Чел. Роман

От реки и нелюбовь к воде вообще. Она соприкасается с ней лишь при крайней необходимости. Матрас, например. Вода в оболочке. Что может быть лучше? Что до прочего, то ежевечерние детские купания ужасны. Да и сейчас ее душ длится не больше пары минут. Такая редкостная для девочки экономия воды и мыла – повод для шуток домашних. Мама зовет ее экологом. Папа кочевником. Она категорически не соглашается с этим. Достаточно и одного прозвища, которое она получила за свою необычную, вполне себе киношную походку. Ее зовут – Чарли. Другого не надо. Она – Чарли. И только Чарли.

То, что она и сама уже много лет подобна воде, Чарли не замечает. Устоявшийся с шести лет режим не сковывает. Напротив, сейчас, почти десять лет спустя, Чарли и представить себе не может, как можно жить по-другому. Это Ashima36 – ее главная соперница – может быть просто девочкой. У Чарли нет такого раздвоения. Она всегда и везде одна и та же. И даже эти минуты у окна – составляющие распорядка дня, а не девичья прихоть. Чистого созерцания в них нет. Оно короткое отступление в череде обычных мыслей об одежде, обуви, нюансах сегодняшних тренировок, и, конечно, о готовящемся воскресном выезде на боулдеры37 в карьер.

Последнее волнует ее на этот раз больше всего. Причина – неопределенность. История давняя. Одну ее на эти камни не пускают – боятся. Не из-за высот. Они в основном незначительные. Да, и она берет с собой крэшпэд38. Причина волнений старших – лесопарк вокруг. И пьяные компании – полбеды. Два года назад там всем миром поймали какого-то маньяка. На нем десять девочек не старше пятнадцати. Так что родителей Чарли можно понять.

В это воскресенье, по разным причинам, пойти вместе с ней из клуба никто не сможет. Еще вчера она разместила пост на стене. Пока тишина. Лайки, не более. Без комментов и предложений. Вариант – соврать и поехать одной. Но папа – хитрый лис. Он мало того, что каждый раз, пусть и мельком, интересуется, с кем именно она собирается ехать, так еще и требует видеоотчет хотя бы части подъемов. Говорит, для анализа.

«Ой ли?»

Можно, конечно, исхитриться и снять что-то на смартфон, поставив его между камней, но по идеально статичному кадру сразу будет понятно, что оператор отсутствовал…

Впрочем, пока нечего париться. Впереди еще двое суток. Нужно только чаще обновлять пост на стене.

«Не может быть такого, чтобы никто не откликнулся!» – подводит Чарли итог утренней трехминутке и через длинный коридор, в котором никогда не выключается свет, идет в ненавистный душ.

Коридор – «аллея славы». Фото членов семьи. Кубки на полочках. Медали на гвоздиках. Победы и призовые места. Львиная доля трофеев – заслуга Чарли. Она звезда семьи. С недавних пор и основной источник дохода. Спонсорские контракты (бумаги она не читает, только подписывает) по большей части принадлежат ей. Сколько там чего – она не знает. Ее, по правде говоря, это мало интересует. Мысли о деньгах умещаются в ближайший день. А суточных более чем достаточно. Расходы невелики. Дорога в клуб и обратно. Обычно метро. Но можно и на такси, если очень устала. Питание. Фреши, смузи, питательные батончики, редкий – через день – диетический бургер в клубном буфете.

Каким образом на столе появляется еда дома, Чарли понятия не имеет. Плиту она не зажигала ни разу в жизни. Кухонные навыки Чарли ограничиваются микроволновкой. В отделениях холодильника она путается. А в многочисленные кухонные шкафы и шкафчики никогда не заглядывает.

Что до прочего, то в снаряжении ограничений нет. Стопроцентная скидка по контракту в трех магазинах. Ее покупки там – это по сути и не покупки, а требование бесплатной доставки. Соревнования – выезд, проживание – также полностью оплачиваются. Жизнь Чарли – глобальное «все включено».

Ее максимально изолируют от бытовых проблем, оставляя наедине с единственной задачей – подняться и не упасть. Трассы меняются. Задача неизменна. Что до сопутствующей всему боли, то боль – не проблема. Боль – не только истина. Боль – жизнь.

В ванной Чарли долго спускает воду. Дом старый. Горячей воды приходится ждать долго. А если и лезть под эту жидкую гадость, то почти под кипяток. Холодная и даже теплая вода – омерзительна. Такую воду можно только пить. И только когда под рукой нет сока или йогурта. Горячая вода не так противна, но и с ней Чарли общается недолго, оставляя после себя в ванной густой, почти банный пар.

