Сквозь туман

«Как их… понять…что ли?» И глаза открываются и быстро пробегают по стоящим вокруг людям, но даже в этом вагоне их столько, что представить каждого как что то длительное не получается. И глаза закрываются вновь и вновь Николай говорит внутри.

«Человек… Понятно, что только набор материи… Да?» спрашивает он себя и отвечает: «Да». «Если набор, значит в принципе он замкнут и сам весь в себе… И нет ни мыслей ни разума, только обмен веществ…» «Но ведь они есть! Они материальны.. Я их чувствую!..» И снова, как в подтверждение тому, что он может чувствовать мысли внимание отвлекается в сторону нашептывающими образами и вспоминаются думаные когда то мысли, виденные лица, ощущения, которые приносили радость, как тогда, когда он лежал на берегу и солнце…

«Ну что хоть одного что ли понять… Вот сидит человек..» Николай уже давно открыл глаза и с упоением наблюдает за людьми. «Для меня он, грубо говоря картинка, но я для него тоже… А я ведь далеко не картинка… Но и он тогда…» Он приникает глазами к сидящему напротив человеку, но тот вдруг смотрит ему в глаза прямо и строго. Глаза Николая отскакивают от этого взгляда и некоторое время смотрят в никуда, но потом находят себе новый объект.

«Вот бабка сидит… Бабка как бабка, а ты попробуй понять что это за бабка… Ну смотри, смотри… Наверное тупая, склочная… Злится постоянно и ничего в жизни не понимает… Вот глаза какие злые…»

«Смотрит, чего смотрит пентюх? Пялится, зыркает… Шпирахет этакий… Че лыбится то, шепчет там что то… Дурачок! А похож ведь… Черненький какой… Похож то как!..»

…Маленький черноволосый парнишка вбегает в желтую от старости картинку помещения. «Ребята, там квас привезли!..» «Ты что какой квас? – это если повернуть голову налево можно увидеть пожилого мужчину. – Самый настоящий. Дядя Гриша в Городе где то выбил, к магазину поставил…» «Пойдем, пойдем быстрее», это девчонки шепчутся и смеясь выбегают в раскрытую на летнюю улицу дверь, мужчина встает и посмеивась выходит: «Квас… Да… Ну что ж…» Парнишка оборачивается и глядя прямо в глаза говорит «А ты пойдешь?»…

« Такой же был… тоже лыбился все… Петечка… Где?..» Глаза проводили вскочившего дурачка и немного поволновавшись нашли трещину на полу… « Радость… сколько радости… давно… Петечка…»

– Ну все мать, поедем с тобой в город, – это он сидит за столом перед дымящейся тарелкой, говорит весело и ласково: она же пугается и надо успокаивать. Будем жить там, долго, может всю жизнь… -Ты бы мне картошечки еще… Ну не суетись, не суетись… Рада?..

«Картошечку любил… Как любил…» глаза затуманенные мечтами не видят ничего вокруг. «Картошка то кончилась почти…» вдруг уколом взволновала ее мысль. «Петя придет, а вдруг картошки захочет? Ой, ой… Быстрее бы картошки…» Глаза уже оторвались от созерцания и смотрят куда то вперед, не туда, где впереди качаются привязанные друг за другом стеклышки вагонов, а гораздо дальше, туда где можно купить картошки и мысль теперь только одна и большая….

«Картошка.» Слава богу, поезд доехал быстро. Не дожидаясь пока он остановиться и все эти… ринуться на выход, она встала и подошла к двери. Вновь тягуче и привычно уперлась в голову спина и как будто одной большой палкой надавила вверх боль из позвоночника. Мысль на мгновение бросается к своей квартирке, где стоит уютная кушетка, но ноги быстрым шагом подтягивают к эскалатору и застилают сознание слова… « Где ее… На рынке там… Где брала то?.. Ой не помню… Искать надо… Донесу уж как нибудь что там картошка… Сварить успею, нет?…» Ноги привычно соскальзывают с движущейся лестницы и пытаясь не потерять набранную скорость стремятся к выходу и дальше, туда, на рынок… Кто то постоянно оказывается на пути… Как это неудобно – обходить, и ноги делают лишние шаги и глаза с раздражением смотрят в лицо проходящему обидчику. «Два или три… Два… Нет, три… тяжело… Два…»

