Доброе утро

Он молчал, видимо истерика и пробежка немного умерили его пыл. Он был зол, но в тоже время и усталый.

– Спасибо… Это было глупо на самом деле. – тихо сказал Максим.

Я вздохнул, вспоминая фразу одного выжившего суицидника: «Когда летишь с моста, понимаешь, что можно изменить все, кроме того, что ты уже летишь с моста». Я прекрасно понимал, что в большинстве своем такие поступки совершаются в периоды отчаяния и боли.

– Ладно, главное, что понимаешь. Покажи мне, где тут можно присесть, я от нашего забега немного сейчас выбит из колеи. А лучшу выведи к какой-нибудь гостинице.

Он кивнул и мы пошли на главную улицу к дороге. Для подстраховки я шел со стороны потока машин, чтобы в случае угрозы перехватить. Молчали. Максим погрузился в свои мысли и тяжело дышал. Его походка была немного прыгучей, словно он забывает про пятки и шагает на мысках. Я чувствовал его метания. Мне были они знакомы по своему опыту, не только практики, но и жизни.

Несколько лет назад я думал о таком же шаге, что и он. Руки опустились, родные и друзья не могли понять моих чувств, скорее не из-за их незаинтересованности, а больше от моей привычной роли клоуна. Лишь Сашка, который прошел со мной путь от школы, видел в моих глазах нечто новое. Он постоянно говорил, что во мне, что-то поменялось.

В тот год мне казалось, что череда потерь и обманов не закончиться. Меня предавали с особенным цинизмом, умерла девушка, которая, как я выяснил потом, мне активно изменяла, с одним из так называемых «друзей». Но когда ее не стало, я не знал еще этого. Вся правда всплыла лишь через несколько недель после ее гибели. Я помню ту отчаяние и злость, которые пришли не сразу. Горечь утраты заглушила рассудок, но позже обида и гнев выползли наружу. Я ничего не сказал тому парню, просто прекратил общение. Мои мысли неслись во тьму, я не видел иного выхода. Я искал в людях людей, а наталкивался только на лицемерие и выгоду от меня. Не видел даже поддержки и будто тонул в своих мечтах об избавлении. Да, я как и многие, свершившие над собой самоубийство, думал не о смерти, а об избавлении. Но я так и не смог решиться на этот шаг. Мне стало дико страшно и обидно, что мне не хватает смелости на выбор.

Со временем боль притупилась, на консультациях в университете, когда мы все проходили свой путь клиента, эмоции вышли окончательно. До сих пор вспоминаю момент, когда не заметил своих слез. Они шли сами по себе, а я говорил. Говорил долго, не смотря на то, что рядом сидели одногруппники и молчали. В их глазах стоял ужас. Спустя 5 лет после выпуска, при встрече многие сказали, что именно та консультация навсегда вселила в них страх перед профессией.

Познав страдания, я научился помогать страдальцам.

И сейчас рядом со мной шел Максим, чья боль продвинула его дальше. Он решился поставить точку, но я ему не дал. Я прекрасно понимал, что это не остановило его навсегда. Но я выиграл несколько дней у этой бездны, а значит если получится я выведу его на свет.

– Ты хочешь есть? – он прервал мои размышления.

– Честно? Да, – я не лукавил, с прошедшего ужина во рту не было ни крошки.

– Пошли.

Он свернул на перекрестке и мы подошли к какому-то кафе с веселым названием «Вкуснямба». Я вдруг вспомнил, что у меня с собой нет ни копейки, но он, словно читая мои мысли, сказал, что заплатит. После улицы в тепле кафе я наконец-то начал чувствовать свои руки, которые до этого пытался безуспешно отогреть в карманах мокрой куртки. Он заказал нам по пицце и кофе.

