Наваждение

– И что? Женатый не значит мертвый.

После вечера они ушли вместе. К Алине домой. Олег вообще ни о чем не думал, словно та пружина, которая сжималась у него внутри все эти последние месяцы, резко раскрутилась с такой силой, что ее не остановить никакими доводами разума, никакими напоминаниями о морали и нравственности. Олег долго терпел, но в этот вечер его терпение просто лопнуло.

Он запомнил эту ночь надолго. Ну, во-первых, потому, что столь острые ощущения невозможно забыть, во-вторых, Анна Георгиевна потом, наутро, добавила перцу. Как так, зять дома не ночевал, когда жена в роддоме!

Они все, кстати говоря, тогда жили вместе, в квартире жены, поскольку Броня заявила, что первые месяцы ей понадобится помощь мамы.

Олег объяснил теще свое отсутствие тем, что выпускной как-никак, все гуляли, что такого…

Анна Георгиевна не поверила ему и отправилась расспрашивать однокурсников. Кто-то, видимо, из старых товарищей раскололся, сказал женщине, что ее зятек танцевал весь вечер с первой красавицей вуза, а потом ушел с той куда-то в ночь.

Анна Георгиевна пыталась найти и Алину, но не получилось. Телефон и адрес этой девушки – в записных книжках Брони – отсутствовали, а на откровенную подлость – выдать Алину разгневанной тетке – никто из однокурсников, вероятно, не решился.

Тем не менее полученных сведений Анне Георгиевне хватило с лихвой. Танцевал? Пошел провожать? Ночью не явился? Значит, изменщик.

Олег клялся и божился, что никакой измены не было, но – бес-по-лез-но.

«Анна Георгиевна, вы мне не верите – ну и ладно, но, я вас прошу, не говорите ничего Броне!» – пытался втолковать теще Олег.

Броня родила. Олега к ней не пустили по наказу той гинекологини, что заведовала отделением и являлась знакомой тещи, а вот саму тещу пустили. И тут случилось самое худшее. Теща все рассказала дочери. У Брони сразу слезы, истерика, температура сорок, мастит, лекарства, антибиотики, и, как следствие – пришлось перейти на искусственное вскармливание. У ребенка – «животик» и куча проблем от всего этого.

Не скоро, но Броню с ребенком выписали. Потом несколько месяцев кошмара дома. Истерики, слезы, крики, Анна Георгиевна пыталась бить Олега – он не отвечал, конечно, но ставил ей «блоки», а она вопила: «Убери руки! Я хочу тебя ударить!»

Олег не выдержал и ушел из дома. Некоторые из знакомых перестали с ним здороваться. Такой подлец, еще поискать – изменил, затем жену с ребенком бросил.

Пара месяцев тишины, и, о чудо, Броня сама явилась к Олегу – тихая, милая, как будто прежняя…

В первый раз им удалось нормально поговорить. Олег опять же вел себя как кремень – в своей измене не признался (только танцевал, только до дома проводил Алину, ничего больше!), и Броня вроде как поверила ему.

Олег смог, наконец, объяснить жене, как он видел всю эту ситуацию, каково ему было – в тещиной квартире, в отдельной комнате, одному, когда ни слова доброго, да еще и без интима. Ему, молодому мужчине. Броня неожиданно согласилась с мужем – да, да, она была не права… От такой жизни любой мужчина начнет смотреть на сторону. Олег также заявил Броне, что у него есть подозрения на ее счет – она его обманула и придумала про бесплодие. Хотя, конечно, он сам дурак, раз поверил в это и потерял бдительность.

«Ты считаешь, я тебя нарочно обманула?!» – фонтан слез в ответ. Хоть и задыхающаяся от рыданий, Броня вдруг призналась, что этот диагноз ей поставила та самая гинекологиня, соответственно, к той и претензии. Ну или Броня тогда просто не поняла врача… А еще у Брони, оказывается, вагинизм («Что это такое?!» – изумился Олег) – и ей с самого начала было больно и неприятно заниматься любовью, и даже больше того – она ни разу в жизни не испытывала того, что принято называть «высшей точкой наслаждения». А еще, когда Броне было двенадцать, ее в подъезде напугал эксгибиционист, и с тех пор она в глубине души вообще всех мужчин боится. А еще у нее, возможно, послеродовая депрессия!

