Визитка злой волшебницы

– Доченька, Инна у меня в гостях. А девочек ты можешь принять в зимнем саду. И ликер с утра… Мне кажется, это лишнее.

– Не нуди, мам, – девица капризно поджала губки. – Я немножко, для настроения.

– Ну, если немножко, то можно, – согласилась Манойлова, и девица выплыла их кухни так же царственно, как и вплыла.

– Она в школе учится? – спросила Инна, чтобы сгладить возникшую неловкость.

– Да, девятый класс уже. Вы уж не обращайте внимания, она у меня немножко избалованная. Сами понимаете, младшая, да еще девочка. Коленька в ней души не чает. Все ее прихоти удовлетворяет. Недавно вот машину даже подарил.

– Так это правда? – вырвалось у Инны.

– Что именно?

– Ну, говорят, что ваша дочь сама ездит в школу за рулем.

– А, это… Да, правда. Ее Коленька научил водить. У нее прекрасно получается. Он говорит, что она как будто родилась за рулем!

– А как же права? – тупо спросила Инна. – Их же с восемнадцати лет выдают…

– Милочка, но это же такая проформа! – махнула рукой Манойлова. – Эвелина прекрасно водит машину. Ей нравится это занятие, так почему бы не дать ей такую возможность? А права она в восемнадцать получит.

– И какая же у нее машина? – вздохнув, спросила Инна.

– «Инфинити». Коленька ей предлагал что-нибудь более женское, но она наотрез отказалась. Мол, хочу «Инфинити», и все тут.

Подивившись особенностям семейной педагогики Манойловых, Инна решила перейти к делу. О жизни своей собеседницы она слушала примерно с час, периодически задавая уточняющие вопросы и, как примерная ученица, записывая ответы в толстую школьную тетрадь в клетку. Пользоваться диктофоном она не любила.

Глава 7

Служил Гаврила музыкантом

Если вам говорят: «Мое богатство нажито тяжелым трудом», спросите, чьим.

Дон Маркис

Таисия Манойлова, в девичестве Крылова, действительно была просто создана для того, чтобы о ней писали. На ее примере можно было объяснять детям, что в жизни можно добиться всего благодаря лишь собственному упорству.

Когда она родилась, ее матери было уже тридцать шесть, а самому старшему из братьев – двадцать. К рождению десятого ребенка в семье брат как раз пришел из армии. Поглядев на многочисленное родительское потомство, в том числе на орущую в кроватке новорожденную Тасю, он, плюнув, завербовался на Север, к нефтяникам.

Своего старшего брата она видела всего один раз. Тогда украшенная белыми бантами Тася вернулась с первого в своей жизни школьного урока и обнаружила в их тесной шумной квартире высокого молодого мужчину, который с брезгливым любопытством разглядывал облезлые обои, потрескавшиеся стулья и обшарпанного коня-качалку, на котором раскачивался младший Тасин братик – трехлетний Павлуша. В кроватке у окна гукала полугодовалая Олька.

– Все нищету плодите, – презрительно сказал мужчина, обращаясь к хлопотавшей у стола матери. – Ты посмотри на себя! Сорок три всего, а на древнюю старуху похожа.

– Ну что ты, Коленька, – стыдливо улыбнулась мать. – Дети – это счастье. Разве плохо мы вас воспитывали? Ты вот живешь обеспеченно, даже деньги нам присылаешь… Марина сама уж двоих спиногрызов растит. Муж у нее хорошо зарабатывает. Пьет, правда, так ведь кто нынче не пьет? Илюша военное училище закончил. На Байконуре служит. Маша в институте учится. На вечернем, это да. Нам ее не выучить. Она уж невеста совсем, двадцать один год, красавица. Придет со смены – увидишь.

