На досуге

Для подготовки обложки издания использована художественная работа автора.

***

Была комиссия, уехала,

Схватив поспешно чемоданы,

А мы ей вслед смотрели весело,

Попрятав руки по карманам.

Была комиссия, оставила

Небрежно брошенные книги,

Рассказанные нам пикантные,

С недобрым запахом интриги.

Затихли яростные споры,

Почти до ссоры и до драки,

Об этом мы забудем скоро,

Попрятав по шкафам бумаги.

Была комиссия… и нет её,

Сидит уютно в фюзеляже,

А дождь идёт совсем по-летнему,

И что зима у нас, не скажешь.

XI .1980

***

Баю-баюшки! Спи, моя хорошая,

Расплескалась ночь снежною порошею,

Вьюга к нам в окно снежная стучится,

Полы распахнув. Быстро к лесу мчится

Лис среди берёз, след, как строчку, строчит,

Ветер вслед ему скачет и хохочет.

И к земле без жалости пригибает ёлки,

Укрывает снегом рыжие иголки.

Баюшки-баю! Спи, моя желанная,

Скоро прилетит зорькой ранней-раннею

Из далёких стран розовая птица

И подарит счастье маленькой девице,

Чтоб не знала впрок слез и одиночества,

Чтоб свершилось все, что душе захочется,

Чтоб дружила верно с уходящим веком

И была весёлым, добрым человеком.

Баюшки-баю! Спи, моя весенняя,

Песенку спою на стихи Есенина

О рябине, клёне, о костре не греющем,

О природе девственной, светлой, не стареющей.

I .1982

***

За переплётами дверей

Кипят невидимые страсти.

По воле должностных людей,

Их строгой непреклонный власти

И не терпящих полумер,

Теперь я главный инженер.

Своей работою смышленой

Я должен подавать пример

Бойцам, войною опаленным,

И сединою убеленным

Сорокалетним молодцам,

Чуть оперившимся юнцам

И должен чувствовать всегда

Напряжение труда.

На удивление друзьям,

Коллегам давним по работе

Взвалил себе на плечи я

Неодолимые заботы.

Один назвал меня глупцом,

Болваном, даже подлецом,

Другой молчал, в глаза смотрел,

Потом сказал: «Ты, парень, смел,

Что не боишься сложных дел,

Что в этот дом пойти посмел».

И даже кроткая жена

Моя была раздражена.

Во след за солнечным лучом

Иду походкой молодецкой

Туда, где за своим столом

Блокнот марает Городецкий

И что-то грустное поет,

Не соблюдая стройность нот,

Где телефонные звонки

Бушуют наперегонки,

Туда, где словно злая фея,

Живёт и властвует идея,

Где из широкого окна

Видна бегущая волна

И стерегущий океан

Седой Вилючинский вулкан.

Я день в упрямом напряженье

Звонками зло на части рву,

Дел пыльных папки в исступленье

Несу, как сорную траву.

Чтоб груды дел в архив сложить,

Чтоб их не предали забвенью,

Я делом должен заслужить

Почёт, признанье, уваженье.

И лучше всех я должен знать,

Как настелить болотам гать,

Как упредить лесной пожар

И гидравлический удар.

И лес – прекрасный дар природы,

Отдать служению народу!

II 1982

***

Между лесом и горой,

Там, где место чистое,

Только зимнею порой

Светит Аметистовый.

Слышен в нем собачий лай,

Слышен дух берёзовый,

Ветер зло в декабрь и в май

Треплет вымпел розовый.

Собрались бродяги тут,

Роют землю сменами

И забыли про уют

За родными стенами.

Ищут золото и медь,

Платину и олово

И шумят так, что медведь

Скачет, сломя голову,

Чтобы шкуру сохранить,

Тёмными распадками

Убегает позабыть

Эти звуки гадкие

И ложится отдохнуть,

Мучаясь одышкою,

Не пересечется путь

больше с этим Мишкою.

Уезжают иногда к

Озеру Таловскому

И бросают невода,

Ловят чира плоского,

Открывают «тормозки»

С хлебною краюхою,

А потом вперегонки

Без оглядки ухают.

