Музей смерти

Он что-то недоговаривал. Но меня это совершенно не касалось.

– Что такое смерть, Сергей Борисович?

Он не удивился вопросу, возможно, ждал его. Пожал плечами.

– Переход на другой уровень. Как-то так.

Я вздохнул. К чему все эти беседы? Не пора ли переходить к делу? Собеседник внимательно изучал мое лицо.

– Вы не верите в сверхъестественное, Никита Андреевич?

– В бога, что ли? – буркнул я.

– В сверхъестественное.

– Это вещи разного порядка?

– Определенно да. Первое придумали люди, второе существует независимо от нас и наших знаний о нем. Вроде электрического поля… Но не буду заморачивать вам голову, возможно, вам это и не понадобится. Не хочу оскорблять ваши атеистические чувства.

– Я не атеист, – проворчал я. – Никогда не буду с пеной у рта доказывать, что бога нет. Может, и есть, мне все равно. Я не религиозен.

– А все же признайтесь, – у собеседника задорно заблестели глаза, – вы прибыли сюда с тяжелого похмелья – уж простите за правду. У вас была непростая ночь, что-то с личной жизнью не в порядке, нерешенные проблемы, психологический груз прошлого – рискну предположить, что это военное прошлое. Вы уже час на нашей территории. Вам легче?

– Да, – кивнул я.

– Постойте под куполом крематория, – посоветовал Якушин. – Проблемы решатся, здоровье улучшится… – Его пристальный взгляд словно вскрывал мою черепушку. – Не сразу, конечно, но со временем – обязательно.

– Спасибо, я подумаю.

– Атаракс? Фенибут? – Он продолжал поражать своей проницательностью. – Но препараты слабые, верно? Они не помогают. Сейчас вы перешли на сильный транквилизатор, рискну предположить, что это феназепам.

Я молчал. Нет, не мог он об этом знать из «открытых источников». Да и зачем? Я никому не рассказывал, в социальных сетях своими проблемами не делился.

– Если хотите, можете рассказать.

И самое смешное, что я начал рассказывать – через смущение, неловкость, как будто у нас обоих вагон времени и нам больше нечем заняться! Сам я не местный, родом с Искитима, но в город переехали, когда мне стукнул год. Детство и юность в Новосибирске, дважды бросал учебу в электротехническом институте, отсюда и пошло – служба в десанте, недолгая гражданская жизнь, контракт, военное училище, «силы специальных операций» – говоря по-простому, спецназ. Дагестан, Осетия, Чечня. В 12 году – Ливия. Миссия секретная, страну разорвали на куски, Каддафи уже прихлопнули в ходе наступления на его последний оплот в Сирте. Формально наша группа охраняла гуманитарный конвой, фактически – все покрыто мраком. Спецслужбы не раскрывают свои тайны. В обстановке секретности погрузили в пикапы на аэродроме ящики с секретной документацией, повезли в Аль-Шейх. Кто-то предал – слил информацию исламистам. Группа подверглась нападению, потеряли три джипа, но сохранили пикапы и костяк отряда. За груз тряслись, как за мать родную – резонно подозревали, что там не тюльпаны! Пикапы прорвались в заброшенные автомастерские, там и держали полтора часа оборону от семи десятков исламистов. Из двенадцати человек – четверо погибших, двое ранены (по счастью, выжили, но из спецназа ушли), а перед вашим покорным слугой долбанула реактивная граната, и весь мир после этого стал фиолетовым. Бронежилет и шлем уберегли от осколочных ранений, но заработал тяжелейшую контузию, несколько компрессионных переломов, после чего долго восстанавливались зрение и слух. Надо мной работали психологи, неврологи, офтальмологи – то самое дитя без глаза у семи нянек. Службу пришлось оставить, вернулся в родной город. В полицию не взяли – по здоровью не прошел, невзирая на всяческую поддержку Вадима Кривицкого. Домучил на заочном отделении электротехнический институт, который в мое отсутствие вырос до технического университета. Вертел диплом и не мог понять, куда сунуть эту бумажку? Ладно, пусть будет. Напряг своих знакомых, того же Вадима – получил лицензию частного детектива, и вот уже без малого три года…

– Вы третью сигарету курите, – подметил Якушин. – Впрочем, понимаю, это помогает…

– Рискну предположить, что в вашем хозяйстве происходят неприятные события, и вам потребовались услуги сыщика со стороны, – сказал я. – Позвонили мне – предварительно наведя справки. Теперь колеблетесь, присматриваетесь. Позвольте вопрос: почему я?