– Три килограмма картошки… – И наблюдать, чтобы гнили не сунула…

«Не сунула… Жируют гады… Картошку по восемь рублей… Хоть русская-то, а то эти все … жуки…» Сумка стала еще тяжелее и она постаралась согнуться как можно сильнее, чтобы унять эту ноющую боль в спине. Несмотря на не дающее покоя ощущение, глаза успокоились и удовлетворенно застыли впереди. Перекладывая тяжелую сумку из руки в руку, она торопливо шла к автобусной остановке. Народу на площадке было немного и ей даже удалось присесть и поставить сумку рядом. «Фу…» тихо выдохнула она и губы сами забормотали что то свое, старое и никому не нужное.

«А что там опять строют..?» Глаза не видят вдалеке, но там, позади нового поблескивающего окнами дома снова идет стройка: какой то забор, краны… «Все строют, строют…»

…Машина плавно катится по проспекту… Утро, солнышко и голубое небо… Шофер лучше знает дорогу и она поэтому молчит… А сердце бьется… Где то вдалеке краны… Строют что то… дома, школы… Хорошо… Новая квартира… И Петечка с Гошей и Олей уже приехали туда наверное… Хорошо то как… Машина сворачивает на дышащую свежестью дорожку… И солнышко где то сверху и сзади и его не видно из кабины грузовика и чувствуется только его свет и радостное тепло…

Глаза угадывают знакомый номер автобуса. «…сумка… Поребрик то низкий… Всегда залезать сложно… Вот сидит то, рожа… И рылом не ведет… А? Паразит, отожрался… Тяжело…» – все сливается в один большой поток…

– 

Можно я сумку на край поставлю? – произносит голос с привычной ехидностью.

– 

Ой, садитесь, садитесь, пожалуйста, извините не заметил… – рожа засмущалась и поспешно уступила ей место.

« Вот чего он?.. И пищит как баба. Вроде жирный, а голос тонкий… Хорошо, приятно…» Она поставила сумку на колени… «…вопитаный… » – пронеслось в голове и сразу возник образ доброй матери, которая холит, лелеет этого толстого парня и нежно прижимаясь к нему что то говорит – воспитывает. И вновь, без перехода, мысли меняют свое течение и жажда деятельности уступает место тихой ноющей грусти, такой же неотступной, как боль в спине. Застарелой обидой вспыхивает перед глазами образ любимого человека и сразу тускнеет взор, раззадоренный было приятными воспоминаниями, снова падает с резким звуком откуда то обсосанный, как косточка вопрос, но тут же сгорает в уверенном и убивающем свете церковных свечей. Сын… И глаза с ненавистью смотрят на этого толстяка – он чей то сын, и толстяк отводит глаза. И плечики сжимаются, а глаза вновь ищут спасения в сером свете отражающемся от предметов. Они бросаются на улицу, но вдоль дороги такая же серость и грусть, так же на белых когда то сугробах снега толстым черным наростом лежит дорожная грязь. Глаза вновь возвращаются внутрь салона и замирают на близкой и хорошо видной черной палке поручня. Что то эхом звучит в голове и глаза смотрят на интересные сколы и трещинки краски. Мысли настырные и бессовестные, вскакивая в памяти, снова и снова вызывают чувства утраты, обиды и боли, но они привычно уходят куда то вглубь, не касаясь глаз, которые упорно и заинтересованно рассматривают такие нужные сейчас трещинки. Так упорно, что даже слегка увлажняются…

«Грязно? Грязно, да… Домой приеду придется ботики мыть…» вспоминает она вдруг то, что видела за окном. «Как же пойду до дома – грязно… Ой, ой кругом грязь…» Глаза в в поисках подтвреждения выглядывают наружу через уголок окна и, приникая к улице, тускло видят движение серо-черных холмов песка и земли вдоль дороги и на тротуаре и большие черные лужи между ними. «По такой грязи хорошо на машинах ездить… а не ходить нормальным людям пешком… Сначала свои дороги посыпают, чтобы им было удобно, а все потом ходи и перелезай…» И поручень уже не интересен и глаза с нетерпением ждут знакомого пейзажа пробегая по придорожной грязи, а в голове строиться план похода от остановки до дома.

