Африка – любовь моя

Неподалеку от мангового дерева поднялся куст бананов. Я читала, что это травянистое растение. Вот уж не подумаешь, что это трава: довольно толстый стебель возвышается метра на два, сверху пук широких листьев, а под ними свисает огромная, килограммов на десять, связка бананов с цветком на конце. Мне потом посчастливилось отведать и бананов, и манго из торгпредского сада. Всё из нашего садика было, конечно, вкусней, чем на рынке. Валерий похвалился, что это он посадил бананы. Он много насажал плодовых растений, оставил о себе память…

Ольга спросила, согласна ли я иногда прогуляться с ней в кафе-мороженое или в бассейн, которые располагались неподалёку. Конечно, я согласилась. После прогулки по саду мы поднялись в квартиру торгпреда, которая находилась на втором этаже: кухня, спальня и просторная гостиная с выходом на веранду.

– Хотите попробовать каракатиц? – спросила Ольга.

Я никогда их не ела – слышала про каракатиц, но даже не знала, что они съедобные. Ольга вытащила из холодильника миску с этими каракатицами, которые внешне походили на кальмаров, только без щупалец. Я помогла их потрошить: вспарывать брюхо и выливать в раковину тёмно-синюю, как чернила, жидкость. Такую жидкость они выпускают в море, чтобы ослепить противника и скрыться. Потом Ольга обжарила их в кляре. Подошёл торгпред. Мы уселись за столом в гостиной, чтобы поужинать. Каракатицы в кляре показались мне очень вкусными. Фил, Ольгин любимец, вертелся возле стола, выпрашивая кусочек. Владимир Петрович выговаривал Ольге, что нельзя портить собаку и кормить её со стола, на что жена только снисходительно улыбалась. Торгпред объяснил мне, что каракатиц ему дали на советском корабле, который заходил недавно в порт, доставив свежезамороженную рыбу согласно контракту. Наши траулеры вылавливают у побережья Африки морскую рыбу, потом передают на торговые суда, а те развозят по странам-получателям. Это очень выгодные контракты для африканских стран: население получает достаточно много недорогой качественной рыбы, которая служит для них основной пищей.

– Здесь есть крупный коммерсант, Антуан Коджа, ты его скоро увидишь, мы с ним часто встречаемся, он давно уже покупает у нас свежезамороженную рыбу. В порту есть склады-холодильники, принадлежащие французам, где можно хранить скоропортящиеся продукты. Коджа выдаёт эту рыбу небольшими партиями уличным торговкам, и они в тазах разносят товар по городу для продажи. Ты уже небось заметила: торговки, в основном женщины, всё носят на голове. Потому они такие стройные. Среди африканок не встретишь ни одной кривобокой или сутулой.

Что правда, то правда. Кривобоких африканцев не существует. И ещё одну особенность я заметила: у африканских женщин очень пышные попы, как подушки. Можете смело поспорить на что угодно: сухопарых африканок не бывает.

– А чем здесь занимаются мужчины?

– А мужчины лежат в тенёчке, отдыхают, как и положено. Это только у нас мужики вкалывают, – со смехом объясняет Владимир Петрович.

Я стараюсь задобрить Фила и потихоньку даю ему угощение со стола. А как иначе? Он после Ольги подходит ко мне и с такой укоризной смотрит, как будто хочет сказать: «Сама лопаешь, а мне жалко дать малюсенький кусочек?» И ещё, когда я на него не обращаю внимания, он трётся об меня грязной бородой, оставляя следы на чистой одежде. Спорить я с ним не хочу. Вы бы видели его клыки! Да он не только руку – всю меня вмиг перекусит. Владимир Петрович не понимает моих проблем.

– Все вы, женщины, одинаковые. Вы жалеете и не хотите понять, что портите пса, делаете его оболтусом. А он, между прочим, очень породистый, – объясняет мне торгпред. – Я тебе его паспорт не показывал? Сейчас принесу. Смотри, какая у него родословная: шесть колен. И все медалисты. Ты знаешь своих предков в шестом колене? И я нет. А предки этого пса все известны и по отцовской, и по материнской линии. Мне его два года назад Юрий Никулин подарил. Фил был тогда совсем малюсеньким щеночком. На лапках едва держался, на каждом шагу падал. А теперь вон какой вымахал! Оленька, ну вот сколько я буду тебя просить не кормить пса со стола? Он должен есть свою еду из своей миски и не приставать к гостям, – сердится торгпред.