К пару у Чарли компромиссное отношение. Она любит сауну и даже хамам. Они – лучшее восстановление. Но пар – та же вода. Пар – обман. Он в этом смысле похож на снег. Два обманщика в разном обличье. Снег Чарли нравится больше пара. Он красиво падает. Укрывает и обездвиживает вместе со льдом ненавистную реку. Снег и лед всем хороши, но до тех пор пока не начинают таять. С этого момента они – самая плохая вода. У них не получилось. Они сдались. Они перестали быть самими собой.

Не спеша почистив зубы, Чарли, завернутая в полотенце, возвращается в свою комнату. Необходимая на сегодня одежда аккуратно сложена на стуле. Как она там появляется – для Чарли визуальная загадка. Понятно – это дело рук мамы. Но застать ее за этим делом никогда не удается. Есть предположение, что мама приносит одежду ночью. Чарли пыталась – и не однажды – дождаться ее прихода, но всякий раз не выдерживала и засыпала.

На стуле носки, белье, майки, шорты и треники. Все в двух-трех экземплярах. У Чарли есть возможность в течение дня несколько раз переодеться. Толстовка или куртка – на выходе. Их выбор – право Чарли. Шапочка и снуд – неизменны. Они в шкафу, на отдельной полочке. Чарли надевает их в первую очередь, едва скинув полотенце. Кто поднимает полотенце и уносит в ванную – еще одна загадка. Но после завтрака его в комнате уже нет. Чарли пытается следить за мамой. Тщетно. Полотенца нет на полу, даже когда мама, казалось бы, совсем не выходит из кухни.

Снуд надевается первым. Индивидуальный размер. Ручная работа. Шелк. Он не снимается до ночи ни при каких обстоятельствах. Снуд в трех идентичных экземплярах. Один на ней. Один – дома. Еще один в сумке в боковом кармане. На случай какой-то аварии с основным. Хотя такого еще не случалось. Но береженого Бог бережет. Любимая папина поговорка. Он мелко крестится перед каждым восхождением. Но в церковь не ходит. И то и дело троллит монашек из монастыря напротив. Скала – его священник. Магнезия – его молитва.

Снуд прикрывает шею почти целиком. Операционные шрамы укрыты с запасом. Но в течение дня Чарли частенько подходит к зеркалу – и вовсе не для того, чтобы полюбоваться собой.

Шапочка, как и снуд, выполнена по индивидуальному заказу. Эксклюзив появляется в гардеробе Чарли после первых профессиональных контрактов. До этого момента серийная одежда доставляла Чарли массу неудобств. Шапочки то были малы, то велики, то не прикрывали уши, то топорщились сверху как петушиный гребешок… И это при полном отсутствии волос на голове и теле, убитых безвозвратно за одиннадцать лет до этого химией и рентгеном. Спустя полгода ее приведут на скалодром просто развеяться. Когда-то часть терапии. Теперь – профессия.

Стоя у зеркала, Чарли дольше всех надевает шапочку и снуд, тратя на них больше времени, чем на весь остальной гардероб. Все прочее оказывается на Чарли быстро, будто одним ловким движением. После чего она еще раз правит шапочку и снуд. Они здесь главные. В сущности без всего остального можно обойтись, но не без них.

На кухне старшие братья-погодки запивают яичницу литрами томатного сока. Высокие, кудрявые, с неимоверно длинными, прямо ондровскими руками39 – они само совершенство на коротких боулдерах. Рукоходы, дино40 и качи на одной руке – их конек. Но длинные трассы братья «читают» плохо и относительно быстро «умирают». На каждом – ни грамма лишнего веса, но куда деть кость? Трудность41 не для них. Это «фишка» Чарли. Боулдеры, которые для братьев предел возможностей, для нее – загородная прогулка. Братья исчерпали свой потенциал. Пределы возможностей Чарли едва-едва обозначаются. Отсюда их отношение к «мелкой». Сдержанная профессиональная зависть, прикрытая братскими улыбками и мужской почтительностью.

Они так и встречают ее, сидя на кухне, двумя парами сияющих глаз. Напрасно. Чарли здоровается не глядя. Почти отвернувшись. Они не обижаются. Привычка. Отслеживают ее променад вокруг стола и корчат друг другу многозначительные рожи, будто в кашу Чарли подмешано что-то кроме постного масла и сухофруктов. Чарли застает их лица уже без гримас, желает приятного аппетита, после чего не обращает на братьев никакого внимания. Следующий ее взгляд в сторону братьев фиксирует напротив себя опустевшие стулья. Братья – технари-проектировщики. Один строитель. Другой электрик. У них нет профессиональных контрактов. Но есть образование. Им недостаточно девяти классов Чарли. И это уже ее повод для зависти, о котором ни братья, ни родители не подозревают.