Олегу в тот момент, после этой неожиданной исповеди, стало вдруг искренне жаль жену. Нет, он уже не любил ее, совсем не любил, но опять защемило сердце – бедная, глупая… Ради сына он предложил восстановить отношения теперь уже на его условиях: переселиться к нему от Анны Георгиевны, Броне – лечиться у какого-то другого гинеколога, а еще у психолога или даже психиатра… и вообще, им обоим, Броне и Олегу – в семейную психотерапию, наверное, надо обратиться…

Броня смиренно согласилась со всеми этими условиями.

Переехала со Стивой к мужу.

Но ровно через две недели опять все пошло наперекосяк. Броня решительно не желала идти к врачам и решать семейные проблемы. Выдала Олегу, что это он ее нарочно к психиатру отправляет – чтобы доказать, что она невменяемая и отнять у нее ребенка.

Олег тогда ушел из собственного дома. Ну не выгонять же жену с младенцем, правда?..

…Было в его жизни, после Брони, еще несколько романов, но каких-то на редкость неудачных. Кажется, нормальных женщин вовсе не осталось. Последние несколько лет Олег уже ни с кем не встречался. Стал кем-то вроде асексуала, то есть человека, далекого от отношений. Кстати, модное нынче течение, поскольку, судя по всему, секс потерял прежнюю власть над людьми, утратил прежнюю значимость. У многих открылись глаза – а и правда, зачем придавать столько значения этим коротким и однообразным движениям, не стоят они того – живут же монахи в безбрачии, отвергнув эту сторону человеческого бытия.

После Брони Олегу ни секса, ни любви уже не хотелось вообще. Вернее, хотелось, но он научился справляться со своими желаниями, не идти у них на поводу.

Хотя женщины продолжали преследовать Олега. Буквально. Ходили следом, смотрели в глаза, прикасались, в открытую предлагали себя. В те времена в сети много разговоров было о том, как мужчины преследуют женщин и сколько насилия, издевательств приходится терпеть слабой половине человечества.

А мужчины почему-то молчали, не говорили о себе, о том, что и женщина может стать демоном для своего мужа, для своих детей. Женщинам прощалось все, мужчине – ничего.

Олег прекрасно понимал, что если он, красивый, очень красивый мужчина, вдруг начнет говорить открыто о том, что женщины тоже способны навязываться сильному полу, то его просто засмеют. Кстати, понятно, почему другие мужчины молчали. Мужчинам ни в чем нельзя признаваться. Плохо? Помирай, но чтобы ни звука, ни одной жалобы.

И Олег молчал и никому не высказывал своих претензий. Он просто отказался от любых отношений, даже «одноразовых», на одну ночь.

При этом он всегда оставался вежливым, воспитанным человеком: пропускал женщин вперед, подавал пальто, пододвигал стулья, провожал иногда до дома.

Его вежливость (обычную вежливость, ничего более!) – женщины воспринимали как внимание к себе, как комплимент, как приглашение к знакомству, к любви.

Быть красивым, очень красивым мужчиной – тяжкое испытание.

Надо постоянно быть начеку. Ловко ускользать из двусмысленных ситуаций, не обращать внимания на женские истерики, нутром чуять, что вот скоро, в такой-то момент – возможна провокация. И поэтому лучше не доводить дело до опасного поворота.

Чем осторожнее вел себя Олег, тем навязчивей становились дамы. В его жизни было семь (да, семь, именно семь!) предложений от женщин разной степени убедительности подарить им ребенка. Женщины мечтали о красивом ребенке. Клялись-божились, что никаких претензий потом к Олегу не предъявят, на алименты не подадут…

Олег ни разу не согласился. Ни одной из этих женщин не поверил, у них на поводу не пошел. Жалость, как он давно уже понял, самый плохой помощник в жизни.

Олег охотно общался лишь с теми женщинами, которые никак не проявляли себя как слабый пол и не пытались строить глазки. Ну вот как Зина Ромашова, например. Когда только друзья, и ничего больше!

…В полдень, как они договаривались накануне, к дому Олега подъехала на такси Зина.

Вышла из машины и, несмотря на протесты Олега, сама расплатилась с водителем. Зашагала к воротам немного раскачивающейся, «матросской» походкой. Олег словно впервые увидел свою бывшую однокурсницу. Зина, оказывается, невысокая, худощавая, и одета она сегодня просто – в темно-синие джинсы и белую рубашку навыпуск. Довольно длинные, прямые, темные волосы заправлены за уши, челка закрывает лоб, вдоль щек висят длинные серьги в виде гроздьев винограда…

Олег шагнул вперед, распахнул перед ней калитку, улыбнулся:

– Как доехала? Ты в порядке? Кофе?