Игорек в армию ушел два месяца назад. Ангелинке шестнадцать, в техникуме на повара учится, мне смена растет. Ванька – оболтус, конечно. Учиться не хочет, вечно на него в школе жалуются. Говорят, проблема переходного возраста у него. А я не знаю, что и думать, ты бы поговорил с ним, а то отец скоро запорет его совсем. Тринадцать лет парню, а ума совсем нет. Со шпаной связался. Зато Еленка у нас отличница. В своем пятом классе – самая лучшая ученица. Валюшка в третий пошла, а Таська в первый. Вон она, кстати, из школы вернулась. Иди, Тасенька, поздоровайся с братом.

Николая девчушка сначала испугалась, уж больно зло сказал он матери, что выглядит старухой. Но с ней, Тасей, брат был ласков, подарил большую куклу, настоящую, как у подружки по подъезду.

Вообще-то куклу Тася робко попросила в прошлом году у матери на день рождения. Ей никогда не дарили подарков, каждый год просто давали по рублю. А тогда Тасю ждала кукла в коробке.

Затаив дыхание, она сняла крышку и собрала в кулак всю свою волю, чтобы не зарыдать. Кукла оказалась тряпичной. К мягкому тельцу было приделано глиняное лицо с глупыми круглыми глазами и ртом-пуговкой. Совсем не о такой кукле мечтала маленькая Тася.

Не сдержав отчаяния, она с размаху швырнула подарок в угол. У куклы откололся кусочек носа. А Тасю, несмотря на день рождения, выпороли, и в этом году снова подарили рубль, который она потратила на целый кулек конфет-леденчиков. Весь двор называл их голышами – конфеты продавались без обертки, и кулька Тасе хватило на целую неделю, несмотря на то что с братьями и сестрами она все-таки немножко поделилась.

А Николай привез ей настоящую куклу. Пластмассовую, со сгибающимися ручками и ножками. В красивом голубом платье с оборками и маленьких башмачках, которые снимались с ножек. Из-за этой куклы Тася прониклась к брату такой горячей любовью, что накануне его отъезда даже не спала ночь – рыдала от горя, что он уезжает. Больше увидеть его ей так и не довелось, года через два брат погиб в автомобильной катастрофе. На похороны летал один отец. Билет на самолет стоил дорого.

– Эта кукла, а вместе с ней и брат, были одним из самых сильных воспоминаний в моей жизни, – рассказывала Таисия Архиповна Инне. – Когда у меня сын родился, я его в честь брата Коленькой назвала.

Тася училась в третьем классе, когда у нее родился еще один брат – Никита. Мать звала его Китенок. Она словно обрела заново всю ласку и заботу, которые уж было растратила на двенадцать старших детей. Никита был ее отрадой, светом в окошке, хотя на трехлетнюю Ольку и шестилетнего Павлушу она не обращала практически никакого внимания. Братом и сестрой занималась Тася.

Беда пришла спустя четыре года. Мать оставила Никиту в сквере у магазина. Послушный мальчуган, никогда не отходивший от скамейки дальше чем на четыре шага, решил отправиться вслед за ней. Мать, возвращаясь обратно, даже увидела, как он приблизился к дороге и шагнул на проезжую часть. Ее крик потонул в отчаянном скрипе тормозов…

До девятого дня мать не сказала ни слова. Она словно окаменела, и тринадцатилетняя Тася с опаской смотрела, как она бродит по квартире, прижав к себе поношенную и застиранную курточку младшего сына. Съездив на кладбище, мать молча ушла из дома и больше не вернулась. Ее тело через две недели нашли водолазы.

– Вы знаете, Инночка, я ведь мать так и не простила, – задумчиво сказала Манойлова, глядя сквозь Инну в морозное окно. – Нас у нее было тринадцать. Конечно, к тому времени Николая не было в живых, у Марины своя семья, Илюха уже капитаном был, Машка учительницей в деревенской школе работала, Игорь на заводе вкалывал и в общежитии жил, не с нами, Ваньку в первый раз посадили… Но нас с ней дома оставалось пятеро, и Олька была маленькая совсем, только-только в школу пошла. А мать, имея двенадцать детей, из которых пятерым еще требовалась ее помощь, не смогла пережить гибели тринадцатого. Бросила нас.

