Полная версия
Николай Самохин. Том 2. Повести. Избранные произведения в 2-х томах
– Заедаешь счастливое детство? – весело спросил Яшкин. – Вот я сейчас Пашкину трубку передам – он тебе врежет.
– Ай-ай-ай! – сказал Пашкин. – Ай-ай-ай, отец! Как же это ты, а? Ну, сам воздухом не дышишь – ну, не дыши, а ребенка-то почему лишаешь?
Затем трубку взял Гришкин.
– Нехорошо, старик, – загудел он. – Нехорошо о нас думаешь. Обидно. Что ж мы, трое взрослых людей, не поможем вам с ребенком… Дай-ка мне старуху.
Я позвал к телефону жену.
– Нехорошо, старуха, – сказал ей Гришкин. – Нехорошо о нас думаешь. Обидно. Что ж мы, трое взрослых людей… Погоди-ка, тут Яшкин хочет еще добавить.
Яшкин добавил и передал трубку Пашкину. Пашкин, заклеймив нас, вернул ее Гришкину… Короче, когда они зашли по четвертому кругу, мы не выдержали и сдались.
В воскресенье утром Яшкин, Пашкин и Гришкин встретили нас на вокзале.
– Что-то я не вижу здесь ребенка! – притворно сказал Яшкин. – Ах, простите, вот этот молодой человек! Ого, какой богатырь! А папа не хотел его за город брать. Ну и папа! По боку надо такого папу! Верно? И мама тоже хороша – с папой соглашалась. Рассчитать надо такую маму. Как думаешь?
– Здорово! – сказал Гришкин. – Тебя как звать? Кузьма? Ну, садись мне на шею.
– Зачем вы? – запротестовала жена. – Он сам ходит.
– Да ладно, – отмахнулся Гришкин. – Мне же не трудно.
И Кузьма поехал в вагон на шее у Гришкина. В поезде к нашему ребенку подключился Пашкин.
– Ну, оголец, хочешь конфетку? – спросил он.
– Не хочу! – мотнул головой Кузьма и покраснел.
– Ишь как вымуштровали, – недовольно заметил Гришкин.
– Это ты зря, оголец, – сказал Пашкин. – Зря отказываешься. Ты действуй так: дают – бери, а бьют – беги.
– Кхым-кхым… Вот что, Кузьма, – толстым голосом сказал я. – Относительно второй части… Это, видишь ли, дядя шутит. Когда бьют – надо не убегать, а давать сдачи.
– Сам-то шибко даешь? – спросил Гришкин.
– Да глупости это, – сказал Пашкин. – Материи… Лично я, например, бегал. Убегу – и все. Ну, правда, что бегал я здорово. Меня сроду догнать не могли.
– Вы! Звери! – не выдержал Яшкин. – Позвольте ребенку конфетку-то взять!
– Ладно, Кузьма, возьми, – разрешил я.
Кузьма взял.
– А что надо сказать? – строгим голосом спросила жена.
– Дядя, дай еще! – подсказал Яшкин.
– Яшкин! – зашипел я. – Ты чему учишь!..
– Да бросьте вы, честное слово! – возмутился Гришкин. – Ребенок – он есть ребенок…
Мы вылезли на станции Ноздревой, и Кузьма сразу же увидел кур. Куры неподвижно лежали в пыли под плетнем.
– Они умерли? – спросил Кузьма.
– Спят, – ответил Пашкин.
– Нет, умерли, – не согласился Кузьма.
– А ты возьми палку да турни их – враз оживеют, – сказал Гришкин.
– Кузьма, назад! – закричала жена. – Брось эту гадость!
– Пусть погоняет, – удержал ее Пашкин. – Где еще он куриц увидит.
Куры, исступленно кудахча и сшибаясь друг с другом, летели через плетень, в воздухе кружился пух.
– Ну, силен! – повизгивал Яшкин. – Вот рубает! Ай да причина пожара!
На берегу речки Яшкин с Кузьмой начали готовить костер.
– Тащи дрова! – командовал Яшкин. – Волоки сушняк, гнилушки, бересту, ветки – все пойдет!