Ольга отвечает ему снисходительной улыбкой.

– Через месяц придёт следующий корабль, мы тебе заполним морозилку рыбой. В основном будет скумбрия. Но, может, и какая-нибудь другая. А вот на рынке рекомендую купить капитана, она по вкусу похожа на нашего осетра. Мы тебя свозим как-нибудь на рынок, где продают всё, что вылавливают в море, – обещает торгпред.

– А какие здесь креветки замечательные! И совсем недорогие, – добавляет Ольга.

Я любила их посещать. У них так уютно! А гостеприимная Ольга всегда находила что-нибудь вкусное для угощения. Она – прекрасная хозяйка. К тому же красавица. Особым её украшением были пышные золотые волосы, спускающиеся ниже пояса. Ни разу я не видела её злой. Сердитой – да, но никогда озлобленной. Ольга была врачом-кардиологом, училась в аспирантуре. Через месяц они с мужем должны были отправиться в Москву на отдых, а пока она показывала мне местные достопримечательности.

Несколько дней спустя мы посетили кафе-мороженое. Маленький чистый зал, негромкая музыка из приёмника, белые салфетки на столиках. В зале – ни души. Мы заказали ванильно-клубничное французское мороженое. Принесли произведение искусства: в красивой креманке – горка мороженого, украшенная разноцветными цукатами, свежей клубникой, взбитыми сливками и даже крошечным бумажным зонтиком. Всё настолько красиво, что жалко есть. А на вкус – ничего особенного. Наше пусть не так изысканно оформлено, но, по-моему, намного вкуснее.

– Оно низкокалорийное, – объяснила Ольга его преимущества. – Можно съесть много, и не поправишься. А наше мороженое очень жирное. Но вам, Рита, не мешает немножко поправиться, – заметила она, рассыпая глазами весёлые искорки.

Она была права: во мне в ту пору весу было всего 49 килограммов при росте 1,62 метра. У Ольги же было восхитительное тело, достойное энгровских полотен.

Ещё через неделю мы с ней посетили гостиницу «Шератон». Её построили на берегу океана западные немцы незадолго до моего приезда. Ольга показала мне несколько баров; в одном, на её взгляд, самом красивом, украшенном в восточном стиле, мы заказали кока-колу и жареный арахис. Здесь всё было в коврах, так что гарсон, официант, двигался совершенно бесшумно, хотя и очень проворно.

В холле гостиницы располагалось множество киосков с сувенирами местного и европейского производства. Из африканских меня больше всего впечатлили коврики с нашитыми фигурками зверей. Я решила, что обязательно куплю себе такой для Москвы.

Мы вышли к бассейну, который находился за гостиницей, со стороны океана. Подкрашенная вода была ярко-бирюзовой, вокруг стояли шезлонги и пёстрые зонтики. Ольга предложила искупаться и позагорать и расстроилась, когда я отказалась: моя слишком чувствительная кожа боялась загара. Пока она купалась, а потом загорала на деревянном лежаке, я читала книжку, спрятавшись от солнца под широким зонтом. В посольской библиотеке я взяла роман Ф. М. Достоевского «Идиот», который поглощала с огромным удовольствием. Роман меня потряс – перевернув последнюю страницу книги, я целый месяц приходила в себя. Казалось, после него больше нечего читать. Другие произведения Достоевского, которые я потом нашла в библиотеке, показались мне намного легковесней…

В бассейне купались только белые. Неожиданно появилась африканская семья: отец в сопровождении пяти дочерей разного возраста. И глава семейства, и девочки были одеты в дорогие европейские костюмы. На девочках – элегантные английские шляпки с ленточками и даже перчатки (в такую-то жару). Хотя если они прибыли сюда на машине с кондиционером… Они прогулялись вокруг бассейна, внимательно рассматривая белых людей, как зверей в зоопарке, и не спеша, чинно и важно удалились.

11. Первые переговоры

Я должна была переводить для торгпреда и нашего посла в министерстве авиации. Волновалась, как перед экзаменами. Даже больше. О чём будут говорить, не знала. А вдруг попадутся неизвестные слова? Наверняка будет много чего неизвестного. Страх и ужас! Бросят меня, как щенка, с корабля в океан, и выплывай, как можешь!

