bannerbanner
Ах, эта проза Жизни!
Ах, эта проза Жизни!

Полная версия

Ах, эта проза Жизни!

Язык: Русский
Год издания: 2019
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 3

Вот такая свобода в этой вселенной. С этим, думаю, никто спорить не станет. Хотя…

…могут быть и другие мнения…


***

«Векторное кольцо». «Роковая любовь». К чему это все относится? А все это относится к астрологии. К любовному гороскопу. К паре Хозяин – Слуга.

Вот что прочитала она в любовном гороскопе.

Ее слугой была Обезьяна.

Очень ненадежный слуга.

Вертлявая, кривляющаяся, хитрая и …умная. За таким слугой нужен глаз да глаз. Если такого слугу держать в узде, он принесет много пользы. Но стоит отпустить его на вольные хлеба – пиши -пропало твое благополучие. Это тебе не Собака-слуга: преданный, верный, готовый жизнь за тебя положить и, если ты покинешь его – годами, десятилетиями, веками ждать тебя, сидя у обочины дороги без сна и пищи. Пока ни сдохнет.

Или Лошадь – будет работать для тебя, пока ни упадет, бездыханная.

Нет, не таким слугой была Обезьяна. В ее жизни, по крайней мере. Обезьяна – слуга «сам себе на уме». Для собственного благополучия. Она служит Хозяину, если вообще умеет служить, не для него, а для себя. И если Змея хочет, чтобы Обезьяна служила ей, надо тогда Змее все время держать ее под контролем. И… даже устрашать. Гипнотическим покачиванием и демонстрацией своего жала.

А зачем тогда такой слуга?.. Одна головная боль.

Да, преданности от Обезьяны вряд ли дождешься. Как и от Кота.

Эти двое живут только для себя…

…А если позволить такому слуге – хитрому и незнающему постоянства ни в чём – стать твоим хозяином?..

Похоже, в её жизни так и произошло.

Когда же она согласилась с этим? Ни тогда ли, когда позабыла пинкод к своей «записной книжке»?


… – Этот год – год Голубой Обезьяны. На столе обязательно должны быть фрукты, орехи, много фруктов и орехов, бананы. Чтобы Обезьяна в новом году была благосклонна к вам, следует накрыть стол так, как любит Обезьяна. Она должна быть довольна вами, и тогда этот год будет удачным для вас.

Голос из телевизора звучал очень серьезно. Рекомендации давала знаменитый астролог Доминика Затменная.

Мира услышала слова астрологини, ее серьезный и одновременно снисходительный, как у врача перед больными, голос, и почувствовала, как не вяжется он с ее, Мириным, внутренним мироощущением. И тут же подумала о том, как миллионы людей, слушающих сейчас астролога, мгновенно побегут в магазины за гостинцами для астрологической Обезьяны, и усмехнулась. У нее и самой даже поутру возникло прыткое желание сбегать на рынок орехов купить. Как же! А иначе не сложится новый год! Но когда позже, днем, стоя на остановке, она услышала разговор двух женщин, одна из которых говорила о том, что все орехи и фрукты раскупили в магазине рядом с ее домом, и что бананов уже не найти тридцатого декабря, ей стало совсем не смешно.

«Ну уж нет! Этого ты от меня не дождешься! – мысленно обращаясь к Обезьяне, проговорила она. – Еще чего – ублажать тебя! И вообще – хватит всех ублажать! В этом году ты у меня поработаешь! Поработаешь бесплатно, потому что Я так хочу».

Она засмеялась оттого, что на полном серьёзе с веселым вызовом заговорила с этой мифической обезьяной, словно та была абсолютно реальной в ее жизни.

«Вот, что делает с людьми вера во всякую чепуху. Обезьяны, Козы, Рыбы… Драконы! Каким только хламом ни набита человеческая голова! От чего только ни хочет человек зависеть! Постоянная ориентация на чужие ценности, придуманные, к тому же, неизвестно кем и когда. И для чего… Может, так человеку веселее и счастливее жить?.. Странный способ достижения счастья».