– Кузьма! – сказал я, нервно протирая очки. – Не смей ломать эти прутики! Их посадили тети и дяди, думая о тебе и о таких, как ты. Каждый человек должен…
– Пусть заготавляет, не мешай! – оборвал меня Гришкин. – Ломай, парень, их здесь до хрена. Век не переломаешь.
Тем временем Яшкин и Люся, расстелив на земле клеенку, «накрыли стол».
– Так много луку! – удивился подошедший Кузьма.
– Ничего – осилим, – заверил его Пашкин. – Под водочку он так ли еще пойдет.
– Все равно – до хрена, – сказал Кузьма. Жена побледнела.
– Кузьма! – вскочил я. – Немедленно встань в угол!
Яшкин как стоял, так и покатился по траве.
– А угла-то! – задыхался он. – Угла-то… Угла-то нет!..
– Нет угла, – хмуро сообщил Кузьма.
– Хорошо! – сказал я. – В таком случае встань под кустик.
Кузьма встал.
– Под кустиком! – сказал Яшкин и снова затрясся от смеха. – Под кустиком полагается сидеть… А не стоять… Ты садись, старик. Садись.
Кузьма сел.
– Товарищи! – не выдержала жена. – Нельзя же так…
– Ну-ну-ну! – сказал Пашкин, разливая по кружкам водку. – Вы тоже меру знайте. Совсем замордовали человека. Родители… Давайте-ка вот лучше выпьем.
Выпили. Закусили луком и редисочкой. Луку, действительно, было до хрена. Пашкин стал наливать по второй.
– Ой, мне не надо! – прикрыла кружку жена.
– Я тоже… воздержусь, – буркнул я, покосившись на Кузьму.
– Эт-то как же так? – спросил Пашкин. – Эт-то что же такое? А ну-ка – в угол! Немедленно.
– Под кустик! – застонал от восторга Яшкин.
– Ребята! Ребята! – испугался я. – Вы чего!..
– Под кустик! – рыкнул Гришкин.
– Под кустик! Под кустик! – стали скандировать они втроем.
Мы с женой, улыбаясь дрожащими губами, встали под кустик.
– А ты выходи, – сказал Пашкин Кузьме. – Ты свое отбыл.
Кузьма вышел.
– Братцы! – взмолился я. – Что же вы делаете!
– А когда в углу – тогда не разговаривают, – поддел меня Кузьма.
– Что, съел? – спросил Яшкин. – Ты, Кузьма, папку не слушай, – сказал он. – Папка у тебя вахлак. Очкарики, вообще, все вахлаки.
Пашкин, между тем, разлил по третьей.
– Ну, будем здоровы! – сказал он и обернулся к Кузьме. – А ты чего же сидишь-скучаешь? Тоже мне – мужик! Ну-ка, давай за папу с мамой – выручай их!
– Я не пью еще, – ответил Кузьма.
– Ничего, научишься, – сказал Гришкин. – Это дело такое. – Он вдруг оживился. – Вот у меня племянник – чуть разве побольше Кузьмы, – а пьет. Сядут с отцом, вжахнут поллитра – и песняка.
– Ранняя профессионализация? – живо откликнулся Яшкин. – Бывает. У меня, у соседей – девчонка. Представляете, девчонка…
И потек милый интеллигентный разговор. Возвращались мы вечером, в переполненной электричке. Кузьма спал на коленях у матери.
– Ну вот и вся проблема отцов и детей, – нравоучительно сказал Пашкин. – А то, понимаешь, ребенка оставить им не с кем… Эх вы, эгоисты! Да для него этот день – знаете какой! Он его, может, на всю жизнь запомнит…
НА СПОР
Зима в нынешнем году, надо сказать, просто уникальная. С одной стороны, морозы жмут – то под сорок, то за сорок; с другой стороны, снегу навалило выше всяких допустимых пределов. По горло засыпало. Я думаю, если весь снег, нападавший за последние десять лет, вместе сгрести – и то столько не наберется.