– Ну это просто, – улыбнулся Якушин, – вы же сын Андрея Васильевича?

И вновь настал черед удивляться.

– Да, но он умер перед моим возвращением в город. До последнего скрывал, что с сердцем непорядок…

– Я знаю. Ведь я окончил пединститут, работал военным переводчиком. Мы неоднократно пересекались с вашим отцом – он был прекрасным и надежным человеком. Потом переписывались, пару раз ходили друг к другу в гости. Я даже вас помню. – Якушин засмеялся. – Но вы тогда были ниже этой лавочки. Когда мы снова встретились, он занимал пост в штабе СибВО, а я уже заведовал здешним хозяйством. Не слушал ваш папа мои советы, на все имел особое мнение, которое не всегда оказывалось верным… Конечно, я позвал вас не по знакомству, наводил справки. Вы способный малый, помогли полиции, когда та зашивалась в поиске «Снегиревского» маньяка, а вы его засекли в «Ленте» на «Родниках», где он спокойно пополнял продуктовую корзину, сообщили, куда следует, а потом двумя ударами вбили в багажник его же машины, где он терпеливо дождался сотрудников ППС…

– Так была ориентировка, были приметы…

– Да, но всех окружающих граждан это почему-то не касалось. Только вы его вычислили, а потом проявили скромность, отдав все лавры полиции.

– Ага, попробуй им не отдать…

– Потом вы следили за неким гражданином Б, банковским сотрудником, которого некая гражданка Цэ, начальница отдела того же банка, заподозрила в мошенничестве, а обращаться в полицию боялась, резонно полагая, что там гражданина прикрывают. В итоге ниточка, которую вы распутали, вывела на след запрещенной религиозной группы и связанных с ней отдельных товарищей из руководства НИИТО. Эти лавры вы также отдали полиции, да и правильно – собственное спокойствие дороже.

– Но вы узнали…

– Но я узнал, – согласился Якушин. – Не пугайтесь, все в порядке. Еще вопросы, Никита Андреевич?

– Почему верблюд? – Я покосился на «корабль пустыни», рядом с которым стояли несколько гражданских лиц.

– Ну и вопросы у вас, – улыбнулся Якушин. – «Почему я», «почему верблюд»… Честно говоря, не знаю. Просто понравился, решил купить. От животных исходит успокаивающая энергетика. Их можно даже не трогать, просто находиться рядом. Людям, чей близкий человек десять минут назад отправился в печь, крайне не повредит немного успокоиться, нет? С таким же успехом я мог обзавестись маралом, страусом, зеброй… Пойдемте, хватит курить.

Второй корпус был сильно вытянут, и в нем оказался только один зал. Знакомая клетка на полу, и как-то веселее: скелеты разъезжали на «исторических» велосипедах, смерть в черном балахоне и с косой. В начале экспозиции было много статуэток, икон, крылатые ангелочки из «желтого металла», помпезные яйцеобразные урны, в которых можно было похоронить целую роту. Дальше пространство разделялось на отсеки.

– Здесь мы иногда устраиваем квесты, – сообщил Якушин. – Поначалу люди робеют, нервничают. Но потом привыкают, даже нравится. Этапы достаточно необычные: нужно выжить в камере пыток, выбраться из закрытого гроба, из запертого снаружи холодильника в морге… В этом зале на «Ночь музеев» в позапрошлом году мы устраивали бал – «Танго смерти»… О, вы уже не меняетесь в лице, Никита Андреевич, – похвалил Якушин. – С чем и поздравляю. В передней части зала мы проводили выставку, посвященную Советскому Союзу и Великой Отечественной войне – и экспозиция там была не только похоронного характера. Далее у нас постоянные коллекции – прошу. Каждый участок посвящен похоронным традициям разных государств. Представлена атрибутика Древнего Египта, африканские божки, испанские, мексиканские изделия, одежда и аксессуары. Сейчас вы заходите в североамериканскую часть – скоро мы ее закрываем…

– Почему? – Я бегло разглядывал знакомую по голливудским фильмам атрибутику: лакированный гроб за бешеные деньги, звездно-полосатое полотнище, макет надгробия, парадную форму морпеха под стеклом.

– Да ну их, – отмахнулся Якушин, – надоели. Африканская и египетская коллекция гораздо интереснее и разнообразнее.