Отец через год совсем спился. Ленке стукнуло восемнадцать, ей надоело нас на себе тащить, и она переехала в Череповец, устроилась там на металлургический комбинат. Вальку дома оставили, ей, слава богу, тогда уже шестнадцать исполнилось, а меня, Павлушу и Олю отправили в детдом. Так что школу я уже там заканчивала.

– Ужас какой! – сказала Инна, у которой от этого рассказа даже мурашки по спине побежали. – А почему старшие сестры не взяли вас к себе?

– А вот этого я уже им никогда не прощу, – спокойно произнесла Манойлова. – Когда меня в детдом оформляли, Маринке тридцать два было. Конечно, у нее свои дети почти моего возраста, но я же у нее в ногах валялась, чтобы она над нами троими опекунство оформила! Обещала, что мы по-прежнему будем у себя жить. Что с Валькой будем и квартиру прибирать, и еду готовить, и с младшими уроки делать. А сестрица моя сказала, что если бы она хотела брать на себя такую ответственность, то своих бы нарожала. А Машка к тому времени тоже замуж вышла, у нее как раз ребенок родился, молока не хватало, у малыша диатез… В общем, ей тоже оказалось не до нас. Так что я выросла с убеждением, что никому не нужна. Ни матери, ни сестрам.

– И вы никогда больше всей семьей не собирались?

– Никогда. Мама умерла, и семьи не стало.

– Неужели вы даже не знаете, где они, что с ними?

– Почему не знаю? Знаю. Как я на ноги встала, как у меня бизнес пошел, так почти все мои родственники начали меня находить. Марине сейчас семьдесят три. Она лет пять назад звонила, жаловалась, что пенсии не хватает, что у дочери ее жизнь не сложилась, в разводе она. Просила помочь. А я ответила, что если бы хотела содержать дом престарелых и неудачников, то учредила бы такой фонд. И попросила больше мне никогда не звонить.

Илюша в Афгане погиб. Машку и ее двоих детей муж убил, пьяный топором зарубил. Это давно было, я тогда только-только школу закончила. Игорь от инфаркта умер в сорок лет. Ангелинка жива, ей уж шестьдесят четыре. Она на Украине живет, замуж туда вышла. Мы раньше к ней летом ездили. У нее там собственный дом с садом. Она баба хорошая.

Ванька у нас уголовник. По тюрьмам и зонам лет тридцать провел. Лена так в Череповце и прижилась. Видимся мы с ней редко, созваниваемся раз в месяц, весной к ней на юбилей поеду. С Валюхой мы и не расставались. Она меня в детдоме проведывала, подкармливала. Ей нелегко пришлось, она, как и я, сама в жизни пробивалась. С шестнадцати лет работала. Вот уж два года на пенсии. Я ей дачу купила, она огород разбила, в земле копается. Нравится ей это очень.

Павлик в Китае живет. Он электроникой занимается. Электронные табло в автобусах видела? Так вот, это его. После детдома смог и институт закончить, и диссертацию защитить. С ним мы всегда видимся, когда он в Россию приезжает. А Ольку в детдоме удочерили. Она красивая очень была девочка, послушная, тихая и умненькая. Я ее, как ни искала, найти так и не смогла.

– А мне всегда казалось, что большие семьи очень дружные, – сказала Инна. – Я сама-то единственный ребенок у мамы и всегда в детстве мечтала, чтобы у меня был брат или сестра.

– А я в детстве всегда мечтала, чтобы в комнате тихо было, когда я уроки учу, – засмеялась Манойлова. – А то я за учебники, а младшие в прятки играют, а старшие музыку слушают. Дурдом.