Мы ели молча, он смотрел сквозь меня, а я пытался найти верный вопрос. Нельзя при попытке суицида начинать разговор с этой попытки. Я прекрасно помнил это правило еще с первого курса. Необходимо создать линии к жизни от смерти, поэтому наиболее разумным вариантом было начать разговор с этого:

– Где учишься?

– Нигде, – сухо ответил он.

– Отчислили?

– Угу, – он будто не слушал меня. Его мысли снова ушли во мрак.

– Серьезное, что-то?

– Личное.

Разговор не шел, он был закрыт от меня, но я чувствовал его боль, будто свою… а может это моя проекция? Я решил уточнить.

– Почему мне больно, когда я на тебя смотрю?

Он удивленно взглянул на меня:

– Больно?

– Да. Морально, – я нашел нить, – Я чувствую будто тебе пусто и больно. Вот про эту боль я говорю.

Максим задумался, вопрос был неожиданным для него и он пока не мог понять зачем я лезу к нему в душу.

– Я… – начал он и остановился, потом прожевал кусок пиццы и сделал глоток кофе, тянет время, – Я… не знаю.

Знаешь. Просто не хочешь говорить, не умеешь говорить. Ты привык прятать голову в песок и терпеть, а теперь не можешь. Но я не мог ему сказать так.

– А кто знает кроме тебя?

– Не знаю… слушай я пока не понимаю, что со мной происходит.

Не отстану:

– Ты сидишь в кафе с незнакомым мужиком, которого ты угостил завтраком, кстати спасибо. Это происходит сейчас.

– Не за что. Мужиком? Мы насколько я вижу ровесники.

– Мне 27, а тебе? – я улыбнулся. Привык к тому, что мне дают меньше лет, чем на самом деле.

Его глаза округлились:

– 19… да врешь!

– На посмотри, – я достал портмоне, в котором лежали мои водительские права.

Максим долго разглядывал их и пытался соотнести увиденное с реальным мной.

– Ого…, – немногословный товарищ.

– Да, часто такая реакция. Я то выгляжу на свой возраст, просто мои ровесники выглядят хуже.

Он хмыкнул. Это хорошо.

– А на кого учился? – я решил вывести его хотя бы на разговор, пока он еще не закрыт.

– Ветеринар.

– Любишь животных? – черт, всегда совершаю эту ошибку, нельзя задавать такие вопросы, чтобы клиент ответил на них односложно.

– Вышло так. Больше не на кого идти было.

– Не нашел своего?

– И да и нет. Мне как-то все равно. Не напрягало.

– Но ведь ты по сути учился помогать. Пусть животным, но помогать, – небольшая доза оптимизма.

– Не преувеличивай. Это все никому не надо.

– А тебе надо? Не говори про всех сейчас, скажи про себя.

– Не знаю. Сейчас все равно.

Он снова попытался закрыться, я чувствовал отчуждение, не я его не раздражал, скорее всего Максим не хотел раскрываться перед первым встречным.

– А что ты любишь?

Максим задумался, в его глазах читалось, что он давно уже не задавал этого вопроса себе. А ведь, когда человек говорит о жизни он вспоминает в первую очередь, то, что ему дорого.

– Не знаю.

– А раньше, что любил?

– Игры. Но сейчас надоело играть.

– Почему?

– Они одинаковые. Пройдешь за день и все, дальше интереса нет… – сказал он, а потом добавил, – Одинаковые…

– Последнее ты сказал не про игры, – я выдал фразу не с вопросом, а с утверждением.

– Да.

– Расскажешь?

– Мне надо домой.

– Несколько часов назад тебе туда не надо было. Ты хотел в другое место.

Он хмыкнул, встал и протянул мне руку:

– Пока.

Не знаю зачем, но я сказал:

– Я буду здесь завтра в два. Приходи.

Максим недоверчиво кивнул и вышел на улицу, я не решился его провожать, так как прекрасно понимал, что это вызовет и подозрения, и лишние вопросы. Сегодня он будет жить, надеюсь, что интуиция меня не подводит.