Все проходит. Протянулся перед глазами дом и разбитая асфальтовая дорожка. Стена знакомых зарослей, прерывающаяся то и дело вырванными при починках водопровода клоками. Грязно-пятнистые стены. Через проталины грязного снега еще неживая земля чернеет особенно грустно и все те же навалы грязи… грязи… Глаза скользят по этим картинкам не замечая ничего нового. «Выходить… Ой какая там лужа то… Не пройду… далеко обходить… Почему остановку перед домом не сделали? Как удобно бы было: вышел и в автобус, а тут иди, иди…». Двери открылись и маленькая толпа вылилась на воздух. «Как удачно получилось, не вставала заранее, а сразу на остановке и вышла… Вот как хорошо у дверей сидеть!»

Она медленно оторвалась от автобуса и пошла к переходу через дорогу в надежде, что лужа будет неглубокой. Но нет, глубоко. Молодежь издевательски прыгала через не очень широкую полоску воды, даже эта пискля разбежалась и прыгнула колыхая свою жопу. «Сумка…» напомнила спина, «да, сумка…» А тут лужа… Глаза смотрят туда, потом туда, в обе стороны лужа одинаково длинна и глубока…

«Сумка… лужа…су…» С легким вздохом она повернулась налево и сгорбившись пошла искать край лужи. «Далеко до края… Далеко… никогда такого не было…» и действительно кажется что никогда такого не было, что никогда еще не приходилось идти по этой черной грязи и сжимать челюсти, когда спина снова начинает говорить. И не хочется оглядываться назад – там кто то прыгает через лужу. Давно было…

«Лужи… да раньше бы пригнали сразу двадцать машин и лужу вмиг выгребли… Да… точно выгребли бы… раньше все…» Вблизи грязь не вызывает ничего, даже брезгливости и она привычно шлепает по ней. И снова из этой грязи врывается куда то глубоко, глубже чем в сознание тоскливый и долгий стон и ноги самостоятельно идут, а глаза смотрят на них и не видят ничего. Подтягивается все ближе и ближе дом. «Сумка… Скоро… Скоро…». «Встретить кого нибудь» вдруг выпрыгивает откуда то неуловимая надежда и появляется в груди знакомое и неудовлетворимое желание излить боль. Глаза начинают оглядывать скамеечки у подъездов, но что то внутри вздрагивает и она торопиться вперед – ей сегодня никого не нужно… «Никого…»

Поднявшись по лестнице, она ушла с улицы в дом. В доме было не менее пасмурно чем на улице. Почему то хлопал дверьми лифт и она входя в него внутренне сжалась. «Вдруг застрянет?» Лифт медленно двинулся «Застряну?.. Что тогда… Петя придет а меня нет и есть нечего» – снова как один пугающий образ, но лифт не застрял. Она мысленно вздохнула и поспешила из него открывать свою дверь.

Привычно ворочаясь в малюсенькой прихожей она довольно быстро сняла с себя пальто и ботинки. Сумка. Последние пять шагов с сумкой и на сегодня она больше не нужна. Она с удовлетворением поставила сумку на табуретку, прихлопнула по ней рукой, чтобы стояла прочнее и тяжело вздохнув опустилась рядом. «Сейчас начнется…» и глаза смотрят на часы и действительно – время сериала. И она сидит тяжело отдыхая и в голове начинает виться неконтролируемый поток образов, мыслей и чувств вокруг разыгрывающихся вокруг нее несколько раз в день драм. «Сумка» – падают на нее глаза.