Означенные коллекции действительно представляли интерес. Я прильнул к египетской «витрине». Она представляла чуть не весь «погребальный» пантеон: остроухий Анубис – страж некрополей и изобретатель бальзамирования; Амсет – божество погребального культа; астральное божество Хапи, охраняющее и сопровождающее умерших… Сфинксы, мумии, кованые культовые аксессуары, отдаленно напоминающие кресты. На мексиканском участке – какие-то трещотки, всевозможные маски, трубки, фигурки, саванные покрывала с жизнеутверждающими яркими рисунками.

– Не во всех культурах похороны – скучный и печальный процесс, – пояснял Якушин. – Человек покинул этот мир, перешел на более высокую ступень – ему хорошо. Нам, конечно, плохо, что его теперь с нами нет, зато за него можно порадоваться. Похоронные ритуалы у некоторых народностей – бурные и экстатические. Да что далеко ходить? В Новом Орлеане до сих пор хоронят под джаз. Нанимают музыкантов, те начинают за упокой, потом разогреваются – и стартуют бодрые композиции. В завершение похорон устраивают массовые танцы – и всем хорошо, весело… А вот от этой штуки я бы вас предостерег, – предупредил Якушин, обнаружив мой интерес к африканской коллекции. Видимо, эта штука тоже применялась в похоронных племенных «играх». На вид что-то среднее между булавой и детской погремушкой. Гладкую рукоятку венчал череп – явно не взрослого человека. Рукоятка намертво крепилась с черепом. Коллекцию дополняли бусы, причудливые ожерелья, страшноватые статуэтки, маски из черного дерева, покрытая лаком человеческая челюсть. Две аналогичные славные игрушки – но гораздо меньшего размера, и черепа явно принадлежали младенцам.

– Вы что имеете в виду? – уточнил я.

– Крупную «колотушку», – объяснил Якушин. – Атрибут похоронного хозяйства одного из племен Центральной Африки. Лучше не спрашивайте, откуда мне досталось все это благолепие. Держитесь от нее подальше. Эта штука отчаянно фонила, насилу справились. Хотели выбросить, но жалко стало. Сейчас она вполне безобидна, но мало ли что…

– Что вы имеете в виду под словом «фонила»? – Я сглотнул.

– Зря я это сказал, – виновато улыбнулся Якушин. – Слова «магия», «колдуны», «злой дух», «грязная энергетика» – не из вашего лексикона, верно? Будем считать, что я ничего не говорил.

– Ага, – поддержал я шутку. – Кажется, догадываюсь. На вас работает армия колдунов и магов, которые чистят заряженные грязной энергией экспонаты.

– Именно, – кивнул Якушин, учтиво сдержав улыбку.

– Тогда зачем вам частный детектив, если все проблемы могут решить волшебники, причем одной левой?

– Ладно, не будем это здесь обсуждать. – Сергей Борисович крякнул, посмотрел на меня как-то странно. – Пойдемте на воздух, Никита Андреевич.

Глава третья

Мы сидели на лавочке недалеко от колумбария, я снова курил. Якушин, по его утверждению, бросил эту вредную привычку лет семнадцать назад. У колумбария возилась женщина, вытирала пыль в своей нише, меняла сухие цветы в вазочке. На парковку подъезжали машины, по Парку Памяти гуляли парочки.

– Возможно, мы и доживем до того времени, – вздохнул Якушин, – когда на кладбища люди будут приходить, как в парк, гулять с детьми, назначать свидания… Кстати, на городских кладбищах Лондона это давно укоренившаяся традиция. Для людей эти места не ассоциируются со зловещим миром мертвых – это место, где можно отдохнуть, развеяться, подышать свежим воздухом…

«Не ближний свет сюда пилить, чтобы подышать свежим воздухом», – подумал я.

– Итак, вы осмотрелись, – заключил Сергей Борисович. – Сможете выразить одним словом ваши впечатления от увиденного и прочувствованного?

– Уютненько… – пробормотал я.

Якушин от души засмеялся.

