Дежавю сновидений. Апология Колумба. История второго пришествия

– Откуда ты знаешь? Ты же спал, я видела. Неужели я разговаривала во сне, а мне казалось, что я спала?.

– Мам, ты не волнуйся. Вероятно, так и было, и говорила ты не вслух, а во сне. Я потом объясню, как услышал тебя, но сначала ты должна рассказать, что ты видела или, что тебе приснилось той ночью. И вообще, пожалуйста, расскажи нам о себе, все, что помнишь, с самого детства. Стыдно сказать, но мы ничего, или почти ничего не знаем о тебе. Перед такой просьбой, продолжение которой, сама заинтригованная, мама ожидала услышать от меня, и перед натиском моей сестренки, бурно поддержавшей меня, мама не могла устоять и начала рассказывать, часто останавливаясь, вспоминая или обдумывая то, о чем можно сказать, а о чем лучше промолчать. Будет лучше, если я своими словами перескажу то, что мама нам поведала, избегая ее пауз и не всегда стройных, не совсем логичных воспоминаний, полностью простительных маме, учитывая ее волнение и возраст.

– В памяти маленькой Рахиль, так звали мою маму, остались смутные расплывчатые образы ее мамы, папы. Лучше она запомнила своего дедушку, хотя и не помнила, чьим папой он был. Тот день последний и первый день ее детства, который она запомнила, прежде чем ее втиснули в собачью конуру. Не запомнив ясно родных лиц, она отчетливо видела их испуг.. Видела подрагивающее лицо и трясущиеся руки своего старого дедушки, нашептывающего одну и ту же молитву, единственную, которую он помнил от начала и до конца: «Шма Израэль. Адонай элла эйну. Адонай эход…». Папочка обреченно повторял: «Что делать, что делать, я не знаю, не знаю…» Мама казалась спокойней отца и дедушки, но и она, не выдержав, крикнула: «Хватит причитать!. Никакой бог нам не поможет». В этот момент открылась дверь, и в комнату, без стука вбежала соседка тетя Оксана, которую маленькая Рахиль хорошо знала и любила за то, что она позволяла ей играть и дружить с большой лохматой собакой, которую так и звали Дружком. «Быстро, как у вас говорят, бикицер, соберите Рахиль, я спрячу ее. Нет, только ее, вас не могу, вас найдут. Быстрее, шевелитесь, черные скоро придут». Слова, которые запомнила Рахиль, и, как оказалось, на всю жизнь, были словами дедушки, к которому ее подвели для прощального поцелуя: «Запомни, маленькая, Он есть, Он точно есть, я знаю это». И последние слова были те же: «Шма Израэль. Адонай элла эйна…» Тетя Оксана вырвала Рахиль из объятий плачущих родителей, крепко взяла ее за ручку, и они побежали через старый, не заделанный пролом в заборе позади дома, в сад, с мазанкой Оксаны, высившейся на не большом пригорке. У собачьей будки, из которой выбежал навстречу своей подружке Дружок, Оксана остановилась и, посмотрев по сторонам, утвердительно сказала сама себе: «Здесь не найдут, Дружок не позволит». Наклонившись к Рахиль, Оксана зашептала в самое ушко: «Рахиль, гарная моя малышка, посиди со своим дружком в его домике и не выходи из него, пока я сама не приду за тобой. Девочка, ты поняла меня? Сиди тихо, а не то…. Дружок будет с тобой и не даст тебя в обиду. Верно я говорю?». Последние слова были адресованы собаке, которая всем своим видом показывала, что на нее вполне можно положиться. Поцеловав и перекрестив малютку Рахиль, Оксана втиснула ее в будку под бок радостно повизгивающего Дружка. Утомленная быстрой перебежкой, перепуганная не понятными дневными событиями, уютно пристроившись на пушистом боку своего дружка, моментально уснула, изредка вздрагивая во сне всем тельцем. Уже стемнело, когда Рахиль услышала голос тети Оксаны: – Вставай, дитятко, просыпайся, маленькая, пойдем в хату. Рахиль проснулась, не понимая, где она, но, увидев Дружка, вспомнила. – Тетя Оксана, ты отведешь меня домой?, А то уже темно, мама не разрешает мне ходить одной вечером. – Нет, малышка, мы пойдем ко мне в хату, поживешь пока со мной и с Дружком, пока не приедет твоя сестра.

