Кофе с круассаном

– Знаешь, мне здесь тоже непросто. По-русски никто не говорит, медицинское обслуживание ужасное. А на днях, представляешь, отравилась устрицами.

Я не представляю, потому что устрицы видела только когда-то давно на картинке в книге «Подводный мир». Мне вспоминается сегодняшний попутчик, который не переварил черную икру. Видно, не принимает славянский организм заморские деликатесы. Я слушаю Ленкин рассказ и жую розовый бисквит. Одна фраза больно режет мое нежное ухо филолога.

– Как, как ты сказала?

– Что? Аннулировала рандеву?

Ухо сворачивается в трубочку.

– В смысле отменила встречу? – поправляю я.

– Ну, я так и говорю. Так вот, слушай…

Ленка в своих рассуждениях несколько раз гордо подчеркивает «здесь у нас в Париже». Я чувствую себе бедной родственницей, прибывшей из забытого Богом захолустья. В восемь вечера с работы возвращается Пьер, которого Ленка явно не посчитала нужным поставить в известность о моем приезде. Он, как человек вежливый, не вылупливает глаза, а галантно скрывает удивление за гостеприимной улыбкой. Ленка жалуется, что у нее нет столовых приборов на трех человек. Кому-то придется есть из некрасивой, недизайнерской тарелки. Пьер предлагает принести себя в жертву. Но я противлюсь этакой несправедливости и на правах незваного гостя забираю некрасивую тарелку себе. Ленка подает entrée в виде завернутого в маринованные баклажаны творожного сыра. Как я узнаю позже, и это и другие блюда куплены в ближайшей кулинарии. Пьер достает из холодильника вино, чтобы отметить мой приезд. Он капает несколько капель себе в бокал, долго катает их по дну, принюхиваясь как собака, потом осторожно выливает их себе на язык и, закатив глаза, шевелит губами. «Дегустирует» объясняет мне Ленка. Пьер выходит из нирваны и сообщает, что вино отменное. Ленка на смену баклажановым завертышам выносит разогретую лазанью. У меня так и чешется язык спросить: «А что устриц сегодня нет в меню? И черной икры тоже нет?» Супруги молча жуют местами холодную лазанью. После главного блюда подается сыр. И истинный француз и переродившаяся из рижанки француженка ловко отрезают плесневелые корочки и запихивают в рот крупные желтоватые ломти. Я чтобы не отстать и окончательно не прослыть деревней беру на пробу жидковатый кусочек.

– Этот тебе не понравится, – категорично заявляет моя хорошо осведомленная в сырных делах подруга, вырывает у меня из рук злосчастный кусок и проглатывает его сама, – Возьми лучше Saint Nectar, его больше осталось.

– Дай Марине самой попробовать, chou, – вступается за меня Пьер.

Ленка смотрит на часы.

– Через десять минут «Nouvelle star6» по шестому каналу. Мне надо успеть до этого помыть посуду. Давайте быстренько закругляйтесь.

– А как же десерт? – возмущается ущемленный в своих правах муж.

– Пьер, mon amour, поешь свой йогурт на диване.

Я вызываюсь помочь убрать посуду и в результате перемываю больше тарелок, чем хозяйка. На меня наваливается неподъемная усталость. Хочется лечь, вытянуть ноги, закрыть глаза. В идеале вообще заснуть. Но на отведенном мне диване Пьер ест свой йогурт, а Ленка устроилась смотреть передачу. Мне не остается ничего другого, как примоститься с краю и дремать в ожидании пока двухчасовое шоу не закончится. В конце концов, я засыпаю по-настоящему и чувствую сквозь сон, как Ленка накрывает меня одеялом и подсовывает под голову подушку. «Мерси и больше не проси» возникает откуда-то в сонном мозгу.

Следующим утром я открываю глаза и обнаруживаю, что, фамильярно прижавшись ко мне, похрапывает жирный полосатый кот, который вчерашним вечером не был мне представлен. Я аккуратно, чтобы не потревожить незнакомое животное, выбираюсь из под одеяла и семеню в ванную. Приоткрыв дверь, я сталкиваюсь нос к носу с раздетым по пояс измазанным пенкой для бритья Пьером. «Pardon» бормочу я и ретируюсь.