Тут к соседям родственник из села приехал погостить, так прямо фантастические вещи рассказывает. Зайцы, говорит, в деревню бегут. Не могут в лесу держаться – тонут. А в деревне все же маленько утоптано. Вот они и бегут. Ну, а за ними, естественное дело, волки. Жуткая обстановка. До ветру боишься выскочить. Недавно, говорит, один заяц в избу залетел. Видать, его волки вдоль по улице шуганули, он, как от них лупил, так стекло оконное мордой вышиб и на стол свалился.
Может быть, конечно, родственник насчет зайца приврал – уж очень неправдоподобно все это выглядит. Хотя, чем черт не шутит. В городе вон тоже в связи с заносами такие иногда казусы происходят, что расскажи постороннему человеку – не поверит.
Например, у нас тут в одной квартире, у Сереги Званцева, под старый Новый год собралась небольшая компания. Сам Серега с женой, дальний родич его пришел – дядя Гена, тоже с половиной, и еще Серегин сменщик Дубов. Собрались они в таком почти что домашнем кругу и решили вторично отметить праздник.
Дяди-Генина супруга, уже досыта хлебнувшая семейной жизни, в том числе подобных вечеринок, сразу достала вязанье и ушла с ним в дальний угол – дескать, горите вы синим огнем.
Мужчины, конечно, окопались за столом. И Серегина Лелька с ними. Ну, эта, во-первых, как хозяйка, а, во-вторых, она всего второй месяц с Серегой жила, буквально от рукава его не отлипала, а ей пока все интересно было, даже малосодержательные мужские разговоры.
А разговор, действительно, завязался какойто довольно пустой. Не знаю уж, с чего он начался, но только Дубов с дядей Геной стали наперебой вспоминать разные отчаянные случаи из своей жизни: кто в молодости сколько раз двухпудовую гирю выжимал, кто с парашютной вышки прыгал, кто быка за рога удерживал и так далее.
Лелька рот раскрыла и глаз с них не сводит. Дубов же с дядей Геной, польщенные вниманием молодой и прекрасной особы, еще больше распаляются.
А Серега парень тоже заводной. Послушал он их, послушал и говорит:
– Это все семечки. Хотите – я сейчас с третьего этажа прыгну?
– Ну и что? – спрашивает дядь Гена. – Прыгнешь – и что? Башку расшибешь.
Более гуманный Дубов говорит:
– Почему башку? Я сам со второго этажа выскакивал. Из полногабаритного дома. Прыгнуть можно – с башкой ничего не случится. А ноги он переломает. Запросто.
– С третьего? – говорит дядь Гена – И только ноги? Ых ты, какой ловкий! Это бы все так прыгали, если только ноги!
В общем, заспорили. Притащили лист бумаги, карандаш – давай высчитывать: сколько будет в трех этажах панельного дома и как прыгать надо – если пролезть между прутьями балкона да повиснуть на руках, а потом отпуститься…
– Да ни на чем я веситься не буду, – посмеивается Серега. – Я прямо с перил махну.
Дядя Гена бросил карандаш и вспылил:
– Ну, прыгай, обормот, прыгай! Расшибешь башку, тебе говорят! Сто рублей кладу, что наверняка расшибешь!
– Заметано! – говорит Серега. – А вы все – свидетели. Значит, если не расшибу, с тебя, дядя, сотня. – И поворачивается к Дубову – что тот скажет.
Дубов побледнел, но стоит на своем:
– Ты, Сергей, должон сломать ноги. Ну… если хочешь доказать… полста рублей.
– Пойдет! – говорит Серега – За каждую. Держи пять. – И стаскивает через голову галстук.
Тут Лелька поняла наконец, что они уже не шутят, а всерьез, и повисла на Сереге – не пущу!
ДядиГенина супруга из угла кричит:
– Брось ты его, Лелечка, не держи! Пусть они все, паразиты, повыскакивают – туда им дорога!
Серега с трудом затащил жену в кухню и говорит ей шепотом:
– Ну, чо психуешь? Там же сугроб, под балконом, метра три. Нырну в него – и двести рублей в кармане. Люди из самолета выпадают в снег…
– Пусть выпадают! – ревет Лелька – А ты не смей!