Поредели тополя

Над рекою чистою,

Укрывается земля

Крапленными листьями,

Поджидают вертолёт,

Что порхает птицею,

Собираются в полёт

На базу экспедиции.

Прилетают поутру

С песнями былинными

И пугают детвору

Бородами длинными.

V 1982

***

Тринадцать – скверное число,

Молва людская утверждает,

Что в этот день приходит зло,

Удача чаще покидает.

Льют, говорят, свирепее дожди,

Темнеют даже белые берёзы.

Не радуйся, недоброй вести жди,

За смехом вслед всегда приходят слёзы!

А если хочешь избежать беды,

Иди туда, где заросла дорога,

Возьми с собою ветку лебеды

И милости проси покорно Бога.

Тринадцать – скверное число,

Мне говорят, но я не верю.

Я открываю бодро двери

И уезжаю за село.

И не боюсь я чёрной кошки,

Во след с пустым ведром плюю

Идущей тихо по дорожке

Девице. Весело пою

Про мир весёлый и чудесный,

Про верную любовь пою,

Пою ещё о чем-то песню.

Вдруг… У обочины стою -

Умолкла вдруг моя машина,

Осела слабо на бочок,

Спустила воздух, вроде, шина.

А что же я? А я молчок.

Потом ругать я начал кошку,

Что мне дорогу перешла,

И девицу, что по дорожке

С пустым ведром навстречу шла.

Сам достаю ключи, резину,

Верчусь, движенья торопя.

В сердцах ругаю бабку Зину,

Ругаю всех, но не себя,

И ожила моя машина,

Сажусь за руль, и я в пути.

Пусть посмеет бабка Зина

Теперь дорогу перейти!

IV 1985

***

Дорога у порога, прочь сомнения

И сборов суету, и обжитой уют.

А сердце гулко бьется в нетерпенье,

И чемодан друзья несут.

Ещё живо прикосновенье

Любимых губ и тихое «прости».

Придёт ко мне, быть может, просветление

В громоздком шуме дальнего пути.

Возможно, гул стремительного взлёта,

Очарование небес,

Улыбка старого пилота

Убьют во мне упрямства дикий всплеск.

Сойду на дальнем полустанке

Купить газету и конверт,

Где нет обманчивой цыганки

И никого знакомых нет.

Пойдёт в туман экспресс зелёный,

От утомленья бросит в сон,

И будет только монотонно

Стучать колёсами вагон.

И тихо встанет у вокзала -

Приюта радости и слез,

Приюта всех людских страданий,

Надежд несбывшихся и грёз.

Но мне к нему – Увы! – не надо,

Мне к детству сердцем прикоснуться,

Таёжные край окинуть взглядом

И, погрустив, домой вернуться.

1988

***

Почему гнетёт тревога?

Почему в душе печаль?

Может, в даль зовёт дорога,

Или мне чего-то жаль?

Может, годы утомили

Напряжением труда,

Дни, что в молодости были

Светлой радостью всегда?

Или скуку нагоняют

Мне осенние дожди,

Или слабая надежда

В скромном слове: «Подожди».

Подождите. Подождите…

И узнает белый свет,

Что по важности событий

Нам на свете равных нет!

В радио-газетном буме

Много слов и хвастовства.

Жаль, что в этом нужном шуме

Не хватает естества!

И с завидным постоянством

В жизни хвалим мудреца,

Чтоб, оправившись от транса,

В нём увидеть подлеца.

Только кто разумно может

Объяснить в конце концов,

Кто же так умело множит

Подхалимов и льстецов.

Верю я, что перестройка

Не девчонкой-егозой,

А промчится жизнестойкой

Очистительной грозой.

К удивленью иностранцев

Весело, как на парад,

Собирался кворум старцев

Для вручения наград.

Подхалимов камарилья

Станет кучками и в ряд,

Похвалы, как птичьи крылья,

В тёплом воздухе парят.

И в восторженном экстазе

Крикнут: «Браво и ура!»,

Не задумавшись ни разу,

экономика – дыра.

Потому душа в печали,

Даже оторопь берет,

Перестройку мы начали,

Лишних тысячи забот,

Лишних тягостных усилий

Снова на себя взвалили,

Или вновь наоборот –

От ворот да в поворот?