Но ничего архисложного, к счастью, не оказалось. Мне удалось перевести, кроме деловой части, даже шутки и всякие пословицы, русские и африканские. Шутки-прибаутки и народную мудрость я переводила не дословно – получилась бы нелепица, а подбирая в памяти какой-то аналог. Никогда нельзя переводить слово в слово. Одна моя знакомая однажды на переговорах перевела дословно «В огороде – лебеда, а в Киеве – тётка». Аудитория резко разделилась на две части: в то время как русская половина весело хихикала, у иностранцев вытянулись физиономии. Они напряженно соображали и переспрашивали переводчицу: «Что такое в огороде? Плохая трава? (Переводчица к тому же не знала, как будет по-английски „лебеда“. ) Выходит, надо полоть огород, а тётя, никого не предупредив, уехала в Киев. А что же тут смешного?»

Кажется, мне посчастливилось выкарабкаться: и та и другая сторона смеялись над шутками – значит, всё поняли.

На прощание африканский министр энергично пожал руки нашему послу и торгпреду, а мою руку вдруг поцеловал со словами:

– Благодарю вас за прекрасный перевод.

Я совсем этого не ожидала и опять заволновалась: что, если моему руководству это не понравится? Лучше никогда не выпячиваться. Мало ли как это воспримут? Зря он так сделал. Зря. Но, кажется, и торгпред, и посол не разозлились. Или только сделали вид. Торгпред, по-моему, даже загордился, что у него такая переводчица. А посол несколько дней спустя заметил:

– Все неплохо, но… вы не совсем правильно грассируете французское «р».

– А мои преподаватели считали моё произношение отличным, – возразила я, не удержавшись.

– Не обращай внимания! – успокоил меня Владимир Петрович, когда мы возвращались в торгпредство. – Просто Славик (так он шутливо называл посла за глаза) не переносит, если кто-то лучше него говорит по-французски.

Надо сказать, что наш посол прекрасно владел французским, но всегда на переговоры брал переводчика. Я посетила почти все министерства, знала многих министров и генеральных директоров (в этой стране второе лицо после министра). Не довелось встретиться только с президентом страны. На встречи с ним посол ездил в сопровождении военных переводчиков.

К советскому послу здесь относились с почтением. Вероятно, ценили страну, из которой он прибыл. В единственной в ту пору центральной газете «Эузу» (в переводе что-то вроде «Вперёд к победе») однажды опубликовали информацию о встрече президента страны (в ту пору Матьё Кереку) в один день с двумя послами: советским и американским. Информация была распределена так: первая страница украшена большим фото президента, беседующего с советским послом, а на последней, четвёртой, где публиковали незначительные происшествия и соболезнования, без всякого фото короткая заметка: «Сегодня президент принял у себя посла США».

Я никак не могла понять: почему в Африке так не любят американцев? Сильная, процветающая страна, которая щедро делится со всеми слабыми своей передовой демократией… Не могут простить рабства и угнетения? Или бесцеремонное внедрение демократии вызывает естественное отторжение? Интересно, что придумают США, чтобы обрести доверие столь обширного и богатейшего континента?

Сейчас перечитываю написанное десять лет назад и думаю: «А зачем США будут добиваться доверия, если они привыкли всё брать силой?!»

12. Выставка книг и фотографий

В советском культурном центре организовали выставку советских книг и фотографий. Валентин, директор центра, попросил меня помочь в работе выставки: встречать гостей, объяснять, отвечать на вопросы. Валентин и его жена, Лара, были мне очень симпатичны. У нас с Ларой много сходства и в характерах, и во внешности: обе блондинки, маленькие, хрупкие. Я бы с удовольствием с ними дружила, но Лара меня недолюбливала. А скорее, просто ревновала к мужу. Валентин выказывал мне особое внимание при встрече, и я замечала, как мрачнело при этом лицо его жены. Поэтому я старалась держаться от них обоих подальше. Перед поездкой меня предупредили в кадрах: «Никаких любовных интриг или скандалов! Если хоть одна жена на тебя пожалуется…» Но дело даже не в этих предупреждениях. Кстати, многие их игнорировали и поступали в своё удовольствие. Просто я не искала здесь любви: на родине у меня оставался дорогой мне человек, единственный и незаменимый. Правда, об этом никто не знал. Это была моя тайна.