Кое-как он ее от себя отцепил, выбежал из кухни и придавил дверь.
– А ну, мужики! – кричит. – Подержите маленько! А то все у нас накроется!
– Давай, – говорят те. – Только по-быстрому.
Серега отодрал балконную дверь, выскочил наружу и, прикинув по памяти – с какой стороны сугроб, прыгнул в темноту.
И представьте – угадал! Через пять минут заявился в квартиру – грязный, как трубочист. Но целый, только что физиономию немного поцарапал об дерево, когда мимо пролетал. Но поскольку насчет физиономии уговора не было, Серега по закону счистил с Дубова и дяди Гены двести рублей.
Ну, дядя Гена, тот ничего. Отдал деньги и похохатывает: мне, говорит, все равно надо было ему какой-то приличный подарок покупать в связи с женитьбой. Так что эта сотня у меня списанной считалась. А Дубов очень переживает. Как подопьет, так начинает жаловаться.
– Я все же, – говорит, – надеялся, что он ноги переломает. И ведь что обидно! – вроде правильно рассчитал. Как раз перед этим по телевизору говорили об аварийном положении и призывали всех выйти на уборку снега. Ну, думаю, пока мы тут базарим – там уж все выскребли, до асфальта. Но в этом доме такой народец живет – хоть бы один с лопатой вышел!.. Ну, ничего. Я его за свою сотню еще подсижу на чем-нибудь.
Однако я думаю, вряд ли Дубову удастся в будущем подсидеть своего сменщика. Cepeгa на выспоренные деньги купил телевизор и сам теперь в курсе всех последних событий.
Рассказы из сборника
Три прекрасных витязя
1972 г.
ПОЛЕЗНОЕ ИСКОПАЕМОЕ
Копали траншею на улице Четвертой Низменной. Водопроводную. Рыли экскаватором, а за ним уж подчищали лопатами. Подравнивали.
Экскаваторщик Буглов зачерпнул очередной раз ковшом и вместе с землей поднял с глубины три с половиной метра бутылку водки. Полную. Этикетка на ней сгнила, а сама пол-литра была целенькая. Только стекло маленько пожелтело – видать, от долгого лежания в глине.
Бригадир Васька Зверинцев взял бутылку, посмотрел ее на свет и крикнул:
– Старинная! Истинный бог. Еще довоенная. Видал – донышко у нее вовнутрь вдавлено. Сейчас такие не делают.
Буглов слез на землю.
– Старинная, – подтвердил он. – Только там теперь вода. Выдохлось, поди, все за столько лет.
– Водка-то? – сказал дядя Федя. – Да нипочем! Ты глянь – закупорка у нее какая! Настоящая пробка, не то что нонешние железки. У меня старуха одну такую с тридцать девятого года уберегла. А недавно, как сын из армии вернулся, достала. Дак мы с Генкой – веришь-нет? – по одному стакану выпили и попадали.
– Верю, – хмыкнул Буглов. – Ты и с рассыпухи падаешь.
– А ну, отсуньтесь! – скомандовал бригадир Васька Зверинцев и вышиб ладонью пробку.
– Нет, не выдохлась, – сказал он, отпив три больших глотка. – Нормальная водка. Вроде Петровской. Петровскую кто пробовал, нет? – и отпил еще глоток.
– Дай-кось мне, – протянул руку дядя Федя. Бригадир Васька Зверинцев отодвинул низкорослого дядю Федю локтем и подал бутылку сначала мастеру Семижильному.
Семижильный побледнел и отворотил лицо.
– Не могу, – глухо сказал он. – Не могу… без закуски.
А Буглов мог без закуски. Он раскрутил бутылку, вылил в рот граммов сто пятьдесят, постоял, прислушиваясь к организму, и заявил:
– Один хрен – что особомосковская, что эта. Не вижу разницы. – Много ты понимаешь! – зашебутился дядя Федя.
– Дай-кось мне! Водяра – она и водяра, – сказал Буглов, возвращая бутылку Ваське. – Хоть в золото ее зарывай, хоть в дерьмо.