Высушив чашку холодного кофе, я вышел на улицу. В кафе хорошо, но там нельзя остаться навсегда. Я задал себе один единственный вопрос: «И куда мне теперь идти?», когда возле бордюра в метре от меня остановилась белая «Двенадцатая». Пассажирское стекло опустилось и из машины выглянул улыбающийся Олег, который махнул мне и крикнул:

– Я думаю на сегодня Вам хватит, садитесь в машину и поедем в гостиницу.

Глава шесть

Я не решился начать орать на своего тезку в машине, но как только он завел меня в мой небольшой одноместный номер в гостинице, меня прорвало:

– Что это было? Куда Вы делись? Как ВЫ меня нашли?!

Олег улыбнулся и произнес:

– Здесь на первом этаже прекрасный ресторан, давайте поговорим там за чашкой кофе. Я думаю Вам нужно согреться. Жду Вас на респешене через пятнадцать минут.

Его учтивость обезоруживала. Я молча кивнул и закрыл за ним дверь. Пару минут постоял у входа, стянул мокрые ботинки и достал из рюкзака смену одежды, чтобы хоть как-то сохранить тепло тела. Мокрую я повесил на стул и твердо пообещал себе ее высушить хотя бы утюгом на ночь. На прикроватной тумбочке лежали сигареты. Я достал одну и выкурил ее на балконе. Много мыслей за один день. Поставил телефон на зарядку и вышел в коридор. Спустившись с лестницы со второго этажа на первый, я увидел Олега. Все тот же серый костюм… судя потому, что вещей я у него не видел в поезде, через три недели он потеряет всякий вид.

– Вы даже почти не опоздали, – улыбнулся он.

Мы прошли в маленький уютный ресторан, вход в который был прямо в холле гостиницы. Олег проводил меня до нашего столика подальше от всех посетителей, которых было не очень много.

– Вы не проголодались? – вежливо спросил он.

– Пока нет.

– А я с Вашего позволения побалуюсь. Знаете здесь просто потрясающая крольчатина с грибами. Вот не пробовал такой уже лет наверное сто, а тут прямо с утра увидел и не мог весь день оторваться.

– То есть Вы бросили меня с рыдающим суицидником посреди незнакомого города. Этот сумасшедший потом проскакал от меня по мало знакомым дворам, потому что… пошли есть крольчатину…

– Потрясающую крольчатину с грибами, – поправил он меня.

– А, ну да это меняет дело. Скажите, а Вы со всеми работниками так?

– В основном. Знаете мое присутствие несколько могло препятствовать Вашей работе, но поверьте, я был прекрасно осведомлен, где Вы и как Вы. В случае опасности я бы вмешался. Но слава Всевышнему этого не произошло.

– Ну да, – я был немного взбешен, – А то обед бы пропустили. Вы издеваетесь?

– Ничуть. Вы подождите я пока выйду на секунду.

Он встал из-за стола и вышел в глубину зала к барной стойке. Я все больше понимал, что вляпался по самые уши. В такие минуты обычно звонил Сашке и делился своими похождениями, но телефон лежал наверху, да и что я ему сказал бы?

Олег вернулся вместе на свое место через минут 20 и сказал:

– Заказал нам коньяка, думаю, Вы будете не против.

Я кивнул. В принципе немного алкоголя не помешает, чтобы хоть как-то привести мысли в порядок. К нам подошел официант и принес еду Олегу, рюмки и маленький графин с коричневой жидкостью, после чего нам разили по рюмкам коньяк. Горький, обжигающий и тягучий напиток я пил мелкими глотками, никогда не понимал этой варварской любви к потреблению благородного напитка одним глотком. По телу разливалось тепло, я чувствовал как усталость и эмоции постепенно отпускали.