– А как же мама, она не будет меня ругать? —

– Нет, солнышко, не будет, теперь уж никогда не будет. Оксана поцеловала девочку и повела ее к себе в хату.

Прежде чем я продолжу рассказ, дам не большую справку о времени, с которого начались воспоминания маленькой Рахили.

Моя мама родилась в 1913 году на Украине, в Новомиргороде. Город был основан в 1740 году. и был заселен в основном выходцами из-под Миргорода Полтавской губернии, поэтому и получил такое название. Позднее он стал уездным городом Херсонской губернии. Почти до середины 19 века город был подчинен ведомству военных поселений. После отмены военных поселений в Новомиргороде проживали около 6000 человек, в том числе в отдельном районе города, за чертой оседлости, примерно до пятисот евреев. В настоящее время Новомиргород входит в состав Кировоградской области Украины с населением 13 000 с небольшим человек. В городе имеются несколько памятников и исторических зданий, оставшихся с дореволюционного времени, например: кавалерийские казармы, крестьянская хата, памятник жертвам голодомора, лекарня 1913 года, краеведческий музей, три братских могилы – и ни одной могилы евреев, как и ни одного другого напоминания о всех 500 евреях, зверски перебитых во время погромов.

Для полной ясности и полноты картины приведу выдержку из Википедии:

По мнению историков, в 1918—1920 годах только на Украине приблизительно в 1300 населенных пунктах произошло свыше 1500 еврейских погромов. Было убито и умерло от ран, по разным оценкам, от 50 до 200 тысяч евреев. Около 200 тысяч было ранено и искалечено. Тысячи женщин были изнасилованы. Около 50 тысяч женщин стали вдовами, около 300 тысяч детей остались сиротами. Только Добровольческая армия совершила почти 300 погромов, а это 17% от общего их числа.

В 1918 году, когда маленькой Рахили, моей будущей маме, было 6 шесть лет, топорами были зарублены: ее отец, мать и дедушка, мой прадед. Мама была спасена украинкой Оксаной и воспитана старшей сестрой Руфимой, которой, по счастливой случайности, в день погрома в городе не оказалось. Руфима фактически заменила младшей сестренке мать и отца, воспитывая ее вплоть до самого замужества Рахиль. С началом войны, их связь прервалась. После освобождения Украины, мама не однократно посылала запросы на розыск сестры, пока ей не прислали официальный ответ, что она значится в списках пропавших без вести. Фактически такой ответ означал, что Руфимь была умерщвлена в каком-то концлагере, как и сотни тысяч евреев, во время Второй мировой войны.

– Потом мы встретились с папой и поженились, ― рассказывала мама дальше. – Потом родилась Оленька – ваша сестренка, которую вы уже не застали, но видели ее на фотографии. Ей там ровно пять лет. Через год ее не стало. ― Немного помолчав, мама продолжила: ― Вскоре началась война с Финляндией, и папу призвали на фронт, где он был, пока его не ранили. После госпиталя папа вернулся домой. А потом опять началась война, на сей раз с немцами. Мы с тобой, тебе было год или полтора, едва успели уехать из Пушкина в Ленинград, к вашему дяде, который уже был на фронте и… Наум, ― обратилась она к папе, ― вы вроде служили на одном фронте и чуть ли не в одной части, ведь так? Все правильно сказала?