– Немного укачало… Нет, все в порядке уже, ничего не надо. Далеко ты спрятался.

– А иначе нельзя. Раньше занимался реставрацией мебели в городе, в квартире, но это пыль, запах лака…

– Ну-ка, покажи, как ты живешь! – задорно произнесла гостья.

Олег прогулял ее по участку – большому, засаженному кустами ягод, – и сначала повел не в мастерскую, а в дом – двухэтажный, небольшой.

Как и следовало ожидать, Зина оказалась поражена:

– Олег! Что это? – Она сделала круг по анфиладе комнат и остановилась как вкопанная посреди гостиной: – Сапожник без сапог?!

Олег засмеялся.

Он прекрасно понимал чувства Зины, да и многие гости точно так же реагировали на обстановку в его доме.

У него, реставратора старинной мебели – и ни одной антикварной вещицы в интерьере?.. Да и самого интерьера, как такового, тоже нет – одни безликие и очень простые конструкции из известного шведского магазина. Скучные и гладкие шкафы и полки из ДСП. Словом, ширпотреб и дешевка (ну, относительная, конечно).

– А вот так. Жизнь – это одно, работа – совсем другое, – он пожал плечами. – Идем в мою мастерскую…

В мастерской Зина тоже испытала шок – бегала по огромному гаражу, который Олег приспособил для своих реставраторских дел, рассматривала старинные шкафы, серванты, кресла; ее также заинтересовали полки с инструментами, которыми Олег пользовался для того, чтобы чинить мебель.

Как оказалось, Зина отлично разбиралась в стилях и направлениях прошлых эпох и примерно представляла то, чем занимается ее бывший однокурсник.

Было одно удовольствие с ней болтать – словно со старым коллегой по цеху. Кое-чего, каких-то нюансов, Зина, разумеется, не знала, и Олег с удовольствием рассказывал ей подробности своего ремесла.

– …Конечно, это не музейная реставрация, когда вещь словно консервируют для того, чтобы сохранить ее в том состоянии, в котором она сейчас. Я занимаюсь коммерческой реставрацией. То есть после нее – старинной вещью вполне можно пользоваться потом, держать ее в том месте, где человек живет.

– А почему ты не пользуешься результатами своего труда?

– Ты о том, что в доме у меня сплошная штамповка? Зато в доме тихо. И я один.

– Потому что за каждой старинной вещью целая история и множество людей? – сказала Зина. – И нет ощущения покоя, и словно само прошлое говорит с тобой, а ты хочешь помолчать…

– Да! – обрадовался Олег. – Ты понимаешь.

– Это нормально. Как и офтальмологи в очках, и стоматологи с кривыми зубами, и парикмахеры с «вороньим гнездом» на голове… Профессионал должен думать о своем деле, а не о себе. Да, человек в наше время – витрина своего дела, обязан выглядеть соответственно, но… – засмеялась Зина. – Мне тоже нечто подобное не раз высказывали – Зина, ну вот ты искусствовед, где красивые и вычурные наряды, где сложные прически, ты должна выглядеть как картинка. А меня это утомляет – еще и о себе думать. Я вот лишь сережками увлекаюсь, это моя слабость.

– Я заметил!

– Расскажи мне вот об этом комоде – конец девятнадцатого века, да? Красивая вещь, изумительная резьба. Какие были этапы реставрации, какие сложности…

– Конечно. У меня и фото есть на всех этапах, я тебе на почту скину. Что было и что стало. – Олег прикоснулся к нежной, гладкой поверхности старинного комода, который теперь выглядел идеально. Древесина мерцала мягким шелковистым блеском – ни царапин, ни следов от жучков, сложная резьба на фасаде, изображавшая псовую охоту, полностью восстановлена.

После экскурсии в мастерскую Олег повел Зину на веранду – угощать.

Пили чай, опять болтали о старой мебели и даже не вспоминали недавние события, случившиеся на встрече выпускников. Словно не было той драки в ресторане и затем взаимных исповедей о личной жизни…

Олег хотел проводить Зину до города или хотя бы до станции, но она отказалась, вызвала такси и скоро уехала.

После ее визита Олег чувствовал себя странно – возникло ощущение того, что чего-то недоговорил, не все успел показать Зине. Тогда он отослал ей кучу фотографий на ее электронный адрес и специально попросил, чтобы Зина не упоминала его имени в своей статье. Она ответила спокойно: «Да, хорошо, не буду, но – люди мне часто пишут в «личку», спрашивают совета, думаю, что и в этот раз спросят о тебе, как о реставраторе, захотят обратиться с заказами. Я дам твои координаты, зачем отказываться…» Олег согласился с ней.