Она торопливо встала и начала разбирать сумку. «Колбаска, сказали вкусная… Сыр…» хождение по рынку вспоминается с болью, и с грустьювспоминаются картинки белых ярлычков за стеклами ларьков, но рука вновь залезает в сумку и боль уходит и становиться веселее. «Любимые огурчики… Чесночок…»

…Петя приходит и с улыбкой говорит: – Опять ты меня балуешь… – она улыбнулась мысли.

«Картошку или макароны?… Он весь в деда… картошку… А вдруг!?… нет уж, нет уж!» Руки по-очереди наполняют водой две кастрюли , «ну и что, сама другое съем, а не съем все и не жалко… и не жалко…»

– 

А что у тебя бабуся?

– 

А вот, либо картошка, либо макароны.

– 

Ну ты вообще…

Она снова горделиво улыбнулась. «Вода стоит… так… картошка…» руки по многолетней привычке летают в четырех кухонных стенах и только изредка, когда глаза отвлекаются от дела и взор падает на циферблат коричневых часов, напоминает о себе спина, вспоминается почему то кушеточка и сериал, который идет прямо сейчас.

«Ох а ведь интересно… Эта гадина их водит за нос, а они и не замечают… «Ты мой единственный друг!…» А, Патрисия… Как ошибается? И все из-за этого Микелу, он во всем виноват… И как всегда на интересном месте остановили…» Над кастрюльками затягивается пар, на столе появляется скатерть и красиво по краю тарелки ложаться бутерброды. «Ну ничего утром еще раз покажут… Интересно…». Мысли вроде заинтересованно вспоминают эти события, но глаза все чаще падают на коричневый кружок. Все ближе к пяти… Мысли становяться медленнее, а все сознание направлено только на маленькую кнопуку у двери. «Обещал около пяти…». Стрелка проходит пять. Звонок молчит. Картошка и макароны уже готовы и стол накрыт. «Да…» звучит что то в голове, огромное, как облачное небо. «Да…» – это звон или писк… не понятно просто что то охватывает и наполняет.

Она устало садится на табуретку и начинает почему то протирать тарелку, задумчиво глядя вдаль. Руки замедляют свои движения, и вот почти совсем замирают. Пять десять.

Какое то старое забытое волнение и ребенок который сидит прямо здесь у ее ног, на кухне.

– Гоша, опаздывать нехорошо, поторопись, – он здесь новенький и ему нужно быть вежливым… но как это объяснить ребенку? – и волнение усиливается.

– Подождут, – он важно надувает губы и продолжает бить солдатиков палочкой по голове…

– 

Гоша… – Мальчик тупо и раздражительно продолжает стучать своей дурацкой палкой.

– 

Не хочу…

– 

Гоша!

– 

Не…

– Быстро одевайся, я сказала… – почему то теряются затихая во мгле звуки повышающегося голоса, подзатыльника и обозленного всхлипа… Сын…

Тарелка суха, но рука не чувствует этого, а глаза смотрят совем не на нее. Гоша… И мгновенно проносится вся его жизнь короткая, злая и почему то неудачная. Пьяные крики вырывающиеся из страшно перекошенного рта. Потом его лицо сочащееся кровью. Потом снова крик и пение. Потом плотный, как подушка, удар по лицу и затаенный надолго и непонимающий горя страх в материнской груди. Потом непростительное счастье при слове «убили»…

И снова все это проносится как чувство, непонятое бесцветное и неосязаемое и сливается с окутавшим ее звоном.

«Телефон. Телефон… Телефон звонит!!!» -вырывается из звона памяти настоящий звонок. «Не придет» как то грустно и уверенно прозвучало в голове, когда она взяла трубку.

–Бабуся, здорово…

–Здравствуй, Петя, – голос уже сам, по привычке, ядовитый и злой.