Африканцы охотно посещали наш культурный центр. Там демонстрировали советские фильмы, работали курсы русского языка, библиотека и читальный зал, куда регулярно приходили газеты и журналы из Москвы. Особенно часто сюда наведывались африканские выпускники советских вузов, которые приводили своих жён и друзей. Их жёны зачастую были советского происхождения.

Советский Союз притягивал внимание и интерес африканцев. А Валентин, надо отдать ему должное, всё время устраивал какие-нибудь интересные мероприятия, то литературные, то музыкальные. Сам он был незаурядной личностью, прекрасно играл на рояле.

На выставку советских книг и фотографий пришло довольно много африканцев. Все принарядились, как на праздник, надели свои лучшие костюмы. У мужчин это длинные и просторные рубахи бубу, а на голове – шапочки-пилотки. Женщины поверх платья обвивают бёдра большим куском такой же ткани, а на голове накручивают пышный тюрбан…

Мне пришлось много отвечать на вопросы, так как большинство книг было издано только на русском языке. И тут ко мне подошёл пожилой африканец в синем бубу, которого заинтересовал цветной альбом о В. И. Ленине. Он попросил рассказать, что в нём написано. Меня не удивил заострённый интерес к Ленину: во многих местных учреждениях на столе или шкафу обязательно присутствовал миниатюрный бюст вождя первой на земле социалистической революции. Отношение к нему здесь было особое, трепетное. А популярность его объяснялась, очевидно, неистребимой мечтой обездоленных и униженных о счастье. Африканский континент как никакой другой пострадал от рабства. Нашу страну, Советский Союз, здесь считали самой справедливой и лучшей на земле. Африканцы всегда мечтали о такой стране.

Изображения Владимира Ильича, очевидно, привозили на родину африканские студенты, обучавшиеся в СССР.

Я объяснила африканцу, о чём эта книжка, и хотела было положить её на место, но он попросил рассказать подробнее. Пришлось перелистывать страницу за страницей, переводить названия фотографий, пересказывать по памяти события. Жду, когда африканец потеряет, наконец, интерес и отпустит меня, а он неустанно просит продолжать. Между тем к нам подходили всё новые и новые люди. Старик в васильковой рубахе обрастал соплеменниками, как снежный ком. Собравшиеся африканцы, мужчины и женщины, слушали затаив дыхание. Старик стоял напротив меня, скрестив руки на животе, и задумчиво улыбался. Лицо его избороздили глубокие морщины, волосы вокруг шапочки отметила седина, передних зубов не хватало. Наверное, он прожил непростую жизнь…

Когда книжка закончилась, он бережно взял её у меня из рук и прижал к груди.

– А вы не могли бы подарить мне эту книгу? – спросил он, с надеждой заглядывая мне в глаза.

– Надо спросить разрешение, – ответила я, оглядываясь по сторонам, чтобы найти Валентина. Но его, как назло, нигде не было видно. Куда он мог деться? Нашла его помощника, но тот только пожал плечами:

– Это единственный экземпляр. Впрочем, как Валентин скажет. Он – главный. Может, он и подарит.

– Если нельзя подарить, то можно я куплю? – умолял престарелый африканец. Глаза у него блестели от проступившей влаги.

Я тщетно разыскивала директора культурного центра, пробираясь налево и направо сквозь толпы гостей. Наконец он сам откуда-то появился, я кинулась к нему, рассказала о случившемся, спросила, что делать.

– Конечно, подарим, раз ему так полюбилась книга. Где этот человек?

Но пожилого африканца в синем бубу уже не было.

13. Новые знакомства

Маша передала мне бухгалтерию. Как аккуратно вела она все дела! Непонятно, почему торгпред от неё отказался. Правда, Маша намекнула, что они с Лёшей не всегда соглашались с решениями Владимира Петровича.

– Да ты сама всё увидишь и поймёшь, – многозначительно предупредила она.

Против моего ожидания, она не затаила на меня зла, хотя потеряла заработок – какой-никакой, но за границей любая лишняя копейка дорога. Меня же нагрузили бухгалтерией безо всякой дополнительной оплаты. Зато кое-кто из экипажа Ан-24, которым руководил Лёша в качестве представителя «Авиаэкспорта», выразил мне своё «фи». Вот уж чего не ожидала! Когда экипаж пришёл за очередной зарплатой (почему-то все явились с жёнами), бортмеханик поморщился, завидев меня, словно лимон проглотил.

