этот же человек выскакивает оттуда с рулоном распечаток и мчится в бюро к электроникам. Ещё через секунду он выходит оттуда с огромной бабиной для магнитофона и снова скрывается в машинном зале. И так весь день. У вас невольно складывеся впечатление, что только один человек, как папа Карло, трудится на этом ВЦ.

– Кто этот парень, что носится по коридорам? – спросите вы кого-нибуть из работников ВЦ.

– Да это системный программист. Молодой ещё, не опытный, – услышите вы в ответ, – вот и носится туда-сюда.

Но может случиться и такая история. Открывается вдруг дверь в тихом коридоре ВЦ и выходит оттуда молодой человек с чашечкой кофе в руке. Походил, попил кофе, потом с кем-нибудь за компанию покурил в предбаннике. Потом поймал за пуговицу кого-нибудь из электроников и вместе посмеялись над свежим анекдотом. «Ну все работают, а один этот бездельник слоняется из угла в угол» – подумаете вы.

– Кто это такой? – поинтересуетесь вы у кого-нибудь из работников ВЦ, – слоняется целый день из угла в угол без дела.

–О, – это наш системный программист, – услышите вы в ответ, – классный специалист, потому наш ВЦ и работает, как часы.

* * *

Незаметно закончилась вторая творческая тетрадь. В ней уже начали появляться работы по проективной геометрии, но так же и продолжались исследования вокруг тора. Была написана большая работа по исследованию замкнутых кривых на тороидальной поверхности. Была открыта поверхность, частью которой был всем известный лист Мёбиуса, и прощупывались методы исследования этой поверхности. Всего эта тетрадь вместила тридцать одну работу. Если первая тетрадь прослужила Семёну восемь лет, то вторая закончилась всего за два года. Эпиграфом к третьей тетради Семён взял слова Лейбница: «Математика – музыка души».

На очередной сессии Семён познакомился с девушкой с заочного отделения друго года поступления. Она тоже училась на математическом факультете и они с Семёном быстро нашли общие интересы. Звали её Светлана, а школьное прозвище (как стало известно позже) у неё было «Графиня». Что-то изыскано утончённое было во всей манере её поведения.

Говорят, что существует всего семь типов лиц человека. Так что велика вероятность найти схожие черты у двух случайных людей. Когда-то друг Игорь познакомил Семёна почти со всей своей группой студентов медиков. Среди них была Ирина, у которой с Семёном чуть было не случился роман, но всё закончилось после двух бурных свиданий (Ирина была замужем и к тому же уже беременна). А одногруппники меж собой называли её «Баронесса». Это были славные студенческие времена. Пытались понять Фолкнера, читали Кафку и Маркеса. Все повально увлекались Велимиром Хлебниковым. С подачи Игоря в ходу было выражение «Евангелие от Булгакова» и многое другое. Так вот, если поставить рядом Светлану-Графиню и Ирину-Баронессу, то их вполне можно было принять за сестёр близняшек, хотя разница в возрасте у них была года четыре. Именно благодаря такой внешней схожести Семён сразу обратил внимание на Графиню.

Как-то в разговре Графиня упоминула своего знакомого Александра, который изучал жизнь одной местной секты, не то бабтистов, не то пятидесятников, не то иеговистов. Семён никогда не интересовался ни жизнью религиозных сект, ни жизнью самих религий, причём – никакой из классических конфессий. Он вполне был солидарен с Остапом Бендером, считая, что религия – это «опиум для народа», даже не подозревая, что это выражение когда-то уже использовал и Маркс, и Ленин, и ещё чёрт знает кто. В церкви Семён никогда не был и библию не читал, да и найти её никакой возможности не было. Всё его общение с церковью заключалось в единственном контакте со святым отцом. Как-то в ранней юности угодил Семён по-неопытности в вытрезвитель. Деваться было некуда и пришлось ночь провести среди товарищей по несчастью. Уже завернувшись в простыню и собираясь поспать, в комнате вдруг раздался трубный глас.

– Братья и сестры, помолимся, – бородатый мужик в одних трусах и с окладистой бородой, из под которой свисал солидный крест, вдруг начал вещать с соседней кровати.

– Харю разворочу, если не заткнёшься, – грубо перебил Семён и проповедь оборвалась не начавшись.

Но как там в секте? Семён живо напросился в компанию к Александру и в ближайшее же время они отправились на сходку.

Это был частный сектор. В углу узкого дворика притулился старенький «Запорожец». Александра встретили радостно. Семёна он представил как хорошего друга. В углу прихожей обширного одноэтажного бревенчатого дома стоял стол, заваленный овощами и фруктами – сегодня отмечали праздник урожая. В просторной комнате стояли в несколько рядов стулья. Народу было много. Александр и Семён присели с края. Выступало несколько человек, рассказывали различные библейские притчи. Потом старший предложил помолиться за хороший урожай и все упали на колени. Семён вопросительно посмотрел на Александра.

– Надо встать, – тихонько сказал Александр и они встали среди, согнувшихся в молитве, людей. Потом ещё были какие-то разговоры, а потом вдруг несколько молодых людей вынесли колонки, ударную установку и вышло несколько человек с гитарами. Музыка вполне была современной, но тексты песен всё равно носили религиозный оттенок. Во всё это время в комнате находились маленькие дети. Были даже такие, которые ползали на четвереньках между стульями.