– Спасибо, Никита Андреевич, ответ принимается. Вы сегодня получили скромный, но все равно положительный заряд. Ждите приятное событие – пусть мелочь, пустяк, но оно вас порадует и развеселит. Предвосхищаю ваш вопрос: если следовать этой логике, в хозяйстве некоего Якушина должны царить благодать и гармония. Зачем ему частный сыщик? Но здесь все сложно. Собственной детективной службы у нас нет, приходится подыскивать людей на стороне. В музее и вблизи него происходят странные события, Никита Андреевич, – перешел к цели моего визита Якушин. – Раньше здесь действительно было мирно. Первый случай произошел ровно месяц назад – 28 апреля. В зале на втором этаже главного корпуса вспыхнул пожар. Позднее выяснилось, что коротнула проводка в стене. Пострадала часть зала у окна – сгорела стена, оконная рама, пара стеллажей, безвозвратно утеряны несколько ценных артефактов – шкатулки, медальоны, пара настенных мемориалов, сохранившихся с середины XIX века. Вызвали электриков, ремонтников, последствия устранили в течение пары дней – на это время зал пришлось закрыть. Пострадавшие артефакты заменили другими. Только отдышались, утром 1 мая в подвале пробило трубу, и залило практически весь первый этаж. Был праздник, посетителей пришлось эвакуировать, и персонал вместе с охранниками бегал с ведрами. Кое-что пострадало от воды – до слез обидно, хотя все это можно пережить. Как и в первом случае, последствия устранили. Четвертого мая была совершена попытка ограбления. Двое молодых людей пытались вынести икону позапрошлого века, изображающую христианского мученика Акакия, которому римляне отрубили голову, и из раны, согласно преданию, вытекли кровь и молоко. Один отвлекал внимание сотрудниц музея, другой под курткой вынес икону. Их догнали охранники в парке, скрутили – одному нашему парню при этом разбили губу, у второго трещина в ступне…

– Сочувствую, – пробормотал я. – Крепкие орешки попались…

– Уверен, вы бы все сделали изящнее и бесшумно, – вздохнул Якушин. – Но мои люди спецназов не кончали. Икона разбилась… в общем, все печально. Прибыла полиция, увезла воришек. У них был очень бледный вид, обоих рвало… – Сергей Борисович как-то загадочно усмехнулся. – Но дело, как говорится, сделано. Мы понесли убытки, снова нервы, пришлось на время прекратить работу… Седьмого мая моего бухгалтера сразил инсульт – прямо на рабочем месте. Человека срочно увезли в больницу, откачали. Сейчас он на больничном, когда выйдет, и выйдет ли, неизвестно. А человеку всего сорок девять, любитель физкультуры и здорового образа жизни… 10 мая в главном зале обрушилась часть потолка – это случилось ночью, как ни странно, ни один экспонат не пострадал. Заменили часть потолочного покрытия, несколько плиток в полу. Впору обзаводиться собственной ремонтной бригадой быстрого реагирования… – печально пошутил Якушин. – И знаете, так удачно упали эти плитки – четко между домовиной XVIII века и застекленными стеллажами с урнами…

– Но я немного не понимаю… – начал я.

– Потерпите. Хотя все равно не поймете… 14 мая экстренно госпитализирован начальник нашей охраны Колесов. Он тоже находился в главном здании. Потерял сознание. Врачи диагностировали тромб в бедре, срочно провели операцию – вскрыли, все, что нужно, достали, зашили. Сейчас он, естественно, на бюллетене… 18 мая рухнули леса на задней стене главного корпуса – там трещина пошла по стене, меняли часть кладки. Словно кто-то подпилил – но этого точно не было. Конструкция сложилась, трое рухнули – вместе с ведрами, носилками, инструментами… Я потом ругался с их прорабом – неужели руководство музея должно следить за безопасностью рабочих? В принципе, опять же – все живы, но проблема налицо – тяжелый ушиб, сломанная нога, перелом грудной клетки… 21-го числа, после успешно проведенного во втором зале «Бала смерти», приуроченного к «Ночи музеев», явились сотрудники районной налоговой инспекции, потребовали предъявить всю документацию с начала года. Ну, это, знаете ли, нонсенс… – По лицу Якушина было видно, что он действительно в недоумении, – Подобных глупостей в нашем заведении никогда не случалось, трудно представить более примерного плательщика налогов, чем наше предприятие. Снова нервы, въедливые вопросы, пришлось напрячь людей по своим каналам… Несколько часов нервозности, потом все кончилось, и до сих пор не понимаем, что это было… 23 мая с лестницы в главном корпусе упала посетительница, дама средних лет, вывихнула ногу. Вы знаете, это надо суметь. Она сумела. Достоверно выяснили – никто ее не сталкивал. Дама оказалась совершенно нормальная, с юмором, сама не понимает, почему подвернулась нога. Мы вызвали медиков, я предложил ей компенсацию – хотя ума не приложу, в чем виноват музей… Дама отказалась, шутила, что требует бесплатный годовой абонемент…

– Могу представить, как начинается ваш каждый рабочий день, – посочувствовал я. – Нервы на пределе: а что сегодня случится? Я действительно сочувствую, Сергей Борисович. Но позвольте замечание: ну и что?