В течение завтрака мама находится здесь же рядом, у плиты. Она ничего не ест. Только накрывает на стол и убирает грязную посуду. Иногда что-то еще готовит, ловко орудуя любимыми китайскими ножами-топориками. Чарли вообще не помнит, чтобы мама при ней когда-либо что-то ела. И в обычные дни, и в праздники это редкое явление. Она кормит всех домашних, но почти не ест сама. Чего не скажешь об отце. Он появляется сразу после ухода братьев. Пол-литровая банка его любимой красной фасоли с наипротивнейшим горчичным маслом и черным перцем сегодня исчезает за пару минут. И это не рекорд. За ней следуют двойные тосты с ветчиной и салатом, стакан минералки и какой-то японский чай.

Чарли, напротив, ест медленно. Чайной ложкой. Да и ту задействует наполовину. Кусочки бананов и цукаты отдельно. По одному. К окончанию завтрака успевает их все сосчитать. Результат, перед тем как приняться за какао, Чарли объявляет маме. Это их ежеутренняя игра. Мама говорит, что кладет сухофрукты на глаз, но Чарли подозревает ее в точном расчете. Каждое утро цифры подозрительно сходятся. Разница максимум несколько штук. Что вполне объяснимо для сушеных бананов, но так на глаз попадать с цукатами вряд ли возможно. Мама стоит на своем. Игра продолжается.

Допив какао, Чарли ограничивается благодарностью. Мытье посуды – еще одна немыслимая для нее вещь. Чарли лишь теоретически представляет себе, как это происходит, но никогда не проверяет теорию на практике. Даже и не пытается. Ее никто и не просит.

Вернувшись в комнату, Чарли устраивает странный для стороннего взгляда выбор скальников42 для сегодняшней тренировки. Ибо процедура всякий раз заканчивается одинаково: определив пару фаворитов и аккуратно уложив ее в рюкзак, Чарли, после секундной паузы, бросает туда же бесформенной кипой и остальные три пары. Тот же процесс «отбора» проходят напульсники. И только кеды для зала одни. Потому что они одни. Выбора нет. Вторую неделю Чарли забывает их заказать. В интернет-магазине она незаметно оказывается на странице со скальниками, вместо того чтобы заниматься покупкой дополнительной пары кед. Так скальники множатся еженедельно.

«Сколько их там еще в тумбочке прихожей?»

Одна мама знает. А кеды одни. Сегодня в метро предстоит очередная попытка спасти их от одиночества.

Собрав все необходимое, Чарли пока не закрывает сумку. Еще предстоит взять питательные смеси у мамы. Три-четыре – по погоде – стограммовых бутылочки для разового употребления. Домашние йогурты с разнообразными добавками. Чарли, кажется, уже перепробовала бесчисленное множество сочетаний зерновых и фруктов. Но мама непобедима – хотя бы одна бутылочка нет-нет да и поставит Чарли в тупик. Ей остается лишь спрашивать вечером: что это было? А на завтра вновь удивляться.

Бутылочки с йогуртом – сегодня их четыре – значит, на улице прохладно – ждут на тумбочке. Они помещены в специальный кейс, чтобы не искать потом, выворачивая все содержимое рюкзака наружу. Мама помещает его поверх одежды и обуви, делая вид, что не замечает царящего в рюкзаке хаоса. Чарли тем временем выбирает толстовку. История, достойная скальников. Но здесь действительно предстоит сделать выбор. Здесь Чарли редко обходится без помощи мамы. Вот и сейчас, уложив йогурты, мама, с минуту понаблюдав за колебаниями дочери, кладет руку на огненно-белую с высоким, стоячим воротником и плотными рукавами-напульсниками. Мама любит все белое. Эта еще и самая теплая. Как тут не согласиться.

Остаются кроссовки. Но их уже нет сил выбирать. Чарли почти не глядя сует ноги в первые попавшиеся, забирает из рук мамы рюкзак, на отлично исполняет дежурные троекратные «чмоки» и, уже приоткрыв дверь, встает на цыпочки и хватает с полки теннисный мяч.