– Доброе утро. Элен обычно просыпается не раньше десяти, – сообщает мне из-за закрытой двери Пьер.

– Ясно. А ты не знаешь случайно, что это за кот дремлет на моей кровати?

– Это Мину. Он обычно не любит гостей. Тебе повезло.

Нереально просто повезло. Я жду, пока Пьер закончит свой утренний туалет и освободит ванну. Ждать приходится долго. В конце концов, он появляется в дверном проеме в не очень удачно скроенном костюме, распространяя за версту аромат какого-то неизвестного мне парфюма. Я желаю ему хорошего дня. Он отвечает мне там же и прикрывает за собой входную дверь. Я с облегчением занимаю ванную комнату. В десять с чем-то просыпается Ленка. Мы завтракаем непривычными мне гренками, щедро смазанными маслом и вареньем. Я бы, конечно, предпочла свежий круассан, но такой вариант не предлагается.

– У меня сегодня много дел, – щебечет моя подруга, макая свой странный бутерброд в чай, – так что поводить тебя по городу я не смогу.

– Ничего страшного. Я хорошо ориентируюсь в Париже.

– Да? – Ленка удивленно вскидывает тонкую выщипанную бровь.

Я киваю, давясь чересчур сладким вареньем. Я была в Париже дважды. Первый раз с автобусной экскурсией в десятом классе, второй у Ленки на свадьбе. Кроме того, план Парижа лежал у меня на письменном столе под стеклом все годы учебы в университете. Вследствие всего вышеперечисленного я вполне законно могу считать себя знатоком этого замечательного города.

– А я не знала, что у тебя есть кот, – меняю тему я.

– Да, этот. Пьер скачал его из Интернета.

– В смысле?

Я не знала, что домашних животных уже научились скачивать как прикладные программы.

– Ну, заказал по Интернету из какого-то известного elevage, не знаю, как это будет по-русски.

– Питомник, – подсказываю я.

– Угу. Он с виду беспородный, но на самом деле у него куча медалей. А его полное имя занимает три строчки в паспорте.

Выходит, я спала не с беспородным котом, а с медалистом. Это в корне меняет дело.

– Значит, справишься сама? Ты куда вообще собираешься? В Лувр? На Монмартр? Если хочешь, я распечатаю тебе карту.

У «коренной» парижанки этот банальный туристический маршрут вызывает презрение, которое она не в силах скрыть. Я же в свою очередь предпочитаю казаться в ее глазах, скорее непритязательной туристкой, чем охотницей за мертвыми французами, потому охотно соглашаюсь на карту. Тем более что она мне может и в самом деле пригодиться.

– Вот. От Лувра пойдешь через сад Тюльери, потом вдоль Сены до Эйфелевой башни.

– Спасибо. Я сама разберусь.

– Ну, дерзай. Если заблудишься, звони.

– Непременно.

Я надеваю новое белое платье, крашусь чуть ярче обычного, сбрызгиваюсь жасминовым Diorissimo. Зеркало подтверждает мою полную боеготовность.

– Ты зря так вырядилась, – вносит свою пессимистическую лепту моя добрая подруга, – В метро заляпаешься, да, и арабы будут приставать.

– Как-нибудь отобьюсь.

Я бегу вниз по ступенькам, ощущая за спиной крылья. На улице солнечно и тепло. Пожилая пара завтракает в маленьком кафе. Она жует круссан, запивая кофе, он листает газету. У их ног посапывает пожилая болонка. Я вспоминаю, как в свою первую поездку мне хотелось подойти к каждой такой паре и потрогать их, чтобы убедиться, что они настоящие. Ведь они были точной копией того стереотипа, что нам рисовали годами на уроках французского. Вплоть до круассана, газеты и маленькой собачки. Они были для меня такой же неотъемлемой достопримечательностью Парижа как Эйфелева башня и Триумфальная Арка. Мне хочется присесть за соседний столик, заказать это клишейное кофе с круассаном и тоже влиться в цветную картинку летнего Парижа. Но меня ждут великие дела. Я разглядываю карту, прикидывая, как добраться до нужной мне улицы. Можно было, конечно, спросить у Ленки, но это вызвало бы подозрения. В непосредственной близости от жилища Лорана нет ни одной туристической точки. Мои размышления прерывает приятный мужской голос, произносящий английские слова с сильным французским акцентом.