Закончив школу, Тася поступила в строительный техникум. Ее любимым предметом всегда было черчение, так что училась она с упоением и зарабатывала вторую стипендию, выполняя сложные чертежи для однокурсников.

Ее ближайшая подружка встречалась со студентом-физкультурником. Именно он как-то привел к ним в комнату своего соседа по общежитию. Звали его Гаврила Манойлов, и учился он на самом немужском факультете местного института – музыкально-педагогическом.

Молоденькую Тасю совершенно заворожили слова, которые сами по себе уже звучали как музыка: Шопен, Людвиг ван Бетховен, Аппассионата, аллегро… Гаврила казался ей человеком из другого мира. А еще он проникновенно читал мудреные стихи, смысла которых Тася не понимала.

Марш Мендельсона (по словам Гаврилы, у него была еще одна фамилия – Бартольди) прозвучал для Таисии, когда ей было девятнадцать.

– Коленька у нас родился спустя три года. Мы к тому времени уже оба институты окончили. Гаврила в школу распределился. Ему, как отличнику круглому, удалось выбить распределение в городе. Я в строительный трест устроилась. У меня зарплата даже побольше, чем у него, была. Да и квартиру нам довольно быстро, благодаря мне, дали.

Мы с ним хорошо жили, мирно. Он в семье за духовное отвечал: Коленьку по театрам водил, по музеям, книжки ему читал, репродукции в журналах разглядывал. А я по материальной части была: домой сметную документацию брала, подрабатывала в трех местах, чтобы денег заработать. Обычная семья, как у всех.

Мне всегда хотелось иметь только одного ребенка. Многодетность я на дух не переносила. Как видела на улице женщину хотя бы с тремя детьми, так прямо до рвотных спазмов… Но когда почти в сорок лет забеременела, подумала и решила ребенка оставить. Коленька уже школу заканчивал. Гаврила тоже был не против. Он-то всегда детей любил. Дочку очень хотел. Так у нас Эвелина родилась.

А времена были тяжелые, голодные. Я пока в декрете сидела, по сторонам-то огляделась и стала челноком в Польшу ездить. За год мы квартиру обставили, ремонт сделали, а потом я проанализировала, что и как, и со шмоток на стройматериалы перекинулась. Смекнула, что за ними будущее.

– А муж вам помогал? – спросила Инна, вспомнив разговор с Головко.

– Гаврила-то? Нет, его моя деятельность страшно бесила. Он кричал, что я спекулянтка, отказывался жить на деньги, заработанные нечестным путем, и все время боялся, что за мной придут. Ну, а когда бояться надоело, он просто от меня ушел.

– А как же дети?

– А что дети? – Манойлова пожала плечами. – Эвелине к тому моменту уже пять исполнилось, а Коленька институт закончил. Он мне так во всем помогал… И с дочкой, и с бизнесом…При таком сыне никакого мужа не надо.

– Ну, сын мужа не заменит.

– А-а-а, вы про любовников? Так они у меня всю жизнь были и сейчас есть. Гаврила мой был человек высокоинтеллектуальный. Его проза жизни очень мало волновала во всех ее проявлениях. Как период стихотворной читки кончился, так и интерес у него ко мне угас. А я женщина темпераментная. Но интересы тела от интересов семьи всегда отличала.

Раздались шаги, и в арке, соединяющей кухню с гостиной, появился Коленька Манойлов. Инна снова подивилась его несколько несуразной внешности. Невысокий, щупловатый, в очках, которые ему удивительно не шли, он никак не ассоциировался с успешностью и богатством.

– Ой, сыночек пришел! – заулыбалась Таисия Архиповна. – А мы как раз с Инночкой вроде бы разговор закончили. Готовы попробовать твою оленину.

– Прекрасно, – молодой человек галантно поклонился Инне. – Окажите нам честь, отобедайте с нами!