На улице свежо. Чарли поднимает воротник. Мама бы порадовалась. Но недолго. Спустя сотню метров Чарли согревается и возвращает воротник в исходное положение. Не зима. Апрель – начало скального сезона. Скалодром за зиму, несмотря на частые выезды за рубеж, успевает достать. Воскресный карьер не выходит из головы. Чарли проверяет пост на стене. Ничего. Обновляет. Есть время. Есть…

До метро четырнадцать минут дворами. Время давно просчитано. Сбоев не бывает. Мешают только птицы. Завидев любую, Чарли всякий раз притормаживает или вовсе застывает на месте и напряженно, не без надежды, вслушивается – до тех пор пока птица не улетает прочь.

С поправкой на птиц, даже зимой, с ее снегом Чарли легко укладывается в сроки. Дорожки причудливо петляют от одной детской площадки к другой. Конечная точка одна, но конкретный маршрут всякий раз другой. Как и в случае со скалой Чарли с первого взгляда безошибочно определяет путь кратчайший и удобнейший из возможных. Зимой она учитывает параметры льда и снега, работу дворников, летом дорожные работы, весной и осенью – грязь, в любой сезон – собачников и брошенные как попало авто.

В это утро птиц на ее пути нет. Как вымерли. Даже голуби редки. Но Чарли они не интересны. Она знает – они не поют. Только курлычут. Собак почти нет. Толстая, плывущая на брюхе такса, которая прогуливает долговязого ботана, не в счет. Автовладельцы удивительно законопослушны. Только грязь обычна. Ее не больше и не меньше. Она как всегда. Кроссы привычно чавкают и брызгаются. Так будет почти до метро. Другой бы сделал шире шаг, но не Чарли.

Привычка не ступать широко и контролировать постановку ноги не отпускает Чарли и в обычной жизни. Чарли всегда ходит медленно, внимательно глядя под ноги. Откуда взялся чаплинский разворот стоп – понять сложнее. Но и он наверняка как-то связан с притиранием стоп к рельефу, со стремлением дать опору наибольшей площади, в конце концов не упасть и подняться как можно быстрее.

Это версии отца. Чарли нет дела до них. Она ходит, не задумываясь о том, как это делает. Так же как лазает. Тем более что бегает она как все. Без чаплинского мельтешения и развернутых стоп. Поэтому, если ей по каким-то причинам нужно ускориться, она предпочитает не пытаться идти быстро, а сразу переходит на бег. Отсутствие средней скорости накладывает отпечаток на ее редкие прогулки с родными. Чарли или безнадежно отстает через сотню метров, или убегает вперед. Впрочем, такие прогулки редки и коротки. Последняя памятна. Прошлым летом, в окрестностях того самого карьера, Чарли отстает и теряется в вечерних сумерках. Когда ее находят, выясняется, что она осталась вблизи лагеря, примерно в пятидесяти метрах. А все из-за того, что по рассылке ей приходит новое соло какого-то сумасшедшего с Йосемита43. Она начинает смотреть его на ходу, невольно повторяя движения рук и ног солоиста. Вскоре Чарли совсем останавливается и вплоть до возвращения родных взбирается на воображаемую стену.

На одиннадцатой минуте Чарли покидает дворы. Через парк, с островом посреди пруда, она выходит на проспект. Здесь чище. Но больше людей и машин. Новострой чередуется с прошлым веком. Плитка у метро сменяется булыжной мостовой. В толпе Чарли чувствует себя органично. Крейсерские скорости окружающих совпадают с ее «стремительностью». А порой даже и ей необходимо притормаживать. Развернутые наружу стопы идеальны для пяток впереди идущих. Они никогда не сталкиваются. Чарли включает автопилот. Спуск. Пять станций по кольцу. И дальше пара по радиусу. Пять дней в неделю. Отработано до автоматизма. Можно заняться кедами.

Чарли не выбирает вагон и не рассчитывает свое в нем местоположение. Почти не смотрит по сторонам. Сеть – лучшее место пребывания в эти минуты. К переходу на кольцо, забитое пассажирами, кеды выбраны и заказаны. Теперь можно копаться в скальниках. Любимое занятие. Чарли вертит фотки, смотрит видео в 3D. Подошве особое внимание. Ткань сверху – броская этикетка, никакой роли в подъеме не играющая. Новички цепляются за нее. Им нужен вид, а не суть. Признак лоха. Того, кто ходит, но не поднимается.