–Ты бабуля не обижайся, – прорывается его голос через шум автомобиля, -я приеду сегодня, но часа через полтора… А? Извини…

–Ну что ты… Ничего… Приезжай конечно…

– Так что не серчай, такие дела вот, бабуся… Картоху готовь! Жди, точно буду.

«Приедет… Картоху подогрею, а макарон, если захочет на сковороду… Да… А если…» Она снова встала, зачем то подошла к плите и принялась глядеть на кастрюльки. «Приедет», и как будто вздрогнули уголки постоянно напряженных губ.

…-Бабуля, какие макароны без кетчупа, да ты что… Итальяхи ведь все конкретно придумали – эти, макароны, только с кетчупом едят… Да и на картошку тоже святое, ты что… – вспомнила она и засуетилась.

«Кечуп?.. Да в магазине то должен быть наверно…» Она торопливо подошла к окну и прищуриваясь поглядела через пустырь, как будто могла увидеть магазин. «Там спрошу… Да, да… Полтора часа… Как раз… Быстрее…». Рука взяла сумку и внутри как будто в оправдание прозвучало: «легкая ведь…». Быстрым шагом она прошаркала в прихожую и принялась натягивать недавно снятое пальто. Ботики… Дверь… Лифт…

Прохлада вечера коснулась ее лица. Держась рукой за поручень, она поспешила сойти с лестницы и направилась к тропинке через грязное поле. «Какой приятный карапуз идет. Сам. Ты смотри…» – она замедлила шаг и с чем то похожим на улыбку посмотрела, как смешно растапыривая ножки стремиться к молодой женщине малыш.

–Сколько ему, маленькому?

–Год и два, – гордо отозвалась мама.

–Какой карапуз, молодец, – похвалила она их.

Она вспомнила как смешно плакал маленький Гоша, когда падал первые свои разы. Его лицо милое и родное, маленькое и беззащитное встало перед ней как настоящее и что-то хорошо стало на душе. В голове тихо зазвучала любимая песня, песня которую пела она матерью.

Ноги сами несли через затопленный пустырь к магазинчику. По узкой хлюпающей грязью дорожке идти было сложно, но она не замечала этого, в голове звучала песня и все любимые голоса.

«Кто там?..» Кто то стоял на тропинке, но кто было пока не видно. «Девчушка, что то ковыряется… Позабыла наверное что…Ой, смешненькая какая… Но деловитая, сразу видно…» На тропинке стояла девушка и беспомощно рылась в своей сумочке, то вынимая из нее руку и отводя взгляд вверх, то вновь возвращая их туда, как будто надеялась что то, что она ищет появится там за эти мгновения. «Смешная… Дочурка… Забыла что?»

–Забыла что? – сказала она как можно ласковее.

–Ничего, – огрызнулась девушка.

«Старая, могла бы просто попросить посторониться, а то ведь все с намеками, все с ехидцей… Старье…» Она, слегка толкнув, обошла по грязи странно опешившую старуху. «А чуть им не то скажешь, так в слезы…У-у-у-у Дура… Как могла забыть… Как…А..Спрашиваю тебя! Как Ты Могла Забыть Карточку? А?. Ну что с ней поделаешь, все нужно вдалбливать все разжевывать, блин…»

Девушка шла быстро, перепрыгивая через небольшие лужицы на тропинке. Глаза умело выбирали оптимальное направление, а тренированные ноги радовались возможности поработать и самозабвенно лавировали между сухими островками. Мимо проносились колышушиеся в легких лапках ветра заросли сухостоя, чахлые черные кустики, стоящие поодаль дорожки, то и дело попадались взгляду причудливые куски железа или дерева. В опускающейся вечерней мгле загорались первые окна приближающегося толчками дома.