Но продолжая думать так, она все же чувствовала, что в этом во всем астрологическом «салате» есть для людей какой-то притягательный смысл. Кому-то, кстати, для возможности реализовывать свое желание ублажать, кому-то – для реализации желания подчинять.

Может, эти астрологические животные нужны человеку, чтобы выбирать для себя способ собственного поведения для достижения желаемого? Знаешь, кто перед тобой стоит – знаешь, как себя с ним вести…

«Нет, – подумала она, – все-таки, похоже, человек больше хочет подчиняться чему-то непостижимому для него, мистическому. Потому же он хочет иметь и всесильного невидимого Хозяина в глобальном масштабе, чтобы тот определял правильность или не-правильность проживаемой человеком жизни. Сам человек давно уже сбился со своего „звездного“ пути и ему нужен подсказчик. И он хочет иметь для себя ориентир, который задавал бы направление вектора его жизни. В каждом последующем году. Человек ослеп…»

Мира взглянула на экран телевизора.

Оттуда смотрела на нее все та же Доминика Затменная и уверенно-серьезно, можно сказать – даже как-то внушающе, рассказывала о влиянии Зеленой Обезьяны на Рыб, Раков, Козерогов, Тельцов, Скорпионов и даже Львов.

И Водолеев.

И Мира поняла, что, наконец, стала сильней своего Слуги.

Потому что она – Хозяин.

Хозяин своей жизни… И больше ей не нужно никакое «векторное кольцо».

Еще год назад она мечтала о том, чтобы кто-то пришел в ее жизнь и изменил ее. Она вспомнила, как тогда ощущала себя птицей, попавшей в ловушку и не умеющей выбраться из нее без посторонней помощи.

Нет, сейчас ей уже не нужен был кто-то, кто пришел бы и открыл окно, чтобы выпустить ее, птицу, попавшую в плен – на волю. Она поняла – ей самой надо было сделать это. И она уже сделала это. В уходящем году.

Да, теперь она знала, что всегда могла сделать это сама.

Она даже могла не попадать и в ловушку. Тогда. Она могла.

Теперь она знает это.


Так начинался для нее Новый, её пятый год Обезьяны.

С Новым Годом!


3.


Я с удовольствием потянулась. Запрокинула голову и снизу вверх, задом наперед посмотрела на окно. Там, за окном, занавешенным причудливой прозрачной занавеской, сияло декабрьское, яркое-яркое, но холодное-холодное еще солнце. Снизу мне было видно и синее, нет – ярко-голубое, зимнее небо без единого облачка, тонкие голые ветки ярко-белых в черную крапинку березок и, блестящие от потоков солнечного света, окна домов напротив.

«Хорошо-то как. Солнце. Небо. Жизнь. Сейчас встану, пойду на кухню. Сделаю себе ароматного черного кофе с топленым молоком… Нет, сначала – киви, тоненькими пластиночками веером на тарелочке, посыпанные сахарком, сверху веерочек яблочек, и по ним – узорчатый слой белой сметанной помадки. Хрустящие подушечки из пшеничных отрубей с корицей и клюквой. А уж потом – кофе с молоком и с маковыми и изюмными сухариками. Полный кайф!»

Я засмеялась почти вслух над собой – так живо и натурально нарисовала себе всю эту картинку: тут же почувствовала и вкус яблок, и киви с сахарком, и хруст таящих во рту подушечек из отрубей… легко вдохнула аромат дымящегося черного кофе.

Нелепо и смешно мне было наблюдать за собственными желаниями – желаниями моего тела.

«Надо же, до чего я дошла – есть не хочу, одно удовольствие получать хочу».