– Вам помочь?

Я поднимаю глаза на немолодого седеющего мужчину с загорелым улыбающимся лицом.

– Спасибо. Мне нужно попасть вот сюда. Я не знаю, на чем лучше ехать, – отвечаю я по-французски.

Он улыбается еще шире и объясняет мне дорогу. Я благодарю услужливого прохожего и отправляюсь на остановку указанного автобуса. При мысли о скорой встрече с Лораном меня охватывает мандраж. Я успокаиваю себя предположением, что в такое время его, скорее всего не окажется дома. И потом мандражировать должен он, а не я. Не я же гибла в выдуманной аварии. Автобус катит по залитым солнцем улицам, периодически застревая в пробках. Сидящая передо мной пожилая женщина (в виду наличия завивки, макияжа, духов и бижутерии бабулькой такую никак не назовешь) сообщает попутчице, что сегодня бастуют таксисы, поэтому столько пробок. Они долго обсуждают, почему бастуют таксисты. Детали разговора вследствие моей непарижаночности, или же из-за пробелов в знании языка от меня ускользают. Наконец, неспешное транспортное средство доставляет меня к месту назначения. Остается только найти нужный дом. Сердце колыхается где-то в горле, мешая дышать. Я пытаюсь усмирить его, но оно окончательно выходит из под контроля. Пятый, седьмой.. Мне нужен пятнадцатый. Значит, на этой стороне. Что я скажу? Что я скажу ему, если он окажется дома? Нет, на часах двенадцать с копейками, с какой стати работающему человеку в такое время находиться дома? А кто сказал, что он работающий? Он и сказал. А еще он сказал, что разбился на самолете. Вот и дом номер 15. Спокойствие, только спокойствие, как наказывал нам летучий швед Карлсон. Напротив одной из кнопок вызова красивым подчерком выведено Laurent Dussand. И зачем только я сюда приехала! – истерично орет внутренний голос. Я зажмуриваюсь и давлю на кнопку. В голове носятся, сбивая друг друга, беспорядочные обрывки мыслей. Я ожидаю услышать в динамике его голос, но вместо этого дверь пищит, приглашая меня вовнутрь. Я сдерживаю порыв броситься наутек, тяну за ручку и оказываюсь в подъезде. Мне навстречу по лестнице спускается незнакомый мужчина, беглого взгляда на которого хватает, чтобы убедиться, что это не Лоран. Мужчина спотыкается на ступеньке, краснеет и смущенно здоровается. Подобная реакция незнакомца придает мне уверенности в себе. Не зря, значит, я «так вырядилась». Французы просто падают и штабелями укладываются. Я поднимаюсь по ступенькам уже гораздо более уверенным шагом. Вот, кажется, и нужная мне квартира. Дверь немного приоткрыта. Что-то мне это все перестает нравиться. Откуда ни возьмись на меня веет примитивным детективом. Сейчас я войду, а он лежит там в луже крови с ножом в сердце. А в подъезде я, выходит, столкнулась с убийцей. Потому он и покраснел. Не каждый же день человека убиваешь, совесть мучает наверно. Мои мрачные размышления прерывает пожилая женщина, которая неожиданно возникает из-за приоткрытой двери.

– Здравствуйте, мадмуазель. Это вы звонили?

– Да, – неуверенно киваю я.

– А Лорана нету. Он уехал к родителям.

– А..

– А я домработница. Убираюсь у него раз в неделю.

– А вы не знаете, он надолго уехал? – нахожусь, наконец, я.

– Вроде да. Они живут в Монпеллье. Он часто к ним летом ездит.

– А вы случайно адреса не знаете? Мне очень нужно его найти.

– Нет, точно не знаю. Он говорил, что в центре на Jeu de Paume.