Олег наслаждался едой и будто бы забыл обо мне. Он не спешил, каждый кусочек прожевывал, кажется по несколько десятков раз, чтобы ощутить всю полноту вкуса. Я думаю мы сидели молча больше часа, каждый в себе, каждый со своим мыслями и не решались начать разговор. После второй рюмки коньяка, я понял, что уже не злюсь. Думаю, впервые за день расслабился и вздохнул.

– Ну вот, – произнес Олег, сложив на пустой тарелке вилку и нож крестом, после чего официант забрал посуду, – Мы теперь можем поговорить.

– Почему Вы ушли? – я говорил уже без злости, но ответы на свои вопросы, все таки, хотел услышать.

Олег налил себе рюмку, сделал глоток и посмотрел на меня:

– На то были объективные причины. Я уже говорил, что в случае угрозы Вашему здоровью, вмешался бы.

– Хорошо… Как Вы узнали где он будет сегодня бросаться под машину и как меня нашли?

– Олег, нам нужен был хороший психолог. За юношей мы наблюдали, он несколько дней приходил именно на это место. Видимо оно ему приглянулось. Как нашли? Я же сказал, мы приглядывали за ним, ну и сегодня за Вами.

– Кто Вы такой, черт возьми? – я смотрел на него, стараясь даже не моргать.

– Я не желаю вреда Вам. Честно. И мне важно, чтобы этот мальчик был жив. Вы с ним договорились о встрече?

Я кивнул:

– Завтра с двух я буду ждать его в том кафе.

– Хорошо, – тон Олега был удовлетворенным.

– Если он придет. Я просто сказал ему, что буду там ждать, не больше.

– Он придет. Вы для него шанс выжить.

– Если он хочет жить, – я не хотел чувствовать на себе ответственность за жизнь человека.

Олег улыбнулся:

– Он хочет жить. Но в его жизни нет ради чего жить. Вы меня понимаете? – он пристально посмотрел на меня, я кивнул и Олег Геннадьевич продолжил – Максим не глупый юноша. Сейчас он потерялся и пытается избавиться от боли. Он не верит. Это страшно.

– Не верит во что? – не понял я.

– В жизнь. Что-то в нем сломалось, Олег. И я хочу, чтобы Вы помогли ему это починить.

– За пять дней? Вы понимаете, что это нереально?

– Сегодня Вы спасли жизнь незнакомому человеку жизнь.

– Вы мне сказали, что это мой клиент. Я просто…

– Вы просто его спасли. И неважно, что говорил я.

Я не мог понять к чему он клонит, казалось, он ожидал от меня большего:

– Олег Геннадьевич, мне кажется, Вы ждете от меня слишком многого. Я обычный психолог, а Вы хотите, чтобы за пять дней вылечил человека от суицидальных мыслей. Чудес не бывает.

– Ошибаетесь. Чудеса делают люди, а не случайности. Вы стали для него чудом. Чудо то, что Вы бросились спасать его…

– Я просто почувствовал его состояние, потому что Вы указали на него,– перебил я.

Олег засмеялся:

– Вы сами ответили на свой вопрос. Вы ПОЧУВСТВОВАЛИ его состояние. Разве это не чудо, что Вы доверились своему сердцу, а не логике? Вы дали Максиму шанс поверить в то, что на него не всем плевать. А это очень важно для человека, чья жизнь рухнула.

– А если я не смогу ему помочь.

– Значит чудес не бывает на самом деле. Но… я в Вас, верю. Завтра я пойду по другим делам с утра. Вы, как проснетесь, спускайтесь сюда, Вам дадут завтрак. А ближе к двум приедет такси, чтобы довезти Вас до кафе.

– Хорошо… – я с трудом представлял, как за такое время я успею помочь юноше.

– Доброй ночи Вам, Олег, – он встал из-за стола и уже сделал пару шагов к выходу, как вдруг повернулся и сказал, – Чудеса делают люди, господин психолог. Пока Вы не поверите в это, одиночество и Вас будет разрушать.