«Боже мой, какие церемонии!» – подумала Инна, но благосклонно приняла приглашение.

Глава 8

Урок от настоящего джентльмена

Не сравнивай свою жизнь с чьей-то. Ты и понятия не имеешь, что они испытывают на самом деле.

Регина Бретт

В мгновение ока Манойлов накрыл на стол. На нем появилась белая скатерть, салфетки, отороченные вологодским кружевом, хрустальные бокалы и серебряные вилки. Коленька повязал смешной ситцевый фартук, а за ворот белоснежной рубашки заткнул салфетку. Инна, не выдержав, прыснула.

Стерва Эвелина к столу выйти отказалась.

– Ты меня еще с прислугой обедать заставь! – крикнула она матери. Так громко, что Инна ни на секунду не усомнилась, что это было сделано специально для того, чтобы услышали все.

– Оставь ее, мама, пусть сидит голодная. Проголодается – поест, – пожал плечами Коленька.

Беседа за столом оказалась на удивление увлекательной. Манойлов отлично разбирался в современной литературе, зачитывался Пелевиным, отдавал должное Улицкой, был ярым поклонником творчества Татьяны Толстой и вообще производил впечатление по-настоящему интеллигентного человека.

Уписывая за обе щеки потрясающе нежное мясо, Инна думала, что ей давненько не было так интересно. После обеда она вместе с Таисией Архиповной отправилась на экскурсию по дому – фотографировать интерьеры.

В комнатах, в отличие от кухни, явно преобладал вкус маменьки: лепнина на потолке, плотные шторы с кистями, тяжелая мебель из натурального дуба, огромное количество статуй, картин в резных позолоченных рамах. От всего веяло роскошью, запахом больших денег и полным отсутствием вкуса.

Инна фотографировала хозяйку в разных ракурсах. Манойлова меняла костюмы, переодеваясь в роскошной спальне, где на огромной трехспальной кровати лежало постельное белье с ягуаровой расцветкой. Белью Инна подивилась отдельно.

– А почему Николай Гаврилович не женат? – выждав момент, спросила она. Щуплая фигура Коленьки Манойлова казалась ей чрезвычайно любопытной.

– Не может найти женщину, которая заставила бы его потерять голову. Это он так говорит, – охотно поддержала тему Манойлова. Разговор о сыне явно доставлял ей удовольствие. – Кроме того, он такой порядочный. Эта бабенка с двумя детьми, ну, я вам рассказывала, учительница, вцепилась в него мертвой хваткой. А он не считает возможным ее бросить. Говорит: «Мама, она без меня пропадет». Как по мне, так это он скоро пропадет.

– А живет он с вами?

– Да, с нами. Нет, у него, конечно, есть своя квартира в городе. Я, упаси бог, не ханжа, понимаю, что молодому мужчине нужно иметь место, куда удобно привести подружку. Да и у этой своей, – Манойлова поджала губы, – он пару раз в неделю остается, но постоянно живет здесь, в «Сосновом бору». И нам с Эвелиной спокойнее, и ему удобно. Он, знаете, Инночка, удивительно ко мне привязан.

– Он такой тихий, вежливый, воспитанный… – вслух подумала Инна. – Как же он бизнес ведет?

– Ну что вы, деточка! – с жаром возразила ее собеседница. – Коленька очень хороший бизнесмен. Деловой и собранный. Разве бизнесом могут заниматься только хамы? Он прекрасно ладит с людьми, но, где надо, проявляет жесткость и принципиальность. Это далеко не всем нравится. Вот, к примеру, недавно у него сожгли «Лексус». Вы представляете? Коленька расстроился, как ребенок. Машины – его страсть.

– Так, значит, страховку именно по его «Лексусу» недавно выплатила фирма «Берег»? – осенило Инну.

– Да, по его. Хорошо, что он застраховал машину. Удалось избежать денежных потерь. Он у меня такой предусмотрительный. И вообще очень хороший мальчик.