Я подумала так и поняла, что и в самом деле, есть давно уже не хочу ради «поесть», а вот получить удовольствие… это совсем другое дело. Я услышала саму себя, каким тоном произнесла эту последнюю фразу и осознала вдруг, что это голос и интонация моего сына, который очень хорошо пересказывал в детстве, да и сейчас мог это сделать, мультфильм про медвежат, подражая интонациям героя, и особенно – эту самую фразу:

– Ну, если бу-у-угэый… тогда совсем другое дело.

Он всегда это делал с удовольствием и сам при этом весело смеялся: сразу было видно, как ему нравятся герои этого мультфильма.

Я тоже засмеялась, теперь уже вслух и громко. Сколько замечательного всего было в моей жизни. Дети, семья, любимая работа. Дорогие сердцу друзья. Музыка. Песни за столом. Стихи. Любовь. Да, много любви. Рыцари – мальчики, парни и мужчины. И задушевные подруги-девочки, девушки, женщины. Сколько успехов и побед! И все это уже позади. И не жаль.

А сейчас идет совершенно другая её жизнь. Такая интересная и наполненная! Внутренними желаниями, поиском. Победами и… не победами, но не поражениями. И снова поиском, и снова… Да.

Повторять прошлое она совсем не хотела. Даже в улучшенном варианте. Все должно быть новым, совсем новым, другим. И её сегодняшнее таково и есть. А поменялось что? Только она сама.

Вспомнился сон. Смешно. Какие-то старухи. Девы. Гороскопы.

«Да, всё правильно – изменилась только я сама. Вот такие вот дела, Мира Владимировна. …Да, такие вот дела… Ну, вставай же, лежебока, вставай. Иди, получай удовольствие!»

И она легко встала и пошла на кухню, и сделала так, как хотела: киви, яблоки, кофе, молоко. Удовольствие.

А за окном сияло холодное, но от этого совсем не менее желанное, солнечное солнце, ярко-белые в черную крапинку стволы берез раскачивали тонкими голыми ветками, напевая свою песенку, и окна домов напротив весело блестели стеклами.

Она сидела за своим любимым круглым столом, в комнате витал тонкий аромат яблок, киви и кофе, и всё в её мире было спокойно и желанно. Там был покой. Там жила Любовь. Большая любовь. И к себе. Тоже.

07 января 2003—07 января 2019Санкт-Петербург.

История Баси

Не было ни грома – он уже отгремел, ни молний – они уже отсверкали.

Просто лил дождь.

Из серого, мрачным-мрачного неба, с гулким шумом – по кронам деревьев, и на асфальт – c искромётно лопающимися бульками изливались на всё сущее потоки воды. Дождь шёл ровненький-ровненький, не косой, и не с запахом, а шёл он строго перпендикулярно к поверхности земли, которая мгновенно на моих глазах взбухала от обилия влаги.

Ненастье налетело так внезапно, гром и молния возникли так сразу близко – прямо над головами прохожих, что никто из них не успел даже зонтик открыть или выбрать дерево пораскидистей, чтобы укрыться от мгновенно, вслед за прогремевшим громом и сверкнувшей молнией, хлынувшего грозного, бьющего наотмашь, но теплого июльского ливня.

Незадолго до этого, я, устав от своего цоканья по клавиатуре компьютера в попытке хотя бы что-то выудить из запасов творческого вдохновения, подошла к окну своей съёмной квартиры на втором этаже, и бездумно уставилась на пышную зелень кудрявой берёзки за окном, дабы глаза мои на ней отдохнули. Потом взгляд мой, так же бездумно, опустился на зелёную траву во дворе и оживился, то есть – я оживилась, – заметив чёрную, с лоснившейся на солнце шерстью, дородную таксу. Именно дородную, потому что туловище у неё было и так приземистым из-за коротких, как у всех такс, ножек, но помимо этого – ещё и плотным, а проще говоря, хорошо упитанным: на фоне небольшой головки, увеличенная от хорошего питания средняя и задняя часть её туловища выглядели очень внушительно! Брюшко её почти касалось травы, чуть приминавшейся под смешными кривенькими (от природы!) её ножками. Такса вышагивала не торопясь, чуть переваливаясь, видимо, и привыкнув никуда не торопиться. Рядом с ней, так же неспешно, шла сухонькая пожилая женщина, изредка любовно, с ласковой улыбкой обращая свой взгляд на собачку. Они шли в одном темпе.