– В целом все нормально, – пожал плечами Якушин. – Люди живы, последствия устранены, ущерб досаден, но в пределах, как говорится, допуска. Каждый случай по отдельности – рядовое событие, может случиться где угодно и у кого угодно. Проблема в том, что за истекший месяц таких досадностей случилось больше, чем за все предыдущие пять лет. Неприятности сконцентрированы на небольшом отрезке времени, и неизвестно, что будет дальше. Такое ощущение, что нас о чем-то предупреждают: мол, пока еще цветочки, дальше будут ягодки…

– Но вы же понимаете, что это не умышленное вредительство? Ну хорошо, можно при умении обрушить леса, устроить поджог и пробить трубу. Но тромб у начбеза, инсульт у бухгалтера, нашествие налоговой инспекции, вывих ноги на лестнице…

– Согласен, Никита Андреевич. – Якушин сухо улыбнулся. – К инциденту на лестнице может быть причастен только призрак – если игнорировать тот факт, что дама сама проявила неловкость…

– Кстати, насчет призраков. – Я начинал понемногу смелеть. – Если некий экспонат испускает вредоносные миазмы – или как это у вас называется, – неужели штатные маги не могут его выявить?

– Ваш вопрос исполнен сарказма, но направлен в точку, – усмехнулся Якушин. – Наши, как вы выразились, штатные маги недоуменно разводят руками.

– И вся надежда – на традиционные методы дознания, – заключил я. – Простите, Сергей Борисович…

– Да что вы, не извиняйтесь. Вашего брата я видел на своем веку предостаточно. Даже не пытаюсь вас в чем-то убедить – предпочитаю естественный процесс. Все перечисленное – для расширения кругозора. Ума не приложу, что тут может сделать частный сыщик. Теперь о последнем случае – он произошел буквально вчера. Я уверен, и на этом настаивает все мое естество – что данное событие связано с предыдущими… – От меня не укрылось, как подернулось бледностью лицо собеседника. Он быстро сжал и разжал кулаки. До этого Сергею Борисовичу удавалось держать себя в руках. – Вчера был выходной день, но музей работал. В крематории тоже проходили процедуры прощания с усопшими. Посетителю музея стало плохо. Это произошло около четырех часов пополудни. В музее находились несколько человек. Я сидел в служебном помещении рядом с входом – вы его видели, изучал документацию по цеху танатокосметики…

«В рюмочной», – подумал я.

– Извините, что перебиваю, Сергей Борисович. Воскресенье, послеобеденное время, вы занимаетесь служебными делами… Это в порядке вещей? Вы не отдыхаете?

– Это и есть мой отдых, – недоуменно пожал плечами Сергей Борисович. – Плохо понимаю ваш вопрос. В будние дни совершенно невозможно справиться со всеми делами, для меня не проблема приехать сюда в воскресенье. Когда по графику случается относительно свободный день, я беру выходной… Я услышал шум в зале, вышел. Мужчина бился в судорогах на полу – примерно в районе «Марка-Гробокопателя». К нему спешили посетители музея, которых в этот час было, мягко говоря, немного, спешила наша Лариса – вчера у нее был такой же рабочий день. Никто не знал, что делать. На мужчину было страшно смотреть. Все это очень напоминало эпилептический припадок – но не думаю, что это был он…

– Почему?