Смысл стесняться рекламировать себя, если делаешь свое дело хорошо?..

Утром заглянул в интернет, в блог Зины, и увидел уже готовую статью – снимки того самого комода, этапы реставрации. На каком-то фото в зеркале все-таки мелькнуло лицо Олега. Но что такого?

Рассказ у Зины получился и лаконичным, и в то же время исчерпывающим. Это как с учителями, преподавателями – один говорит вроде понятно, а ничего в голове не остается, а слова другого сразу и намертво в мозг впечатываются. И все понятно и просто.

Вероятно, у Зины, как у блогера, имелся особый дар рассказчика.

И публика в комментариях тоже восхищалась – надо же, как преобразили старинную вещь! Многие, вдохновившись, тоже решили отреставрировать те предметы быта, что у них стояли дома – либо сами, либо пользуясь услугами реставратора.

К вечеру следующего дня комментариев под тем постом у Зины набралось уже на несколько страниц. Олег прочитал их все. И все ответы Зины.

Ему нравилась та простота, с которой эта женщина общалась с людьми. Легкая ирония, никакой агрессии. Юмор перемежался с конкретными разъяснениями, хамов Зина ставила на место. Эмоций – минимум, Олег не терпел истеричных блогеров, а тут прямо поразился, насколько Зина, оказывается, выдержанный человек.

Чем дальше, тем сильнее она нравилась Олегу, его бывшая однокурсница. Не как женщина, конечно, а как интересный и очень хороший человек. Друг! Да, друг, с которым приятно общаться, не ожидая подвоха.

Олег принялся читать предыдущие ее посты. Провел за этим занятием весь вечер и ночь, перелистал журнал искусствоведа «Ромашки» полностью, забыв о сне, с какой-то жадностью. Ну вот же, вот она, та самая нормальная женщина, веселая и умная, не способная к примитивному кокетству!

Хотя неправда, Зина вполне способна к кокетству, некоторые ее комментарии были полны им. Но опять же, никакого намека на липкую, удушающую навязчивость, а это – просто милая игра с противоположным полом, ничего больше.

Олегу, углубившемуся в чтение блога, в какой-то момент вдруг показалось, что один из комментаторов, какой-то мужик судя по всему, явно преследует Зину – лезет каждый раз со своим мнением, из темы в тему, расточает хозяйке блога свои комплименты. И это почему-то стало неприятно Олегу. Что за тип, может, какой-то ухажер Зины из ее реальной жизни?.. Не разобраться пока. Впрочем, вон еще кто-то из комментаторов поет «Ромашке» дифирамбы, еще и еще… Получается, у Зины целая толпа поклонников?

Олег залез в альбом с фотографиями при журнале Зины и не без труда отыскал в этом ворохе «всего на свете» несколько крупных портретов своей бывшей однокурсницы и принялся напряженно разглядывать ее лицо, то приближая изображение на экране, то отдаляя…

* * *

Блогеров в наше время пруд пруди. Каждый второй.

Зина не считала свои записи в сети чем-то особо важным и ценным, она лишь рассказывала то, что знала об искусстве, о живописи, о художниках, о кино… Она просто болтала с людьми на темы, которые ей самой в первую очередь были интересны. В реальной жизни Зина являлась очень закрытым человеком, у нее не имелось близких подруг, и она ни перед кем не собиралась распахивать свою душу. А вот в сети – поди ж ты, поток ее мыслей и слов, оказывается, не остановить.

Обо всем, что она только что увидела, услышала, хотелось поведать своей аудитории. Зине были интересны и жизнь, и искусство, творчество. Ремесло – то есть как делалось технически то или иное произведение искусства. Ей хотелось показать красоту даже самых обычных, привычных вещей – конфетных оберток, столовых приборов, мебели.

Она заражала своим интересом аудиторию.

Тут подвернулся удобный случай – узнать особенности работы реставратора старинной мебели. Ну как не воспользоваться этим? Побывав в гостях у своего бывшего однокурсника, набрав материала, Зина быстро написала статью и опубликовала ее в своем блоге.

Людям эта тема показалась интересной – читатели отозвались множеством комментариев. Многие благодарили за интересный рассказ, кое-кто написал в «личку», прося координаты реставратора.