«В возрасте, наверно, собачка, – подумала я. – Однако! Ей бы похудеть не мешало, чтобы ходить легче было».

И в этот момент грянул гром. И сразу вслед за ним сверкнула молния.

«Совсем рядом гроза, – забыв о собачке и её хозяйке глубокомысленно констатировала я. – А ничего беды не предвещало. Ни ветра, ни угрюмости в небе даже не возникло до этого».

Мои мысли прервал очередной раскат грома, прямо в лицо мне сверкнула молния, я зажмурилась, успев заметить, как прохожий во дворе опрометью кинулся к ближайшей парадной.

«От греха подальше надо окно прикрыть и из розеток штепселя повыдергать».

С этим я отошла от окна, которое, конечно, плотно прикрыла, и справившись с розетками, включила в комнате верхний свет – так сразу потемнело на улице. Но гроза, так же внезапно как прибыла, так же внезапно и убыла. Только дождь, теперь уже не неистовый, а шумный, но будничный, правда, от этого не становившийся менее обильным, никак не унимался. Он перешёл в ту свою стадию, когда вот так вот обыденно и утомительно будет долго шелестеть по кронам деревьев и стокам уличных труб, изливаясь из них на поверхность земли нескончаемым потоком.

Я снова подошла к окну, чтобы открыть его и подышать озоном – внизу, под моей кучерявой берёзой, на зелёных ветках которой я успокаивала до грозы усталые мои глазоньки, сидела та самая дородная такса. Выглядела она… Я почувствовала, как на лице у меня расплывается улыбка – настолько уморительным было это зрелище.

Толстая попа собачки плотно сидела на земле, кривенькие (от природы!) лапки она удобно поместила перед собой, разведя в стороны, как это делают балерины, маленькую головку спокойно расположила поверх всего этого устройства, и взгляд её был устремлён прямо перед собой, будто в голове у неё рождались в этот момент сложные мыслительные процессы. Кажется, философские… Прямой дождь лупил по плотной кроне дерева, не дававшей пробиться его струям под само дерево, кругом стояли огромные лужи, а такса сидела себе преспокойненько и, словно размышляя (типа – у природы нет плохой погоды), дышала озоном. В это же самое время, напротив таксы, почти в луже, так как рядом с деревом не было сухого места, стояла её хозяйка – та самая пожилая сухонькая женщина – без зонта, и умоляюще, но по-прежнему ласково, смотрела на собачку. До меня, сквозь шум дождя, донеслись слова женщины – она побуждала собачку вместе с ней идти домой.

– Бася, – умоляла она таксу, – пойдём домой, детка. Смотри, дождь какой, а я без зонта и в домашних тапочках. Ну, пойдём домой, дорогая.

Такса никак не реагировала. Она продолжала философски взирать на бушующую природу, и невооруженным глазом было видно, что мольбы хозяйки её совсем не тревожат. Ни один мускул не вздрагивал на её лице, ни разу она не сморгнула, пропуская мимо ушей стенания хозяйки. Более того – такса продолжала, как бы сама с собой, умиротворённо и безучастно сидеть, плотно устроившись толстой попой на всё ещё сухом, несмотря на усиливающийся дождь, участке земли под деревом.