– Мы были вместе до 43 года, а затем его комиссовали по контузии. ― А ты, папа? ― спросила Зина. ―А я служил еще примерно с год, пока меня не ранили, после госпиталя комиссовали и меня, ― ответил папа. Мама продолжила: ― Хорошо, что мы с тобой успели уехать. Буквально через два дня, или даже на следующий день, в Пушкин вошли фашисты. Что с нами было бы, если бы не успели уехать, лучше не спрашивайте. Всех евреев, кого я знала в Пушкине, которые не успели или, которым не к кому было уехать, всех, и даже детей, расстреляли. Конечно, спасибо дяде Самуилу:, если бы не он, если бы каким-то чудом он не сумел передать нам ключи от своей комнаты в Ленинграде, пока мы еще были в Пушкине без немцев, то, чего говорить, не сидели бы сейчас здесь. Не знаю, может, в самом деле бог есть, и он помогал нам, или так уж само собой случилось, но нам с тобой, Левчик, везло. Мы ведь и из Ленинграда успели уехать последним поездом, вернее, предпоследним. Следующий за нами поезд полностью разбомбили фашисты. Что говорить, повезло нам. Когда Ленинград взяли в блокаду, мы уже были в Кирове, а уж оттуда, месяца через два или три, не помню, мы поехали в Ташкент,. в товарном вагоне. Все лучше, чем на крыше. Да, детки мои, и так было. Вот там-то, не сразу, кажется, через полгода, может, и раньше, ты, Левушка, заболел. Заболел какой-то пеллагрой. Не спрашивайте, я так и не знаю, что это за болезнь. Да что я, врачи сами толком не знали. Только представьте себе его, этакого ангелочка с открытки, ― и, что с ним стало:! На моих глазах, я не преувеличиваю, мой кудрявый ангелочек превратился в сморщенного старичка, с ссохшейся прозрачной кожицей на лице, ручках, на всем тельце. Врачи сказали, что у тебя отмирают клетки, и они бессильны что-либо сделать. Они говорили, что если бы меня положили в московскую больницу, то там, возможно, сумели бы помочь, «но здесь, в Ташкенте, вы же сами понимаете…» Я понимала и не понимала. Не могла понять, не могла смириться с тем, как сказал врач, что нужно готовиться к самому худшему. Конечно, я видела и понимала, что врачам очень не легко, что больница переполнена, что не хватает медикаментов, не хватает больничных коек, не хватает врачей. Детских врачей вообще не было, потому что это была городская больница, общая для раненных, стариков и детей. Кажется, я все понимала, кроме того, за что, почему я должна быть готовой потерять еще и сыночка. В конце концов, переживания и усталость сломили меня, и я заснула возле тебя, на той же койке, где ты лежал, уже в другой палате, которую называли палатой смертников. Называли ее так, потому что в ней находились вперемешку еще живые, от которых врачи отказались и которые со дня на день должны были умереть, и уже умершие, которых вывозили из палаты по ночам. Я уснула. Мне приснился мой дедушка ―, впервые с того дня, как меня подвели к нему, чтобы проститься. И мне до сих пор трудно поверить, наверно, потому, что я не могу понять, был ли он во сне или это был его призрак, но, кем бы он ни был, он очень отчетливо сказал мне:» – Вспомни, Рахиль, что я сказал тебе перед своей смертью, я сказал: Он есть, он точно есть. Я часто вижу Его. Люби Его всем сердцем, всей душой.»

Дедушка исчез, в палату завезли новенького, пока еще живого или уже нет… Я проснулась или просто очнулась, не знаю. В моей голове внезапно вспыхнул ярко-голубой свет, и мне стало как будто легче. Я взяла твою высохшую ручонку и сказала, может быть, и вслух: «Бог, не знаю, есть ли ты или нет, но если есть, докажи это оставь в живых моего малыша». То была моя первая и единственная просьба к тому, в кого я тогда не верила. Лишь страх перед новой утратой, сломил во мне упрямство безверия. Всю долгую ночь я держала твою холодную ручонку в своей руке и беззвучно повторяла одно и то же: «Левушка, сделай чудо, останься жив». Я просила только тебя, не бога, только тебя. Видно, под утро, все так же держа твою ручку, я задремала и внезапно проснулась от того, что почувствовала в своей ладони шевеление пальчиков твоей ручки. Я открыла глаза, посмотрела на тебя. Левчик, ты, мой маленький, смотрел на меня. Не просто смотрел. Ты улыбался. Это было так неожиданно, что в первый момент у меня возникло странное, не вероятное ощущение, что это не ты смотришь на меня, а мой дедушка улыбается мне. Он казался таким реальным, чуть ли не осязаемым, что я выпустила твою ручку из своей, встала и потерла ладонями свои виски. Потом опять посмотрела на тебя. Ты продолжал улыбаться, но затем личико твое сморщилось, и ты заплакал. То были первые звуки, которые ты издал за все время болезни. Они очень напоминали те, которые вы, ты и Зинуля, произвели сразу, как только появились на свет. С этого дня ты быстро пошел на поправку. Даже врачи были поражены. Левушка, ты сделал чудо, ты сделал его!.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Эффект дежавю напоминает просмотр киноленты. Человек видел подобный сюжет, но ему не под силу вспомнить, когда именно и при каких условиях. Некоторые пытаются предугадать происходящее, но ничего не получается. Мнения ученых об эффекте дежавю разделились. Одни утверждают, что мозг человека способен кодировать время, другие заявляют, что феномен представляет собой ситуацию, когда человек во время сна видел последовательность определенных событий. При виде схожих обстоятельств в реальности у него появляется этот эффект.