– Во время припадка эпилепсии больной теряет сознание и у него западает язык. Этот человек сознания не терял, и с языком все было в норме – он мог говорить, хотя и не сказать, что трещал, как балаболка. Судороги – да, беспорядочные движения, откинутая голова, бег зрачков – тоже было. Он тяжело дышал, обливался потом, пена шла изо рта. Похоже, он рухнул с лестницы, ведущей во второй зал, пытался от чего-то отползти. На шум сбежались Лариса и посетители – их было четверо. Мужчина средних лет, женщина пенсионного возраста и молодая пара. Лариса кинулась звонить в «Скорую». Когда я подошел, девушка подкладывала ему под голову свою сумочку. Ее спутник был растерян – как и все остальные. Пострадавшему на вид около сорока, рост чуть выше среднего, короткая стрижка, одет обычно – серый костюм спортивного покроя, тонкая кофта под горло. Обычное, немного скуластое лицо, ничего примечательного. Он тужился, пытался подняться. Лицевые мышцы словно заморозило. Вы бы видели, какой страх был в его лице… – Якушин передернул плечами – и почему-то в этот момент я тоже живо представил описанную сцену, и стало не по себе. «Включение» было недолгим, оставило неприятный осадок. – Это не просто припадок или сердечный приступ, уверяю вас. НЕЧТО вызвало это состояние…

– Почему у других не вызвало? – снова бестактно перебил я.

– Замечательный вопрос. Именно поэтому вы здесь. Но не забегайте вперед. Мужчина пытался подняться, что-то хрипел. Слова различались, в принципе, четко. «Уберите эту гадость… Она меня убивает… Почему она здесь…» Впрочем, за дословный «перевод» не ручаюсь. После всего случившегося я пытал Ларису – может, она обратила внимание на что-то интересное? Увы, девушка бегала звонить медикам, видела меньше, чем остальные. Потом мужчина замолчал, тяжело дышал. Когда приехала «Скорая» – а она приехала быстро, потому что медики находились на вызове в нашем поселке Восход – он находился в сознании, но говорливостью, мягко говоря, не отличался. Товарища погрузили в машину, сразу увезли…

– Куда?

– Да, я спросил. 12-я клиническая больница Дзержинского района. Это улица Трикотажная. На подстанцию «Скорой помощи» было бы ближе – врач звонила при мне. Но сказали везти в 12-ю. Я догадался взять телефонные номера у очевидцев события – на всякий случай. Адреса не оставили, но телефоны дали. Позднее я скину их вам по СМС. Примерно через час я позвонил в 12-ю больницу, чтобы справиться о состоянии больного. Знаете, что они мне ответили? Пациент сбежал! Только привезли, поместили в палату, сделали укол – как он изволил сделать ноги! Врачи собирались взять анализы, провести диагностику… А он уже вскочил, нашел свою одежду – и был таков. Видели, как он убегал по коридору…

– Что о нем известно?

– Документы не показал, вцепился в свою сумочку – отнять не смогли. Когда везли, назвал лишь фамилию: Кротов. Что характерно, мне поведала по телефону дежурная медсестра: когда его доставили в приемный покой, он был уже практически в норме, только глаза бегали и сам был белее мела. В принципе, я не сильно расстроился – человек жив, это главное.

– Что я должен сделать?

– Собрать информацию по Кротову, а лучше всего – доставить его сюда. Думаю, это только первая часть работы…

– Минуточку, Сергей Борисович. – Я усердно наморщил лоб. – Найти неизвестно кого неизвестно где – это нормальная работа для частного сыщика. Я не понимаю другое. Либо вы что-то недоговариваете… При всем уважении, Сергей Борисович, вы нанимаете меня только потому, что вам что-то подсказывает интуиция? Не перебор ли?

– Нет, не перебор. Это сложно и долго объяснять, Никита Андреевич. – Он пристально смотрел мне в глаза. – Есть люди, которым интуиция заменяет информацию. Она не ошибается. Во всяком случае, не припомню, когда она в последний раз подкладывала мне свинью. Вам не нужны деньги?

– Очень нужны, – смутился я. – А ваша интуиция не подсказывает, что вы ошиблись с выбором детектива?

– Нет. Это не засада, Никита Андреевич, не ловушка и не попытка что-то сделать чужими руками. Это работа по вашей специальности, за которую я плачу деньги. Закройте глаза на этот… – Якушин задумался, – легкий мистический флер и просто делайте свою работу. Согласны?

– Да, разумеется.

– Отлично. – Я заметил, как он испустил облегченный вздох. – Ждите сообщения по СМС с номерами свидетелей. Больницу найдете сами. Впрочем, не буду вам подсказывать. С этой минуты вы можете смело, а главное, бесплатно входить в любые помещения на этой территории – охрану известят. И последнее. Пока не уезжайте. Не позднее чем через полчаса с вами свяжется человек, которого я командирую вам в помощь. Работайте вместе. Можете ему доверять.

– А это еще зачем? – удивился я.