«…бывает со всеми… Конечно, это отрицательное последствие свободы сознания… Опоздаю?.. Как этому последствию потивостоять – просто не спешить никуда… Нет, там ведь до девяти – даже торопиться не придется… проще будет: собираешься – спроси себя, все взяла? Но спроси не между делом, набрасывая куртку… Ничего страшного, успею, успею… ,а осознанно, подразумевая, что конкретно хочешь. И не будет таких…»

С энергией молодости деушка рванула на себя дверь подъезда и мелко подпрыгивая на каждой ступеньке взбежала на третий этаж. Одновременно вытирая ноги и пытаясь попасть ключом в замочную скважину, она для надежности еще и давила на звонок. Дверь поддалась напору и девушка распахнув ее влетела в квартиру.

–Что, что случилось? – в коридоре перед ее взором промелькнуло испуганное лицо женщины.

–Ничего…– крикнула девушка из комнаты, в которую она пробежала не снимая ботинок и теперь копалась в заваленном бумажками столе.

–Забыла что? – Голос звучал за спиной и был уже не взволнован, а сердит, – Ты бы хоть бахилищи сняла, а… Не убрать ведь будет… Никуда ведь не опоздаешь.

«Опоздаю… Сняла… Надо было снять… ничего…»

–Я вытирала их… Мамуля, не зуди, где карточка моя, а? – Девушка задумчиво стояла посреди комнаты, глаза старались не замечать мокрые следы на полу.

–Я откуда знаю, ты в сумке смотрела?

«…глупости какие…»

–Ну а че я домой то прибежала?

«Вот блин… а?»

–В столе нет..? в карманах смотрела?

«А что я тут роюсь то… нет в столе… в карманах… тоже мне, за ребенка держит…» Глаза рассеяно бегают по комнате «Где еще, где еще… в карманах…» Девушка безнадежно залезла руками в карманы курточки и выгребла все на стол. Некоторое время она молча смотрела на лежащую на столе проездую карточку.

– Ну видишь, – безразлично сказала мама и вышла из комнаты. – Ты только вытри… Так не уходи, слышишь!.. – прозвучал ее голос с кухни, но дверь уже захлопнулась и по узкой лестнице девушка побежала вниз.

«Как же так…» И в этом образе или звуке сплетаются все мысли родившиеся за последние десять минут. «Как же так, как это возможно?» Девушка идет широкими шагами уставившись в землю и ноги беззвучно опускаются в зеркальные пятна луж. Глаза не замечают различия между сухим и мокрым и – перед ними разливаются разрозненные пятна воспоминаний и безответно сливаются в одну большую лужу в голове. «Как… Как… Как же это… Забыла… потом не забыла… ошиблась… и времени сколько… А? Как же так…». «Все ошибаются… Спроси осознанно…» – издевательски произнесла она. «Дура, дебилка тупая… Ну ладно…Не ошибается тот… А я еще успею…Дура… Как глупо то, а? Бессмысленные действия…» – По расчетам ученых, приблизительно девяносто процентов времени в течение жизни человек проводит без пользы…– вспоминается ей голос из радио. « Да бессмысленные действия это… Девяносто процентов многовато… А?… Хотя если считать полезным только непосредственный труд, выполнение осознанного действия… Да … Сон… Еда… Что еще… Ну секс… глупость…» Секс – что то серое, непонятное, и мысли отскакивают от него и глаза подрыгивают от земли, ища чем отвлечься… «Бесполезно… Да… Что же я… Это… Да… Ой автобус… нужно успеть…». Девушка оторвалась от мыслей и побежала по хлюпающим лужам к остановке, и ноги снова радостно устремились вперед вызывая какое то веселое, неосознанное и поднимающее вверх чувство.

Слегка запыхавшись она прошла в глубину салона и остановилась напротив окна взявшись за поручень. Автобус тронулся и ноги, приятно раздраженные бегом, с удовольствием напрягались, сглаживая рывки и покачивания автобуса, и упругие ягодицы при каждом напряжении ощущали приятное трение облегающих джинс.