Бригадир Васька Зверинцев отпил еще глоток и не согласился.
– Даже сравнивать нельзя, – сказал он. – Разве что с экспортной. Экспортную нашу кто пробовал – нет?
Тут они с Бугловым поспорили – на литровку. Семижильный разнял. А спорщики сбросились и погнали дядю Федю в гастроном за нормальной бутылкой– для сравнения.
Дядя Федя вернулся довольно быстро – принес пол-литровку и на сдачу плавленый сырок – для Семижильного.
Семижильный сказал:
– Только давайте в темпе. А то мы здесь до вечера провозюкаемся.
В темпе прикончили выкопанную бутылку, потом – магазинную, и все согласились, что бригадир Васька Зверинцев выиграл. Буглов, правда, маленько поупирался: местный розлив, дескать, – чего вы хотите? Но все же достал две трешки и протянул дяде Феде.
– Мыла только этого не бери на закуску, – наказал он. – Купи лучше селедку. Дядя Федя принес литр и селедку. Семижильный заволновался.
– Может, подождем до вечера? – спросил он.
Бригадир Васька Зверинцев подумал и рассудительно сказал:
– Нельзя… Селедка засохнет.
– Эх, ма! – вздохнул Буглов, когда проспоренные им бутылки опустели. – Надо было сразу три брать.
– А ты почерпай еще, – кивнул на траншею дядя Федя. – Может, там другая закопана.
– Это идея! – сказал Буглов и полез за рычаги. Семижильный посмотрел ему вслед и высказал сомнение:
– Ничего он не выкопает. Что он думает – там магазин продуктовый?
– Буглов не выкопает?! – завелся бригадир Васька Зверинцев. – Да Буглов, если надо, черта выкопает! С рогами!
Они поспорили. Буглов спустился на минутку с экскаватора и разнял. Дядю Федю погнали за третьей бутылкой…
В НАШЕЙ СУГЛИНИСТОЙ ПОЛОСЕ
Четыре года назад засуха была. Все высохло, до последней былинки. Урожай сгорел. Земля трескалась, На два метра в глубину. Вот какая была засуха.
Приехали товарищи. Разобрались. Петрова сняли. Оказалось, не в засухе дело. То есть, конечно, и в ней тоже. Но частично.
Главная же причина и основной корень – в Петрове. Он прошляпил.
Не тем человеком оказался. В общем, потурили Петрова, назначили Сидорова.
На другой год зарядили дожди. Все залили. Живого места не оставили. В бывшей сухой балке ребятишки карасей ловили. Штанами. Вот такая была сырость. Урожай, конечно, утоп.
Приехали товарищи. Разобрались. Сидорова сняли… Сняли Сидорова, поставили Кулипанова.
Позапрошлый год лето выдалось умеренное. Урожай сняли рекордный.
Приехали товарищи – оценили по заслугам. Кулипанову грамоту дали и увезли на повышение. Увезли Кулипанова – прислали Задираку.
В прошлом году выпал град. Неимоверной крупности хлестал Град – старики другого подобного с крепостного права вспомнить не могли. Плетни посек, мелкий скот поувечил. У председателя ревизионной комиссии крышу над сараем проломило. Самогонный аппарат в сарае стоял новенький – одни кореженные железки от него остались… Урожай, понятно, выбило.
Приехали товарищи. Разобрались. Задираку сняли. Оказалось, Задирака градом заслонялся. Маскировал свою бездеятельность.
Сняли Задираку – утвердили на его место Ешкина.
А в нынешнем году все у нас перемешалось! Видать, сбесилась небесная канцелярия. В одном месте заливает, в другом – сушит. В одном – градом бьет, в другом – кукуруза в полтора роста.
До дикости дело доходит. Бабка Зыбунова и бабка Куклина рядом живут, общий плетень содержат. Вот по этому плетню их и режет. У бабки Зыбуновой помидоры с горшок, у бабки Куклиной даже пырей не вырос. Зыбуниха в своем огороде по дощечкам скачет, у Куклиной земля закаменела – хоть на кирпичи режь и баню клади. Бабки Зыбуновой дачники из резиновых плащей не вылазят, у куклиновских курортников по четвертому разу шкура лупится.