Мне сверху она напоминала маленькую пирамиду. На верхушке этой живой пирамиды помещалась изящная головка. Дальше, постепенно утолщаясь книзу, шло туловище с солидным животиком и подпиравшееся, как было сказано ранее – передними лапками, развёрнутыми чуть в стороны друг от друга, отчего вся эта картина становилась ещё комичнее, а в основании этой пирамиды помещалась толстая, распластавшаяся по земле попа с обрубочком хвоста – сбоку.

Чем закончилась вся эта история, не знаю, поскольку постояла я так у окна, с улыбкой глядя на сюжетную картинку из жизни любящей хозяйки и её собачки, и пришлось мне все-таки вернуться к компьютеру и призвать вдохновение…

Потом ещё несколько раз встречала я эту парочку – сухонькую пожилую женщину и её любимицу – упитанную таксу. Неизменно такса вышагивала самостоятельно, без поводка, чуть впереди хозяйки, а сама хозяйка тихонько шла за собачкой, куда бы та её ни вела.

Прошёл год. И вот я снова здесь, в этом городке, и снова – в этой съёмной квартире на втором этаже. По-прежнему в окна мне смотрит кучерявая листва берёзы, по-прежнему во дворе зеленеет трава-мурава, какую уже не встретишь во дворах мегаполиса, и по-прежнему я мучаю компьютер в поисках вдохновения – ведь приезжаю я сюда именно за вдохновением – вдали от города большого, вдали, как говорится, от суеты его…

Ох, и люб же мне он, этот городок! Тихий, зелёный, наполненный лёгким дыханием листвы и речной свежести. Спокойные лица горожан, приветливые дети и молодёжь, здоровающиеся с тобой при встрече, хотя видят тебя впервые, воспитанные мужички (даже если навеселе) – всегда пропустят тебя вперёд и дверь перед тобой откроют (фантастика!), женщины – тоже не будут пытаться пройти вместе с тобой в одну дверь или, как бы не видя тебя – ничуть не посторонятся на узкой дворовой дорожке. Красота соборов и церквей, прелесть излучины тысячелетней (как минимум!) – реки, простота шестидесятилетних, а то и – семидесятилетних ухоженных частных домиков в тени яблонь и груш. И главное (лично для меня) – ни собак тебе голодных бродячих в парке поблизости от твоего дома, ни вереницы собачников с собаками три раза в день в любую погоду и в любое время года под твоим окном в сторону того же парка, ни задранных собачьих лап на клён – тоже прямо под твоим окном – в желании пометить, якобы свою территорию, ни присевших по большой нужде домашних питомцев с трепетно взирающими на них хозяевами и хозяйками, когда же питомец облегчится – тоже, кстати, прямо под твоими окнами! Здесь, в этом небольшом городке, редко где можно было встретить одиноко выгуливающих своих небольших собачек собачников.

И ещё – в свой первый приезд сын окрестил этот спокойный городок столицей Котов. Их здесь везде полно! И все они гладкие и ухоженные. И главное – ленивые и вальяжные. Кошка может лениво распластаться на капоте чьей-то машины и дремать, ухом не ведя в отношении прохожих. Или развалиться на скамейке под солнышком, подставив своё пузо его жарким лучам, и так, в блаженном забытьи, оставаться часами, а отдыхающие будут очень осторожно присаживаться рядом, умильно улыбаясь такой домашности картины и замирать рядом, только бы не спугнуть кошку и хотя бы чуть-чуть вкусить от неё умиротворенности. И, повторюсь, какой-то неимоверный покой в городке, наверное, тоже – и, в связи с этим кошачьим царством – чувствуется.

И лето в этом году удалось! Не то что в прошлый мой приезд. Погода прекрасная день за днём, «без перерыва на обед». Жара даже иногда начинает утомлять. Но есть же речка! И озеро! Вот где красота для отдыха тела! Вода в речке прозрачная-прозрачная, а в озере – холодная-холодная – студенец называется. Разморишься на солнышке и горячем песочке – шасть в воду! и блаженство тебе обеспечено. Поначалу, конечно, вздрогнешь от холода водного, зато потом, если сразу из воды не выскочишь на берег, таким теплом, даже жаром, можно прямо сказать, каждая клеточка тела наполняется, что плывешь ты, как разогретый изнутри утюг (фигурально выражаясь), и жаром так и пышешь вовне! Можете не верить, но вот чистую правду вам говорю – ну, по моим ощущениям, конечно. Однако я же о себе и излагаю.