– А где Маша? Почему она не работает? – учинил он мне допрос, как будто не знал, что случилось.

Верная жена, заплывшая жиром, безмолвно поддержала супруга, сверля меня осуждающим взглядом. Мне стало досадно за них: уже немолодые, они до неприличия выслуживались перед Лёшей. И до чего трусливые! Что же вы не пошли высказать своё недовольство торгпреду?!

Пилот и радист, также прибывшие с жёнами, молча наблюдали, но от них тоже веяло неприязнью.

Только один человек правильно понял моё положение и решил переломить ситуацию. Ко мне подошла жена штурмана, Оксана, и, как будто извиняясь за всех, дружелюбным тоном предложила познакомить меня с девушкой, которая работала в другом советском представительстве. Она была примерно моего возраста и тоже приехала одна.

– Здесь трудно быть одной, вдвоём всё веселее – и прогуляться куда-нибудь, и просто пообщаться.

Я согласилась, и Оксана проводила меня до представительства экономсоветника, в котором она подрабатывала горничной, а девушка, с которой она решила меня познакомить, Неля, служила бухгалтером. Так с помощью добродетельной Оксаны я приобрела «подругу дней моих суровых». Оксана была из тех людей, которые скромно держатся в тени, но первые замечают, что кому-то нужна помощь. Помогут и снова отходят в сторонку.

Лёша относился к ней и её мужу, Вадиму, с особой симпатией. А африканские авиаторы почтительно называли Вадима «интеллигент». Кто мог тогда подумать, что именно к ним постучится страшная беда?

Нелино представительство располагалось недалеко от торгпредства. Это был настоящий райский уголок, главным украшением которого служил огромный цветник, на котором собрались все известные мне с детства цветы. Не знаю, кто первый заложил эту клумбу, но она продолжала жить, благодаря стараниям Оксаны и Нели. Наши российские цветы, попав в тёплый климат, неустанно цвели и благоухали круглый год. Может, они и не считали своё цветение за труд, а только радовались вечному солнышку! Я пришла в восторг, увидев такую красоту, и, конечно, загорелась желанием развести что-то подобное во дворе своего дома. Но это было ещё не всё.

Рядом с виллой росла веерная пальма, пушистые листья которой, похожие на огромные страусиные перья, образовали гигантский зелёный веер. Я такую видела впервые.

Кроме того, на вилле проживала маленькая остроглазая обезьянка, очень шустрая и забавная. Она была привязана на цепочку, как собачка, чтобы не сбежала. Люди всегда привыкают к приручённым животным: кошкам, собакам, хомячкам… Неля обожала свою обезьянку.

– Она очень любит лакомиться сырыми яйцами, – рассказывала она. – Если бы ты видела, как она ест! Сначала осторожно надкусывает скорлупу сверху, затем расширяет отверстие пальчиками, аккуратно отламывая кусочки, выпивает белок и под конец, не спеша, растягивая удовольствие, выедает желток. Вся её мордочка при этом сияет от наслаждения.

Как бы ни кормили, наверное, несладко жить на цепи, вдали от родных и друзей…

С обезьянкой мы сфотографировались на память. Она прекрасно позировала – видимо, привыкла к роли фотомодели. С моим появлением обезьяний рацион расширился. Чем мы её только не угощали!

Как-то, прогуливаясь к океану, мы с Нелькой обнаружили на песчаном пустыре тоненькие плети с плодами величиной не больше яблока и очень похожими на арбузы: такие же круглые, светло-зелёные в тёмно-зелёную полоску. Вот только мякоть внутри, к сожалению, не красная и сахарная, а зелёная и горькая. Правда, очень сочная. Мы сорвали и принесли этот мини-арбуз обезьянке. Он ей пришёлся по вкусу. Она с аппетитом выела сочную мякоть. Прямо-таки обезьяний арбуз!

Кроме обезьянки на Нелькином попечении оказалось ещё одно существо.