1989

***

В летнем небе не слышно блеснула зарница

Внезапно, как выстрел, за ивами Буга.

В ветвях завозилась уснувшая птица

У края опушки растущего дуба.

Окончился день и умчался куда-то,

Махнул на прощанье рукою заката.

Прохладная ночь накатилась упруго –

Надежды, любви и разлуки – подруга,

Туманной вуалью укрыла вокруг

Разрушенный дом и заброшенный пруд,

Укрыла следы отшумевший войны

И отблеск в воде отраженный Луны.

Когда-то, двадцатого века в начале,

Здесь песни звучали и слёзы печали,

Здесь страсти кипели, кипела работа,

Жила здесь о будущей жизни забота,

Тут клали когда-то кирпич к кирпичу,

Бедному – хлеб, лишний злат – богачу.

Здесь жили и строили мирные люди,

Молились Христу, соблюдали обряды,

Но в шорохе в вечность исчезнувших будней

На каждого тайно точились снаряды,

Готовились ткани и шились шинели –

Маячил над пашнями призрак шрапнели.

Давно окончилась война,

Посеяв смерть и пустоту.

И смотрит с высоты Луна

На всю земную суету.

Пряча след цивилизаций,

Катится время по спирали,

Погибшие не возвратятся,

Не знают скорби и печали,

Не видят утренние зори,

Не могут с близкими встречаться,

Лишь мчится время по спирали

И прячет след цивилизаций.

1989

***

Открытый враг и тайный враг –

Простые, в общем-то, понятья,

Но будь умён, а не простак,

Не угоди ему в объятья.

Открытый враг убьет тебя

В атаке яростно-упорной,

А тайный, ласково скорбя,

Опутает молвою чёрной.

С врагом открытым, как с судьбой,

Нельзя играть в слепые прятки,

Когда идёт открытый бой,

Судьба не принимает взятки.

А тайный враг, как верный друг,

Твои усилия умножит,

Но если ошибёшься вдруг,

Он, торжествуя, уничтожит.

Открытый враг и тайный враг -

простые, в общем-то, понятья,

Но смерть, конечно, не пустяк,

Чтобы искать её объятья.

Двадцатый век, как гений злой,

Враждой и голодом объятый,

И смерть с зазубренной косой

Собрали урожай богатый.

Что нам несёт грядущий век?

Любовное вино в кувшине,

Иль на свободу человек

Отпустит ядерного джина?

Открытый враг и тайный враг

Из одного семейства братья,

Но смелым будь, не бойся драк,

Держи врага в своих объятьях.

1989

***

До свидания, Стофато!

Впереди у нас Тайшет.

Здесь хранится память свято

В летописи прошлых лет.

Тут всегда мужчины жили,

Ели хлеб, любили жён,

И одни в леса ходили

С острым кованым ножом.

А по воле господина,

Как бы не был путь далёк,

Уходили и на Запад,

И на Юг, и на Восток.

Но под кронами деревьев

Продолжалась жизнь своя,

Им на смену незаметно

Подрастали сыновья.

Их изменчивое время

За собой вело опять,

Обещая всем за верность

В души горечи печать.

До свидания, Стофато!

Ближе, ближе к нам Тайшет,

И хранится память свято…

Память – есть, героев – нет.

Тут давно утихли страсти

И умолк предсмертный крик,

Вынес все капризы власти

Русский кондовый мужик.

Он по прихоти державной

Строил Беломорканал,

Умирал в трясине ржавой,

В Магадане умирал.

Оклеветанный, избитый

И разлученный с семьей

Без вины семь раз убитый,

Но вернувшийся домой.

Стал усталою рукою

Править избы и погост,

Рассуждая сам с собою,

Мастерить ажурный мост.

И железною дорогой

Резать надвое леса,

Слева, справа – гор отроги,

Прямо – блеск от колеса.

До свидания, Стофато,

Как-то встретит нас Тайшет,

Ведь под крышей нашей хаты

Мира не было и нет.