На второй день обсуждение этой темы чуть поутихло, и Зина переслала некоторые из писем своих читателей Олегу. Хоть Олег Зоммер и не рвался себя рекламировать, но, как Зина и ожидала, часть ее подписчиков заинтересовались мастером.

Олег ответил Зине благодарным, восторженным письмом.

В первый момент Зина даже опешила – сколько эмоций, однако! Она вдруг вспомнила, как Олег повел себя на выпускном в институте. Удалился в ночь с Велинской, в то время пока его жена рожала. До сих пор эта история аукалась ее участникам, до сих пор причиняла им боль. Значит, все же была, была какая-то червоточинка в этом красавце, не стоит о нем слишком долго думать. Как о мужчине, конечно.

Если раньше Зине удалось избежать влюбленности в Олега, то сейчас, под сорок лет, тем более не следовало терять голову.

Любовь прекрасна в юности, когда еще много иллюзий, когда сам воздух вокруг пьянит. А сейчас нет смысла мечтать о любви – вино давно превратилось в уксус. Если чего-то недополучила в юности, не надо искать этого в зрелости – так и отравиться можно. Да, она еще относительно молода, и впереди целая жизнь, но это уже другая жизнь. Другая история.

«Что мне ему написать-то в ответ? – задумалась Зина, глядя на монитор, на письмо Олега. – А, ничего не стану!» С возрастом к ней пришел и некий пофигизм. Она закрыла страницу с письмом. Или это работа наложила свой отпечаток? Когда не вполне реально ответить на все письма…

Зазвонил мобильный телефон, лежавший рядом, на столе. На экране высветилось имя абонента – «Юрий». В первый момент Зина даже не сообразила, что с ней хочет связаться бывший муж, потому что Юрий никогда не звонил ей. Последний раз, помнится, звонил лет пять назад, когда сыновьям исполнилось восемнадцать.

Юрий спешил сообщить тогда, что отныне, как он выразился, «перекрывает финансовый поток». То есть Зине не стоит ждать от него еще денег. Сыновьям Петру и Павлу исполнилось восемнадцать, и отныне они «должны сами думать о хлебе насущном», – тоже его выражение.

Должны так должны, сами так сами, Зина не стала тогда возражать мужу и сочла лишним напоминать, что сыновьям надо учиться, а пока они еще не встали на ноги, требуются деньги. Смысл твердить об очевидных вещах, если Юрий пока еще вменяемый человек? Знает, что почем. А если знает, то просто не хочет больше перечислять Петру и Павлу деньги. И бороться с Юрием тоже нет смысла – бывший муж дико упрям, до фанатизма, и у него есть способы уклониться от претензий со стороны Зины. У него есть и деньги, и связи, и юристы, чтобы отказать ей в помощи, пусть и ради детей.

«Да, хорошо, поняла тебя», – коротко сказала ему Зина тогда. Положила трубку, закусила губу до крови. И все, постаралась жить уже в новых условиях. К счастью, мальчики никогда не были ленивыми, всегда искали подработку.

Что же теперь понадобилось бывшему мужу?

«Да иди ты, – грубо подумала Зина, глядя на трезвонящий телефон. – Я тебе тоже ничего больше не должна!»

Звонки прекратились, но Зина напрасно вздохнула с облегчением – через минуту телефон вновь затрезвонил.

– Алло, – она не выдержала, решила все-таки ответить.

– Зинаида, это я. Здравствуй, – мрачным голосом произнес бывший муж.

– Здравствуй.

– Чего не отзываешься? Я звоню, звоню…

Зина промолчала.

– Чего ты молчишь?

Зина пожала плечами. Не для Юрия, для себя.

– Я вот тоже не могу парням дозвониться. Номера они сменили, что ли? – в голосе у Юрия звучала желчь.

– Каким парням?

– Пете и Паше, кому ж еще!

– А, да, они номера сменили некоторое время назад, – спохватилась Зина. – Я сейчас их тебе напишу, перешлю. Всего доброго!

Зина нажала на «отбой», затем в сообщении переслала Юрию номера телефонов их сыновей.

Зачем Петр и Павел вдруг понадобились Юрию, Зина спрашивать не собиралась. И ставить палки в колеса общению отца и детей тоже не хотела. Нужно отцу с сыновьями переговорить – да пожалуйста. О чем? А не ее это дело, смысл контролировать бывшего, да и взрослых уже, давно совершеннолетних и дееспособных сыновей…

Минут через десять телефон опять затрезвонил. Юрий.