Мне хочется спросить у женщины, как выглядит ее наниматель. Действительно ли он высокий симпатичный брюнет. Но интуиция подсказывает мне, что подобный вопрос вряд ли будет уместен.

– Вы не очень спешите? – неожиданно обращается она ко мне.

– Да, нет.

– Вы не могли бы покараулить дверь, пока я мусор вынесу. А то тут замок плохо открывается, я каждый раз мучаюсь.

– Конечно. С удовольствием.

Домработница спускается по лестнице, таща за собой огромный мешок мусора. Как только она исчезает из поля зрения, я моментально оказываюсь в квартире. Первая комната по всему виду гостиная, диваны, широченный экран телевизора, цветки в горшках. Направо по коридору более интересное помещение, напоминающее рабочий кабинет. Я кидаюсь к столу, на котором горкой свалены книги. При ближайшем рассмотрении на нем обнаруживается счет за квартиру на имя мосье Дюссана, какие-то квитанции, учебник по юриспруденции, словарь, карандаши, калькулятор… Ага, а вот и то, что я ищу – карточка члена клуба верховой езды с фотографией. Непослушное сердце совершает сальто и летит в неизвестном направлении. Это он. Фотография мне не знакома, но это, безусловно, он. Темноволосый, загорелый с уверенной улыбкой на красивом лице. Я обращаю внимание, что в строчке «адрес» значится не парижская квартира, а как раз этот бульвар в Монпеллье. Дом номер 8. Я кладу карточку на место и спешу покинуть квартиру, пока домработница не вернулась. Мне удается занять свой пост буквально за несколько секунд до ее появления. Она благодарит меня за помощь. Я прощаюсь и скатываюсь вниз по ступенькам.

Дорога до центра занимает гораздо меньше времени, через пол часа я уже гордо шагаю по Елисейским Полям. Я еще не знаю, что буду делать дальше. Решусь ли отправиться следом за подлецом Лораном в неизвестный мне Монпеллье или посчитаю свою миссию выполненной и вернусь в Ригу. На данный момент меня это не волнует. Я наслаждаюсь охватившим меня чувством свободы и окрыленности. Я впервые в Париже одна, такая красивая и независимая. Первое мое посещение этого города мечты запомнилось изнурительными экскурсиями, крошечным отелем в районе Пигаль и захваченными из дома сухофруктами, которые мы с мамой глодали вечером в номере, чтобы не тратиться на рестораны. За второе двухдневное я только и успела, что побывать на Ленкиной свадьбе, расстроиться и крепко напиться. Я не видела даже Эйфелевой башни. Зато теперь у меня навалом времени, и я могу делать, что пожелаю. Желаю я, прежде всего, выпить кофе с круассаном. Et voila!7 Через десять минут официант ставит передо мной мой скромный заказ с вежливым: «Je vous en prie, Madame8». Это молодой парень лет двадцати. Выходит, для него я уже мадам.