Глаза выбрали интересную точку на стекле и плавно перемещаютя вокруг ее притягательного образа. «Забыла… забыла… Да… как же…»… « -Такой кобель…» – почему то всплывает в памяти образ красивой девушки, которая с изображая пренебрежение к рассказу, самозабвенно ей что то рассказывает, – «Но ты знаешь, ничего не могу с собой… Божественно… Руками…» – проносятся укалывающие слова… «Дура… кобеля ей… ну..ну… Я тоже… Нельзя торопиться… все продумывать…Ничего страшного, что вернулась…».

«Они ко мне просто липнут! Ну что я могу… – снова говорит ей в лицо эта девушка». Кажется, что чуть дергается подбородок и глаза резко вздрагивая отрываются от стекла, снова пытаясь найти отвлечение. «Все. Успокоиться… Все нормально… Все ясно…» Глаза становяться злыми и глубокими. «Не думать о белом верблюде… смешные… предлагать все могут, а как это делать… не думать… не думайте сами, если такие умные… верблюды… сами верблюды…». Мельком возникает добрый и понимающий ее голос, который рассказывает ей как нужно бороться со своими переживаниями, как воспитывать себя. Со страниц книги льются ответы и так приятно закрыть глаза и представлять как это хорошо никого не стесняься… Не волноваться… не переживать… «Спокойно… успеешь…»

За слегка искажающим свет стеклом ползут фары автомобилей, редкими маяками проходят где то на заднем плане расцвеченные витрины магазинов и пятнами окрашивают дорогу в желтый цвет фонари. Слабое, тоже желтое освещение салона стоит за спиной и что то шепчет на ухо, расслабляющее и успокаивающее. Все движение и внутри и на улице утопает в этой ровной желтой пыли и в какие то мгновения этот движущийся мир становиться комфортным и таким своим, и глаза расслабленно перебегают с изображения за окном на слабо колыхающееся отражение в стекле, и дыхание ровное и спокойное. «Молодец… хорошо…» звучит где то вдали…

…как когда то в будущем она сидит в большом черном кресле и красивые мужчины рассказывают ей план проекта, как она задумчиво, не обращая внимания на того красавца… Принимает решение… Правильное, умное… Как он под каким то предлогом остается чтобы…

Где то рядом зазвонил телефон и девушка вздрогнув прислушалась. Красивая, одетая в дорогую одежду женщина достала из сумочки трезвонящую трубочку и приставила ее к уху.

–Да…

«Дорогой… Говорит…Неудобно слушать…» и глаза вроде хотят сначала куда то спрятаться но вспомнив что то, упорно возвращаются и почти с вызовом начинают рассматривать телефон.

– Еду, еду, да… Уже скоро… Ну пока… Ага… Ну давай, – манерно произнесла женщина.

«Глупая… Ой… «Ну пока»… А?»

…как когда то в будущем она достает из прекрасной сумочки мобильный телефон и решая вопрос не обращает внимания на окружающих. Говорит умно… «Что то типа… ну не знаю что… умно точно…» и красивым голосом говорит напоследок, – Хорошо, все понятно…, – ровно и уверенно…

За такую приятную картинку можно простить глупую женщину и не обращать внимания… На нее, красивую… С телефоном… Деловую… Глаза вновь возбуждаются и стремяться украдкой бросить на нее взгляд, но мысли их не отпускают и не дают покоя – глаза то замирают уперевшись в стекло, то резко набрасываются на образы движущейся за окном улицы, то на сидящую женщину, и снова неуправляемой какофонией звучит внутри разноголосый хор.

Автобус подъехал к метро. За спиной послышалось шебуршение и кто-то направляясь к выходу ощутимо толкнул ее. Желтый свет фонарей вспыхнул, покачнувшись перед глазами, и исчез. «Кто такой умный, а… Прет… спросить можно…» Она с раздражением развернулась вслед уходящей фигуре «…нести себя гордо, не оглядываясь ни на кого…» снова перед глазами прыгают какие то строчки. Девушка не отрывая взгляда от коричневой спины подошла к двери. «Не лечить же его… дуракам закон…» И глаза отрываются от этой раздражающей спины и смотрят как ломаясь открываются желтые двери.