«Хороший мальчик» в это время сидел в своей комнате в наушниках и слушал музыку. Увидев стоящую на пороге Инну, он вскочил и резко выдернул штекер из компьютерного гнезда. По комнате понеслись звуки «Лунной сонаты».

– Любите классику? – спросила Инна, которую развеселило его смущение.

– Да, – он улыбнулся, и глаза за стеклами очков стали совсем беззащитными. – У меня папа учитель. Я вырос на настоящей музыке.

– Можно вашу комнату сфотографировать? – спросила Инна. Это оказалось единственное помещение, кроме кухни, где ей по-настоящему понравилось. Комната была отделана в стиле хай-тек и радовала обилием стекла и хромированного металла, света и воздуха.

– Конечно, – он снова застенчиво улыбнулся. – А взамен вы позволите проводить вас до дома?

– Я на машине, – пожала плечами Инна.

– Значит, мы поедем на вашей машине, а потом я вызову такси. Хорошо? Мне кажется, мы не договорили.

Инна согласилась и попросила проводить ее в комнату Эвелины. Та фотографировалась охотно, но вела себя по-прежнему грубо. Коленька, как мог, сглаживал колкости младшей сестры, Инна от души развлекалась. Комната юной стервозы тоже была вся в рюшечках, оборочках, мягких игрушках, вензельках и завитушках. Вкусом Эвелина Манойлова явно не блистала.

В общей сложности Инна провела в «Сосновом бору» более трех часов. «Пора и честь знать», – подумала она и поинтересовалась у Коленьки Манойлова, не передумал ли он ее провожать.

– Ну что вы! – вскричал он и покрылся ярким румянцем. Инна снова против воли рассмеялась.

Попрощавшись с Таисией Архиповной, которая расцеловала ее в обе щеки, Инна вышла на крыльцо и сощурилась от яркого снега.

– А зачем вам такой гараж большой? – спросила она у Коленьки, который торопливо натягивал дубленку.

– У нас машин много, – ответил он, не попадая в рукава. – Я машинами увлекаюсь, у меня их несколько. «Крайслер» есть, «Линкольн», «Додж», «Феррари», «Ламборджини». Вот об «Альфа– Ромео» я еще только мечтаю. С учетом, что в гараже и Эвелинкина машина стоит, и мамина, он, конечно, должен быть очень вместительным.

– А зачем вам столько машин, да еще таких дорогих?

– Страсть. Я ведь их часами могу мыть, полиролем натирать, в салоне сидеть и с ними разговаривать.

– Да-а-а, при таком подходе вам, наверное, «Лексус» до слез жалко?

Лицо Коленьки на мгновение застыло, но он тут же рассмеялся:

– Узнаю маму. Сразу готова поделиться семейными переживаниями. Жалко, конечно, но сами понимаете, безлошадным я не остался. Знаете что, давайте, когда вы приедете в следующий раз, я вам покажу всех своих красавиц.

– Не уверена, что это будет удобно, – заметила Инна. – Таисия Архиповна меня больше не приглашала.

– Ну так я приглашаю! – воскликнул Коленька, протер очки и снова нацепил их на нос. – Я, как-никак, хозяин в этом доме.

– Тогда я принимаю приглашение и обязательно приеду еще раз. Я тоже очень люблю автомобили.

– Я знал, знал! – с воодушевлением вскричал Коленька. – Я был уверен, что мы с вами очень похожи! Не зря же вы мне сразу так понравились.

Из «Соснового бора» они выехали в полном молчании. Инна обдумывала, как бы половчее расспросить про сожженный джип. Ее репортерская интуиция подсказывала, что это может быть весьма увлекательная история.

– Я видела вас на похоронах Карманова, – начала она издалека.