– Раз я застала нашего африканского сторожа копающимся в мусорном баке, – поведала мне Нелька. – Я остановилась, чтобы посмотреть, что он там ищет. Он достал куриные объедки, которые я только что выбросила, улёгся на спину, смотрит в небо и с наслаждением обсасывает косточки. После этого я стала выносить ему еду. Положу чего-нибудь на тарелку и ставлю на крыльцо. Он поест и возвращает пустую посуду. А однажды, после дождя, помыл тарелку в луже, а потом поставил на крыльцо. Чистоплотный!

Жила Неля, как она говорила, «в каморке под лестницей». Её комнатка ютилась под лестницей на второй этаж, где располагались офис и квартира экономсоветника.

Экономсоветник, Нелин начальник, был уже немолодой, но привлекательный мужчина. Очень походил на киноактёра Иннокентия Смоктуновского: худой, высокий, интеллигентный и обаятельный. Говорили, что его жена, вторая по счёту, приехавшая вместе с ним в Африку, тут же тяжело заболела и вернулась в Москву. Бедолага экономсоветник был обречён на тоскливую одинокую жизнь, но судьба послала ему Нельку, молодую, весёлую и свободную, как птичка.

Нелькин шеф был интересным собеседником, а я – жуткая спорщица. Так что в основном говорили мы вдвоём, а Нелька больше помалкивала, загадочно усмехаясь, подливая в чашки чаю и придвигая вазочку с печеньем. На моё замечание, что он похож на Смоктуновского, экономсоветник рассмеялся и неожиданно сказал:

– Смоктуновский? Я его хорошо знал. Мы с ним земляки, из одного города. А воспоминания о нём остались не самые лучшие. Была у меня в ту пору девушка, Алевтина, так вот Кеша увёл мою Алевтину. Или она к нему сама перебежала… Такая вышла история!

Как и все советские сотрудники, старающиеся за границей пересесть с отечественных машин на импортные, экономсоветник заказал себе «ауди» с комфортным салоном и кондиционером. У наших машин кондиционеров не было, под африканским солнцем они раскалялись, как печки. Прохладнее в них становилось только на полном ходу при открытых окнах.

Нелька пригласила меня на прокат нового авто. Её шеф был на седьмом небе от своей «ауди». Правда, она того стоила. Машина была так хорошо сконструирована, что не катилась по дороге, а летела над ней ласточкой. На той же самой дороге наши «жигули» тряслись и грохотали, как железное корыто…

14. Лагуна

Торгпред с женой улетели в Москву. В их квартире поселился Валерий со своей семьёй на правах хозяина: он замещал торгпреда на время отпуска. Теперь помимо чёрной бестии ризеншнауцера повсюду в торгпредстве мелькала белокурая головка крошечной, как Дюймовочка, Сони, дочери Валерия. Неугомонная, любопытная, говорливая девчушка замирала и теряла дар речи только при виде Фила, который наверняка казался ей огромным чудовищем.

– Не бойся его! Теперь ты – его хозяйка, – наставляли её старшие. Но Сонечка хозяйкой Фила себя не ощущала и крепко прижималась к ногам отца или матери, лишь только пёс появлялся рядом.

Мы с Викой, женой Валерия, теперь часто ездили вместе на рынок за покупками. Языка она не знала, поэтому нуждалась в моей помощи и охотно брала меня с собой. Благодаря ей я обошла и узнала все углы и закоулки промтоварного рынка, который здесь назывался Лагуна. Он был невообразимо богатым, разнообразным и красочным. Некоторые женщины вообще теряли от него голову. Вика относилась к их числу. Перед окончательным отъездом на родину каждая мечтала напоследок посетить этот рынок. Жена советского посла, навещавшая супруга наездами, по слухам, забирала все его накопления и спускала их за несколько дней на этой самой Лагуне…

Поскольку это был портовый город, товары привозили сюда со всех концов света: Америки, Европы, Ближнего Востока, Австралии, Китая, Индии… Причём каждую неделю появлялось что-то новое. В нашей стране в ту пору такого изобилия и разнообразия не было и в помине. Надо ли говорить, как кружилась голова у женщин от такого богатства! Для мужчин тоже имелся соблазн – техника. Лавки ливанцев и индусов ломились от разнообразных магнитофонов, видеоплееров, музыкальных центров, видеокассет… Для постоянных клиентов лавочники всегда делали скидку. Какую-никакую, но всё-таки куда интереснее покупать со скидкой. А месяца за два до конца года все товары продавали на 25% дешевле: рождественская скидка.