После этих слов он ушел, оставив меня с недопитым коньяком и мыслями. Мне хотелось уйти, но ноги болели от усталости и не давали встать. Когда напиток кончился, я понял, что пришло время отправляться в свой номер. Каждая ступенька отдавалась болью в спине, я, все таки, не спортсмен и вообще из всех видов спорта овладел только подъемом рюмки с переворотом.

Наверху в комнате я кое-как стянул вещи. Рухнул в кровать, но перед сном решил включить телефон. Написал Сашка: «Здарова! Сегодня пробегал мимо твоего центра, решил заскочить потрепаться, узнал, что ты уехал. Ну ты даешь, мог бы хоть сообщить)))) Ладно, ты там держись если что, браток. Я все знаю, будет худо звони..». Я не позвонил. На сердце стало легче. Просто чудесное совпадение, что он написал, когда я весь день думал о нем… «Чудеса делают люди, а не случайности»… я написал Саше: «Спасибо, приеду пересечемся)». И лег спать. Нужно было сделать невозможное с утра. Сейчас я знал, что смогу.

Глава семь

С утра моя уверенность несколько убавилась. Я понимал, что сама идея Олега с экстренной консультацией более чем абсурдна. Невозможно за такой короткий срок, во всяком случае у меня такого не получалось, качественно вывести человека из ступора. Максим не производил впечатление демонстранта и истерика, скорее прямо противоположное, он был настроен на смерть, а это совершенно другой уровень переживаний. Я видел в нём боль и желание уйти. Его глаза, казались мне потухшими, он опустил руки и больше не хотел сопротивляться. А я не знал, как ему помочь.

Такси привезло меня почти за полчаса до возможной встречи. По дороге я на всякий случай старался максимально запомнить обратный путь, чтобы найти гостиницу, если Максим не придет. В кафе было пусто, что в принципе не удивляло, пусть на улице солнечный, но, все таки, будний день. Я сел за столик, за которым был вчера с Максимом. Сердце колотилось от волнения, снова и снова прокручивал в голове слова Олега. Я не мог понять, почему на меня возложены такие большие надежды.

Максим пришел. В этот раз выглядел получше, на нем была черная футболка, зачем-то заправленная в джинсы, волосы на голове аккуратно убраны назад, так что я наконец-то смог более ли менее разглядеть его бледное вытянутое лицо с пустыми серыми глазами. Он искал взглядом меня, и как увидел сразу подошел. Выражение его лица отражало сомнение и какой-то страх. Судя по красноте его глаз он не спал ночью.

– Привет, рад, что ты пришел, – улыбнулся я и протянул руку.

Максим кивнул, пожал мою и сел напротив, его взгляд снова проходил сквозь меня. Я чувствовал, что суицидальные намерения не изменились.

– Как дела? – спросил я, понимая, что он не в силах начать разговор.

Максим пожал плечами и не сразу ответил:

– Нормально.

Ненавижу этот пустой и ничего не значащий ответ. Нормально – это никак, пустота. Лучший способ скрыть свои настоящие переживания и послать человека.

– Ты будешь есть? – снова нарушил тишину я.

Максим покачал головой, я чувствовал как нарастал дискомфорт. Нужно было отразить переживания:

– Я чувствую, что тебе некомфортно. Если это так. То зачем ты пришел?

– Не знаю. Я не хотел этого вчера. Но утром решил, что нужно сказать спасибо…

– Ты ведь благодарил меня вчера.

– Да? Я не помню… значит тогда еще раз.

– Не за что. Расскажи о себе.

Максим на секунду сфокусировался на мне, затем снова переключился на пустоту, но все же ответил:

– Учился на ветеринара. Отчислили. В армию не берут. Работать пока негде.

– Это все, что ты можешь рассказать?

– Я вижу тебя второй раз в жизни, чего ты еще от меня хочешь услышать? – он снова взглянул мне в глаза.