А для пожилой домработницы еще была мадмуазель. Оказавшись так неожиданно состаренной, я как-то сразу сдуваюсь. Хорошее настроение выходит из меня как воздух из шарика. Скоро тридцатник, а еще незамужнем, хотя, как поется в дурацкой песне, уже давно пора. Сижу на Елисейских Полях и радуюсь, что многолетним переводческим трудом заработала себе на кофе с круассаном. То же мне достижение! Ленка вон моложе меня, а уже год как замужем и для нее этот пресловутый дуэт такая же обыденная вещь, как для меня буханка хлеба с молоком. У остальных моих подруг и бывших одноклассниц уже дети в первый класс пошли. А я… Проходящий мимо молодой человек адресует мне заинтересованную улыбку, заставляющую меня немного воспрять духом. «Ну, и что, – вступает мой безмолвствовавший до этого оптимизм, «как говорила бабушка – выйти замуж не напасть, как бы выйти не пропасть. Будет еще и на нашей улице праздник». Праздник мог бы быть уже сейчас, – возражает занудствующее «Я», – если бы Лоран не оказался свиньей. Мои мысли возвращаются к Лорану. Я цежу маленькими глоточками кофе и размышляю, стоит ли ехать в Монпеллье. С одной стороны я никогда не была на юге Франции, это станет для меня новым впечатлением, не считая уже самой долгожданной встречи. С другой стороны придется жить в отеле, а накопленный мною капитал не готов тягаться с закромами дядюшки Скруджа. Не свойственный мне ранее авантюризм, который в последнее время расцвел в полную силу, настаивает на первом варианте. В конце концов, моей миссией было взглянуть в глаза человеку, с которым я общалась почти год, к которому испытывала серьезные чувства, и который над этими чувствами посмеялся, обманув меня в особо жестокой форме. А этих глаз я пока кроме как на фотографии нигде больше не видела. Нет, мосье Дюссан, я все-таки доберусь до вас. Я допиваю, судя по принесенному счету, самый дорогой в своей жизни кофе, плачу и выхожу из кафе. Елисейские Поля кишат разнообразными туристами, слегка разбавленными местными жителями. Ко мне возвращается хорошее настроение. Я смешиваюсь с людским потоком и позволяю ему увлечь меня за собой. Постепенно толпа рассасывается, и на Place de la Concorde я выхожу в гордом одиночестве. Передо мной в зеленой дымке сада Тюльери торжественно выседает Лувр. За моей спиной знаменитый бульвар венчает Триумфальная Арка. Удивительно, что этот пейзаж, уже виденный миллионы раз в книгах и кино, и уже запечатленный однажды собственноручно на пленку фотоаппарата-мыльницы внушает такой восторг, как будто я наблюдаю его впервые. Я гуляю по белым дорожками парка, обхожу стеклянную пирамиду Лувра, потом поворачиваю направо и бреду вдоль берега Сены по направлению к Нотр-Даму. Время летит незаметно.

По возвращению в приютившую меня квартиру застаю Ленку на диване в таком же виде, в каком оставила ее утром. Она лениво интересуется, как прошел день, и, не слушая ответа, отправляется на кухню варить кофе. Я мою руки и присоединяюсь к ней. Скачанный из Интернета кот водружает все свои породистые килограммы мне на колени и удовлетворенно щурится.

– Слушай ты не знаешь, как из Парижа добраться до Монпелье? – закидываю удочку я.

– Монпеллье? А тебе туда зачем? – тактично интересуется подруга.

– Подслушала разговор в автобусе. Говорят, там красиво. Море рядом.

– Не знаю, надо спросить у Пьера.

Через несколько часов с работы возвращается Пьер. Ленка сажает всех за стол и распределяет по тарелкам салат из помидора и базилика.

– Cheri, ты не знаешь, что за город такой Монпеллье? – спрашивает она между делом.

– Знаю, конечно. Красивый город. Недалеко от Нима находится. Он известен своими университетами, там очень много студентов.

– Студенты, – Ленка морщит нос, – Это неинтересно. Лучше уж, Маринка, отправляйся на Лазурный берег, в Канны, Сан-Тропэ.

Подруга мечтательно закатывает глаза.

– Chou, ты же знаешь, что там страшно дорого, – возражает Пьер, – Не слушай ее Марина. На Лазурном берегу такие цены, что человеку среднего достатка там делать нечего. Мы с Элен еще ни разу не ездили.

Ленка прямо вся сжимается и, на мой взгляд, и даже уменьшается в размерах от такого удара по созданному имиджу. Ее, парижанку, приписали к среднему классу, неспособному оплатить себе достойный отдых.

– Зато в Монтпеллье, – продолжает не подозревающий о своем промахе муж, – все гораздо доступнее. И море недалеко. Кроме того, недавно открыли новый маршрут TGV Париж – Монпеллье, длится три часа с хвостиком. Билет можно купить прямо на вокзале Gare de Lyon.

– Здорово, – радуюсь простоте решения я, – Тогда я наверно так и поступлю. Зарезервирую отель и съезжу туда на пару дней. Не хочется вас тут стеснять.

– Ты нас совершенно не стесняешь, – не очень уверенно протестуют супруги.