1989

***

Как-то летнею порой

Над высокою горой

Загорелся яркий свет -

Неопознанный объект

В чистом небе появился,

Над горою покружился,

Выбрал ровную площадку,

Осмотрелся для порядка,

Над площадкой повисел,

А затем на землю сел.

Из сидящего объекта

На площадку вышел некто,

Оглянулся осторожно,

Убедился – дышать можно,

Объект сделал невидимкой

И заросшей тропинкой

Через каменный завал

От объекта пошагал.

А внизу растут берёзы,

Вдалеке бушуют грозы,

Меж берёз бегут дороги,

Видны ближние отроги,

Одинокие вулканы

Дремлют, словно великаны,

И такой волшебный тут

И торжественный уют.

По долине у залива,

Как на марше, торопливо

Мчатся быстрые машины,

И сидят в них люди чинно.

Другие же, как муравьи,

Делают дела свои:

Кто раскачивает краны,

Кто подписывает планы,

Кто торгует, кто поет,

А кто просто так живёт.

Опустился к автостраде

И решил: «Подъехать надо».

Постоял часок – другой,

Подвезти просил рукой,

Но гудящие машины

Пробегали мимо – мимо,

Объезжая некто ловко,

Безо всякой остановки.

Не обидевшись ни мало,

В город пошагал устало,

Где под небом голубым

В высоту клубился дым.

Мчатся люди белокожи -

На него обличьем схожи,

На дорогу смотрят зорко,

Исчезают за пригорком.

Как до города добрался,

Некто мне поведал сам -

Долго в поисках ночлега

Он ходил по адресам,

Но дежурные гостиниц

Закрывали грубо дверь

(Что железные теперь).

Но простая молодица

За собою увела,

Ключ от дома и от сердца,

Не колеблясь, отдала,

Напоила, накормила

И уложила в кровать -

Очень, видно, одиноко

Ей одной ночами спать.

Долго, целых три недели,

Некто в городе прожил

Дни минутами летели,

Ветер песни заводил.

Но в житейской канители

Некто, видно, не скучал,

Энергично три недели

Жизнь, как книгу, изучал.

А потом поднялся в гору,

Где оставил свой объект,

Над горой в ночную пору

Загорелся яркий свет.

Наш военный наблюдатель

Самолёт поднять хотел,

Но объекта обладатель

Быстро в небо улетел.

Долго вспоминали люди

Удивлённо и не зло:

«Неужели это Блюдо -

Загадочное НЛО?»

Только с высоты инстанций

Вновь вопросы раздались:

«Может, к нам американцы

Прямо в город ворвались?»

На космическом объекте

После тягостных хлопот,

Как на комнатной кушетке,

Тихо отдыхал пилот.

После тёплой мягкой ванны,

После завтрака ещё

О земле обетованной

Начал он писать отчёт.

«В соответствии с заданьем

Посетил планету я,

Проживают тут земляне,

На меня похожие.

Строятся дома из камня,

И живут колонией,

(А деревья, очень странно,

И трава – зелёные).

Ездят на автомобилях,

Мажут их во все цвета,

Исчезают в клубах пыли

У бетонного моста.»

Так, а может, по-другому

Некто начал свой отчёт.

Дням, проведенным вне дома,

Потерял в полёте счёт.

Но по выправке отличной

И по прожитым годам

Мог бы, думаю я лично,

Покорять столичных дам.

Даже тех, одетых модно,

Чья походка так легка,

Кто не смотрит принародно,

Без народа – свысока.

Мода! Мода! Ты опасна!

Кто по моде платья шьет,

Тот становится прекрасней,

И его душа поет.

Мода оттенит осанку,

Ножки, бёдра, силуэт,

О чем пишут постоянно

И писатель, и поэт.

Мода просит женщин снова,

Для чего, нельзя понять,

Шубки, шляпки и обновы

Каждый час и день менять.

Мода – древняя оправа

Для знакомых и светил,

Ведь недаром Зайцев Слава

Моде годы посвятил.

А космическое тело,

Как мы знаем, улетело.

Повесть можно бы окончить,

Но решительно, умело

Подключилась вдруг печать,

Целый месяц бушевала

Здесь бумажная пурга,

Среди горожан искала

Не раскрытого врага:

Кто ему помог светиться?