– Я не хочу, чтобы ты умер, – ответ вырвался сам собой, не знаю почему, но я не хотел говорить это вслух. Хотя на самом деле думал так.

Максим смотрел на меня, и я чувствовал, как его задел мой ответ:

– Почему? Ты видишь меня второй раз, всего лишь.

– А желание помочь человеку должно возникать на какой день?

– Но я не нуждаюсь в помощи.

– Поэтому ты и пришел?

– Я пришел поблагодарить.

– Ну ты это сделал. Теперь счастлив? – я не понимал почему, но внутри что-то щелкнуло и тумблер контроля поведения перешел в режим «выключено», меня злило в нем что-то.

– Зачем тебе моя история? – он не почувствовал моего раздражения, хотя смотрел в глаза.

– Мне не все равно, – я хотел сказать другое, но не смог.

– Я на самом деле не вижу в этом смысла. Я пошел.

Как и вчера Максим встал со стула, и повернулся к выходу.

– Ты прячешь голову в песок! Трусишь и пытаешься сбежать, неужели так проще? – я говорил ему в спину.

Он остановился и резко повернулся ко мне. Его глаза наливались кровью, я ранил его своими словами:

– Я не трус! – прокричал Максим на все кафе.

– Тогда сядь и поговори со мной нормально! Во всяком случае я тащился сюда не для того, чтобы потом смотреть как ты уходишь.

Странно то, что к нам никто не подошел из администрации и не попросил выйти, молчу про то, что мы так и не заказали ничего. Максим вновь сел напротив меня. Его руки были сжаты в кулаки так сильно, что побелели костяшки. Он был сплошной нерв. Оголенный и готовый к действиям. Я уже пожалел, что был резким с ним.

– Я не хочу, чтобы ты уходил не выговорившись, – спокойно сказал я.

– Что ты хочешь от меня услышать? Я слабак! Во мне ни капли совести, я живу в дерьме и обидах. Папа бросил меня, в детстве, при этом избив маму и меня, потому что я, «выродок», как он сказал, встал между ним и ей. Мне было пять! Моя младшая сестра, трахалась в моей комнате с моим лучшим другом, когда я раньше пришел с пар! Ей было пятнадцать! И знаешь что? Она была инициатором! Я вошел в момент когда они активно заканчивали. И самое страшное, то что виноват я! Я познакомил их! Я не умею выбирать друзей! Я урод, из-за которого девочка пойдет по наклонной! Я Я Я, – его голос сорвался на плач и он, закрыв лицо руками, заревел. Именно заревел.

Его плечи дрожали от эмоций, я ждал пока он хоть немного успокоится. Боль Максима проходила сквозь меня, казалось он впервые за все это время заговорил. Через минут пятнадцать он постепенно пришел в себя. Он тяжело дышал и пытался вернуть спокойствие.

– Почему ты говоришь, виноват? – спросил я.

– На то есть объективные причины, – в его красных от слез глазах, читалась боль, – Она была для меня всем. После всего случившегося мы перестали общаться. Прошло уже больше года. А я до сих пор не разговариваю с сестрой…

– Ты сам выбрал это или…

– На это были объективные причины.

Мне не понравился его ответ. Он не хотел говорить мне что-то. Пока не хотел.

– Давай пройдемся? Тут, все таки, люди. А ты заодно подышишь свежим воздухом, – предложил я.

Максим кивнул и мы встали из-за стола. На улице ярко светило солнце, воздух, казалось перенасыщенный влажностью, обволакивал тело как целлофан. Тяжело дышалось, мы шли по городу, каждый в своих мыслях. Я думал о том, что услышал, а он приходил в себя. Объективные причины? Я не понимал этих слов. Если сестра жива, почему они не могут общаться. И почему такая реакция на случившееся? В конце концов, это событие было выбором друга и сестры.