– Алло.

– Зинаида, ну что ты за человек… трубки бросаешь! Они мне не отвечают.

– Значит, заняты. Потом перезвонят. У тебя все?

– Ну что ты за человек… – застонал Юрий. – Где они?

– Наверное, репетируют. Когда музыка орет, ничего не слышно.

– Они могут ко мне приехать?

– Что-то случилось? – Зину словно кто-то в грудь толкнул.

– Да. Я болен.

– Я могу помочь?

– Да. И они. Пусть. Сама дозвонись, – Юрий говорил странным, сдавленным голосом.

– Хорошо. Диктуй адрес.

– Сейчас. И привези чего-нибудь. Из еды. Только диетическое!

– Хорошо, – кротко произнесла Зина. Юрий тем временем продиктовал адрес больницы, в которой лежит. – Я приеду. Я – точно приду. Насчет Петра и Павла я не знаю. Я им скажу обязательно, но это уж как они решат, ладно?

– Ты им не мать, что ли?

– Я им мать. Но у них своя воля, – добродушно произнесла Зина. В трубке раздались короткие гудки.

Злость и раздражение против Юрия куда-то исчезли. Пусть он и не родной ей человек, но и не чужой. Хотя, конечно, странно, что Юрий обратился к ней и к мальчикам. А как же его нынешняя супруга, а как же девочки? Сколько им сейчас? Одной девятнадцать, другой вроде бы двадцать один, они ненамного младше сыновей.

Опять проснулся мобильный. Павел.

– Алло, мам, ты звонила? С нами все ок, мы репетировали. Слушай, Водовозов решил уйти из группы, а нам осенью выступать, мы с одним клубом уже договорились…

– Паш, погоди, не до того. Отец заболел, просил приехать.

– Отец?!

– Да, и меня просил приехать. Не знаю, что случилось, но он пока, судя по голосу, вполне себе бодр и способен говорить. Я поеду.

– А… И нам ехать?

– Это как хотите. Но он просил, да.

– А ты как думаешь, ехать?

– Да, надо, – просто произнесла Зина. – Это отец.

– Ладно. Скинь координаты, сейчас выезжаем.

Петр и Павел приехали в больницу первыми, Зина замешкалась, пока набирала в супермаркете диетической, на ее взгляд, еды. Обезжиренные йогурты с коротким сроком хранения, бананы, готовый детский кисель в бутылочках…

В регистратуре Зина спросила, в какой палате Ромашов, натянула поверх туфель бахилы, не сразу нашла нужную палату. «Странно, что Юрий делает здесь, это обычная городская больница…»

В палате, у кровати, на которой лежал Юрий, уже сидели сыновья. Обернулись с серьезными, печальными лицами, когда Зина вошла.

– Мальчики, вы уже здесь… Юра, как ты? – Она опустилась на стул, который ей освободил Петр.

Зина давно не видела мужа и только сейчас осознала, насколько сыновья похожи на своего отца. Та же цыганистая, черная масть, темные глаза и широкие подбородки. И эта вечная щетина, сколько ни брейся… Правда, у Юрия щетина была уже наполовину седой.

– Как я? Не очень. Чуть не сдох. Шел-шел и упал. Спасибо добрым людям, позвонили в «Скорую», – желчно произнес бывший муж.

Зина прижала ладони к щекам. Она не знала, что сказать, так ей стало жалко бывшего мужа.

– Что с тобой, Юра? Что врачи говорят?

– Пап, может, тебе в другую больницу перевестись, в какую-нибудь особую?

– Пап, да, если все так серьезно, то надо срочно обратиться к лучшим специалистам!

– Спасибо, ребята, – не сразу, глухим голосом отозвался Юрий. – О лучших специалистах, гм. Так что вы думаете, я последние полгода хреновато себя чувствовал. Ходил там к этим, лучшим… сколько денежек им перечислил, немеряно… И что? Вылечили они меня? Фиг вам! Даже диагноз толком не смогли поставить. Это счастье, что меня сюда привезли. Да, я целых два часа в приемном покое просидел, меня то на рентген, то узи, то живот мне мяли все подряд… И наконец поставили диагноз, представьте! Там полгода не могли разобраться, а тут прямо с ходу. Полипы какие-то у меня в кишках нашли. Скорее всего, доброкачественные, но надо удалять – могут переродиться. А если б я продолжал верить своему «лучшему специалисту», то точно до рака бы доходил.