Вскоре Чарли понимает, что сегодня в метро всё, не как всегда. Такой давки не бывает даже по понедельникам. И вообще как-то неуютно. Она прыгает на новостной сайт. Натыкается на молнию вверху страницы. Прочитав, оборачивается. Пути назад нет. Но движение как раз в ее сторону. Да, в разы медленнее, чем обычно, но туда, куда нужно. Она еще не опаздывает.

«Да и к кому?»

Утренняя тренировка – она сама себе тренер. Нужно только успокоить своих. Конечно, на той взорванной станции ее в такое время никак не может быть. Но в такой ситуации лучше не молчать. Она набирает сообщение и рассылает его. После чего возвращается на страницу магазина. Но чувство неуютности не покидает. Постепенно шаг за шагом нарастая. Источник неприятного чувства – Чарли не сразу это понимает – находится слева и сверху. Они идут плечо в плечо, хотя это и не совсем так. Ее макушка едва достает до его плеча. Он раза в два крупнее и больше. И совершенно беззастенчиво пялится в ее смартфон. Пальцы жжет от его взгляда.

«Что он в них, сука, нашел?»

Приходят ответы – в основном смайлы – от семьи и знакомых. Многие, например братья, погрязшие в чертежах и расчетах, еще не в курсе случившегося. Родители уточняют местонахождение и настойчиво требуют возвращаться вечером на такси. Чарли обещает. Чувствует, как вслед за пальцами начинает жечь лицо. Понятно. Тот, сверху, пялится на ее фото на аватарке – подарок девушки старшего брата, занимающий почетное место на «аллее славы». Фоткаться Чарли не любит. Фотосессии на соревнованиях для нее пытка. Но дипломированному инструктору по йоге она отказать не может. Фотография – ее хобби. Потому, наверное, действует не как все. Оставляет на своих местах шапочку и снуд. Не требует пресловутого «чиза» и всю сессию говорит про какое-то «кватроченто»…

Чарли уходит в магазин. Но с лицом ничего не меняется. Оно горит. В довершении всего пальцы уже не жжет, они болят и даже не как утром, а по-вечернему. Чарли поднимает взгляд.

Дорогущие наушники, смешная марлевая повязка, четыре пальца на две руки.

«Да он просто урод какой-то, – думает Чарли. – Четыре пальца. Не вытянет и простейший траверс44. Еще такой крупный. Было бы и десять на руках – не вышел бы. Не то что в четыре. Лох. А смотрит так, будто он центр вселенной».

Вернувшись на свою страницу, Чарли тем не менее разворачивает смарт от назойливого взгляда слева. Нечего потакать. Машинально заказывает очередные скальники. Подтвердив заказ, понимает, что приняла сейчас что-то вроде успокоительного. Не работает. Пальцы так же ноют, а лицо горит. И выход, похоже, один – каким-то образом пробраться вперед. Задачка по крайней мере на 8b. Было уже. Но там другая стена. Никого вокруг. Только отец на нижней страховке. Мама с камерой на топе45. Братья снимают общий план. Второй спонсорский контракт. Источник теперешнего бытия.

Чарли присматривается и с трудом находит просветы в толпе впереди себя. Для нее как раз хватит. А вот для него – без шансов. Она убирает смарт и сосредотачивается на мяче, ожидая удобного момента. Вдруг ощущает резкий воздушный поток слева-сверху и инстинктивно отшатывается в сторону. Оборачивается. Повязки нет. Улыбается. Идиот. Он на что-то рассчитывает. Пальцы воют. Самое время размять их. Хоть как-то успокоить.

«И эту тварь в наушниках усмирить. Чего он их на шею сбросил? Ответа ждет? Лови!»

Пальцы двигаются поначалу через боль, но постепенно разогреваются. Приятное тепло разливается по ним волной. Вторая кисть, отдав мяч первой, играет, как поет. Она видит, как мрачнеет его лицо. Он все понял. Кто и что он. Ну, хоть и лох, но не дурак. Отворачивается.

«Заплачет еще, тряпка», – с отвращением думает Чарли, протискиваясь вперед, и утыкается в спину дамы в бежевом пальто. На минуту остается в этой позиции и повторяет операцию, едва не ударившись лбом о чей-то ридер. Впереди компания «планктона» в фирменной одежде. После короткой паузы огибает их слева, вдоль стены. И всё. Есть отрыв. Можно не спешить. На третьей ступени Чарли оборачивается на всякий случай. Вот он. За «планктоном». Не отстает.

– Как успокоить?