В такую погоду, конечно, много не напишешь: для этого есть пасмурные дни. А в солнечный – дома не усидеть.

И вот бросив писанину в очередной раз, не обращая внимания на призывы совести писателя, которому надо для свежести мастерства (судя по рекомендациям мастеров литературы), не менее сорока тысяч печатных знаков в день кропать – это с пробелами, без пробелов чуть меньше – я собралась на пляж. И пошла.

И получила там то самое наслаждение, которое вот только что чуть выше вам описала.

Потом в обратный путь, к дому, собралась. Идти надо немного через городок, по улицам, мимо магазинов всяких и ларьков. Так уж тут озеро и пляж речной расположены.

Ну, собралась, рюкзачок за спину забросила и, не отпуская от себя далеко своё блаженство от полной разморенности после пляжа (так обычно, после бани хорошей с парилочкой себя чувствуешь), плавно побрела домой вдоль этих самых магазинов.

…Так. Как же мне сейчас позаковыристей описать свой стресс?

Ну, вы уже поняли, что я вся разморённая, разнеженная, плыву, фигурально выражаясь, вдоль витрин и дверей магазинов, предвкушая уже прохладу комнат в квартире, вазу с холодными (из холодильника, хотя так не рекомендуют врачи) фруктами, пузырящейся в хрустальном бокале минералкой и томной тихой музычкой из чувствительных колонок.

И вдруг!

На меня с визгливым лаем набросилась черная кривоногая такса! Откуда она выскочила, я даже не успела заметить.

А та, видя, что я испугалась, сильнее наскакивать начала, ближе к сандалиям моим подбирается, и вижу, по глазам её вижу – не шутит! Глазёнки маленькие, жёлтенькие, злобой так и расстреливают! Хвост – обрубочек толстенький – вверх пружинисто так, по-боевому поставила, лапками кривенькими, (от природы), переступает, и прёт, извините, на меня как танк!

Кругом оглянулась я – никого. Жара же – кто из дома сейчас по магазинам пойдёт? И вижу тут, чуть пробежать – впереди дверь магазинчика одного открыта – проветривается, значит.

«Ну, – думаю, – только там моё спасение. Заскочу в магазинчик и дверь прикрою. А там продавец дальше с собакой этой злобной справиться поможет».

Подумала так и сиганула в дверь спасительную. Дернула, закрыть хотела, а она, эта дверь, оказывается, на верёвке к колышку на улице привязана от сквозняка – не закрывается. Потому впрыгнуть-то в магазинчик я впрыгнула, а дверь – настежь. Но всё равно – какое-никакое спасение – в магазин-то пёс, думаю, не полезет!

Напрасно я так подумала…

– Бася, фу! – раздался женский голос из-за прилавка.

Я ведь с улицы солнечной заскочила, впотьмах ничего не разглядеть. И тут этот голос. Но я не на голос смотрю, а к двери оборачиваюсь, а там… такса в магазин вслед за мной заскакивает, исходя злобным лаем! Я к стенке с чипсами прижалась и замерла – бежать уже некуда дальше. В сумраке помещения вижу силуэт – за прилавком женщина стоит, на меня смотрит и, кажется, улыбается, а такса в этот момент пару раз злобно будто чихнула, гавкнула, и, заворчав, у выхода из магазинчика и уселась, то есть – не выпущу, говорит.