После ужина меня допускают до лэптопа Пьера. Я загружаю свой почтовый ящик. Где-то в глубине души, очень глубоко, теплится совсем слабенькая изможденная надежда обнаружить там письмо от Лорана. Как только страничка загружается, и мои глаза пробегают верхние жирные строчки, эта тень надежды исчезает. Две Виагры и один пятидесятидвухлетный поклонник (если подумать, то можно усмотреть между ними некую кармическую связь) составляют весь мой улов. Я закрываю ящик и начинаю поиск отелей в студенческом Монпелье. Сравнив цены с Канновскими, я понимаю, что имел в виду Пьер, и невольно проникаюсь благодарностью к Лорану за то, что он решил провести свой отпуск на этой стороне побережья. Я выбираю четырехзвездочный отель «Метрополь», судя по описанию, расположенный в самом центре. Я распечатываю бланк резервации и расписание поездов, которое мне нашел Пьер. Ну, вот, первый уровень игры «Поймай подлеца» пройден, я готова к переходу на второй.

Супруги снова оккупировали мой диван. Пьер черпает ложечкой очередной йогурт, а Ленка смотрит глубокомысленную передачу «Next». Для тех, кто незнаком с этим шедевром изначально американского, а теперь и французского телеискусства, объясню, в чем состоит смысл, если таковой вообще имеется. Одинокий подросток, будь то девочка, мальчик или гей, выбирает себе пару из пяти предлагаемых кандидатур. Этих кандидатур изначально запихивают в автобус, откуда они выходят по одному, представляются (типа: «Жан, 17 лет, в детстве съел паука») и стараются всячески понравиться выбирающему. За каждую минуту, проведенную с ним вместе, автобусники получают один евро. На данный момент на экране долговязый подросток, который хвастает, что не мылся уже три месяца, и потому надеется, что исходящий от него аромат сразит девушку на повал. Ну, если только в прямом смысле этого выражения, думаю я и ошибаюсь. Девушка находит длинного привлекательным и просит его, переодевшись в костюм гигантской белки, залезть на дерево, чтобы показать свою мужскую силу. Громадная белка скользит по стволу, вяло цепляясь лапами, не удерживается и съезжает вниз. «Ты не достоин меня» делает вывод малолетка и отправляет претендента обратно в автобус. Вонючка, однако, вполне доволен, потому что постыдное карапкание принесли ему 30 евро.

– Неужели тебе нравится это разжижение мозгов? – спрашиваю я у Ленки по-русски, чтобы не обидеть Пьера, соотечественники которого это все вытворяют.

– Тсс. Смотри, сейчас этот тоже полезет.

Мне неинтересно смотреть, как очередная пародия на белку будет брать штурмом упрямое дерево. Я беру полотенце и отправляюсь в ванну. Закончив водные процедуры, выхожу и нос к носу сталкиваюсь с недовольной Ленкой.

– Ты что второй раз за день мылась? – негодует она.

Отрицать бесполезно, я повинно киваю головой.

– Ну, вот, теперь Пьеру не принять душ! Горячей воды не осталось! А он весь день работал, вспотел.

– Извини, я не знала, что вода ограничена.

Я чувствую себя преступницей. Лишила хозяина дома возможности смыть с себя наработанный за день пот!

– Конечно, ограничена. Горячей нам хватает на два душа и одну ванну.

Вот вам и Европа. Мне вспоминаются рассказы чьих-то знакомых путешественников про то, что толи в Японии, то ли в Китае вся семья моется по очереди в одной ванне, чтобы сэкономить воду.

– Там еще не вся вода спустилась, если что.., – мямлю я.

Ленка не слушает меня, она чувствует себя оскорбленной. Мало того, что я понаехала на ее голову, и меня надо два раза в день кормить, так я еще и умудрилась приоткрыть красивую занавесь и обнаружить прорехи в ее шикарной парижской жизни.

Я раскладываю опустевший диван и забираюсь под одеяло. Завтра я буду в Монтпеллье и, может быть, наконец, увижу Лорана. Мое воображение опять рисует разнообразные картины этой встречи. На сей раз ему приходится труднее, потому что декорации мне неизвестны. В конце концов, я засыпаю, согреваемая с одного боку толстопузым Мину.