Кто сигналы подавал?

Где он мог остановиться?

Кто провёл через завал?

Власти, наконец, решили,

Что вопрос совсем не прост.

Там, где тело опустилось,

Разместить секретный пост.

С сверхсекретнейшим заданьем

По ночам следили чтоб,

Ну, а днём, для оправданья,

Будто для отбора проб.

Озадачили – забыли,

Только люди сметной хватки,

Через две недели были

Там поставлены палатки.

Год прошел, как сон приснился,

Там чиновники живут.

С ними рядом появился

ВНИИ НЛО институт.

Институт заполнен штатом,

С разрисованным фасадом

И на крыше у него

Ярко светит НЛО.

Я узнал, не помню даты,

Есть уже и кандидаты,

И как будто бы вчера

Появились доктора.

XI.1989

***

Мы сидим у костра,

Прислонившись друг к другу плечами,

И молчим, мы так можем сидеть до утра;

Отражается зыбко, как эхо печали,

В твоих тёмных глазах отражается пламя костра.

Для чего разговор.

Мы друг друга и так понимаем

По движению рук или глаз,

И легко я за плечи тебя обнимаю,

Отдаляя разлуку с тобой

На мучительный миг или час.

Мы сидим у костра,

А над нами нависла безбрежность,

Чью-то тихую песню

К нам ветер, играя, принёс –

Это жизни привет и призыв,

Удивление и нежность.

Эта песенка трогает

Душу до слез.

1989

***

Я знаю, что смерть никого не щадит.

Время приходит и жизнь обрывается.

Равны перед нею король и бандит,

Невинный малыш и кокотка-красавица.

Только зачем мне о ней вспоминать,

Пусть она бродит, если ей нравится…

Жизнь подарила нам, каждому, мать,

И пусть она в песнях вовеки прославится.

1989

***

Опять циклон волшебной птицей

Над головой у нас кружится,

Бросая в наши судьбы лица,

Свое презренье и любовь,

И мчимся мы на колеснице,

И силы нет остановиться,

Чтоб отдохнуть и поклониться

За жизнь, терпение и боль.

Над миром призраком летает,

Смеясь и плача, карусель.

И на весах судьбы качает

Следы находок и потерь,

А, может, кто-то гневно дышит,

Спеша, готовит нам ответ,

И на листках своих напишем,

Когда оставим белый свет.

Какая выпала дорога,

По ней безропотно идём,

Не просим милости у Бога,

Свой крест до устали несём,

Не ищем рай, как Пилигримы,

Что поклониться в Мекку шли,

Огнём и холодом палимы,

На пыльной палубе Земли.

Дорога, длинная дорога,

Как космос, пыльная немного,

Как счастье, полное тревоги,

Любви, отваги и потерь.

Дорога, снежная дорога,

Крутая или же совсем немного,

С рождения и до чертога –

Для всех закрыта в вечность дверь.

1989

***

Чёрное горе. Чёрная речка.

Чёрные ветры. Чёрные тучи.

Гаснет надежды печальная свечка.

Чёрная сплетня терзает и душит.

Зимняя ночь. Утомилась прислуга.

Светлые сны видят милые дети.

А за чертой освященного круга

Думает Пушкин в своем кабинете.

Утро. Пора. Ничего не забыто.

Ночь улетела, как чёрная птица.

Бьет коренник в нетерпенье копытом:

Пушкин спокойно в пролётку садится.

Выстрел. Удар. Жестокая сила

Бросила навзничь, расстреляна муза,

Но, защищая, что было, что будет,

Глаз пистолета прицелен и узок.

Чёрная боль. Ускользает сознание.

Выстрел поставил последнюю точку.

Силы уходят, уходят желания.

Великих удел – умирать в одиночку.

XII.1989

***

А к нам опять пришла зима,

Трещат крещенские морозы,

Стужа выжимает слёзы

И плачет инеем сама.

Дома укутались в снега,

И Енисей-река дымится.

Пороша снежная клубится

Дорогой от грузовика.

Кругом покой и тишина.

Берёзовая роща внемлет,

Как под сугробом тихо дремлет

Жизни буйная волна.