Зрение прояснилось моё, смотрю, женщина-продавец что-то успокаивающее – по её жестикуляции и мимике видно – мне говорит, а у меня уши заложило от пережитого. Смешно вам это слышать, но вот если бы вы в таком блаженном состоянии ума и тела находились, как я перед нападением собачки, тоже, небось, от внезапного перепада эмоциональной кривой сверху вниз, оторопели бы.

– Не бойтесь вы его. Ничего он вам не сделает. Это он так магазин сторожит – всех прохожих облаивает.

Это я уже слышу.

Женщина – точно, улыбается – ей смешно. Такса, злобно глазками сверкая, пристально за мной наблюдает. Я не знаю, что делать. Боюсь пошевелиться.

…Придётся мне всё-таки вам некую историю рассказать дополнительно, чтобы вы совсем меня уже за сумасшедшую не держали – собачку маленькую испугалась, ха-ха. Это вам «ха-ха». А у меня случай такой был. И не один.

Первый в детстве раннем приключился.

Тогда мне было лет пять, и дружила я с девочкой из соседнего двора. У неё собачка совсем махонькая была – какой породы, не помню. Ну, совсем махонькая. Пушистенькая такая. Забавная. Играла с нами в догонялки и просто вместе с нами с радостным лаем по двору носилась. Конечно, я её не боялась. И так было до тех пор, пока один раз я ни решила ей конфетку дать. Что бы вы думали та махонькая, забавная сделала? За руку меня кусила. И прилично так кусила – до сих пор на кисти у меня шрамик в два сантиметра белеет. И чуть-чуть – и вену бы мне вспорола зубками своими махонькими.

Вот такой случай.

После этого инцидента собак вообще я бояться не стала. Только одну эту собачонку. Больше с ней не играла и не бегала по двору. Скучнее стало, зато безопасней. И мама мне строго-настрого наказала к собачке этой не приближаться.

– Если та к тебе подскочит – стань и стой, не шевелись пока она не отскочит.

Так вот и гуляла я во дворе с тех пор…

Это вот первый случай. С годами забылся, только шрамик остался, напоминал.

Повзрослела, собак не боялась, любила даже, умилялась на маленьких, уважала больших.

Теперь о втором – судьбоносном случае.

Тогда мне было уже… короче – много лет. Взрослая совсем, даже умудрённая. В возрасте, словом.

И была у меня подруга славная, старинная. Жила она в огромной квартире в центре Петербурга, в квартире с высокими лепными потолками, с позолотой на лепнине и т. д. И держала у себя щенка. Кавказца. Маленького такого, пушистенького. Совсем игрушечного. Этот щенок часто сидел у неё на коленях, любил покусывать ей руку (зубки точил, видимо, для… ну ладно, сами дальше поймёте для чего), и смешно жмурил чистые непорочные глазки, когда собирался подремать.

Этого кавказчика любила и я. А почему не любить? Ведь чистой воды игрушка пушистая. И он ко мне тоже симпатией пылал. Играл со мной, по квартире большой за мной гонялся – веселились мы так.

И вот настал тот день… Подруга собиралась встречать гостей и ей понадобилась моя помощь: салатов накрошить, мясца порезать, картошечку почистить. Как обычно перед гостями. Я пришла ей помочь.

Кухня у неё тоже – огромная, столы мраморными (экологичными вечными) плитами выложены, шкафчиков дубовых с ящичками всякими – целая стена по стене.

Ну и стоим мы с ней – она у раковины фаянсовой – овощи моет, я рядом – на доске мраморной эти овощи режу. Тут же вокруг нас кавказец этот игрушечный прыгает – покусовничать чего-нибудь всем своим видом наивным выпрашивает. Сжалилась я над ним, наконец.

– Танька, – говорю, – дам я ему колбаски, пусть пожуёт. А то ведь готовить не даст.

– Ну, дай немного, – Танька мне отвечает, – только немного. А то снова от диатеза чесаться начнёт.

На страницу:
2 из 3