– Почему ты решил уйти? – спросил я.

– Устал. Я мешаю людям и не оправдываю надежд.

– Чьих надежд?

– Максим! Опять шляешься! Я говорила тебе ищи работу! – за нашими спинами раздался пронзительно высокий недовольный женский голос.

Мы обернулись, в нескольких метрах от нас шла высокая худая женщина. Её русые с сединой волосы были завязаны в тугой пучок на затылке. Походка властная, серые глаза, как у Максима, изучали меня с явным недовольством. Ее высушенные, сухие, бледные руки с торчащими суставами на пальцах сжимали два белых пакета, которые судя по измятости и выцветшим полоскам были куплены лет пять назад. Не смотря на погоду она шла в черном плаще, в котором ей было явно жарко. Ее тощая фигура подчеркивалась туго затянутым поясом, из-за которого ткань плаща сильно морщилась по бокам.

– Я просто вышел прогуляться, мама, – его голос сник.

– Вечно шляешься с какими-то алкашами!

Она смотрела на меня с ненавистью и презрением.

– Мама, – он говорил извиняющимся тоном, я чувствовал как ему было некомфортно и стыдно перед мной.

– Домой живо! Анька, небось уже утрепала!

– Я запер дверь…

– Она сможет выйти и так, – властный тон не давал никакой пощады.

– Хорошо, я сейчас пойду, – Максим грустно кивнул.

– Сейчас же!

– Извини, что так вышло. Я надеюсь, что еще встретимся, – он обращался ко мне.

– И я тоже на это надеюсь, – я посмотрел на него и протянул руку.

Теперь я, кажется, понял эти «объективные причины». Максим с мамой пошли вперед, а я остался на месте. Когда они прошли достаточно большое расстояние, я двинулся за ними, стараясь идти ближе к домам, чтобы иметь возможность занырнуть в какой-нибудь угол. Она вручила ему пакеты и судя по тому как он осунулся, что-то ему вещала.

Шли мы довольно долго. Они ни разу не обернулись, поэтому моя слежка не вскрылась. Я понимал, что он не придет в кафе. Поэтому я должен был иметь возможность его найти. Вряд ли он будет, что-либо делать дома, там сестра, а они очень близки.

Они свернули во двор с главной улицы, практически бегом забежал за ними, чтобы на этот раз не потерять их из виду. Успел в последний момент увидеть как за железной подъездной дверью, панельной девятиэтажного дома скрывается белый пакет и рукав черного плаща. Я осмотрелся в поисках номера дома и названия улицы, но с фронтальной стороны здания не было никаких табличек с интересующей информацией, обойдя дом, наконец смог выяснить и сфотографировал на телефон адрес. Я решил подождать пару часов, чтобы удостовериться, что в тот день катастрофы не будет.

Закурил. В такую жару дым казался более противным и горьким. Я сел на лавку подальше от подъезда, но так чтобы самому хорошо было видно всех, кто входит и выходит из дома. Залез в телефон, появилось сильное желание написать ей. Я чувствовал дикую усталость и мне была нужна ее поддержка. Но… остановился, как только открыл наш диалог. Зато позвонил Олегу и сообщил, где я нахожусь и о своих планах просидеть в этом дворе до вчера. Его голос был несколько встревожен, но он со мной согласился.

Я ждал. Жара нарастала, усиливая напряжение. Ближе к семи вечера, Максим вышел вынести мусор. С дальнего расстояния я не мог разглядеть его лица, но шаткость и неуверенность походки показала мне его состояние. Я не решился подойти сейчас. После того как юноша дошел до контейнеров он вытряхнул содержимое мешка для мусора, который потом аккуратно сложил и спрятал в карман. Он не сразу пошел домой, долгое время ходил возле подъезда кругами, он зациклен опять. Я знал, что мое появление сейчас может сыграть плохую роль, поэтому пока наблюдал. Через минут десять он зашел домой.