Но это их личные затруднения. Они не столь тревожны. Тем более бабки стакнулись и даже получают взаимовыгоду. Куклина бабка зыбунихинских жильцов запускает в свой огород на солнышке греться. Зыбуниха компенсирует ей помидорами. Куклина бабка дает на помидоры тройную наценку (по причине неурожая) и фугует их своим дачникам. В общем, выходят из положения.
А наше положение безвыходное. Ходим все – штанами трясем. Не знаем, кого снимать будут, кого поощрять. Знаем только, что кого-то будут.
У Ешкина волосы лезут. Ему труднее всех. Во-первых, неизвестно, что самого ждет. Во-вторых, ему нас заранее раскусить надо – конкретных руководителей. Кто за что прячется. А вдруг не того раскусишь. За это, пожалуй, тоже мало не будет.
И вот мы заглядываем в глаза Ешкину: кого же он, змей, раскусит? А с другой стороны, и его жалко. Хороший человек. Давно у нас такого хозяина не было, с тех самых пор, как Петрова сняли…
КАК СТАТЬ ЗДОРОВЫМ?
(Письмо в редакцию)
Уважаемая редакция!
Обращается к Вам некто Н-сков Федор Лазаревич. В прошедшую субботу Вы напечатали статью доктора медицинских наук (фамилию не помню) под названием «Ваше здоровье – в ваших ногах», которая переполнила чашу моего терпения. Не подумайте только, что это пишет какой-то кляузник и что сейчас он станет уважаемого доктора медицинских наук (не помню фамилию) опровергать и конфузить. Чтобы у Вас не зародилось такого подозрения, немножко скажу о себе.
Я восьмой год выписываю Вашу газету, главным образом из-за полюбившегося мне уголка «Советы врача», который всегда внимательно прочитываю с карандашом в руках. Слежу также за журналом «Здоровье» и регулярно просматриваю многие другие издания, помещающие на своих страницах новейшие медицинские сведения и рекомендации. И все эти рекомендации я стараюсь выполнять. К примеру, взять ту же ходьбу, о которой как раз шла речь в упомянутой выше статье. Хожу пешком с работы и на работу, в гости, в кино, в сберкассу – куда только можно. Уже довел дневную норму до 20 тысяч шагов. При этом всегда считаю пульс, чтобы не превышал 60 ударов, ритмично дышу, как советуют специалисты.
Ну, само собой, по утрам делаю обязательную физзарядку из сорока восьми комплексов. Стою, кроме того, на голове (до пятнадцати минут ежедневно) и пью носом воду – по системе йогов.
К чему я, вы спросите, клоню? А вот к чему. Все эти годы, ходя пешком, стоя на голове и пья носом воду, я не прекращаю наблюдать за своим соседом Хронюком Петром Саввичем.
Зарядку Хронюк не делает никогда. Из ложной боязни подорвать свой авторитет, как главы семейства. Он – отец двух дочек и говорит:
– Чтоб я перед дитями в одних подштанниках выдрыгался – никогда! Они потом, мокрохвостки, на шею тебе сядут и ноги свесят.
Пешком Хронюк тем более не ходит. У него имеется личная «Волга», которую он собрал в подведомственной авторемонтной мастерской из двух списанных мотоциклов, – и вот на этой «Волге» Хронюк повсюду разъезжает на работу, в магазин, за малиной в мичуринский сад и так далее. Он из нее буквально не вылазит, и, думаю, живи мы не в коммунальном доме со всеми удобствами, то Хронюк, простите, наверное, и в уборную на «Волге» ездил бы.
Собственно, я даже что-то не припомню – видел ли когда-нибудь Хронюка стоящим. Он обычно или сидит (внутри «Волги»), или лежит (под нею). Расстелет половик, заползет ей под пузо и лежит – подвинчивает чего-то. А рядом, у колеса, поставит бидон с пивом. Вылезет иногда, отопьет пива – и назад, под машину. А потом, глядишь, и вообще заснет. И спит так, что у «Волги» стекла дребезжат и мелкие винтики отваливаются. Считает, видно, что такое поведение его авторитет в глазах детей не роняет.