Решение приходит спонтанно. На параллельных трассах она порой ловит момент и показывает сопернице язык. Пару раз ее чуть не снимают за неспортивное. Здесь некому снимать. Да и правил нет. Язык – лучшее средство…

Чарли видит, как он, словно те девочки на рельефе, теряется и проигрывает окончательно. Но лучше уйти от него подальше. Раненый зверь вдвойне опасен. Он повторяет движение вдоль стены еще три раза. Третий раз особенно труден. На крайней лестнице группа туристов-немчиков.

Чарли прыгает, зацепившись за полку, в сантиметрах от чьих-то ног. Пожалуй самый необычный дино в ее жизни. Встав на ноги, Чарли контрольно оборачивается.

«Потерян. Круто. Забыли».

Только выйдя из метро, Чарли отмечает, что если пальцы вернулись в норму, то лицо нет. Такое ощущение, что на нее по-прежнему внимательно смотрят. Чарли списывает все на духоту перехода и сосредотачивается на плане сегодняшней тренировки. Она всегда читает его на ночь. Пробегает глазами с утра. Пять дней в неделю. Две части. Утро и вечер. Не уходя из зала. Нет смысла мотаться домой. Все условия на месте. Обед, сон, редкий массаж. Утро – техника. Вечер – физика. Может – но редко, не чаще раза в неделю – и наоборот. Возможно, и что-то одно весь день. Но это еще реже. Раз в две недели. Всего пять-шесть часов в день. Итого до 25—30 часов в неделю. При обычной норме в 15—20. Именно это соотношение у простых смертных называется дар Божий. Талант, каких свет не видел. При этом Чарли далека от мысли приписывать свои успехи исключительно тренировкам. Большинству ее 30 часов не помогут стать лучше, скорее убьют. И даже если кто-то их выдержит – были попытки – откуда он возьмет ее голову? Ее способность «читать» рельеф с первого взгляда, отключать страх, никак не реагировать на зрителя и финальную ответственность. Десятки девочек в этой стране мощнее и выше ее. Чарли и не снились те вещи, которые они творят на кампусборде46 и кольцах. Но на стене их удел – видеть ее пятки. На параллельных трассах по трудности некоторые к топу Чарли едва успевают начать. На короткие боулдеры на местном уровне она не тратит больше минуты и проходит их всегда с первого раза. Постановщики рады бы увеличить сложность.

– Но что делать всем остальным? Умирать на первом же движении? – справедливо вопрошают они.

На мировом уровне все сложнее. Там Ashima. Да и прочих нельзя уж совсем сбрасывать со счетов. Чарли порой не хватает именно физики. «Прочитать» трассу мало. Нужна элементарная сила, чтобы исполнить. Отсюда акценты этого года. Специальная физическая подготовка. Отсюда боль. Она была и раньше. Но в этот год она, кажется, достигает своего предела.

Итак, по приходу в зал скакалка, чтобы разогнать кровь и пульс. Растяжка. От шеи и верхних конечностей до пяток. Последовательно. По паре движений на каждый сустав и прилегающие связки. В завершении разминки пять коротких и легких боулдеров. И вперед на кампусборд. Будь он проклят. Плакат Гюллиха47 как икона в царском углу ее комнаты. Но в эти часы Чарли не поминает его добрым словом. Он создал пытку. Он палач. Его нельзя осуждать или благодарить. Палача можно только простить.

Как и почти всегда, Чарли первая в зале. На ресепшене сонная девочка в очках. Она не в счет. Тупо продавец. Чарли кивает ей. Не больше. Знакомиться ближе совсем необязательно. Ключ у Чарли свой. И от зала, и от шкафчика в раздевалке. Они еще увидятся сегодня два раза. После обеда очкастая сделает Чарли фреш. Уходя, Чарли кивнет ей, как утром, не читая бейджик.

В прихожей, в зоне отдыха ничего не меняется с вечера. Подушки на размочаленных диванах, журналы на прозрачных столиках, кажется, в том же положении. Только мешок для стаканчиков рядом с кулером новый. Знак того, что уборка ночью все-таки была. В чем кроме этого она заключается, Чарли не понимает. Пыль та же и там же. Обычные дела для скалодрома. Убирай не убирай – магнезия будто с рельефа сыплется. Ее принципиально невозможно убрать. Как песок в пустыне.

Воздух, наполненный пылью, для Чарли обычен. Он с нею везде. Даже за городом. В часы, свободные от лазания, даже на вымытых ладонях она чувствует приятную сухость, то же ощущение в носу и горле. Знак того, что все в порядке. Обратное: сырость – болезнь. Цепочка, не имеющая исключений.