– Да, он был моим страховым агентом. Отличный мужик – толковый, обстоятельный. Хорошо разбирался в своем деле. Но близко я с ним знаком не был. Так что удовлетворить ваш профессиональный интерес не смогу. Знаете что, давайте лучше про Новый год поговорим. Вы этот праздник любите?

– Люблю, – призналась Инна. – А в последние годы особенно. Новогодние каникулы – это так здорово! Я словно в школьные годы вернулась. Когда целых две недели можно ничего не делать.

– Ничего не делать – это скучно, – улыбнулся Манойлов. – Поэтому я готов составить для вас индивидуальную программу развлечений на все две недели. Хотите?

– Да в общем-то у меня такая программа уже составлена. Походы в гости, катание с дочкой на лыжах, обязательное валяние в кровати перед телевизором… В общем, настоящий отдых в моем понимании этого слова.

– А сколько вашей дочке? – заинтересовался Коленька.

– Четырнадцать. Чуть помладше вашей Эвелины.

– Большая уже. Вы знаете, у меня есть одна знакомая, она учительница в школе, так вот, у нее двое детей. Мальчику десять лет, а девочке шесть. Они так умильно ждут Нового года! Записочки пишут и под елку складывают. Вечером кладут, а утром смотрят – если бумажки нет, значит, Дед Мороз приходил и просьбу запомнил.

– И что в записках?

– Ну, что у всех. Барби, лего, сони плей стейшн, конфеты.

– И как учительница собирается превратиться в Деда Мороза, с ее-то зарплатой?

– Никак. Дедом Морозом буду я. И затею эту с письмами я придумал. Они чудные ребятишки, когда же еще радоваться жизни, как не в детстве?

– А сестра ваша тоже пишет Деду Морозу записки с просьбами?

– Нет, – засмеялся Коленька. – Она прямо и нелицеприятно заявляет мне, что хочет в подарок. В этом году я должен ей подарить литые диски на ее «Инфинити».

– Странное желание для пятнадцатилетней.

– Не осуждайте, – попросил Коленька. – Она хорошая девочка. Чтобы выдержать испытание богатством, нужно иметь жизненный опыт. А на нее богатство свалилось, когда ей пять лет было. Повзрослеет – все поймет.

– Ну-ну, – недоверчиво сказала Инна, вспомнив капризную Эвелину с бутылкой «Бейлиса» в руках. – Спасибо вам, Николай, мы приехали. Следующий дом мой. Давайте я сама сяду за руль. Совершенно не нужно, чтобы вас видел мой муж.

– До свидания, Инна, – Манойлов чуть дольше, чем нужно, задержал ее руку в своей. – Я повторяю свое приглашение. Приезжайте к нам еще, я покажу вам свои машины.

– Обязательно, – пообещала Инна, и он, грустно улыбнувшись, выскочил из теплого салона на мороз.

Без подарка

Почему Дед Мороз не приходит к взрослым?

Потому что они ждут в подарок то, чего он дать не может.

Что мы просили, когда были детьми? Калейдоскоп с цветными стеклышками. Бумажную куколку с разноцветьем платьев. Килограмм конфет «Мишка на Севере». Много-много мандаринов.

Дед Мороз пыхтел в седую бороду, но легко исполнял наши желания.

Что просят у Деда Мороза наши дети? Новый мобильный телефон и блютус к нему. DVD. Велосипед. Роликовые коньки. Или нет, нынче в моде фигурные. Хотя это неважно.

Дед Мороз пыхтит в седую бороду. Кряхтя, пересчитывает в кошельке небогатую наличность. Но все-таки худо-бедно справляется с поставленными задачами.

Что можем попросить мы, взрослые? Новую квартиру или сверкающую иномарку? Шубу из натурального меха или колье из натуральных же камней?

Если бы все было так просто, Дед Мороз пыхтел бы в седую бороду, грозно ворчал на наше златолюбие и корысть, но все-таки обеспечивал желаемое. Хотя бы раз в десять лет.