Снег скрипит, над головой

Глубина небесной шири,

Мерцанье звёзд в огромном мире,

Как след, оставленный судьбой.

I.1990

***

Не ходят бабушки в кино.

Уже давно. Давным давно.

Играют бабушки в лото,

Небрежно брошены пальто,

Платки, перчатки, боты

И – никакой заботы.

Оценена в копейку карта.

И в блюдце накопилась касса,

Наполнена душа азартом,

Хотя сидят не больше часа,

Перебирая фишки, не чувствуя одышки.

Одна кричит, читая фишку:

«Ну, будь внимательной, Енава,

Опять, Енава, не услышишь,

Лото – игра, а не забава.

Пять, дед, бабка, сорок,

Десять (это за зарплатой),

Баста! Ты, Енава, будешь скоро

Богатой, сказочно богатой!»

Играют бабушки в лото,

Не может выиграть никто.

Милые бабушки – века ровесницы,

Грозного времени тихие вестницы.

Веком-убийцей отмечены,

С нуждою и болью обвенчаны.

Вместе росли – подрастали,

Вместе и взрослыми стали.

Знают разлуки и страсти,

Сыты капризами власти,

Репу с мякиною ели,

Песни печальные пели,

Пели и вместе грустили,

С горем и счастьем дружили.

Все они видели, знают,

Как мужиков убивают,

Как устраняют разрухи,

Теперь они стали старухи.

Силы подорваны, слабы,

Думают: «Больше была бы

Пенсия, жить можно

Было бы дольше…»

«Ужас, что делают в Польше…»

«В Азербайджане стреляют…»

«Ещё будет хуже, я знаю!»

Играют бабушки в лото,

Забыли про одышки,

Не должен им мешать никто,

Они читают фишки.

Три, двадцать, свиньи спят,

Стульчики, семнадцать, пять,

тридцать, девять, сорок шесть…

«У меня квартира есть.

тридцать пять – молодец!

Баста! Низ – наконец!

Эта касса ваша, бабушка Наташа!»

I.1990

***

Здравствуй, милая Галя!

Мы на вас не в обиде,

За немыслимой далью

Признак боли не виден,

За не сдержанной речью

Ты едва ль понимала,

Что урок бессердечья

Своим внукам давала.

Ни к чему оправдания –

Они память тревожат;

Стариков ожидания

Вы поймёте, быть может,

Не удержишь и малости –

Дни спешат бегунками,

Невозможно от старости

Откупиться деньгами.

Это было бы юнцу

И смешно, и печально –

Только инсульт к отцу

Подобрался недавно.

Он лежит и молчит,

Взглядом помощи просит –

Время ласточкой мчит

И с собою уносит.

Не заботьтесь о нас,

Мы живём как придётся,

Что в назначенный час

Нам, быть может, зачтётся,

Это время придёт

Неожиданно – знайте.

Вы тогда без забот

И легко отдыхайте.

II.1990

***

Силы небесные! Что вы хотите,

Светом сверкаете, громом летите.

Видно, на нас велико возмущение,

Или несёте вы нам очищение.

Выросли мы по велению времени

В веке двадцатом из грозного семени,

Но не забыли под пологом неба

Вкуса ржаного душистого хлеба.

Много оружия мы наковали,

Только от смерти спасёт нас едва ли.

Может, поэтому вы и грохочете

И нам бесславную гибель пророчите.

Силы небесные! Нас не вините.

Наша эпоха, увы! – не в зените.

Все, что свершили по сердца велению,

Все отдаем мы детей поколению.

Как нам узнать, что живём не напрасно?

Были желанья чисты и прекрасны.

Много ошибок, живя, совершили,

Но, несомненно, мы были, мы жили.

V.1990

***

Надежда горькая, как дым,

Ещё в сердцах родных дымится,

Потухшим взглядом и больным

Уже не различает лица.

В груди не стук, а тихий шум,

Мир звуков надвое расколот,

Не слышно цепенеет ум,

Плывёт по телу зыбкий холод.

И всё. Остались за спиной

Утихшие земные звуки,

Да за могильною канвой

Протянутые скорбно руки.

Стоит железная кровать,

Хранящая изгибы тела:

Соседи станут вспоминать