На следующее утро я просыпаюсь пораньше. Пьер, очевидно, гонимый желанием побыстрее избавиться от лишнего потребителя воды, предлагает подбросить меня до метро. Я наспех одеваюсь и вылетаю из квартиры вслед за ним. Маленький серый Опель доставляет меня прямо к входу в подземку. Пьер велит мне сесть на 14 линию, которая довезет меня прямо до Gare de Lyon. Он упоминает, что эта линия самая быстрая и надежная, потому что поездом управляет робот. На остальных часто бывают всякие неполадки и забастовки, а роботы во Франции пока еще не научились отстаивать свои права. Я благодарю его за столь ценную информацию и, попрощавшись, спускаюсь вниз на эскалаторе. Приобретя билетик, я замираю перед автоматическими дверцами. Жительница маленького города, непривыкшая к метро, позорно переступает с ноги на могу, вспоминая злоключения волка из «Ну, погоди». А если меня защемит? Я если застрянет чемодан? Назад отступать некуда. Эх, была, не была! Я сую в щель автомата билетик, он послушно распахивает пасть. Я кидаюсь вперед. Чемодан, решив воплотить в жизнь мои страхи, застревает в узком проходе. Я тяну его на себя, как персонаж сказки «Репка» одноименный овощ. Он отчаянно сопротивляется. В конце концов, мои мытарства вызывают жалость у проходящего мимо корпулентного мосье, и он помогает мне вытянуть непослушный багаж. Я закатываюсь в вагон и вздыхаю с облегчением. И тут я некстати вспоминаю, что за рулем железной гусеницы бездушная машина. Готова ли я доверить свою жизнь незнакомому роботу? Додумать до конца эту не самую интеллектуальную в моей жизни мысль мне не удается, потому что уже второй остановкой оказывается Gare de Lyon, о чем громогласно заявляет электронным голосом. Я выхожу, мгновенно вливаясь в спешащий людской поток. Следуя указателям, я уже вскоре оказываюсь на вокзале. Следующим уровнем этой путешественно-мыслительной игры является покупка билета. Его мне продает еще одна машина-автомат. Она вежливо запрашивает, куда я желаю отправиться и в какое время. Я выбираю ближайший поезд. Электронный продавец соглашается и просит дать пожевать мою кредитную карточку. Оценив ее вкусовые данные, машина возвращает кредитку и выплевывает из своих недр билет. До отправки поезда еще тридцать минут. Я захожу в газетный киоск. На стендах с художественной литературой доминируют Леви и Мюссо. Это два современных французских автора, которые в своих нетленках описывают любовные перипетии несколько необычного характера. То главный герой влюбится в дух женщины, лежащей в коме, то родители встретят погибшую пять лет назад дочь. Судя по тому, что жанр этих историй не фантастика, можно сделать вывод, что для французов это дела привычные. Моя зарисовка с невестой прибывшей на похороны никогда не виденного жениха могла бы стать отличным началом подобной книги. Я из чистого любопытства приобретаю газету le Parisien и иду на свой поезд. Номера вагонов если где-то и обозначены, то в таком месте, которое невооруженным глазом не углядеть. Пять раз спросив, я, наконец, обнаруживаю свой вагон и свое место. Ну, вот, еще один уровень пройден, с чем я мысленно себя поздравляю. Скоростной поезд, утробно гудя, трогается с места. Я открываю газету. В отличие от латвийских новостей, 70% которых составляют репортажи о ежегодном взвешивании черепах в рижском зоопарке и выращенной в отдаленном пагасте восьмиголовой лилии, французские поражают своей насыщенностью. Найдены обнаженные фото жены президента, сам президент хвастает на весь мир новым Ролексом. В Париже убита студентка из Швеции, убийца-маньяк задержан на следующий же день. Новые дебаты по делу Шанталь Себир, эвтаназия или самоубийство? Открытие музея Шанель, выставка в музее Помпиду, международный конкурс соммелье.. За окном между тем проносятся серо-зеленый пейзажи, поля, крошечные домики, водоемы. Я дремлю, уткнувшись в газету.