Но не в этом дело. Не в авторитете. Бог с ним.
Я первое время жалел Хронюка, сочувствовал ему. Думал, что при таком образе жизни, нарушая все рекомендации, он долго не протянет. Или его инфаркт ударит, или почки откажут, или он просто сохнуть начнет – по неизвестной причине.
Но, дорогая редакция, проходит время, а с Хронюком, как ни странно, ничего не делается. Он только здоровеет и здоровеет, и такой стал, извиняюсь, хряк, что об него кирпичи ломать можно.
Теперь он уж под машиной сам не лежит – не помещается там, а приводит из мастерской слесаря Шитикова и за пол-литра, а может, и так – за здорово живешь велит ему ремонтировать свою личную «Волгу».
И вот я хочу спросить Вас, товарищи, а через Вас и многоуважаемого доктора медицинских наук (фамилии не помню): ну, хорошо, ладно – наше здоровье в ногах, согласен. А в чем тогда здоровье у Хронюка?
Коснемся другого пункта – диеты. Я питаюсь по рецепту журнала «Здоровье» и по вашим указаниям. В частности, журнал советует мусс из ревеня – для нормальной работы кишечника. Ем. Людям истощенным, с плохим аппетитом и пониженным содержанием гемоглобина в крови рекомендуется салат из сельдерея. Ем салат из сельдерея. Хронюк же, когда я на днях заговорил с ним о сельдерее, решил, что это португальский король. Представляете?
А чем же, в таком случае, Хронюк питается?– спросите Вы.
Отвечу. Хронюк, преимущественно, ест свинину, которую, пользуясь собственным транспортом, закупает в Кумихинском совхозе по твердой государственной цене. У него там шурин работает.
Уж казалось бы, такая тяжелая пища должна доконать Хронюка, но не тут-то было. Не стану больше распространяться насчет его здоровья, а лучше приведу один убедительный пример.
В последнее время супруга Хронюка тоже учится водить машину. Каждый вечер она садится в кабину и начинает крутить баранку, гудеть, жать на педали и газовать. И не для блезиру, а по-настоящему – при заведенном моторе. А Хронюк в этот момент, опасаясь, как бы она действительно не поехала и кого не задавила, приподнимает у машины задок – чтобы колеса шуровали по воздуху, а земли не касались. И так они, бывает, тренируются минут по пятнадцать-двадцать…
Комментарии тут, как говорится, излишни.
Уважаемые товарищи из редакции! Я прессу очень высоко ценю и следую ее указаниям.
Но поймите и вы меня. Ведь я привел конкретные факты, которые кого хочешь заставят растеряться и приуныть. Короче, если пресса точно нас информирует, а не уводит с какой-то целью в сторону, то почему тогда подобные Хронюки здоровеют и никакая зараза их не берет?
Ответьте.
Может, поручите тому же доктору медицинских наук дать разъяснительную статью?
Только, если можно, фамилию мою не называйте… Все же этот Хронюк очень уж здоровый мужчина…
ОКНА ВО ДВОР
Я толкнул створки окна, лег животом на подоконник и прислушался.
Было тихо.
Правда, где-то на окраине жилмассива погромыхивали первые трамваи, но – Господи! – что это был за шум для моего истерзанного слуха.
Я сложил кукиш, показал его невидимым отсюда трамваям и мстительно прошептал: «Что, выкусили теперь?»
Подумать только, еще вчера я жил в квартире, окна которой выходили на оживленную грузо-пассажирскую магистраль. Утром, днем и вечером по магистрали шли троллейбусы, автобусы, самосвалы, панелевозы, автокраны, тракторы колесные и гусеничные, рефрижераторы и канавокопатели. Ночью по магистрали двигалась туда-сюда машина ОРУДа и железный голос из нее говорил: «Освободите дорогу!.. Освободите дорогу!»